Про рок

ДМИТРИЙ ЛАПТЕВ
МЕРЬЯМ КОМАНОВА

ПРО РОК

Посвящается героям же книги.

ГЛАВА I

 Свет в конце тоннеля… Роковая картина.
 Зимнее солнце – светило на столько ярко(е), что дневной свет, рвущийся перекладинами оконной рамы, искажал утробу темного и длиннющего коридора. Лучи, исходящие из плоскости немытого стекла, по мере сил пытались пронзить всю призрачность этой больничной кишки от начала и до самого конца. Вернее, от конца и до самого начала, потому что свет был именно там, а начало – здесь, у двери с номером 8. Цифра держалась на двух шурупах, но верхний саморез за все время существования выкручивался из своего положения на столько упрямо и упорно, что хлопни сейчас дверью, и он окончательно вылетел бы на свободу.
 Свет в конце тоннеля внезапно погас и стал распространяться по коридорной клоаке эхом неорганизованных шагов. Казалось, что оттуда, из света, выходят какие-то нелюди в колпаках и балахонах или даже не люди, а всего лишь их темные души-оболочки, обтянутые ярким сновидческим силуэтом. Когда они скрывались в боковых дверях, коридор превращался в тоннель со светом в его конце, и становилось безмятежно тихо. Но скрипела дверь, появлялись души, разлетались эхом шаги и…
Коридор в перспективе казался раструбом. И его зловещее горнило усиливало тревогу эха, превращающего разрозненность шагов в систему повтора. Как будто пластинка зациклилась на одной и той же дорожке, но готовая перейти к следующей - фазе патологии. Замкнутость пространства резонно сводила все звуки воедино… Лучше бы было безмятежно тихо…
 Судьбоносное пространство – этот коридор… На вроде душегубки, впитывающей в себя души, не имеющих ни цвета, ни запаха. Не имеющих ничего, кроме возможности либо метаться, либо замирать… Вот они и питают надежды, не находя себе ни места ни времени, ни здесь ни там, а все от того, что что-то вечно их ограничивает… То ли тело как презерватив, то ли сердце как хронометр. Пока есть движение или трепет души, судьба обретает какой никакой смысл, или хотя бы иллюзию смысла… Ведь двигаться можно и без всякой мысли, тем более задней, так, как бы сам без себя, глядишь и наскочишь на что-нибудь этакое, что заставит трепетать по неволе... Можно, наконец, застыть на месте и потерять связь с прошлым, позабыв о своей собственной памяти, и разбить ненароком оптический прицел знаний, уже пристрелянный в будущее… И навечно остаться в темном, тихом, на столько тихом, что будет оглушительно громко от своих собственных мыслей, безмолвном, но очень чутком настоящем. Настоящем, которое уже с этой самой секунды становится вечным до самого конца. Неужели обозримое будущее настолько велико, что за ним и конца не видно? Или это всего-навсего начало, растянутое и замкнутое в круг, чтобы не повадно было… Земля оказалась даром свыше? Хороший подарочек. Нет, не даром в виде шара… Это чтобы не было ни конца ни края, чтобы в какую сторону не пошел, то вернулся бы на тоже самое место… Круговая порука… Порочный круг… Конечно же, намного легче метаться, когда некто единодушный также мечется рядом в одном и том же ритме, не отставая и не опережая ни на одну долю, потому что доля эта стала общей… И как не успокаивайся, не ложись на дно судьбы, а появляется смысл. А только вот в чем он, этот пресловутый смысл? И тут же в свою очередь рождается другое движение, синхронное или единое, смотря, как поглядеть. А фон – все тот же - души, такие же тандемы душ, неприкаянные души, неприкаянные тандемы, сталкивающиеся и пересекающиеся друг с другом потоки тандемов и душ. И этот фон уже не кажется хаосом, потому что время сжалось от жалости, а плоть уплотнилась до упора. Но долгожданной свободы, ради которой это все делалось, так и не появилось. И увы, уже вдвоем, тандемом, приходится метаться в этом же самом замкнутом пространстве, и оказывается, что как было сложно, так и осталось - просто все это была иллюзия… Но какая же она воодушевляющая! Как она искажает представления о замкнутом пространстве. Каким же оно становится прямо на глазах бесконечным и безвременным… Кажется, что вышел за его пределы, а на самом деле выходит оно… за пределы твоего понимания. В этом пространстве нет выхода, есть только вход. В этом пространстве нет выдоха, есть только вдох!
 Вот и опять послышалось единое эхо некогда разрозненных шагов. Какое единство приближается к последней двери в этом коридоре!
 Врачи в белых колпаках и халатах молча толкнули дверь и прошли внутрь палаты. Дверь с нечеловеческой силой ударилась о косяк, сама по себе… и саморез наконец-то обрел долгожданную свободу. В то время, когда он прыгал от радости по кафельному полу, цифра медленно, как бы смакуя процесс самоперерождения, провернулась вокруг оси нижнего шурупа, и, покосившись на бок, умерла в виде математического знака, означающего бесконечность.

 - Ну что, все в сборе? – слова разлетелись кто куда. Встречены они были без особого энтузиазма: серые стены не пожелали идти на диалог, и поэтому остались стоять на своем, пустой день был сам занят… своей собственной презентацией, проходящей без занавеса, но с мертвым мушиным оркестром, пустота от ничегонеделанья запылилась и уже давно приняла форму графина, стоящего на тумбочке, да и пустые человеческие взгляды не привнесли никакого разнообразия в апофеоз пустоты, поэтому слова стали, попусту, угарать сами над собой. Словоблудили не долго:
 - …все в сборе… Куда же пуще?.. – но это уже была чья-то мысль, случайно материализовавшаяся в пустоте.
 Мраморные лица врачей, склоненные под тяжестью вины, покрылись прожилками жалости, как будто вся вина за пустоту и невозможность заполнить ее каким-либо смыслом жизни висела на них. Меловидней и невинней всего среди этих камней науки выглядело одно девчоночье личико. Первородная бледность, дополненная белым халатом и колпаком, из-под которого свисала черная коса, больше походила на трепет души перед неизвестным, лежащим на койке, чем на страх перед неизвестностью вообще. На койке, накрытый по самую грудь, лежал молодой человек. Слегка вьющиеся русые волосы спадали на лоб и подушку, а безмятежное выражение лица прям так и говорило, что он и не думает замечать присутствия каких бы то ни было людей. В изголовье со стороны окна сидела пожилая женщина в белом халате, накинутом поверх серого платья. Появление врачей было встречено букетом душевных страданий, оторванных от самого сердца: собранные на лице, они не вязались с руками, не теребящими носовой платок. Слезы текли через край, словно накапливались специально к утреннему обходу. Только один, шестым вошедший в палату, наблюдал за всем происходящим с какой-то особенной миной замедленного действия на лице. Лицевая сторона его личности была совершенно другой породы. Над грубо очерченными и плотно сжатыми губами свисал горбатый нос, сразу переходящий в лоб. Напряженные от какого-то внутреннего неудобства скулы сливались со щеками, поверх которых рассверливали пространство глаза 7,6 калибра. Весь этот конгломерат человеческого материала казался алмазом, который так и не был перемолот жизнью в многогранный бриллиант, но который сам без зазрения совести резал по живому, как по мертвому.
 - Ну, если все в сборе, то можем начать. - Никто не возразил, все даже наоборот своим молчанием высказали нетерпение. – Уважаемая Юлия Ивановна, не мне вам говорить в десятый раз то, что уже было неоднократно сказано… Я попросил сегодня присоединиться к нам психолога… - все разом посмотрели в одном направлении. - И очень хочу, чтобы вы его выслушали. Смею надеяться, что ваше решение независимо от этого будет самым верным. И… И будьте благоразумны, прислушайтесь к его словам… Ангелина, сходите в мой кабинет, принесите, там, в шкафу на средней полке белую папку. – Девушка вышла из палаты. – …там необходимые документы, на всякий случай, если понадобятся, – как бы извиняясь, произнес человек, понизив голос в сторону женщины. - И мы все, я повторяю, мы все… с легкой душою продолжим заниматься своими непосредственными обязанностями. Мы будем продолжать лечить, а вы – жить. Вадим Павлович готов подписаться?
 - Нет, - кратко и сухо ответила женщина.
 - Эрнест Германович, вам слово.
 - Благодарю. Итак, я буду предельно краток в своих оценках… Меня ввели в курс дела… На сколько могу судить по отсутствию эмоционального напряжения у молодого человека, он еще не осознал своего положения. Когда это все-таки произойдет, он неизбежно начнет сходить с ума. Не хочу пугать вас профессиональными терминами, буду называть вещи своими именами. Именно начнет сходить с ума, избежать этого, увы, не удастся, и вы, уважаемая… ни чем не сможете ему помочь. Ваша же помощь обернется ему во вред и только усилит мучения. При любом развитии ситуации итог будет один – сумасшествие. Не мучьте его и себя. Я даже не могу вам что-либо посоветовать, настолько неординарный случай в нашей практике, очень хорошая тема для диссертации, я вам скажу, - это он уже произнес в полголоса, наклонив голову в сторону. Все, в целом было произнесено холодным, циничным голосом и с совершенно равнодушным взглядом, который бывает у палачей во время казни, минимум эмоций и максимум внутренней, не видимой снаружи сосредоточенности – как бы не промазать, чтобы самому не получить по шеям. – О том, что он сошел с ума, вы поймете по его поведению. Неадекватные реакции, в целом неспокойное поведение и усиливающаяся жестикуляция рук – это как раз те симптомы. Как только они начнут проявляться, можете смело вызывать психиатрическую помощь. Именно в психиатрической больнице ему и будет суждено доживать свой век. Только уже в бессознательном состоянии. Ему же лучше. А эти несколько дней, ну от силы – неделя-две, для него будут сущим адом. И своей материнской заботой, - произнося эту фразу, он первый раз за все это время съинтонировал свою речь каким-то подобием жалости, которая и прозвучала-то фальшиво. Видимо, психиатры лучше других знают, как убивать людей не оставляя следов на теле жертвы, – вы только ускорите его сумасшествие. И будете сами всецело виноваты. И после, о-очень долго будете винить себя и только себя. Будет именно так и никак по-другому. Психиатрия на практике с такими случаями не сталкивалась, но проводились эксперименты над человеческой психикой, и результаты, должен вам заметить, положительные. Факты – вещь упрямая, уважаемая… э-э… Как вас?..
 - Спасибо, Эрнест Германович, - прервали его, переводя задумчивые взгляды с пола на вошедшую девушку. Она протянула белую папку. – Ну, Юлия Ивановна, слово за вами…
 - Я забираю сына домой, - женщина произнесла слова твердым голосом, глядя сразу всем в глаза, как будто здесь были только они, а не самозабвенно пророчествующий психолог.
 - Что ж… Тогда подписывайте документы и забирайте своего сына. Я распоряжусь, чтобы вас отвезли, - папка раскрылась, и из нее посыпались исписанные листы.
 В палате как-то вдруг все ожило, словно и не было никакой пустоты – всеобщего оцепенения пространства и времени, кто-то даже тихо вскрикнул от неожиданности, а кто-то облегченно вздохнул. Девушка быстро положила на подоконник серое яблоко, которое принесла заодно с папкой, и бросилась собирать упавшие на пол листы. Психолог поймал на лету один из них, при этом сохраняя равнодушное выражение лица и глядя куда-то в окно. А там было ослепительно ярко от белого снега, и солнечный луч пробивался в палату наискосок - мимо людей, пытаясь никого не задеть. В принципе и их это особо-то не касалось. Каждый был занят своим делом. Люди, обрадовавшись неожиданному поводу, и не замечая, что больше мешают друг другу, чем помогают, принялись собирать бумаги. Заново пересмотренные, листы были разложены в две стопки.
 - Вот еще один, Валерий Петрович… - девушка протянула последний лист.
 - Так… Это сюда… Спасибо, Ангелина… - Валерий Петрович подошел к женщине:
 - Расписывайтесь, Юлия Ивановна… Здесь… здесь… здесь и здесь. Ангелина… эти можешь убрать… с глаз долой.
 Девушка взяла оставшуюся кипу.
 - Вот и все. Можете спокойно собираться, не торопитесь, я пришлю помочь вам… Кто дежурный по этажу?
 - Севастьянова.
 - Замечательно. Ну что, Юлия Ивановна, тогда до свидания.
 - До свидания, Валерий Петрович… Дай бог вам здоровья… Спасибо за все… - Врачи один за одним вышли из палаты.
 За закрывшейся дверью почти сразу раздался металлический скрежет и грохот упавшего тела.
 Молодой человек, лежащий на койке, неожиданно разомкнул веки, и серая пустота взорвалась прямо у него на глазах. В ужасе вглядываясь в зеленые зрачки, она не нашла себе лучшего места…
 - Эрнест Германович, что ж вы?.. На ровном месте!.. Ну так же нельзя…
 …но было поздно – началась феерия. Платье на пожилой женщине стало темно-зеленым и заискрилось перламутровым блеском, перекликаясь со сверкающим взглядом открывшихся зеленых глаз. Стены, уловив во взгляде оттенки салатового, нейтрально обозначили периметр палаты и зажмурились под медовыми прямоугольниками оконных стекол.
 - Я поскользнулся на чем-то… - послышался глухой голос психолога.
 Серо-белый кафельный пол раздробился в бело-зеленую шашечку. Графин на тумбочке закрасовался липовым стеклом, демонстрируя все свои тускло-оливковые грани. Бархатный ромб одеяла посреди белоснежного пододеяльника нарочито совпал с мягкостью, переливающейся во взгляде молодого человека.
 - Это… шуруп, вон он…
 Яблоко, блестяще забытое на подоконнике, вспыхнуло мятно-кремовым нимбом и молодо-зелено застыло на виду у всего мира. Зима, сбитая с толку и уцепившаяся за карниз белоснежной варежкой, повисла на краю вечной весны…
 - Вечно у нас что-то не так…
 - Может его закрутить обратно?
 - Да-а… бедняга…
 - Кто?
 Но мысленно сдвинувшиеся брови собрали вертикальную складку, и с искривившимися губами и напрягшимися скулами в один миг поставили крест на зеленооких иллюзиях.
