Тигр из пятого подъезда

 
Дом номер тринадцать по улице Красных комиссаров, где живут Лена и Лешка, не обычный дом. Как и сама эта улица – необычная улица. Начать с того, что нормального ее названия никто не помнил, и даже на номерах домов его никто не писал. Оно, наверное, сохранилось только на рассыпающихся древних бумажках в мэрии.
Почему же улицу называли Красных Комиссаров?
Все просто: она соединяла между собой улицу Красный Путь и улицу народных Комиссаров. Вот и получалось такое название: красные Комиссары. Всем было понятно, что это звучит как «деревянное дерево», но что поделать: в городе, где двадцать пять северных, штук десять линий, а также огромное количество Входных, Садов и прочих и прочих, ощущается недостаток подходящих названий. Красных Комиссаров – еще не так плохо. А представляет чувства тех, кто живет на улице Поцаева?
Ну так вот, кроме названия в этой улице есть и другая странность: тринадцатый дом. И самое главное, люди, которые в этом доме живут.
В третьем подъезде живут Леша и Лена, главные герои этого рассказа. А напротив них в доме живет женщина по имени Вероника Павловна, она помнит свое пионерское детство и все время вешает на дерево кормушку для птиц. Только у нее радикулит, ходить ей тяжело. Поэтому Лешка и Лена иногда эту кормушку наполняют.
Вот и сейчас Лена подошла к окну и выглянула во двор. По двору неслась белая снежная круговерть.
Лена подумала, что сейчас нельзя вывешивать на улицу одежду. Окно Веры Семеновны, которая очень любила сушить летом (а иногда и зимой) белье на балконе или во дворе на веревках, как раз находилось напротив. Мальчишки, естественно, на это белье наезжали на великах, девчонки напрыгивали на скакалках или просто набегали. Вера Семеновна, естественно, ругалась. Во дворе ее не любили. Лена тихонько порадовалась, что метель лишила зловредную соседку "сушильной" возможности. Она, конечно, понимала, что это нехорошо, но ничего поделать не могла.
-Что улыбаешься? – спросил Лешка, тоже подходя к окну.
Лена хотела ответить ему чистую правду: радуется, что белья сегодня во вдворе висеть не будет. Но вспомнила, что Лешка слишком уж правильный и вечно норовит прочитать лекцию. Поэтому она просто ответила:
-Да так… смотри, какой чудак.
По двору действительно шел чудак. Это был человек в низко надвинутой на лоб кепке и легоньком весеннем плаще. Плащ подходил к числу (двадцатому марта), но не к погоде. Этот тоже был активистом - синоптиком. Сам составлял прогнозы и соответственно с ними одевался, не обращая внимания на то, что показывал термометр. Лене его было немного жаль. Она подумала, что человек опять простудится и придет к ним, просить капель от насморка. И мама ему, конечно, скажет, что капель нет, и даст парацетомол. А потом он принесет маме три мерзлых гвоздики в целофане.
Лучше бы сам таблетки покупал. Цветы сейчас стоили дороже, чем лекарства. Но Лена и Лешка подозревали, что синоптик просто немного влюблен в их маму. Папе они, конечно, ничего не говорили.
-бедняга… - сказал Лешка. – Ничего ему не светит.
И Лена мысленно с братом согласилась. Соглашаться вслух не стала – много чести.
-Ты заметил, - спросила она вместо этого, - какие интересные люди у нас везде живут?
-Еще как, - согласился Лешка. – Давно заметил. Только это, понимаешь, относительный показатель.
-То есть? – удивленно спросила Лена. – Что это значит?
Лешка был на четыре года ее старше, а потому часто любил всякие непонятные слова. Особенно он любил употреблять их в разговоре с сестрой, чтобы подчеркнуть свою взрослость.
-Это то, - сказал Лешка. _ что на самом деле это вполне нормальные люди. Просто у них свои заскоки у каждого. Кому другому они бы удивительными не показались.
-А… - сказала Лена. – И все-таки… может быть, могло бы случится какое-нибудь чудо? А? Настоящее чудо?
-Было бы неплохо, - согласился Лешка. – Только чудес не бывает.
За стеной раздались звуки музыки. Тонкое нежное звучание скрипки было очень красивым и одухотворенным, да и хорошо вплеталось в печально-снежное настроение двора, но Лена и Лешка одновременно поморщились.
