Бобовские страдания. Начало

Бобовские страдания.
(Бесталанный памфлет. А что еще ждать от нас, от этих туземцев? Кстати, любые совпадения – это только совпадения, не более.)

Эпиграф:
О происхождении фамилии БОБОВ:
Бобок - маленький боб, то есть зерно стручковых растений, например гороха. Очевидно, мирское имя Бобок давалось ребенку за его миниатюрность; прозвищем же Бобок награждались взрослые малого роста и хрупкого сложения. Бобоед - любитель бобовой похлебки, бобов.

Присяжный стряпчий Бобов был в совершенно мрачном настроении – во время вечерней прогулки его маленькая собачка съела какие-то фекалии, хотя присяжный ее строго предупредил: «Фу!». Потом он демонстративно сам съел несколько какашек и притворился мертвым – типа зырь собаченция, что с тобой будет. Собачка, ясен пень, на такую лажу не повелась и продолжала аппетитно чавкать, пока не наелась. «Проклятая страна!» - тихо шепнул Бобов и со страху чуть не описался – стоявший неподалеку снеговик вдруг показался ему замаскировавшимся туземным варваром, но все обошлось – это был действительно лишь снеговик, обильно описанный снизу всеми окрестными собаками. Бобова шавка тоже изъявила желание отметиться. Бобов лихорадочно зашептал ей на ушко: «Как же так? Как же так? Ты уподобишься этим варварам ссущим по подъездам?». Шавка – уподобилась таки!
Бобов томно вспомнил Париж – О какие там какашки на улицах! Благородные, ароматные, изящные, встречаются везде, в самых неожиданных местах – не то что местные – бесформенные грубые поделки. У китайцев и прибалтов и то лучше уже выходит. А эти патерналистские варвары даже какашки лишили свободы – стряпчий вспомнил знаменитый эпизод из «Бриллиантовой руки» - как верно подметил все Гайдай. Ах свободный Париж – прям с вокзала – вот тебе какашки на любой вкус! Душа-с поет! Море свободной любви, эти чернявые французы просто насильно подарили Бобову ее в одном из милых предместий Парижа. Вчетвером! По очереди. Без скандалов и склок – культура же! Цивилизация! Бобов скромно отнекивался, но щедрые ребята бескорыстно подавили его словоизвержения своим. Извержением.
Пока Бобов предавался сладким воспоминаниям, два туземца подло подкрались к нему и попросили закурить. Бобов лихорадочно тасовал архетипы: «Шариков? Кто из них Шариков? Может они оба – Шариковы? Или Обломовы? Или самое страшное – один Шариков, а другой Обломов? Как же мне быть? Что мне от них ждать? Они же могут заставить меня насильно ссать по подъездам. Я этого не переживу. Я сделаю так!» Бобов обоссался. «Теперь они меня не заставят!» - присяжный стряпчий торжественно посмотрел на своих мучителей. Потрясенные мучители потрясенно отошли от потрясенного своей викторией Бобова.
Наш герой метнулся домой. «Скорей! К печатной машинке! К арифмометру! И завтра же – в стенгазету. Как назвать? Ага – попытка портрета.» Бобов всю ночь до утра просидел с арифмометром, высчитывая в процентах среди туземцев доли архетипов Шарикова и Обломова. Арифмометр раскалился и сломался, даром, что немецкий. Бобов в ажиотаже выдрал все волосы на своей макушке. Что делать? Как донести ПРАВДУ? Побьют еще. «Гав!» - тявкнула шавка – мол, типа «я спасу тебя хозяин».

(продолжение следует…)