Раздутые ноздри жадно всосали воздух, на висках проступила пульсирующая жилка, кулак собрал все пальцы воедино - тело превращалось в комок нервов, а душа в одну бесконечную мысль…


ГЛАВА II

 Солнечный свет пробивался сквозь дырку. Края ее были неровными и рваными, как будто сделана она была пальцем, случайно попавшем в небо. Вертлявые стрелки десятый час раскручивали очередной день. Солнце светило прямо в окно, и вся кухонная мебель зарделась в лучах света. Разведенные зеленые гардины и заросли традесканций на подоконнике колоритно сочетались с пурпурным блеском лакированной мебели. Перепутанные мягкие серо-зеленые листья в темную и белую полоску покрывали весь подоконник, свисая и расползаясь с него остроконечными усиками на стол. На столе горевала одинокая пепельница – без сигарет и зажигалки.
 У электрической плиты с ноги на ногу переминалась пожилая женщина в белом фартуке, повязанном поверх темно-зеленого искрящегося на солнце платья, и мешала в сковородке картошку. С седовласым пучком волос на голове, задумчивая, она смотрела куда-то в сторону - картофельные ломти переворачивались золотыми боками и монотонно шкварчили, брызгаясь маслом и отодвигая ножик в ее руке до тех пор, пока он не выпал и не полетел на пол.
 - Ну вот, кто-то придет, - проговорила женщина, поднимая его с кафельного пола и бросая в раковину.
 Оставив варежку на сковородочной ручке, женщина подошла к окну. С высоты последнего этажа открывался вид на двор, на соседние дома, на крыши, съезжающие по направлению к горизонту. Снег, уже давным-давно скрывший под собой следы осени, с какой-то особенной аккуратностью был раздут и расстелен зимними вьюгами. Весь в атласном отливе, местами затушеванный фиолетовыми тенями деревьев, исколотый собачьими и человеческими следами, исполосованный машинами и завернутый о края заборов и низеньких кустов, он придавал дворовому пейзажу чисто зимнюю ранимость. Разогреваемые машины задумчиво дымили трубами и, рыча, с большой неохотой отрывались от своих нагретых мест. Одни спешащие в никуда люди расходились в разные стороны, по пути обгоняя друг друга или путаясь под ногами, уступали дорогу возвращающимся из ниоткуда другим людям. Широкополая черная шляпа поверх плеч, заостренных пальто, пролавировала среди потока, лишь на секунду задержавшись перед пробегающей мимо собакой. Проваливаясь лапами и взрывая мордой глубокий снег, собака неслась к женщине, скукоженно переминающейся во дворе. Из подъезда соседнего дома выбежал ребенок с разноцветным рюкзаком за плечами, чуть не сбив с ног дворника, кидающего лопатой снег и, размахивая руками, скрылся в потоке людей. Толпа по пояс грязных машин бороздила проезжую часть. Серебристый «Мерседес» под окнами, на половину очищенный от снега, сверкал на солнце ровными покатыми боками. Солнце зависло прямо напротив окна кухни, и поэтому казалось, что картошка жарится на солнце, а не на плите.
 Мягкий трелеобразный звук, минуя арки, влетел на кухню. Женщина встрепенулась и кинулась на встречу следующему звонку. Раздвигая бамбуковые шторы под аркой, она опередила его на долю секунды, оставив позади парапет, отделяющий кухню от гостиной. Нащупав замок в темноте холла, женщина открыла на себя зеркальную дверь.
 - Привет, ма!
 В дверях стоял бородатый мужчина в коричневой дубленке и рядом с ним, чуть выше его ростом, женщина в светлой шубе.
 - Здравствуйте, мам.
 - Привет-привет, очень вас ждала… Входите.
 Они захлопнули за собой дверь. Мужчина помог женщине снять шубу.
 - На долго, Надюш?
 - Нет, ма, еле отпросилась… - женщина нагнулась расстегнуть сапожные молнии.
 - Мы быстро, - дубленка повисла на крючке.
 - Вадим, перекусите?..
 - Не, ма… Надь, ты как?
 - Я – нет, кофе буду, - женщина расправила повешенную на вешалке шубу и разгладила на себе мини-юбку.
 - Он где? – мужчина зачесал назад волосы, задумчиво оглядевшись по сторонам.
 - В спальне.
 - Мы?..
 - Конечно, идите.
 Он толкнул дверь, врезанную в стеклянный витраж, женщина последовала за ним в комнату, а там к другой двери, маячившей в проеме стеллажа, забитого плотными рядами книг. Распахнув в порыве белые створки дверей с мутными барельефными стеклами, они остановились в проеме… На кровати лежал молодой человек… Мужчина оперся всем телом на косяк и прижал к себе женщину, обняв ее за талию…
 Арка над дверью окаймлялась изогнутой полкой, набитой книгами – она была единственной книжной – и тем самым привлекала внимание, акцентируя прикольного паралонового осла, тупо пялящегося глазными пуговицами, уровнем ниже, с другой стороны - миниатюру из четырех прикалывающихся между собой обезьян, показывавших друг другу какие-то знаки, и на краю наличника, обвисшую алую тряпку, приколотую дротиками для дартса.
 Стеллаж сам по себе являлся своеобразной стеной, разделяющей комнаты с той лишь разницей, что с той стороны он был заполнен книгами, а с этой – всякими безделушками, типа сувенирных фигурок совершенно разных форм и расцветок, различных ваз, прозрачных и не совсем, паноптикумом свечей, нетронутых и уже оплавленных, фоток, черно-белых и цветных, взятых в строгие золоченые рамки, придававших всей этой коллекционности жуткую серьезность. Но в тоже время весь этот коллекционизм напрочь калечился игрушечным шутовством: голопузые розово-пластмассовые пупсы, рассаженные по вазам как по ночным горшкам, улыбались резиновыми физиономиями, среди фигурок японских нецке нелепо маячил свиной зад со скрученным хвостиком, видимо, рыло должно было сейчас торчать где-нибудь между томами по ту сторону стеллажа, зеленая змея, свесившая на бок язык и завязанная в узел на носу деревянного буратино, змей-горыныч, обмотавший своими головами сувенирный вариант водочной бутылки, ежик, распростерший короткие лапки и стоящий в цветочном горшке, вертикально застывшая крупная бабочка на краю полки со шлемофоном на голове, пингвинья морда, торчащая из белоснежной вазы, еще одни пупсы, только уже примеряющие: один - очки, другой - джинсы, свисающие с полки, третья с бабочкой вместо банта – туфельки на высоком каблуке… Четвертый, вцепившись в края фотографии, испуганно всматривался в мужское светловолосое лицо, корчившее из себя обезьянью морду, пятая, в подгузниках, тянула за ухо пушистого кота, также одетого в подгузники. За этим кукольным спектаклем, в глубине полочных ниш, из белых прямоугольников книжных страниц складывалась стена, и в ее просветах местами просматривались зеленые обои соседней комнаты.
 Вдоль стеллажа и по всему периметру стен со светло-бежевого потолка свисали сферические плафоны. Несколько продолжаясь к центру, потолок вдруг обрывался вверх и образовывал глубокую нишу, из центра которой торчала ромбическая пирамида. Вертикальные грани, утыканные матовыми лампочками в пластмассовых розетках блажневого цвета, вместе с затененным углом ниши отражались в овальном зеркальном срезе цилиндрической тумбы. По другую сторону кровати ей вторила такая же - цилиндрическая, инкрустированная, на коротких изогнутых ножках, с выдвижными ящичками, только уже ее прямоугольное зеркало было исполосовано диагональными бело-матовыми планками жалюзи. Выгибая высокую спинку, в полуобороте перед зеркальными дверцами купе-шкафа красовался стул, грациозно раскинувший из-под себя ножки. Бархотный ковролин кремового цвета в сочетании с глянцевым блеском розоватых обоев и всей лакированной мебели казался еще более мягким и глубоким под натиском изящных ножек.
 Словно заросший розоватым мхом пень, в углу у стены-стеллажа пускал корни мягкотелый замшелый пуфик, перекликающийся с мягкостью разноцветных пушистых игрушек на полках. Спальня имела подчеркнуто светло-розоватый оттенок, мягкость тона передавалась воздуху, казалось, что он мелок и легок словно пудра, как будто существует, но не чувствуется. Вся подспудная и затаенная нежность комнаты необыкновенным образом проявлялась внутри слегка наклоненной, классической картинной рамы из красного дерева. Тяжелой, в изразцах и резьбе. До блеска залакированная, она заключала в себе нечто необычное. Масштаб заключенного был не реален, но от этого барельеф женского подбородка, в задумчивости подпертого с правой стороны легким кулачком, нисколечко не проигрывал. В глаза сразу же бросались ярко-красные губы. Нижняя пухленькая, кокетливо выгнутая губка, почти ожившая в игре оттенков красного, нанесенных на барельеф, выглядела совершенно натурально. Словно облитая клубничным соком, она блестела чувственным эпителием, как после влажного касания язычка. Верхняя, вздернутая и изогнутая в оскале, несколько бордового отлива, создавала оттеночную разницу с нижней, от чего возникала фантастическая иллюзия движения губ, обнажающих совершенно белые в фарфоровом блеске зубы. Зубы, выдавливая сок вердепешевого тона, нежно прикусывали стебель туманно-румяной розы. На светло-зеленом стебле разбросанные мелкие шипы перемежались с крупными каплями росы – в их линзах стебель становился искристо-оливковым. Лениво просыпающийся бутон вздрагивал под легкостью дремы, поддетый жабо из длинных редких листиков - один из них даже налип кончиком на влажную нижнюю губу. Нежные кисейные лепестки, покрытые водяной испариной, переливались перламутром! Неумолимая интонация губ переменным током металась где-то между кокетливой улыбкой и оскалом волчицы, и этот интонационный свинг порождал напряжение, еще более контрастирующее с бархатным тоном мягко-розовой спальни. Спальня, переполненная чувствами и эмоциями, казалось, готова была заговорить, согласная даже ради этого выронить на любовное ложе розу, пусть даже не живую, но… Какой же был бы эффект, когда вслед за девятым валом чувств, накрывающем накаленные обнаженные тела, откуда-то сверху как награда в распростертые ладошки падала бы роза!!!… Но вся эта фантасмагория любви ломалась одной-единственной деталью: махровый халат в желто-бело-зелено-черную полоску, одетый на светловолосом молодом человеке. Молодой человек безмятежно лежал поверх сливово-фиолетового одеяла и подушки, скрывающей за собой завитушные изразцы с лепниной широкой кроватной спинки. К балясине алой ленточкой был привязан колокольчик.
 - Антошка… - шепотом произнес мужчина со смешанной интонацией удивления и горечи.
 Халатность, убийственно исполосовавшая дух спальни, безжалостно ломала всеобщую гармонию, от чего молодой человек, заключенный в нелепый саркофаг, воспринимался абсолютно излишним предметом интерьера.
 - Похудел, - женщина еще сильней прижалась к мужчине, склонив ему на плечо голову.
 В спальне все было на виду и на слуху, и ни одно слово и движение не ускользнуло не замеченным.
 - Да-а, брат… - мужчина с надеждой вгляделся в закрытые глаза.
 - Главное, остался жив… Вадим?..
 Остальные предметы в интерьере не делали ничего, кроме как просто заполняли собою ниши в стеллаже, как-то: музыкальный центр, колонки, видеомагнитофон и телевизор, установленные на разных уровнях.
 - … Да, Надь?.. Что?
 Дверную арку стеллажа поверху окаймляла изогнутая полка, набитая книгами… Философичность, и без того прописанная на книжных корешках, усиливалась глубоким взглядом мудрого ослика и композицией из четырех обезьян: одна закрывала рукою глаза, другая – рот, третья затыкала себе уши, а четвертая крутила пальцем у виска. Привязанное к гвоздику и некогда парящее, сердце – воздушный шар, обвисло на заколовшем же его дротике для дартса.
 Вадим с Надеждой повернулись и скрылись за колыхающимися створками дверей:
 - А чего шепотом говорим? – шутливая интонация не совпала с тоном и слямзила слова фальшью.
 - Не знаю, - ответная прозвучала куда точнее. - Мам, вы где? – это был уже крик, модулирующий смену тональности.
 - На кухне… Идите – перекусите…
 Бело-матовые двустворчатые двери с мутными барельефными стеклами пошли в разнос, не пытаясь даже остановить друг друга. Та жа самая полка над дверной аркой, здесь, в кабинете, уже приобретала совершенно эротичный изгиб, что подчеркивалось тематической подборкой книг, собранных на ней. Остальные книги рядами шарахались от нее во все стороны, демонстрируя широту и высоту русской и зарубежной классики. Полные собрания сочинений разительно отличались своей потрепанной однотонной монументальностью от единичных экземпляров, либо вставленных буферами, либо уложенных поверх рядов, либо скособочившихся одной разношерстной массой. Кое-где из общей для всех плоскости выступали широкоформатные фолианты с золотым теснением, сусально отличающиеся от векового наследия пыли. В просветах за книгами виднелись вазы с мягкими игрушками и всякие сувенирные безделушки на фоне слегка розоватых стен спальни.
 Кабинет, казалось, дышал совершенно другим воздухом…
 - Так че там у тебя за разговор был с врачами? – Вадим, пододвинув табурет, уселся за стол, его бородатый профиль лица почернел на фоне яркого солнечного света, пробивающегося в кабинет через всю ширину гостиной и холла.
 - А я ведь зря так плохо думала о главвраче, - прозвучал голос невидимой женщины.
 - Это который? – сидя спиной к холлу, Надежда мотнула пышной прической влево и обнаружила свой курносый профиль.
 - Валерий Петрович. Если бы не он, я и не знала бы что и делать. Он и распорядился помочь мне с Антоном, - женский голос, изначально сильный, уже порастративший былую мощь не только в просторах гостиной, на излете своих сил, еле слышался в кабинете.
 Обе утихомирившиеся створки наконец-то слились в одну единую дверь. В отличие от спальни, где во всем чувствовалась легкость, в кабинете царила напряженность. Не смотря на то, что потолок казался гораздо выше, воздух ощущался острее. Скорее всего, это сказывалось за счет преобладания зеленого цвета в эклектике кабинета. Обои представляли собою малахитовую структуру цвета – черные, в тонкую линию, орнаментные узоры насыщали бесплотную зелень, тем самым, придавая почти осязаемую плотность воздуху. Эфирная чистота и прохладность, а вместе с тем и прозрачность воздуха, подпитывались холодной шероховатостью широких кафельных плит в темно-зеленых узорах.
 - Эвтаназию предлагал, сволочь?
 - Вадик, ты что? – взметнулась Надеждина голова.