 Семья Кругловых от этого композитора уже настрадалась. Каждый день, без пятнадцати двенадцать он играл на скрипке одну и ту же мелодию. Сперва она всем нравилась – тихая такая музыка, нежная, и невыразимо печальная одновременно. Так, что сердце щемит, - но постепенно так надоела, что и Лена, и Лешка, и их родители огласились бы слушать вместо нее даже вой мартовских котов Больше всего страдала, конечно, Лена: родители-то были допоздна на работе, Лешка в школе… а ей – сиди и слушай.
Но что она могла поделать? Ведь композитор играл днем. Да и не были его упражнения шалостью или хулиганством: он просто пытался найти совершенство. Мама сказала, что это очень сложное дело – это совершенство искать. Вот он и повторял мелодию на много раз, каждый раз меняя какие-то неуловимые мелочи, чтобы она зазвучала лучше. Наверное, музыкант этот когда-нибудь станет великим и студенты в консерваториях будут разбирать его произведения. И Лена, возможно, будет гордиться, что жила с композитором в одном доме. Но это будет потом – а может, и не будет. Пока же Лене от его игры одна головная боль.
-Знаешь что… - сказал вдруг Лешка, морщась от музыки сверху, - может быть, сходим к кормушке? Смотри, какая метель…
А метель все клубилась, свивалась в кольца, уносилась куда-то... Лена подумала, что Леша совершенно прав: негоже Веронике Павловне плестись в такую муть: Она, конечно, крепкая, но с радикулитом. Они узнали это, когда в прошлом году старая учительница подтягивала Лешку по русскому. Он схватил тройку за четверть..
Лена любила гулять в метель, когда ласковые снежинки нежно касались ее лица и оставляли приятные прохладные следы. Это все равно, что плыть в тонкой невесомой дымке, вроде тумана. Только туман никогда не бывает таким белым, таким свежим, никогда он не вихрится узорами, когда глаз сам собой ускользает куда-то в бесконечность…
-Пойдем, - согласилась Лена с братом.
Пока Лена одевалась, Лешка выгреб из хлебницы крошки и даже специально искрошил несколько кусков. Лешка любил кормить птиц, хотя. Будучи мальчишкой, слегка стеснялся такой привязанности. Потом сунул ноги в ботинки, накинул куртку.
-Одень шапку, - сказала Лена строгим тоном.
-Теплынь, - отмахнулся Лешка.
-Все равно, мама всегда говорит, чтобы ты шапку надевал.
Лешка только вздохнул и подчинился.
Они быстро спустились по лестнице. Детям было хорошо известно, что если Вероника Павловна увидит их из окна, сама она к кормушке уже не пойдет.
На улице было приятно. Белая метель колыхалась причудливым узором, белыми бахромчатыми лентами. Ленин взгляд как-то сам собой заскользил по ее извивам и она почувствовала, что уплывает... Совсем как ожидалось. Редко когда на улице бывает вот так по-настоящему чудесно, как в сказке про Снежную Королеву, или даже лучше. Ведь никаких опасностей, злых троллей и всего такого не предвиделось…. А сказка гораздо лучше, когда она добрая, когда в ней никаких опасностей и препятствий нет?
-Леш, а Леш… - когда они дошли до кормушки и Лешка уже встал на цыпочки, чтобы высыпать крошки в кормушку, - скажи же, правда, лучше, когда в сказке нет ничего такого… нехорошего? Ну, чтобы не убивали никого, и все такое…
Лешка высыпал крошки и обернулся к сестре.
-Не думаю, - сказал он недовольно. – Сказка тем и хороша, что героям надо с чем-то бороться. Если нет борьбы, то нет взросления. Если нет взросления, нет стремления к совершенству, то какая же это сказка?
-Снова совершенство… - вздохнула Лена.
-Ты о чем удивился Лешка.
-Я о композиторе, что над нами живет…
Лешка набрал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но не сказал ничего, потому что посмотрел на лицо Лены. Она как раз взглянула куда-то Лешке за спину, и личико ее побелело, глаза расширились.
-Т-там… - прошептала Лена, вытянув руку.
Лешка быстро обернулся.
По двору шел тигр. Шел не спеша, мягко, жмурясь от летящего в глаза снега. На морде тигра блуждала рассеянная улыбка. Его апельсиново-рыжая шкура тоже была припорошена снегом, и шел он, ступая по сугробам, и между ушами его нарос небольшой сугроб. «Ничего себе, - мелькнула у Лешки совершенно посторонняя мысль, - до чего же он мягко ступает, что снег не стряхнул!» Это было нелепо: тигр в Сибири, среди облупившихся хрущовок и занесенных снегом машин, приткнувшихся вдоль подъездной дорожки... Это было очень красиво: оранжево-черное движущееся пятно среди сказочной, воздушной белой круговерти. Это было... волшебно...
