торба

Пищевое отравленье вызывает озлобленье. Рушатся улицы, горят города, тянутся дни, убегают года. Жнёт свой урожай древний царь Пересвет. Холёной мартышкой увлёкся сосед. Но это его не удержит от бед, от горя старенья не сдёрнет даже изящный минет в чуднообоссаном лифте. О! Ты сегодня в новёхоньком клифте? Расписной каравай, сноуборд в Антарктиде, Папанин как гнида дрейфует на льдине. Из крана капают слёзы, разгребая заветы и грёзы. Гражданское быдло, правдивая ложь, из всех аргументов мы выбрали нож. Трагична комедия славных судеб, циклон наваждений взбивает сливки общественных исповеданий, которые к утру превращаются в тыкву с мышами. Крот вновь совращает дурную карлицу, увечием истин царапаны лица. Лап-ца, дри-цца. О! Спиридон, достославный медведь! Где наше пристанище, ты нам ответь! А, плюнуть на всё и нырнуть в перегной. Но страх, разлагаясь, крадётся за мной. Газель. Машина. Шайтан-аппарат. Везёт в себе овощи и суррогат. Гад! Гад! Гад! Он точно не прав, у него широкие плечи и оглушительно жёсткий нрав. Моя маленькая малышка, успокоить тебя между глаз? Так будет не слишком? Выбираешь экстаз? Ты меня вообще рядом с собой видел? Для чего ты девчонку обидел? Не видел? Или забыл? Понимаю, вздорно думаешь, дурно пахнешь, а в принципе по ***. Позвоночник вещь непредсказуемая, но, безусловно, наказуемая, печень тоже, но дороже. Как живется Серёже? Он третий день лежит без кожи. В коме? Нет, в избытке, у него чемодан, в нём золотые слитки. Зачем смерть красна на холодном миру? Зачем? Ты об этом узнаешь к утру. Я тебе это вотру, я вообще говорю only fucking true. ****ёжь! Конечно, всё в этом мире конечно, но я тебя поздравляю сердечно, гуляй, размножайся, живи вечно. Поздравляю с твоим, сука, праздником. Ты будешь сегодня проказником. Всегда в движении, ни слова об испражнении. Правда слов хватает за горло. Не ****и, всё фуфло! Здесь вам не равнина, здесь дерьмо и скарлатина, успокойся, Скотина! Не пей холодного, а то будет ангина. Вот ведь ****ина, подловил. И я наживку почти заглотил. Зря так усердно и много пил, ларьки мертвым басом бранил, за линию фронта твоих впечатлений ходил, ныл, ныл, ныл, морально гнил. Не ври, ты не крокодил, и не видел Нил. И горький памятник моих жестоких детских очарований рассыпался песчаным замком на ветру. Сорву с конфетки яркую бумажку, и ей своей бедняжке нос утру. Моя бедняжка, моя саморасколбасывающаяся игра, на вид заморская икра, такая же дрисня, как и я. Игра в героя, вплоть до сливного геморроя, в попытке поиска изгоя. Из кого, из гоя? В твоей душевной ране много гноя и многоточий. Средь всяческой сермяжной меры прочей. О, всемогущий Отче! Зачем ты создал этот мир? Чтоб я как все в нём жил да был. Я? Как все? Я, что дебил? Ведь я кармическое исключенье, а ты в меня комок презренья? Пойду в сберкассу, до свиданья пидорасы!