 - Ну а кто же еще?.. Сама посуди…
 Сверху воздух мягко придавливался белым штукатурным потолком, с прямолинейной орнаментной лепниной по всему периметру, нарушенной полукруглыми загогулинами в углах. А из середины изразцовой розетки, по центру, огромной медузой свисала шикарная люстра.
 - …зря ты так, сын…
 - Ма, ну ты подумай, как это можно?..
 - Значит можно, раз предлагают… В нашем-то положении?.. Охохох…
 - Ну ты же отказалась?
 Радужно искрящаяся медуза парила над массивным письменным столом. Фланелевая ткань стола мякла в дневном свете в отличие от бликующей абажурной зеленой лампы, малахитовой чернильницы и лака, под которым в лучах света красное дерево становилось пурпурным.
 - …ну и правильно…
 За столом и сбоку от него развалились черные глубокие кресла - два исполина с накаченными бицепсами подлокотников и перетянутыми тесьмой квадратными спинами. Тяжеловесная компания приветствовала дневной свет, виновато раздвигающий золотой каймой тяжелые пурпурные гардины, пришпиленные к стене и удерживаемые аксельбантными кистями ремней.
 - Он и твое согласие спрашивал. Я, конечно же, сказала нет. Да и кто мог бы сказать да?
 На подоконнике в коричневых горшках увядала светло-вишневая с розоватым отливом фиалка - ее бархатистые распластанные листья уже почернели краями, а пурпурная гортензия, рядышком, еще сопротивлялась взлохмаченной головкой цветов – но уже роняла ярко-розовую шапку и осыпала белизну подоконника конфетти лепестков.
 - Замечательно.
 - Мало замечательного... Мало… Хорошо, что хоть живой остался… Теперь и дома. Дома и стены помогают.
 - Будем надеяться.
 - Будем… Только, сын, надеяться мало… Наденька, ты сиди-сиди…
 - Я посуду помою, мам… сидите. И так вижу, ночь не спали…
 По левую сторону от окна, почти вплотную к гардине, как часовой на посту, стояла башня старинных часов. Сбивчивое, неровное тиканье, подгоняемое болтающимся маятником и отскакивающее пинг-понговым эхом от кафеля, скрупулезно наполняло воздух корпускулами секунд. Вместе с тем прозрачный в темных углах, а в свете дня – желтый, воздух свыкался с ходом местного времени.
 - Не спала… да… Да здесь у Антона и негде… Надо, Вадим, в его кабинете стол отодвинуть, и раскладушку поставить, - женщина в черном платье вышла откуда-то справа навстречу встававшей Надежде, - Да и поближе буду, всегда рядом.
 Стена, противоположная книжному стеллажу, была увешана застекленными дипломами и сертификатами, удостоверяющими занятие различных мест и присвоение лаурятств на всевозможных конкурсах по дизайну и интерьерам на имя Логинова Антона Павловича. Все они, так или иначе, были сфокусированы на одной пустой рамке. Простая картинная рамка средних размеров висела на гвоздике, а на обоях у нижнего правого угла внутри нее темным фломастером был оставлен росчерк: Логинов А. П..
 - Так я вечером после работы домой забегу. Она ж на антресолях?
 Крайнеправые сертификаты загораживались широкими размашистыми листьями пальмы, растущей здесь же, в углу - в деревянном ящике. Текстура витражного стекла, заполняющего подъарочное пространство во всю стену, гармонично соседствовала с живой пальмой. Медно-латунный, уже окислившийся от времени в коричневый цвет, каркас витража в сочетании со стеклами всевозможных оттенков зеленого, разбавленный снизу бессистемной мешаниной коричневого с черным и сверху - синего с голубоватым, и крайне редко желтого, оранжевого и пурпурного, через открытую дверь выводил из образных джунглей в холл.
 - Нет, не на антресолях. На балконе, - вслед за голосом в холл полился шум воды.
 - Так я ее на антресолях видел, когда мы туда маринады ваши ставили, или я не раскладушку видел?
 - Ты там не раскладушку видел. Это когда было-то? На балконе она, не надо спорить, - голос вынырнул и опять ушел под воду.
 Пустословный холл примешивал к голосам людей слабое эхо - звуки как будто крошились, и шум воды множился на подголоски, акцентируемые дзиньканьем посуды. Эхо, видимо, провоцировалось стеклянным витражом и зеркалами на двух дверях. Завешанная верхней одеждой, вешалка казанской сиротой ютилась в темном углу, слева от входной двери, и дожидалась, когда к ней проявят неподдельное участие. Из гостиной вышла Надежда, рукой балансируя сковородку, и открыла на себя зеркальную дверь, приведя в действие солнечный блик. Из проема двери в холл рванула ослепительная белизна ванной комнаты, совмещенной с туалетом. Смывшаяся вода утихла вслед за сухим щелчком: ванная исчезла так же неожиданно, как и появилась. Зеркало закрывающейся двери обратно полоснуло по холлу бликом и установило его на прежнее место.
 - Только когда будешь там копаться, поставь все на место. Хорошо? - проходя мимо Вадима, Надежда рукой скользнула по его плечу.
 - Хорошо-хорошо… - Вадим попытался поймать губами ускользающую руку. - Ну, так что врач-то сказал?
 - Сказал… Это уже когда мы уезжали оттуда… Что нужно немного выждать времени. Состояние не критическое, но неопределенное. Никому не известно, как может все дальше развиться. Приходил психолог… сойдет с ума и все тут. Так толком ничего и не сказал. А Валерий Петрович посоветовал… это когда мы уже уезжали, говорит, кормите в одно и тоже время, чтобы Антон хотя бы во времени не потерялся. Может, привыкнет и то легче будет. На ночь, говорит, можно в чай снотворных добавлять, а я лучше мяту буду – она успокаивает… чтоб поменьше нервничал.
 Надежда закрутила кран:
 - Он, что, так и будет все время лежать? – шум льющейся воды захлебнулся словами. Тишина залила всю гостиную.
 Простор гостиной складывался из двух полуарок во всю стену, в проеме которых с одной стороны темнел завешенный бамбуковой шторой холл, а с другой – кухня, залитая солнечным светом. Лепная периастра поддерживала арки в углу, общем для кухни, холла и самой гостиной, границы которой определялись невысокими парапетами. Из этого же самого угла, по потолку, принимая форму сектора, растекался слюдянистый плафон, сквозь его волнистую толщу просматривались лучи люминесцентных ламп. Потолок, в отличие от мягко-голубоватого оттенка плафона, имел скорее иссиня-бело-матовый тон и по периметру двух других противоположных стен подчеркивался широко выступающим карнизом, скрывающим за бежевой лепниной цветов синюшную юбку свода. Подпираемый полуарками, он принимал купольный изгиб, устремленный в угол. Блажневые стены, заполненные крупными нежно-кремовыми конгревными узорами, иллюзорно увеличивали объем гостиной. Понизу простирался линолеум в фактуру крупной кафельной плитки, выполненной в светло-голубаватой и белой гамме. Мебель представляли: столик, стоящий в углу между парапетами, ровно такого размера, чтобы на нем мог уместиться белый телефон в ретро исполнении, синие часы-будильник и пачка сигарет с зажигалкой, большой овальный стол, накрытый светло-голубой хлопчатобумажной скатертью с белыми оборками и окруженный со стороны стен угловым диванчиком. Разбросанные по нему подушки однотонно относились к столу: небесная синь в обрамлении белых контуров. Над диваном в одном уровне висели две картины, иллюстрирующие морской берег в одной рамке и горную долину за туманной пеленой в другой.
 - Валерий Петрович посоветовал, что бы он больше пока лежал. Нет, все равно, Антон может ходить, но пока еще рано, пусть свыкнется. Мы ж не можем знать, что он думает сейчас. Дай бог, чтобы все хорошо было…
 - А это? Э… Туалет там… Ну, ты понимаешь…
 - Ой, сколько я за вами, Вадим, детьми, горшков вынесла…
 Более непостижимый, чарующий объем гостиной придавала особая дверь. Трехстворчатая, почти во всю стену, из светло-синего стекла, с хромированной стальной ручкой, с невысокой приступкой понизу. Белоснежная легкая тюль, одурманивающей дымкой стелилась вдоль всего стекла, лишь по краям сгущаясь в объемные складки. При долгом взгляде оказывалось, что стекло не прозрачно, а содержит в себе стереометрическую картинку. Внутри или по ту сторону стекла открывалась объемная панорама. Мерцающе спокойное, размытое по горизонту, а за близорукой линией балконного поручня заметно взволнованное, в глубине стекла плескалось море. Словно слабосфокусированная, провисшая над балконом, хвойная ветка скрывала от глаз часть прибрежного горного хребта и синь небесного вакуума, уходящего за линию горизонта. Высоко в небе висело плазменное пятно реального солнца. С балкона курортного номера открывался вид на сосновую опушку, уходящую вниз по предгорью, и сверкающие поверх ее солнечными бликами и барашками морские волны… Прохладный бриз… запах моря и сосновой смолы напрашивались сами собой!.. Но все это превращалось в иллюзию с помощью гротескового холодильника, стоящего по правую сторону от стереометрической двери, раскрашенного и оформленного под банкомат серо-голубого цвета, с красующимся на нем треножным овальным зеркалом.
 - Валерий Петрович попросил еще, чтобы его не тревожили попусту, знакомые по работе, друзья…
 - Кого?
 - Антона.
 - Ну, друзей, я чего-то не припомню, чтобы у него было много…
 Надежда хлопнула дверцей холодильника и в разных ракурсах полюбовалась собой в зеркале, на что оно и ответило:
 - “Ты прекрасна, спору нет…” – слова прозвучали с расстановкой, медленно.
 - Ва-ауу… Вадим! – Надежда вздрогнула от неожиданности, удивленно поворачиваясь к Вадиму. – Фу, я аж испугалась… - Она еще раз покрутила зеркалом, и оно все с той же интонацией констатировало:
 - “Ты прекрасна, спору нет…”
 - Да это Антошкины фишки… - Вадим встал из-за стола и взял зеркало. – Он у нас любитель таких приколов…
 - “Ну и рожа у тебя, Шарапов!” – раздираемая смехом, Надежда повисла у Вадима на шее.
 - Ну, брат, спасибо… Удружил. – Он сам засмеялся, еле удерживая на себе Надежду.
 - Дети, ей богу, дети, - Юлия Ивановна в первый раз за все время улыбнулась, Надежда с Вадимом даже не заметили этого.
 Вадим был среднего роста: коренастая осанка и обозначившийся уже живот, темная густая борода, скрывающая полнощекое лицо, и черные вьющиеся волосы в купе с оттянутым синим свитером и потертыми джинсами подчеркивали добродушие и веселость голубых глаз, прячущихся за хитрым прищуром. В его движениях, размеренных, почти беспечных и ленивых, проскальзывала степенность. Степенность как проявление жизненного опыта сказывалась и в словах, рациональных и не к месту точных. Надежда, серьезная и сосредоточенная на чем-то внутреннем, выражалась долгим кареглазым взглядом, но не как в минуту смеха, когда, запрокинула голову, разметав каштановые пряди. Ее серьезность проявлялась даже в строгой осанке. Красная блузка с белой рубашкой под ней обтягивали упругую грудь и изгиб талии, черная мини-юбка отчасти прикрывала сочные бедра.
 - Мы ж на работу опоздаем! - Вадим мгновенно поставил зеркало на холодильник. - Да, ма, мы здесь, когда приходили квартиру проведать, по телефону куча народу звонила… Девицы всякие. Я, вообще-то, не говорил, что именно случилось…
 - Правильно, чего зря людей волновать.
 - Ну, так вот, это, видимо, Антошкины приятельницы, они так или иначе будут названивать, так что ты смотри… Да, и еще звонил друган Антона... Я его не знаю…
 - Виктор, наверное, - Юлия Ивановна ссутулилась, вспоминая.
 - Да, он так и назвался. Я сказал, что ничего серьезного… Надь, собирайся. Время… – Вадим направился в холл. - Из Германии звонил, сказал, что будет только через две недели, не раньше.
 - Да-да-да… Виктор… - Юлия Ивановна встала с края дивана и вслед за Надеждой прошла в холл. - Антон вместе с ним в колледже учился, друзья…
 - Я чего-то не припомню такого…
 - Он редко у нас дома бывал… Такой… брюнет, всегда в костюме… Опрятный… Лопатку возьми, не порть обувь… - Юлия Ивановна щелкнула выключателем. Из зеленых плафонов полился мягкий свет.
 - Это который юморной такой?.. – Вадим зашнуровывал ботинки. Надежда присев на парапет, натягивала сапоги. - Анекдоты все травил…
 - Он…
 - Помню… - Вадим потянулся за шубой. Надежда обвязывала вокруг шеи платок.
 - Он тоже дизайном занимается, Антон так толком и не рассказывал… Но больше по заграницам… С работы кто-нибудь звонил?
 - Нет, никто не спрашивал. Только девахи… не знаю, кто они, - Вадим держал шубу и помогал Надежде попасть в рукава, - но представлялись знакомыми… - дубленка покинула вешалку.
 - Они две недели назад, это еще в больнице, один раз приходили, поинтересовались и больше не появлялись… Друзья-то по работе…
 - Это значит, ма… - дубленка повисла на плече, - что на работе у Антошки… не было друзей… - Вадим влез во второй рукав, Надежда накинула ему на шею шарф.
 - Ну все, мы пошли… - шарф замотался вокруг шеи.
 - Не забудь про раскладушку…
 - Не забуду.
 - Я тебе забуду… - Надежда поправила прическу и достала перчатки.
 - Иде-ем, красота, - Вадим повернулся ко входной двери и шарахнулся от собственного отражения. – Нет, я когда-нибудь свихнусь от этих его приколов. - Все, ма – ушли. Пока.
 - Мам, до свиданья.
 - До свидания, - Юлия Ивановна закрыла за ними дверь и застыла, глядевшись в зеркало.
 Вернувшись из него обратно, она прошла в кабинет и, приоткрыв створку двери, заглянула в спальню. Молодой человек лежал все в той же безмятежной позе.