-А ты говорил, чудес не бывает! – сказала лена.
-Да помолчи ты!
Леша сглотнул. Он подумал о том, что бежать бесполезно… совершенно бесполезно. Это сейчас он двигается так лениво, да и глаза у него как будто ленивые зеленые щелки… но Лешка-то знает: тигру нужна доля секунды для прыжка, еще доля секунды на взмах лапой, и…
Лешка шагнул в сторону, прикрывая сестру, раскинул руки. Ему стало вдруг очень холодно и одиноко. И очень-очень страшно.
-Ты чего?! – спросила Ленка у него из-за спины. – Лешка, ты чего?
Лешка молчал, не в силах пошевелиться. Он даже зажмуриться не мог, хотя очень хотел.
Тигр, однако, не обращал на них внимания. Он явно не собирался никого есть. Он просто шел себе и шел через двор, ниоткуда и никуда.
Апельсин в мороженом.
Около детей тигр замер. Он стоял не очень далеко, но Лешке чудилось, что он чувствует на щеке его дыхание. Тигр распахнул пасть, показывая острые желтоватые клыки, зевнул и захлопнул ее. Потом облизнулся. Язык у него был очень большой.
«Вот так люди и умирают от страха», - обреченно подумал Лешка.
Лена восхищенно охнула.
Тигр пошел дальше. Лешке казалось, будто он поднимается все выше и выше, ступая по извивам живой метели.
Леш, а Леш… - сказала Лена. – Может, в пятом подъезде дрессировщик поселился?
-Да ну тебя! – сердито сказал Лешка. Он весь дрожал от пережитого ужаса. – Так бы и стал выгуливать дрессировщик тигров без поводка и намордника! Да и вообще, не стал бы он их выгуливать! Ведь это жутко опасно.
Думаешь, тигр опаснее, чем маньяк? – спросила Лена.
Лешка не нашелся, что ответить. Подумал только, что если зверь в панике, тогда конечно, опасен. А вот если он такой спокойный, такой вальяжный, как этот… да если его хорошо кормят… может, и не опасен. Только как убедишь в этом бабушек из их дома, да и из соседских тоже? Они же мигом милицию вызовут!
Нет, не подходит идея с дрессировщиком…
Хотя, конечно, в их доме много очень странных людей.
-Это чудо, - сказала Лена. – Тогда это чудо. Такое, снежное.
-Чудес не бывает, - снова повторил Лешка.
Лена хихикнула. Она снова смотрела куда-то Лешке за спину.
Он обернулся… и потерял дар речи повторно. Еще один тигр шествовал точно по тому же маршруту: от угла дома через двор, к выходу в другие дворы. Он также щурился, его хвост так же спокойно висел. Вот только сугробика снега у него между ушами не было.
И около детей он не остановился и зевать не стал – видно, решил, что с них довольно и того, что сделал предыдущий тигр.
-Надо проследить, куда они пошли, - сказал Лешка нетвердым тоном, когда тигр миновал их. – Надо выяснить…
-Это же чудо! – не согласилась Лена. – Куда оно может пойти!
Но Лешка все-таки забежал за угол дома. И, конечно, ничего не увидел. Двор как двор, совершенно пустой. Метель метет…
Встряхивая головой, как будто надеялся вытрясти из ушей воду, Лешка вернулся к сестре.
-Ну что, - сказала Лена, – убедился?

…Неизвестно, что это такое: сон, неизвестный феномен науки или галлюцинация. Только когда по двору дома номер тринадцать начинает мести метель, тем жителям дома, что не на работе днем, совершенно четко видны два тигра. С небольшим интервалом они медленно, величественно проходят через двор и исчезают через двор. Через некоторое время они возвращаются и скрываются в пятом подъезде.
Никакого дрессировщика в этом подъезде, разумеется, не живет. Пустых квартир там тоже нет, так что куда эти зверюги деваются, остается загадкой. Но никто этой загадке уже не удивляется. Никто не пытается вызвать ни скорую, ни милицию, ни пожарных. Все к тиграм привыкли, и некоторые даже пытаются подкармливать.