 Выключив по пути в прихожей свет, Юлия Ивановна прошла на кухню и глянула в окно. Из подъезда вышли две фигурки, и одна из них махнула рукой. Юлия Ивановна машинально подняла руку, но, не закончив движение, прикрыла рот ладонью и мотнула головой, словно пыталась избавиться от назойливой мухи. Кухня светилась пурпуром, солнечный диск, сместившись правее, прошил лучами обе арки гостиной и наполнил холл игрой витражной цветомузыки. Неожиданно тишину разорвал телефонный звонок. Еще… Еще… Еще… Еще… И еще раз… И…:
 - Да, алло? Здравствуйте… А его… нет, он не может подойти… он… занят… А кто его спрашивает?.. Вы знаете?.. А что ему передать?… Так… Знаете, что? Вы лучше завтра приходите… Да в любое время, он будет дома… Мариночка… да, пожалуйста, приходите… можете днем, когда вам удобно… Я его мать… Да… Почему не может?.. Вы лучше завтра приходите… Какая вещь?.. Какая-какая?.. А он точно обещал? Ну я не знаю… ума не приложу… хорошо, вот завтра придете… Пожалуйста… Ну, до свидания, я вас жду… До свидания.


ГЛАВА III

 - Свет в конце тоннеля… ………….. ………….……………… вот ты какой… ……..да-а… … все позади… … все... … … …я рад… ………… …легко-то как… …… ……….. пожил и хватит… ………… ….. …….. …пустота - ничего… спать хочется… ………. …слабость… это… ….. усталость... от жизни… …отдохну… … … эт’точно - отдохну… ………… ………….. по полной про… ……………… …отосплюсь… ………… ……………. ….. ……………………………. ... ……… ………. …………………. ………. ……… ………………… …точка… свет… …в конце тоннеля… …… ……… все на том же месте… …………………………. …сколько времени?.. да-а-а… …………. время… …………………. …не пойму… н-не помню... ………………….. …………. откуда взялся?… …куда же исчезаю?… …проваливаюсь……… а-а-а-а-а… …………. …… ………. ………………….. ……………………. ………………… …….. …… ……………. ……… ……. опять… появился… … свет… в тоннеле… …я… ………… …опять… …свет... уже… темно… свет?… смотреть… …глаза… …открыть!.. что?.. просто умирал, теперь точно умер… ничего… …непонятно… …по кусочкам… …думать… боль… но… ффф… …снова темно… появился… …откуда?.. …тихо… …смерть… настала… …без небесной музыки и ангелов… …вы где?... …ангелы?.. ….. уууу… …больно… …голова болит, ангелы… пульсирует… удары… близко… …ритмичные.. …… …глухие… …. ….. как у сердца… …нет – я умер!!!... это остаточные явления, фантом… …память… должно остаться от жизни что-то… просмотр жизни… …. ………….. ………. …кина не будет? …смерть… …даже больно не было… …просто легко… …в легкую… …умер… вранье - тоннели, музыка... ангелы… …кино… …устал… …время идет… …в темноте и тишине… …счет… …раз… и-два… и-три… и-четыре… …… сколько еще?… и-сорок пять… и-сорок-шесть… …раство… и-сто два… ряюсь… и-сто три… … … ……….. ………………… ………… ………………. ………………. свет… опять!.. очередь?.. смешно… … …удары… впереди внизу… никого нет... …тишина… слышна… между словами… …слова... я слышу?.. слышу... я их го-во… я!… рю-у. …я думаю!!!!!!... …я просто думал!!!... ……… … ……… ………… ……….. …сейчас думаю – это… вот… вот… опять подумал… вот подумал… и еще… смерть не похожа... думал, умер – перестал думать… вижу и слышу… сейчас я… ничего не вижу и не слышу… ………. ……… ………. ………. …… го-во-рю… сейчас… не пробовал говорить… только думал… эй, ангелы?.. вы где?.. ангелы, ал-ло?.. не слышу… меня не слышно… ангелы… козлы, блин… громче… эй, кто-нибудь!!!... напряг… так после смерти тоже думать… голова… …болит... надоело думать… не надо думать… ….. ...не так… не думать… вот подумал… опять подумал, что не надо думать… если не думать, что подумал, что не надо думать?.. …сойду с ума… не зная, что и думать… пусть само... думается… наказание… наказания в аду… как-то но… ни огненной геенны, ни врат!.. ад… обыкновенный, невзрачный… в аду… почему сюда - не в рай?.. не заслужил... мало думал... куда уж?.. поздно… здесь уже… теперь душа… дух… бестелесный… и нетленный… хорошо-то как!.. теперь буду всегда существовать!!!... в другом измерении и времени... оно остановилось?.. длинная секунда… стрелка всего на одно деление, а так много подумалось за это время… круто… время… не касается… меня... никаким боком… …какие навязчивые удары!.. …раз… и-два… и-три… и-фо… …….. …время… жаль… …откуда знал, сколько осталось… знал бы - и успел бы… теперь - ты явление временное… хорошо, что так случилось… умер, так умер… подумал, сделал выводы и успокоился… черт с тобой… мне же и лучше, все позади… спать… …… ………. …….. спа-ать… ... … …….. …………. ………. …… ……. спать… ………….. …………… …………… …… …………….. …………….. ……………………… …………………………….. ………. …………… ……………… ………….. ……………….. ………………. ………….. ………… свет в конце тоннеля… крутящаяся труба… в разводах… какие краски?.. красиво… вокруг… вращается... легкий ветерок… свет… яркий очень… впереди… не приближается… на месте... стоит… запах… …исчезает… вихрь... в плоскость… запах… запах появился… осознанно... становлюсь… кем-то... меня… осознает... все явственней и явственней… толчок!.. оп-па, вот он я… своей собственной персоной… а-а, это я… где был?.. во сне!.. правда... подобный… запах… странно, слышал... где-то… …свежий… больничный... словно… …больничный…мать чесная!!!... откуда здесь такие вкусы?!!... что?!!... запах-запах… запах… нос… вдох-выдох…. ….. ……… …….. ………… .. …вдо-ох… …вы-идох… …вдо-ох… …вы-идох… я же ведь дышу!!!... а значит… …жив!.. …….. ……… ……….. …………. ………. …не верю… ………… …………. ……….. …плохо… ...мне плохо… …помогите… ……. …с головой… …расстаюсь… держите!.. ……….. ……………. …………… …………. …….. …дышу, словно дышу… классно… невероятно… я дышу… я жив!.. …кто обратно скажет?.. …никто… ну и все!!!... я жив… вот дурак-то, а?!!... запах… запах-запах… запах… если бы не ты… я б тогда вообще… слов нету… фу-у-у… ну-у… я жив… люди!!!... вы слышите?.. люди?!! …просто отпад… жизнь прекрасна… не смотря ни на что!!!... йес!.. я - жив!!!... то-то чувствовал, что не то… меня не проведешь!!!... ох, как сердце бьется… я чувствую… черт... я чувствую самого себя - как обретаю тело… все сразу, руки, ноги, голову… кожей чувствую… такую легкость в теле… как нега… кайф, я чувствую себя… я есть!.. я жив!!!... …обалдеть!.. вот это ощущение… оргазм какой-то… нет, я про-осто жив… что бывает круче?.. ничего!!!... да, ничего… ну, все… эйфория - надо успокоится… ….. ………… ……… ………. …… …я жив… ………. ……… ……………. ………. …жив… … ……… …… …просто жив… ……….. ………….. ……… …жив я… ………… ……… …нет, я сойду с ума… я, оказывается, жив… …… ……… …поверить трудно… ……… ………. ………. …во-о-от… ………. ….. …и так бывает… здесь руки, ноги, туловище... я вас чувствую… мои... одежда… сверху что-то... тяжелое… тепло… как будто воздух... холоднее будет… пахнет… больницей… чистой… пошевелиться... … пальцы из свинца… остальное - но я ведь чувствую... это главное… замечательно… все страшное позади… наверное, это кома… то-то всякое лезло в голову… все позади… как будто во сне все было… не вериться… такие сны!.. еще не снились… запомнятся надолго… будет что рассказать… так… так-так-так… чего-то хочется… чего – не знаю… …… ……. …….. черт… черт… чего же?.. …не могу понять… так странно… хочется… очень… ладно, вспомню… времени достаточно… времени… времени… кома... что-то... такое… серьезное и важное… очень… спасибо… случаю... …какому?.. …… ……… …что произошло?.. до?.. пустота… ничего нет… разберемся – главное, жив… плохо одно, не с кем поделиться… …я жив… …. …….. …….. ……….. …………… …………… ………… …я в больнице?.. …вероятно, наверно... даже точно… если я в больнице, значит что-то произошло… но что?.. …… ………. ….. …не помню… ... ……….. …….. …………… я жив - лежу в больнице… потому что со мною что-то произошло… вот и все… на этом успокоиться… правда… переживания-то какие… на самом деле клонит в сон… здоровый… это классно – жить… так просто жить и ни о чем... не думать… как же!… просто!.. …так и хочется!!!... … ……… ………… ……………. ……… …………. ……… ………. ………. ………. …………….. ……… …ты гляди, уснул - вот что - правильный настрой… аж выспался... свернуть горы… сейчас… день?.. ночь?.. я же вижу… не понял… темно… на лице ничего… не чувствую - лишнего… рукой потрогать?.. ….. ………. …тяжела… сил нету… слаб… почему ж не вижу?.. здесь темно… даже не вижу... себя… нет, не бывает… пожалуйста, вот… открыты веки… закрыты веки… разницы... нету... темно - кто-нибудь!!!... в чем дело?!!... что происходит?.. под ушами… не слышу собственного голоса... почему?.. я здесь!!!... ты слышишь?!!... …нет, я не слышу… твою мать… хотел сказать, но только думал... так и осталась мыслью мысль - очень слабое состояние... не могу поверить... говорить… что ж могло произойти, что так слаб?.. хоть убей - не помню… думай-думай… …… ……….. …………. …….. …… …пробовал-пробовал… в коме… ничего такого… хотя… сейчас... думается по-иному… свободней даже… да, свободней - ничто не давит, не мешает… давило... ничего… … какая тишина-то… удивительно… ……… подозрительная... …как в коме… точно так же… тихо и темно… ни на что и не похоже… ха… …нет, не припомню я такого… чтобы было совершенно... тихо и темно… …что можно вспомнить?.. если... душа и тело... мои… поздравить можно?.. себя… нашел… что хорошо… …и не умру… сейчас трудно не поверить… убежденность… поразительно… клонит в сон... опять… это и хорошо, что клонит… спать так спать… …… …….. …… …….. …….. ……… …….. ……. …….. ……….. …………… …….. …….. ….. …. …….. ……….. …….. …свет опять... в тоннеле - что ты будешь делать?.. …. …… …отличается… темнота быстрее... вращается вокруг... световая точка… вдобавок вырастет… приближается?.. да вроде… нет - растет… я уменьшаюсь... это?.. близко… загородила темноту... за нею силуэты… страшно!.. черт, мне страшно!.. что это... может?.. смерть?.. не знаю… откуда знать, похоже – не похоже, она все ближе… …темнота пропала... свет… …все яркое… невозможное понять… просто яркое и все!.. и происходит… в свете... ломанное… из света… яркость все мешает… проступает... сильный он… черт, летит как будто… я чувствую… в меня... так быстро… откуда-то из света… на меня… еще не вижу, а оно уж близко… здесь - аж тело сжалось… с чего бы?.. ждет удара… без меня… сейчас из света… …и в меня... прямо… не могу!.. …черт… исчезло все... волна… вибрация… из воздуха... постели… в тело... от ступней и до макушки... да по коже... …чувство - целиком - не по частям… в глазах... темнеет... но глаза ж открыты… обалдеть - проснулся... …. ….. …фу ты, ну ты... черт – сон снова… …все равно темно… все!!!... почему же?!!... да что ж такое?!!... толчок во сне был?.. тоже?.. …упало что-то… почему не слышу?.. я ничего не слышу!!!... да что же это?!!... ничего не видно и не слышно!!!... что происходит?!!... объясните!!!... кто-нибудь!!!... я не слышу... самого себя?!!... я же ведь кричу!!!... или пытаюсь!!!... что все это значит?!!... да елки-палки!!!... я офигеваю!!!...глаза болят - в темноту глядеть!!!... ничего не видно!.. …я только слышу в тишине... свои собственные мысли… что это?!!... я жив?!!... кошмар какой-то… … ужас тихий… когда закончится?.. …. ……… ……. если я в больнице, то уж знают… что мне делать... …все, спокоен… …как же взяться мне за ум?.. мешает череп... …правда... что… колышет воздух… ветер... кто-то дунул... в мою сторону… движение… в стороне... если я в палате… где еще могу?.. да где угодно… да нет же… если слаб, что не могу поднять руки... то значит, просто на кровати… пруу… на койке… утка... судно... да… у меня позывов-то и не… ладно, утка с судном есть, значит кто-то их сменяет… он здесь?.. почему не вижу и не слышу – это мы... пока оставим… разобраться… и есть не хочется… понятно… есть не хочу, а все-таки подумал… при слабости такой я должен... есть… …воздух движется... поближе… ближе… рука... аж испугался… мокро... и холодное… с локтя… опять рука… крепко, сволочь, держит… вата... дышать... дышать... моя кожа… фуууу… …опять... холодно и мокро... …. ….. …ой, хорошо... думать больше... не хочется… зачем?.. тепло по телу разлилось… приятно даже… после всего… тяжелеют веки… ну и хорошо… засыпают… вместе с ними я… и так легко… …да… конечно… ….. ….. ….. …….. ……….. …….... …… ….. …сколько рук?.. фу… аж сердце… за ноги, за плечи… голова на чьих-то... снах… взлетаю… вау… это сон?.. движение… движение и руки… …включился… ….. ….. …где я был?.. секунду... что-то было... необычно... спал, наверное… наверно… …. …….. …. …у-у… у-у… запах… совершенно… запах уже другой… как все изменилось?.. не больница... здесь другой… непонятный… как будто свой… уютный... а может и не свой… не больница это - точно… глаза открыл - а все темно… как раньше… и так же тихо… ничего не слышно… воздух… чем же пахнет?.. чего-то хочется опять… запаха какого-то… такого... вместе с ним… такое прям… обычное… ну?.. …пылью пахнет!.. пылью!.. она!.. да, это пыль… так пахнет пыль… поэтому и воздух... тяжеловатый… точно… ватный… я лежу все в том же... положение такое… только как-то легче, не как тогда… свободно… ногам... из-под одеяла?.. здесь тепло… …а ведь проснулся так, как будто утро!.. …словно все что было, было не со мной… всякие дурацкие мысли… постоянно… все каким-то бредом… что-то вроде сна во сне… по принципу матрешки… раскрыл одну… проснулся… за ней другую… раз проснулся… и еще… еще, еще… с каждым разом... легче... легче... думается… скорей бы… тъ… от чего?.. я болен?.. нездоров?.. что со мной?.. и объяснения?.. кто мне скажет?.. я не в состоянии... кто знает... может именно с ума и сходят… незаметно для себя… постепенно растворятся... потом - бац, и нету бытия… ничего и никого… взял и потерялся... навсегда… перестал быть… …что за ветер?.. в голове... снаружи... теплый... как сам воздух… махнул, исчез… со стороны… нет, не совсем... немного свежий, теплый и морозный… с примесью цветов… тонкий-тонкий запах… не понимаю что за запах… даже, наверное, не запах - аромат… возможно… и еще какой-то запах… просто вкусный… запашок еды… какой?.. отвык…отвык… уже забыл тот самый вкус… знакомое до боли… вкусное… опять... колыхнулся… волна запаха… усилился… все тот же, вкусный… елы-палы, я же просто… это голод… …опять какой-то запах… вкусный и знакомый… зашевелился… у меня… и запах рядом… теплом запахло… что это?.. в губы… и по зубам… горячее железо… нос щекочет… запах... жидкость… это - суп… бульон… куриный… класс… вторая ложка… фу... еще… ну и аппетит… как будто вечность целую не ел… летающая ложка… по зубам… меня же кормят?.. конечно, кормят… не бывает ложек… самолетающих... ну, хоть кто-то рядом… вот спасибо… есть о чем поговорить… …. …… …что, закончился?.. еще бы… меня не слышно?.. опять напряг, а звука нет… да что же это?.. еще какой-то запах… трава какая-то… поменьше ложка… …губы обжигает… мята… ну, конечно… чай же с мятой… никогда еще... не казался вкусным… не смотря на то, что не очень-то и сладкий… ну так!.. кто же кормит?.. санитарка?.. нянечка?.. кто-о же?.. …что за ткань?!!... платок... …по подбородку… кожа грубая… теперь-то... как с ребенком… …а приятно, черт возьми… вы пожалейте… пожалейте… че вам станет… а мне приятно… сытно… что аж спать… еще бы… после сытного обеда... сон здоровый… пусть так и будет… и умиротворенности такой... не бывало… черт, все, что происходит... после комы, непонятно что-то… ничего не знаю... пустота... все равно какая... что произошло на самом деле?.. ребус... еще и эта темень... постоянно... тишина… и то, что не могу произносить слова… есть время... разберемся… давай, поспи?.. … …… ……….. …………… ………… ……… …и кто же меня будет?.. зачем?.. какой же сон прервали!.. кто просил-то?.. …вот так всегда – когда не надо... так пожа… ложка в зубы… давай-давай, кормежка... … завсегда… особенно когда еда... в рот сама… как в сказке… все бульон?.. валяйте… а потом еще и мята с чаем?.. да?.. давайте, приучайте… ничего другого... требовать не буду… потом винить меня... будет... когда сами виноваты… не-е, бульон отменный… всю бы жизнь бы так и ел… да кто же мне готовить будет?.. сам не буду… я ж не кулинар… …….. ….. …вот и легок на помине… такой же мятный… платок потом… а ведь темнота... так и остается!.. а тишина… все без изменений… снова легче... дума… суета... воздушна сбоку… ой, как это... в ногах… холодное?.. тяжелое… теперь и между ног... по бедрам вверх… все к паху….. ….. …ну да, конечно… утка… ладно... все – не интересно... кто ж за мной следит?.. чего бы это... всего лишь санитарка… бабулька... или красавица?.. какая разница?.. пожрал… ну и успокойся… будь здоров… что судя по всему… вот спи давай… …и буду… …нет, еда... и вправду клонит… сразу… подсыпают... как ее там называют?.. состояние мое… …угомонись… а-а, кома... дожил… засыпаю... …………. ……….. …………….. …………….. ………………… ………………….. …………………………….. …………………….. …………….. ……………… ……………………………….. ……………….. …………….. …………….. …уснул, как будто провалился… до этого момента… вокруг темно-темно… и... тихо… все одно и тоже… черт возьми… а время?.. его вообще не воспринимаю… будто нет его… хочу… когда же утка?.. когда она захочет?.. ха-ха-ха… опять знакомый запах… ну-у, бульон… а то... и чай, конечно… с мятой… стой!.. так я уже... когда-то думал… такие же слова… знакомо… ну и фиг с ней… дежа-вю… сейчас за чаем будет утка… ….. ………….. … …… …….. …так и есть… …….. ………… …так дрессируются животные… инстинкты… вот только не хожу на четвереньках… я и на своих-то не хожу… не очень-то и надо… лежу... там видно будет… уморился думать… а ведь только-то проснулся... поспать еще?.. поспи... и подремать… классно – быть в какой-то дреме... как бы спишь и все равно... вполуха слышишь… здесь и там… а я где?.. здесь и там?.. а что такое?.. а что такое там?.. на самом деле... может я – не я… а кто я?.. во!.. вот это фишка… я ведь кто-то… кто?… не знаю… …опять воздух... двинулся... при запахе… бульон?.. не мята… странно... очень… запах-то красивый!.. да-да-да… духи… хотя… всплывают... не воспоминания - ощущение чего-то… образ… явный… …женский!.. да-да-да… и близкий… ну, конечно!.. Мариночка-Марина… это твой любимый… …Живанши… …стой, ты как здесь?.. невероятно!!!... здесь… нонсенс!!!... или, может?.. мало ли людей... пользуется такими же духами?.. …ну, хоть какое-то отличье… да, Живанши… тот самый бергамот… гораздо лучше… плюс неуловимый... лимон… древесность, терпкость… горечь незначительная… сандал… …он самый… как там назывались?.. «Огонь и лед»… что-то… что-то... да… Мариночка… и помню.... …и запах и тебя… красивую… скорее тело… лицо... тупое… выражение лица… зачем ты здесь?… вплотную… …я даже чувствую по запаху… чего тебе, Марина?.. слышишь?.. в ответ – движение... меня не слышно?.. ощущение… а как мне надо?.. чтоб услышала меня?.. как будто лишнее… уходишь?… Марина?.. …модель моя… ты думаешь?.. поживем-увидим… а запах?.. ты ушла?.. зачем же приходила?.. обидно - просто так... … а может это вовсе и не ты?.. а-а-а... зато хоть что-то вспомнил... …и то не плохо… …ну вот опять ты… запах твой… дай хоть надышусь… …хорошо, что так пришла... Марин… а честно… да, есть о чем подумать... ...теперь уж не уснуть… …все, дрыхни… спать!!!... …спа-ать!!!... …на самом деле да… надо быть спокойней… ладно, все, постараюсь-ка уснуть… ………….. ……………… ……….. ………… ……….. …….. …


ГЛАВА IV

 Солнечный желток, нелепо повисший посреди голубого неба, готов был в любую минуту сорваться и разбиться всмятку об раскаленную до бела землю. Двор все так же был застелен белоснежной простыней. Со вчерашнего дня к ней никто не притрагивался - она так и осталась такой же не помятой и холодной. Автомобильная стоянка под окнами почти опустела и покрылась грязными пятнами. Люди все так же спешили, словно это был не этот, а все еще тот, вчерашний, или один из самых первых дней зимы, оставленный дворником в виде постоянной декорации до самой весны. Волоча за собой широкую, сверкающую на солнце лопату, дворник плелся пьяной походкой, отмахиваясь от назойливой собаки. Все так же переминаясь с ботинка на ботинок и рассовав по карманам рукава, у подъезда маячила скукоженная хозяйка. Серебристый «Мерседес» пропустил черную шляпу, проплывшую по своему же вчерашнему маршруту, и попытался нагло влезть в разноцветный автомобильный поток. Из соседнего дома выбежал ребенок с рюкзаком за плечами и, облаянный собакой, стремно засеменил в толпу людей.
 Средняя створка стереометрической двери была задвинута, отчего удвоенное стекло потемнело и стало фиолетовым. За образовавшимся проемом оказалась лоджия - из нее сквозь тюлевый фильтр сочился солнечный свет. Световая трапеция, покрытая узорчатой тенью, распласталась по линолеуму, загибаясь боком о край скатерти, и попутно разбросала паутину по шершавым парапетам, все остальное закинув в холл и исполосовав его бамбуковой тенью. При открытой двери гостиная приобретала лучезарный облик, дополняемый видом ярко-пурпурной кухни за арочным проемом. В квартире было тихо и умиротворенно, как это обычно бывает около 11 часов, когда никого нет и квартира предоставлена сама себе.
 Она имела симметричную планировку, хотя умело скрывала это за единственным дизайнерским решением – тремя полуарками и одной стеллажной стеной. Полуарочные проемы играючи расправлялись с замкнутым пространством комнат. В паре арки иллюзорно увеличивали объем гостиной за счет пространств соседствующих кухни и холла, одновременно умаляя достоинства самой кухни. Спальня и кабинет, параллельно, по другую сторону холла и туалетной комнаты, так же находились в пространственном спарринге, где пальма первенства все-таки принадлежала кабинету. И здесь свою роль играла полуарка, только уже заполненная полупрозрачным витражным стеклом.
 Внезапная трель звонка тонкой дрожью пробежалась по витражу и перекинулась считать бамбуковые палочки на шторе. Юлия Ивановна выбежала из кабинета и защелкала дверным замком.
 Иллюзорно изменяющийся объем в каждой из комнат создавал своеобразный настрой, словно выражал определенную мысль. Гостиная жила своей жизнью, на широкую ногу. Козыряя свободомыслием, она подпитывалась атмосферой непринужденности и нежелания вообще что-либо делать, настолько легким казался в ней воздух.
 - А-а… Антончик дома? – в дверях стояла высокая длинноволосая блондинка, по-позерски выставившая вперед ножку и рассовавшая руки по карманам светлого полушубка.
 - Да, проходите пожалуйста… А вы, наверное, Марина? – Юлия Ивановна пропустила мимо себя девушку, процокавшую по кафелю. - Это вы вчера звонили? Раздевайтесь…
 - Да, я, - повесив крохотный рюкзачок на вешалку, девушка расстегнула пуговицы на полушубке. – А почему Антончик не встречает меня?
 Многоцветный и калейдоскопичный со стороны холла витраж предвосхищал хаотичность и спонтанность мысли, царившей в стенах кабинета.
 - Сапоги не снимайте… - Юлия Ивановна приняла полушубок. – Он в спальне. Проходите. Знаете куда?
 - Да. А он что, сюрприз мне готовит? – девушка оперлась рукой на дверной косяк и любопытствующе заглянула в кабинет.
 В кабинете на самом деле царил хаос. Стол, заваленный сложенным постельным бельем и подушкой, был задвинут в самый дальний угол и забаррикадирован креслами, видимо, для того, чтобы освободить место под раскладушку, которая сейчас была собрана и приставлена к башне часов. Распустившиеся без ремней гардины не оставляли никаких проблесков надежды для загнанной в угол мысли.
 На эту же мысль наталкивал потемневший стеллаж, заставленный снизу доверху книгами, но совершенно ненавязчиво обращающий внимание эротично изогнутой полкой на дверь в спальню.
 Становясь на мысочки, девушка прошлась кошачьей походкой и, затаив дыхание, заглянула в дверь.
 Уютная умиротворенная атмосфера спальни раскрепощала мысль и наполняла ее негой и блаженством, не стесняя ни в движениях, ни в желаниях.
 Девушка остановилась и, так и оставаясь на мысочках, оперлась всем телом на створку двери:
 - Антончик, ты что, спишь? Ну, я так не играю… - губки надулись, шпильки цокнули по кабинетному кафелю.
 - Мариночка, он не может говорить… - произнесла на выдохе Юлия Ивановна, входя следом в темный кабинет.
 Ничем другим, как только иллюзорной игрой мысли квартира и пыталась скрыть в себе нечто большее - системный подход, своеобразную органику, цементирующую и связывающую между собой, казалось бы, совершенно отвлеченные друг от друга понятия и вещи.
 - Ну конечно, он же спит… - Марина уже деловой походкой вошла в спальню, выкидывая вперед ножки в остроносых казаках, и пропустила следом за собой Юлию Ивановну. - А нельзя его разбудить? А то я его разбужу…
 - Попробуйте…
 Планировка квартиры оказывалась, мало того, что скрытосимметричной, но еще и организованной по определенному принципу. Даже иллюзорно измененные объемы комнат подчинялись этому закону. Огромный объем гостиной противопоставлялся диаметральнопротивоположной спальне с ее камерным пространством.
 - Ты что капризничаешь? Ну, Антончик, миленький?.. – Марина подошла к лежащему молодому человеку и в нерешительности, по-детски, замахала руками, пытаясь жестами довести до сведения свои слова.
 - Он не слышит, - Юлия Ивановна осталась стоять у двери.
 Кабинет и кухня так же объемно были соотнесены между собой и при этом обнаруживали единую для всех комнат другую скрытую связь. Общее взаиморасположение комнат в общественном смысле соответствовало социальному противостоянию. Спальня, сугубо личное, интимное понятие вступало в противоречие с гостиной – понятием общественным.
 Молодой человек лежал с закрытыми глазами - брови то сгущались, то расползались одновременно с раздувающимися ноздрями, то вслед за кадыком, сглатывающем слюну, морщился лоб, то губы, перебивая одна другую, шамкали и пытались что-то сказать.
 Кабинет с его рабочей обстановкой контрастировал с кухней, олицетворяющей домашний очаг, что выливалось в упрощенную схему: работа – дом, но при этом возникали совершенно обратные связи, объединяющие. Кухня как место приема пищи для желудка – для тела, а кабинет как место приема духовной пищи – пищи для ума. К тому же объединяющая в пару связь проявлялась и в интерьерном оформлении, что в свою очередь создавало очередной контраст уже между самими парами комнат. Например, тот же кабинет с кухней отличались от остальных комнат присутствием флоры на подоконниках, чего не было ни в спальне, ни в гостиной. А гостиная со спальней, в свою очередь, резонно отвечала наличием плафонов вместо люстр у первых.
 - Ну и как хочешь… Можешь больше не звонить… и не проси прощения… и подарки мне твои не нужны… Мне и лучше подарят… - Марина беспомощно развела руками и опустила ладони на талию. - Так не будешь просыпаться?… Я тогда сама найду твой подарок… - Она нервно зашагала к стеллажу. - Куда ты его спрятал? – Изящные тонкие пальчики обхватили голову пластмассового пупса и оторвали его зад от вазы, пупс жалостно пропищал.
 - А вы знаете, где искать? – Юлия Ивановна неодобрительно посмотрела на Марину, заглядывающую в вазу и между сувениров в глубину полок. Пупс уселся на прежнее место, остальные игрушки приготовились к осмотру.
 - Нет, не знаю… - На полках все задвигалось и зазвучало от прикосновения рук. - Он говорил, что какой-то сказочный… Он всегда так заставляет задуматься… Я ж не люблю этого… - Пупс стал медленно крениться набок. - Он никогда меня не понимал… У меня аж все нервы на пределе, все нервы… не знаю, что и думать… понравится ли подарок или нет…
 - А вам всегда нравились его подарки? – Пупс неожиданно замер.
 - Да… все подарки… А этот, он сказал, самый лучший из всех… Что такого у меня еще не было и никто еще не дарил такого…
 Опять же, пара – кабинет-кухня имели гардины в отличие от окна спальни за жалюзи и стереометрического стекла за тюлей в гостиной. Последние же парировали это ковролином и линолеумом против кафеля кухни и кабинета.
 - Вы любите его?
 - Не-а… Это он меня любит… - Пупс вздрогнул и продолжил медленное сползание. Вещи на полках бесцеремонно отрывались от своих насиженных мест, крутились в руках и небрежно возвращались на место.
 - Почему вы так решили?
 - Так ведь подарки же дарит… значит любит… - Марина вытянулась на мысочках, джинсы четко обтянули эротичные ягодицы и худосочные бедра, - …больше других, потому что его подарки лучше других…
 - Чем же лучше? – Пупс опять застыл, прислушиваясь к словам.
 Определенная картинность спальни и гостиной залихватски соотносилась со строгостью кабинета и кухни.
 - Красивые, дорогие…
 - И вам они дороги?
 - Они красивые. Они мне много стоят, я ж - красивая. Я, вообще, люблю все красивое…
 Знаете, чтобы так одеть и на тебя смотрели… - Пупс подбоченился, критически глядя сверху вниз на Марину.
 Квартира почти забавлялась, перемешивая и складывая все эти подспудные связи друг с другом, или полностью заменяя их на нечто отвлеченное. Она, то, скрывая, то, невзначай обнажая по собственному недосмотру завесу тайны, словно формулировала немой квартирный вопрос.
 - А почему ж вы его не любите, если он вам такие подарки делает?
 - А зачем?.. – С полки рухнул поролоновый ослик и неслышно разбился о ковролин. - Он меня ведь любит… Зачем я должна его любить? – Рука сдавила поролоновое тело и забросила его обратно на полку, только уже мордой к книгам.
 - Как зачем? Чтоб ему было приятно… хорошо… не скучно… чтобы жалеть его… - Пупс опять прервал движение.
 - Так ведь ему и так хорошо… Сам говорил, он врать не будет. А кто меня будет жалеть? Разве плохо, когда дарят подарки? Мне нравится, когда мне дарят подарки.
 - И много вам дарят?
 - Да. Все знакомые. Меня все любят. Вот они меня жалеют, я это знаю. – Рука скользнула по обмякшему сердцу.
 - Как?
 - А я что не попрошу, они все делают… - Пупс закачался, сокрушаясь головой.
 И самым неожиданным ответом на квартирный вопрос становился цвет. Все комнаты были объединены инверсией цвета. Каждая комната в цветовом плане являлась негативом или позитивом противоположной. Так, кабинет, четко акцентированный зеленым цветом, инвертировался в пурпурную кухню, а пурпурные гардины в нем при поддержке гортензии и фиалок оказывались просто-напросто негативом кухонных гардин с традесканциями на подоконнике. Не совсем точная инверсия, с некоторым отклонением по спектру, усматривалась между розовой спальней и голубой гостиной. Скорее должно было быть красное – голубое или розовое – синее, но это незначительное цветовое отклонение компенсировалось проявлением другой инверсии, проскальзывающей между комнатами.
 - Вы, наверное, тогда к Антону просто уважение испытываете?
 - Как это?..
 - Нуууу… Прислушиваетесь к его мнению… - Что-то помешало упасть пупсу.
 - Я?.. Зачем?
 - Ну, как?.. Он же умный? Красивый?
 - Я не знаю…
 - Как же так? Не знаете…
 - Зачем мне знать… Мне достаточно, что меня любят. – Роковое стечение обстоятельств вовремя подловило пупса…
 - Любят… - Юлия Ивановна произнесла это с такой интонацией, словно в первый раз услышала такое слово.
 - По-настоящему… - …он только-только хотел броситься вниз…
 - По-настоящему?..
 Здесь опять срабатывал тот же принцип противопоставления, но уже с элементом драматургии. Женские губы с розой в зубах в картинной рамке олицетворяли переход плоскости в объем, что могло бы соответствовать воплощению мысли, а стереометрическое дверное стекло в гостиной совершало обратное действие – объем, сминающийся в плоскость, что оказывалось действием, обратным мысленному перевоплощению. Эта инверсия, искоркой проскакивающая между комнатами, еще более подогревала интерес к квартирному вопросу, словно пыталась вывести на главную мысль, которая все четче и четче проявлялась во всем интерьере.
 - Да, по-настоящему… По-настоящему, это когда не капризничают как сейчас… - Марина обернулась назад. Молодой человек никак не среагировал на это. - Ну почему он не просыпается? Я же за подарком приехала… Вот видите, ему меня не жалко… Ну скажите ему… Я ему сколько раз на мобильник звонила! …а он его отключил… Я ж волнуюсь, чтоб он про подарок не забыл… - Пупс заерзал на месте.
 - Я не могу…
 - Ну, вы же мать ему…
 - А вы ему кто?..
 - …вас он послушается… Вот что мне в Антончике не нравится, так это - когда он капризничает… как ребенок, - Марина притопнула сапогом и совсем надула губки. Пупс замер, нерешительность исчезла.
 - Мариночка, может, вы чай будете? Я чайник поставлю.
 - Я буду кофе…
 - Давайте в гостиной попьем кофе, не будем мешать Антону.
 - А он, что, не пойдет с нами? Антон? – Пупс бесповоротно перегнулся через край полки…
 - Я вам там все и объясню.
 Все противопоставления, противоборства, взаимоисключения, инверсии в квартире происходили относительно одной оси, словно это был центр, вокруг которого все было так лихо закручено. Это была дверь, соединяющая холл с ванной комнатой, зеркальная с двух сторон. В холле она до бесконечности отражала входную дверь, в свою очередь, отражаясь до такой же бесконечности в самой входной двери. Искусственно размноженные Юлии Ивановны и Марины проследовали по зазеркальному холлу в зазеркальную гостиную и исчезли, оставив за собой шлейф беспредельности, за границами которой с одной стороны находился белый сияющий туалет, а с другой – лестничные клетки. Вот эта мысль сквозила в холле!
 Философский приколизм уже больше не мог скрывать главную квартиросъемщицу - мысль - совершенно навязчивую, требующую к себе пристального внимания, почти готовую выразить самое сокровенное, даже уже подающую знаки. Это была страшная мысль и по своей сути квартира.
 Световая трапеция в гостиной сместилась и карабкалась по скатерти на стол.
 Марина медленно садилась на край дивана, словно ловила на себе любопытные взгляды невидимых мужчин. Она закинула ногу на ногу, сопроводив движение ноги внимательным взглядом. Нагнулась к сапогу и провела по нему ладонью, как бы смахивая пыль, а потом откинула угол скатерти, чтобы обтянутое джинсами бедро осталось напоказ. Юлия Ивановна загремела на кухне чашками и чайником, а Марина с достоинством выпрямив спину, подтянула правый рукав и опустила локоть на спинку дивана: облокотившись на стол левым локтем, она уперлась подбородком в изящно выгнутую кисть, насупонив пальцами нижнюю губку. Серебристые длинные ногти с красными рисунками на них подчеркнуто обвенчали белопомадный рот с коричневой контурной обводкой по краю нижней губы. Расклешенный бордовый рукав сполз, обнажив тонкую руку с серебряным часовым браслетом и незатейливой татуировкой. Солнечный зайчик, отраженный браслетом, сразу же задрожал на стене у арки, а из правого рукава на запястье беспомощно повисшей ладони дружно высыпались браслеты. Их серебристый глянцевый блеск восполнил бледно-матовое сияние колечек, нашинкованных на тонкие фаланги.
 Юлия Ивановна, еще находясь на кухне и разливая по чашкам кофе, не могла оторвать взгляда от сидящей Марины. Все сидело изящно… в красивой позе: фиолетовые джинсы, обнаруживающие округлую коленную чашечку, равномерно покачивали сапогом, острым носком то и дело цепляющим длинный край скатерти, а бордовый джемпер, четко фиксирующий в себе Маринино тело, вообще, абстрагировался от всего на свете. Серебряный блеск на его фоне был просто блеск! То стекло часов вспыхивало на солнце при повороте руки, то сбившиеся в кучу браслеты на правом запястье сверкали всеми цветами радуги, то блестела змейка серебряной цепочки - выползающая из-под скученного под горлом воротника и сияющая расширяющейся к замкам полоской, она превращалась в амулет, уже ослепительно пылающий и скрывающий в плазменном нимбе разорванные контуры рисунка, то крутился серебристый мобильный телефон, свисающий ниже груди на длинном шнурке и стягивающий джемпер, обостряя под ним контуры лифа, то кольца на пальцах обеих рук дополняли общую игру металла различными цветовыми мелизмами, то длинные лепестки серебряных ногтей подчеркивали белизну губ и переносили акцент на стильно оформленный отсутствующий взгляд.
 Юлия Ивановна сутулой походкой подошла к Марине, вглядываясь ей в лицо, и поставила поднос на стол. Серый, легко-серебристый листовой макияж за пышными ресницами верхних век градиентно затенялся к краям глаз. Нижние веки, усиленные черной подводкой, оканчивались стрелкой – коротким штрихом, направленным к концу бровей, а слегка затененные поверх этой мнимой линии подбровья резко ограничивались тонкой линией изогнутых полумесяцев. Несколько повторяя изгиб бровей, лейкально сходящаяся к переносице челка скрывала высокий лоб. Прямые светлые волосы, расчесанные в зубчатый пробор, проградуированные и слегка волнистые к концам, спадали на острые плечи и высокую грудь. В волосах еле заметно поблескивали кольца-сережки.
 - А вы учитесь, Мариночка, или работаете? – Юлия Ивановна присела рядом на стул.
 - Я учусь.
 - И где же?.. Вы кофе с сахаром пьете?
 - Я модель.
 - Что это?.. …вы с сахаром? – Марина взяла чашку и отхлебнула.
 - Я одежду показываю… я ж красивая.
 Маринино лицо было полноватым. Несколько полноватые щечки, полноватые настолько, чтобы при улыбке появлялись ямки и растягивались пухленькие губы, обнажали крупные, почти как у кролика, передние зубы. Широкие глаза, излучающие выразительный взгляд, ширококрыльчатый нос с округлыми ноздрями, широкая и слегка низкая покатая переносица, плавно переходящая в высокий лоб – в купе могли характеризовать живость Марининого ума, но в сочетании с широким и при этом притупленным подбородком все сказывалось в обратном.
 - Мариночка… …как же мне сказать вам это?.. - Юлия Ивановна замялась, подбирая нужные слова. - Вы знаете…
 - Что?.. – Марина медленно подняла дымящуюся чашку, все так же тупо глядя мимо Юлии Ивановны.
 - А ведь Антон… - Юлия Ивановна… - Как вы познакомились с Антоном? Расскажите… – …отхлебнула из чашки.
 - Я голосовала на дороге, а он мимо проезжал… Я опаздывала. Он меня подвез… А может быть не он, я не помню…
 - И давно вы его знаете?
 - Не помню. У меня много его подарков, - и посмотрела в сторону кухни.
 В профиль было видно, что глаза посажены неглубоко, нос слегка вздернут – картошкой, мягкие, округлые черты, особо не выделяющиеся из плоскости лица.
 - А почему вы, Мариночка, не интересуетесь, что произошло с Антоном?
 - Он бы сам сказал…
 - А если он не может?..
 - Ну не может так не может… Да мне и не интересно… Куда он мог подарок спрятать?
 - А может он пошутил, обманул вас?
 - Нет. Он не обманывает. Он если обещает что-нибудь подарить, то всегда это делает.
 - И он всегда сдерживал свое слово?
 - Да. Всегда.
 - А вы хотите знать, что с ним произошло?
 - …только сейчас вот не сдержал слова…
 - Что?
 - Нет. А что, что-то произошло? - Марина встала и пружинной походкой продефилировала к холодильнику.
 - Он попал в аварию… - лицо само, без участия Юлии Ивановны исказилось страдальческой миной.
 - Да? А машину сильно разбил? – Марина, зацепив длинным ногтем локон волос, смахнула его со щеки, наклонив голову вбок, и другой рукой потянулась к зеркалу. - У него там в машине такая штучка была!.. Красивая-красивая такая… Ни у кого такой не было!
 - …врачи его спасли, но он теперь на всю жизнь…
 - “Ты прекрасна, спору нет…”
 - Ой, какая прелесть!!! – Марина удивленно и одновременно непонимающе взметнула бровями, зубы нерешительно обнажились в предвкушении улыбчивых губ, глаза заморгали, наполняясь изнутри восторженным блеском.
 - …останется глухим, слепым и немым…
 - Так ему и надо!
 - Что?!! – Юлия Ивановна осеклась, выражение скорби покинуло побледневшее лицо.
 - Так ему и надо… я же говорила, подари мне ее… Вот, теперь вместе с машиной разбилась… - с сожалением белозубая улыбка исчезла, но появилась снова:
 - “Ты прекрасна, спору нет…” – зеркало без устали крутилось перед лицом.
 - Ка-ка-я прелесть!!! Вы посмотрите! Забавное… Это Антончик про него говорил, я теперь поняла. – Марина экзальтированно закрутилась на месте, обращаясь к Юлии Ивановне то сияющим лицом, то отражением сияющего лица в зеркале.
 - “Ты прекрасна спору нет…”
 Мягкая монотонная мелодия прозвучала почти в такт к Марининым движениям. Она схватила мобильный телефон:
 - Ал-ло?.. Да… Я… …я здесь…
 - “Ты прекрасна, спору нет…”
 - Что?.. Это?.. Это зеркало… Ты обалдеешь!!! Пашечка, а ты где?.. Ну-у…– Юлия Ивановна молча встала из-за стола и пошла относить на кухню поднос. Марина стояла посреди гостиной в лучах света и переминалась с ноги на ногу, невидящим взглядом рассматривая потолок и изредка заглядывая в зеркало:
 - “Ты прекрасна, спору нет…”
 - …я не могу долго ждать… Ну, Пашечка… Ну поторопись!.. Все, я жду! – Марина направилась в холл. – Мне надо бежать!
 - Да, конечно, - Юлия Ивановна покинула кухню, догоняя Марину.
 Марина быстро накинула полушубок, наспех застегнула пуговицы, открыв рюкзачок и вытащив губную помаду, посмотрелась в говорящее зеркало вместо большого на двери:
 - “Ты прекрасна, спору нет…”
 - Собрав руками волосы, закинула их поверх песцового воротника и опять посмотрелась в зеркало:
 - “Ты прекрасна, спору нет…”
 - До свидания. – Марина повернулась к двери в ожидании, что Юлия Ивановна откроет ее.
 - Мариночка, а вы не хотели бы попрощаться?
 - Я же сказала до свидания…
 - С Антоном…
 Марина несколько замешкалась:
 - А… Ну да… - и заглянула в зеркало:
 - “Ты прекрасна, спору нет…”
 - Она быстро прошла в кабинет, приоткрыла дверь и, помахав ручкой, улыбнулась молодому человеку:
 - Антончик, пока. Подарок мне понравился… - Дверь закрылась, послышалось затихающее цоканье, громыхание замков и грохот закрывающейся двери.
 Тишина и затем приближающиеся шаркающие шаги с начавшей открываться дверью внезапно прервались телефонным звонком – створка вернулась назад, а шарканье поглотилось телефонной трелью.
 В спальне было тихо – мягкий, дневной свет лился из окна. Молодой человек лежал все в той же безмятежной позе. Стеллаж привыкал к новому положению вещей – гармония была нарушена, на полках царила вакханалия. Целый ряд скульптурных свечей сгруппировался в кучу. Опрокинутые фотографии и фигурки нэцкэ валялись в разнобой, вперемежку со статуэтками. Некогда сидящие и стоящие пупсы лежали на спинах с широко открытыми глазами и раскинутыми руками. Только один из них продолжал сидеть все в той же самой позе, фотография, выпавшая из его рук, лежала в ногах изображением вниз, а он в ужасе смотрел на полку с пустующей вазой.


ГЛАВА V

 - Как Антон-то? – Вадим раздвинул бамбуковые шторы. Вслед за ним вошла Надежда.
 - Все по-старому… К нему уже приходили… - Юлия Ивановна копошилась у плиты на кухне.
 - Кто?
 - Прям так с порога и начал… помоги лучше, - Надежда сунула Вадиму пакеты.
 - А че так грубо? Надь?
 - Мам, здесь хлеб, колбаса… я там еще макароны купила, курицу под бульон, сосиски… всего понемногу, - Надежда встряхнула руками, расправляя плечи.
 - Домой-то что-нибудь оставила?
 - Да. – Вадим поставил пакеты на стул. Надежда принялась разбирать их. – …не беспокойтесь.
 - Я пироги приготовила.
 - С творогом? – Вадим зашелестел пакетом.
 - Нет, с картошкой. Домой возьмете.
 - Чего-нибудь помочь, мам? – Надежда с пачками в руках прошла на кухню и загремела дверцами полок.
 - Да нет, не надо… я сама. Ты вон устала после работы. Оставь, я потом разберу… - Юлия Ивановна включила свет на кухне.
 - Да я уж начала… - Надежда вернулась в гостиную.
 - Так кто приходил-то? – Вадим продолжал держать пакеты и сам понемногу выкладывал продукты на стол.
 - А девушка одна… Красивая… блондинка, как же она назвалась?
 - Мам, я молоко, сыр в холодильник… - Надежда скрылась – темноватая гостиная внезапно осветилась желтым светом и тут же приглушилась двигающейся тенью.
 - Конечно… - Юлия Ивановна загремела тарелками.
 - Колбасу я порежу, и сыр, - Надежда разогнулась откуда-то снизу из-за парапета.
 - Так что за девица-то? – Вадим, стоя спиной к кухне, сложил пустые пакеты и бросил их через стол на диван.
 - Знакомая Антона… Как же она?.. Модель?.. Ну, которые моду показывают… - Юлия Ивановна взглянула на Вадима.
 - Модель… топ-модель… - ответила его спина.
 - Манекенщица? – Надежда быстро проследовала через всю гостиную в холл, кинув по пути:
 - Ну, и чего ты кидаешься?
 - Ой-ой… сейчас достану…
 - Да, она… очень красиво одета… - Юлия Ивановна улыбнулась в их сторону.
 - Ну, у брательника губа не дура… - Вадим, обойдя стол, нагнулся к дивану.
 - В том-то и дело, что…
 - Что?
 - Она приходила за подарком. Антон ей, оказывается, когда-то подарок обещал, вот она за ним и приходила.
 - Ты ей рассказала, что с ним?.. – Вадим уселся на стул в пол-оборота к кухне.
 - Пыталась… Она так ничего и не поняла. Она как его нашла, так тут же и ушла…
 - Вот те раз… - Вернувшись, Надежда, взяла на кухне доску с ножом и возвратилась в гостиную.
 - А че она тогда Антона-то искала? – Вадим отломал от хлеба горбушку.
 - Да… Надюш, ты нож взяла? – Юлия Ивановна скрылась за парапетом, открывая духовку.
 - Ты, че, подождать не можешь?.. – Надежда сердито посмотрела на Вадима. - Да… нужен.
 - Не поняла, Вадим… - Юлия Ивановна достала противень и поставила его на конфорки.
 - Ты, говоришь, она как его нашла, так и смылась…
 - Я другим. Режь…
 - Вадик, ты можешь подождать? – Вадим проглотил только что отрезанный кусок колбасы.
 - …да нет же, это про подарок. Зеркало-то вот это… это и был его подарок… - над противнем поднялось облако дыма.
 - Так она чего, зеркало забрала? – Вадим повернул голову. – Я думал, ты его убрала.
 - Да… Ей кто-то позвонил, она поговорила и ушла. – Пироги партиями перекладывались в широкую тарелку. – Во-от. Хорошие получились... Не подгорели.
 - Да, брат, дарить такие фишки таким девицам – это глупо. Ну, она Антона-то хоть видела?
 - Да. Я ее сразу к нему в спальню и отвела.
 - А она?
 - Разбудить его хотела, а потом все на полках подарок искала. Я и не думала, что у нашего Антона такие вот девушки…
 - Ну, ма, чего ты хочешь? Красота, она ведь и в Африке красота. Никто не устоит. – Вадим посмотрел на Надежду. Она перевела взгляд с нарезаемой колбасы и выжидательно моргнула на него. – Да, красота?
 - Да. Ты тоже жертва красоты.
 - Не спорю. Да, ма, тебе тетя Шура привет передавала, говорит, если что надо – может помочь.
 - А, Шурочка? Дай бог ей здоровья… Да нет, пока сама справляюсь… Да мне и не трудно... Приготовить да Антона покормить… почти как дома – все равно что за вами прибираю…
 Гостиная поглощалась полутеменью и перекрашивалась в серо-фиолетовые тона. Сквозь белую паутину тюли в глубине лоджии, за серым стеклом созревали яркие точки городских огней, разбросанных вплоть до горизонта, где линии крыш контрастировали с синим небом в темных облачных разводах.
 - Тебе здесь не скучно?
 - Даже не знаю…
 - Может из дома чего-нибудь принести?.. Там…
 - Вот напомнил… конечно, пяльцы принеси…
 - Я ж тебе говорила, возьми на всякий случай, - Надежда с укоризной посмотрела на Вадима.
 - Да, пяльцы… Хоть еще чем-нибудь буду занята… Телевизор – если только новости смотреть… а он там у Антона…
 - Слушай, Вадь, достань масло… - Надежда завернула обратно в пакет брикет сыра.
 - Машинное?
 - Ты у меня схлопочешь… - Она мотнула головой и взметнула бровями, в шутку махнув ножом.
 - Хочешь, перенесу… Куда? В кабинет, сюда, на кухню… - Вадим направился к холодильнику.
 - Он ж большой… Нет, тогда не надо… Я уж, без него…
 - Ну, как хочешь… - Масленица громыхнула о стол. Вадим только собрался присесть, как Надежда остановила его:
 - И свет включи, темно, - она улыбнулась, кладя ему в рот кусочек колбасы.
 - Так нормально? – Щелкнул выключатель - из карнизов по двум стенам в потолок брызнул мягкий матовый свет.
 - Нет, Вадим, поярче. – Секторный плафон вспыхнул и осветил пол гостиной, оставив остальную половину на откуп закарнизному освещению. – Нормально.
 Панорама вечерних городских огней отгородилась желтым прямоугольником, отраженным в глубине стекла. По ту сторону лоджии силуэт Вадима по воздуху приблизился к дверному проему, отдернул тюль и превратил его в тонкую световую полоску.
 - Да, та девушка… Мариной ее зовут… Что-то про мобильный телефон говорила… что звонила Антону, а он отключен. – Юлия Ивановна присела на диван, принеся огромную тарелку с наваленными на нее румяными пирожками.
 - А когда машину-то раскурочивали, не помню, его не было, что ли? – Вадим сел за стол. Надежда уже делала бутерброд. - И у Антона вроде не нашли в карманах?
 - Да…
 - Насколько я помню, в протоколе про него ничего не было написано… Значит во время аварии куда-то пропал… или под шумок… - Надежда протянула Вадиму хлеб с маслом и колбасой. – Сенкью…
 - Да разве можно так?
 - Сыр будешь?.. Мам, а вы?..
 - Нет, я потом, Надь… Можно, можно… - Вадим откусил и глотнул из чашки. - Ма, я ж не говорил тебе… я тогда на второй день… съездил на это место, так машину всю раздели… Сняли все что можно было, сволочи…
 - Да бог с ней, с машиной… Нет, Надюш, спасибо. Пироги пробуйте, пока горячие… - Юлия Ивановна отодвинула от себя тарелку с дымящейся горкой. - Эта девушка так за машину переживала…
 - Вкусные, - Надежда, пережевывая, отхлебнула из парящейся чашки. – Я в следующий раз творога куплю, не догадалась… У вас все же лучше получаются…
 - Да я за машину не переживаю, черт с ней… и с этой девицей тоже. Вот брат, а? Что за дуру нашел!? У нее голос какой был?
 - У, Вадим, ну ты спросишь! Обычный.
 - Ну, какой… в годах?.. молодой? высокий? низкий? Хотя, у манекенщиц…
 - Да нет… молодой такой, приятный… да ей на вид не больше двадцати, а то может и все семнадцать… Девочка совсем…
 - При мне такая не звонила, то все другие голоса были. Но еще будут звонить – это уж точно. Антон у нас ловелас… Может еще и внучиков принесут показать…
 - Пироги попробуй, - Надежда опять потянулась к тарелке.
 - Нет. Ты мне с сыром сделай… Успею.
 - Сам сделай… - Надежда все же отложила пироги и взяла сыр.
 - Я ж забыла, так вот еще одна девушка звонила, сразу по уходу Марины…
 - Ну я ж говорил… А это кто будет?
 - Тоже назвалась знакомой. Ольгой.
 - Звонила какая-то… называлась Ольгой… а может не Ольгой… Уже не помню… Нет, та по отчеству называлась… И что сказала?
 - Пригласила ее придти…
 - Да нет, она…
 - Сказала, как время будет, обязательно приедет.
 - Ты, ма, смотри с этими девицами, а то так весь дом вынесут, и не заметишь… а то может, эта вот Марина – еще не самое худшее, что было…
 - Тъ… ой, ну понапридумываешь же… - Надежда закатила глаза на лоб.
 - А что? Все может быть…
 - Ладушки, ма, мы на днях заскочим… Так, сегодня что?..
 - Среда… - Надежда потянула руку вызвать лифт, но лампочка уже горела.
 - …в субботу… Хорошо?
 - Ой, да в любое время, - Юлия Ивановна стояла в дверях, заслоняя собой освещенный холл.
 - Я все равно позвоню… - Вадим подошел к раздвижным дверям, за которыми усиливался шум подъезжающей кабины.
 - А пяльцы-то не забудь…
 - Не забуду, - Вадим отошел, пропуская Надежду вперед к расползающемуся световому проему.
 - Шурочке привет передавай… а то пусть сама позвонит…
 - Хорошо… - Вадим осекся и застопорился с Надеждой. Навстречу им из лифта вышла женщина.
 Выйдя из кабины, она сразу же повернулась и посмотрела поверх черных очков на Юлию Ивановну, стоящую в дверях:
 - Здравствуйте. Я вам сегодня днем звонила, – и подошла поближе, кивая головой.
 Вадим с Надеждой остались стоять на месте, глядя ей в спину и на Юлию Ивановну.
 - Здравствуйте… – Юлия Ивановна растерялась.
 - Меня Ольгой зовут. А вас…
 - Ладно, ма, мы поехали. – Женщина обернулась на голос – Вадим смотрел на нее, держа руку у Надежды на талии.
 - Да-да, хорошо… - Юлия Ивановна привстала на мысочки, чтобы увидеть Вадима поверх головы незнакомки.
 - Здравствуйте… - женщина улыбнулась Вадиму, пытаясь скрыть неловкость, возникшую на лице.
 - Вечер добрый, - ответное приветствие прозвучало несколько скабрезно.
 - Здравствуйте, - Надежда как бы извиняясь за Вадима, кивнула женщине и прошла в кабину, увлекая за собой Вадикину руку.
 - Да вы проходите, не стойте… - Юлия Ивановна шире открыла дверь, открывая взору освещенный холл с цветным витражом и темноту лестничной клетки в двери ванной комнаты. Из темного прямоугольника на свет в отраженный холл вышло отражение женщины в длинном не застегнутом пальто и с сумкой в руке.
 - Спасибо. Решила сразу после работы заскочить.
 - Проходите, раздевайтесь… тапки здесь… - Юлия Ивановна захлопнула дверь.
 - Ой, спасибо, весь день в ботинках… - Женщина сняла пальто, повесила его на крючок.
 - Находилась… я лучше босиком, если можно… - женщина задвинула свои тупоносые ботинки под вешалку, и, разогнувшись, откинула назад густые светлые волосы. – Я сумку здесь оставлю…
 - Как хотите… пожалуйста, проходите сюда, - Юлия Ивановна раздвинула бамбуковые шторы.
 - Спасибо… - женщина вступила в гостиную, перехватив с рук Юлии Ивановны отведенные стрекочущие шторы. - С Антоном-то все в порядке? А то я уж прям вся как на иголках, мобильник не отвечает, дома у вас тоже никто не берет, мужчина один раз поднял трубку, так ничего и не сказал… и вы сегодня днем…
 - А это вы вот с Вадимом разговаривали тогда… Сын мой, старший. Это вы сейчас с ним у лифта столкнулись.
 - Да?
 - А с ним жена его была…
 - Неловко получилось…
 - Ничего… Садитесь… Мы уже поужинали. Вы?..
 - Ой, кофе, если можно… Прям так к застолью и приехала… Так что ж с Антоном? Он дома? – женщина села на табурет, подтянув брюки, и обвила ножки ступнями в темно-коричневых чулках.
 - Да. Он в спальне… спит… - Юлия Ивановна ушла на кухню, заодно забрав со стола пустые чашки.
 - Ну, слава богу, а то уж я думала… Вы так и не сказали, что произошло.
 - В аварию попал он. Вам растворимый или молотый?
 - Как?!... И все это время он в больнице был?
 - Да, я его только на днях забрала…
 - Так долго лежал… Я последний раз с ним по телефону разговаривала две недели назад…нет, больше… Что, с ним что-то серьезное?
 - Как вам сказать…
 - Говорите как есть… не томите.
 - А вы кем ему являетесь?
 - У-у… как вам сказать…
 - А говорите, как есть…
 - А мы с вами найдем общий язык… - женщины улыбнулись друг другу.
 - Не сомневаюсь…
 - А я могу позвонить от вас?
 - Звоните, Оленька, звоните… Не спрашиваете…
 Она встала, подошла к столику и зажужжала диском. Ольга была среднего роста, полноватая, хотя так полнил, может быть, красный костюм – расстегнутый пиджак с белой обтягивающей водолазкой под ним и слегка расклешенные брюки. Светлые густые волнистые волосы каре спадали на плечи. Лицо полноватое, овальное, как будто загоревшее, подбородок треугольный, еле заметный темный пушок усиков над тонкими губами. Черные очки, немного приспущенные с переносицы и густые черные брови придавали определенной строгости добродушному выражению лица. Помимо одного маленького тонкого колечка на одной руке, на другой красовался перстень с красным камнем в темной орнаментной оправе. Ольга переминалась с ноги на ногу, и он переливался бликами света, попадавшими на его грани.
 - Алло?.. Серенчик?.. Привет, золотце… Как дела?.. Бабушку позови, она рядом?.. Уроки делаешь?.. молодец… …алло?.. Ма, ты? Привет, это я… Да, я сегодня попозже буду, вы меня не ждите… Ма, проверь, чтоб он уроки сделал… Что? Опять проспал?.. ну так скажи ему, приду – ремня получит… а ну позови его… ладно, не надо… приеду - сама поговорю… а ты его, наверное, опять балуешь… ма, ну что ты мне ребенка портишь… Ну, ладно, все… без меня ужинайте, я задержусь… а Сережке передай, если не сделает уроки, пусть пеняет на себя…
 - Вы можете у нас поужинать, - Юлия Ивановна вошла в гостиную с чашками.
 - Спасибо большое… Я лучше кофейку… Это я своим звонила, чтобы не волновались… мама, сын…
 - Я поняла… Сколько сыну?
 - Одиннадцать.
 Юлия Ивановна поставила чашки на стол и придвинула тарелку с пирогами…
 - Это не его ребенок…
 - Да я ничего такого и не подумала…
 Зазвонил телефон. Юлия Ивановна подняла трубку:
 - Алло?.. Нет, вы ошиблись… Пожалуйста…- Ольга села обратно на табурет.
 - Второй раз уже ошибаются за сегодня… - Юлия Ивановна села тоже.
 - С Антоном-то что?
 - Все очень серьезно…
 - Что именно?
 - Все, Оленька. Плохи дела… Да вы пейте кофе…
 - Да что ж вы мучаете меня! Загадками говорите. Что с ним?
 - Плохо… плохо… Получилось так… врачи сделали все, что смогли… и Антон долго в коме лежал… в общем… он жив, но… он больше не сможет ни видеть, ни говорить… и слышать не будет.
 - Как так?!!
 - Вот так вот получилось… врачи спасли его, но… такой вот ценой…
 - Но это все, наверное, частично… слепота… глухота… Временно?
 - Нет. Полностью. Полная потеря слуха и зрения, говорить он тоже не может… немым стал.
 - Это после аварии?
 - Да… Там, в больнице, за него с первых же минут боролись… потом кома… а потом вот сказали, что он таким останется… но это может еще исправиться, посоветовали надеяться и ждать…
 - Не может быть! Глухой, слепой и немой! Ну, это же бред!
 - Нет. Так и есть. Мне даже предлагали эвтаназию сделать, я отказалась… Мы отказались…
 - Зачем эвтаназию?
 - Сказали, в таком состоянии он просто сойдет с ума.
 - Скоты!
 - ...рано или поздно, но сойдет с ума…
 - Невероятно…
 - У него от аварии только царапины и ушибы… вот как бывает… а машина почти вся…
 - Я могу представить… сама за рулем… Да еще зимой, в такую погоду… ну, главное, жив? Жив! Не стоит переживать. Все обойдется.
 - Надеюсь.
 - А вы не только надейтесь, но и знайте. Да все нормально будет. Я просто уверена.
 - Спасибо, Оленька.
 - Вы, если какую помощь, сразу говорите… лекарства, еще что-нибудь, у меня есть возможности… Да, вот так оборот… А я-то звоню-звоню… У Антона бывает так, взял и пропал… А потом получается, дела всякие были… мол…
 - Спасибо, Оленька, спасибо… Вы с Антоном давно знакомы?
 - Да… больше года…
 - И?.. …и какие у вас отн…
 - Приятельские… а может быть, даже дружеские… не знаю. У вас прекрасный сын…
 - Простите, Оленька, что спрашиваю… Лет-то вам сколько?
 - Тридцать… я выгляжу старше, верно?
 - Ну-у…
 - Ну, не пытайтесь обманывать меня… старше, старше… Уж такая у меня жизнь, даже следить за собой некогда.
 - Ну-у… я б не сказала бы, что вы…
 - Познакомилась я с Антоном совершенно обыкновенно. Он у вас кавалер…
 - Да?
 - Да-а… воспитанный… элегантный…
 - Воспитывал его больше Вадим, чем я. Старший брат. Отец-то наш умер, когда Антону было пять лет… вот Вадим и заменил отца.
 - Извините, я и не знала… Антон не говорил. Или говорил… так, что я и не могла догадаться об этом. Извините…
 - Да ну что вы…
 - А вашим внучкам сколько?
 - Нету внуков… Не могут родить…
 - Да не хотят, наверное… Сейчас ведь сначала думать стали, прежде чем рожать…
 - Хотят, Оленька, хотят… Очень сильно хотят… а мне бы какая радость-то была… но…
 - Сейчас же медицина все лечит…
 - Не все… пока не все…
 - Время лечит… оно все лечит… И у них все получится… Ой, у меня одна знакомая… Так родила же! Не надо отчаиваться…
 - Хорошая вы, Ольга!
 - Да я не думаю… Плохая я… Стерва… Хоть бы такая моему сыну не попалась… убила бы…
 - Да что ж вы такое говорите, слушать страшно…
 - Я-то вот одна воспитываю, сына… и всю семью содержу… Тот-то, от которого мой Сережка, не принял меня с ребенком… Потом одумался… а я из принципа отказала ему… теперь жалею… Да нет, не его… сына… Ему пример для подражания нужен… тогда-то я об этом и не подумала… мужское воспитание, ну а я-то не могу заменить отца… как бы не хотела этого…
 - Да у вас же все впереди…
 - Не знаю… впереди или позади… Мне главное сына воспитать мужчиной… Вот Антон ваш… из него хороший отец получится… они с Сережкой очень быстро сошлись…
 - Так вы могли бы выйти замуж за Антона… Он не предлагал?
 - Могла бы… и хотела бы… но…
 - Антон не согласен?
 - Нет, дело не в Антоне… хотя и в нем все дело…
 - Так в чем же дело? Вы любите Антона, а он вас нет? Это мешает?
 - Нет же… Я не люблю Антона… Я его уважаю, что ли… ценю как человека… на него можно положиться. Уважаю за то, какой он есть. Его можно любить, и надо любить. И он из тех людей, у которых крылья вырастают, когда их любят. Я даже знаю, что если бы я предложила бы ему пожениться, он не отказал бы…
 - Так вы и не предлагали?
 - Нет, мы и не говорили ни разу на эту тему. Я просто не хочу портить ему жизнь. Антон должен воспитывать своего собственного ребенка, а не чужого...
 - Ну, вы прям такие вещи говорите… ну, если ваш сын с Антоном так сошлись, какой же он ему чужой?
 - Да нет же, поймите меня правильно. Я, наверное, не так сказала… Антон все воспринимает близко к сердцу. Это, кстати, его большая беда… он при всем при этом про себя забывает. Поэтому я и говорю, что он бы сразу и согласился бы. Ну, зачем? Я уж как-нибудь справлюсь. А ему нужна своя семья. Своя собственная. Это же его жизнь, зачем ее разменивать на чужих.
 - Нет, Оленька, вы сейчас такие вещи говорите… я поражаюсь.
 - Я просто не хочу калечить жизнь еще кому-то, сыну вот уже с самого начала и… А чтобы все восстановить, еще одну жизнь погубить? Нет.
 - Вы рассудительная…
 - Да при чем здесь это? Мне муж не нужен, моему сыну нужен отец. В этом все дело. Я привыкла уже без мужского плеча… денег я достаточно зарабатываю… меня другое тревожит… Сережка мой в таком женском коллективе воспитывается… Я, бабушка - мама моя, сестра… и ее дочка… Он может мягким вырасти… это плохо для мужчины, тем более время сейчас такое, еще не известно, какое потом будет… поэтому ему и нужен такой наставник-мужчина, учитель, пусть даже строгий… это никогда не помешает, только поможет… Он на Антона вашего, знаете, как смотрит?.. У-у… Он мне однажды заявил с претензией: почему дядя Антон не мой папа? Я даже ничего и ответить не смогла…
 В гостиной воцарилась тишина.
 - Ой, Оленька, вы пироги попробуйте. Правда, они уже остыли…
 - Да-да… спасибо, - Ольга нехотя потянулась к тарелке, хоть так пытаясь заполнить возникшую паузу. - Ой, вы меня не слушайте… Я тут со своими заботами… У вас своих…
 - Да что вы, Оленька… Счастье свое надо искать. Оно ведь просто так не лежит, где попало и не ждет…
 - Это правильно, я тоже так считаю… Да, сейчас главное, чтобы у Антона все хорошо было… Мы-то дело десятое…
 - Опять возникла пауза. У Ольги было уставшее лицо – мелкие морщины, изрезавшие уголки глаз, скрывались за дужками очков. Усталый кареглазый взгляд терялся в черных стеклах. Когда двигались брови, лоб заметно морщился от этого, хоть и пытался спрятаться за прядями светлых волос. Щеки и скулы добродушно демонстрировали темнокоричневые точки родинок. Следов косметики почти не было, кроме красной губной помады и черной туши на ресницах.
 - Ничего что я в очках?
 - Ой, да что вы?
 - Это они у меня от света. Глаза болят, приходится носить. Я даже вечером, конечно, когда время есть, телевизор в них смотрю… даже в темноте. Привыкла уже…
 - Ох уж, у меня глаза давно некудышние… но пока без очков обхожусь.
 Тишина вернулась обратно.
 - Может, еще кофе будете?
 - Ой, даже не знаю… даже легко как-то, что с вами говорю… А то ведь дома с мамой так не получается, и на работе все не домашние проблемы… И хочется поговорить и думаешь - не надо, наверное…
 - Ну, вот и хорошо. Все-таки не зря приезжали… Мне тоже иногда хочется так вот поговорить… За жизнь… У сына с невесткой своя жизнь… а у меня своя… А хотите выпить? У Антона коньяк есть…
 - Да что вы?.. Я ж за рулем…
 - А я и забыла… ну тогда в следующий раз…
 - За здоровье Антона… А кстати, на него можно посмотреть-то? Я ж поэтому и приехала...
 - Конечно-конечно… Пойдемте, - Юлия Ивановна встала изо стола, опершись о него рукой. - Вы, Оленька, кем работаете?
 - Ой… арт-директором… зарабатываю нормально, на все хватает… Времени только не хватает на все сразу. Жалко…
 - Большой коллектив?
 - Да не очень… Мужской… Они у меня в кулаке… Слушаются.
 - А вот и Антон… - Юлия Ивановна открыла дверь в спальню.
 Плафоны, утопленные в потолок, мягко освещали комнату, за повернутыми планками жалюзи сквозили темные полоски стекла, кое-где истыканного яркими точками ночных огней. Молодой человек лежал все в той же позе – руки по швам, в халате, ноги голые, носки разведены.
 - А можно я?..
 - Что?
 - …сяду?
 - Ой, Оленька, я не знаю… Я когда его кормлю, сажусь на стул… Попробуйте… Только врачи советовали – не… не… это может ему повредить…
 - Я аккуратно…
 Ольга подошла к кровати, смело и, не раздумывая, присела рядом с молодым человеком. Продавленная перина наклонила его тело в ее сторону.
 - Ну, здравствуй, Антон… – Ольга пристально посмотрела в закрытые глаза. – Что ж ты так… не уберег себя… Антон… но ты не отчаивайся…
 Она медленно взяла его ладонь, положила поверх своей и накрыла другой. Его пальцы медленно зашевелились, переминая под собой ее перстень:
 - Сережка привет тебе передавал. Он тебя ждет… Так что ты давай, крепись и выздоравливай поскорее… - пальцы перестали двигаться.
 Юлия Ивановна молча стояла в стороне, останавливая взгляд то на затылке и спине Ольги, то на безмятежно лежащем молодом человеке. Ее подбородок еле заметно дрожал за машинально поднявшейся рукой, но искривленные губы все-таки не скрыли душевного волнения.
 - …ты главное, держись и не сдавайся… хорошо?.. …ну вот и молодец… а мы не будем подгонять тебя. Все будет хорошо. – Ольга обернулась и… улыбка не получилась. Юлия Ивановна сверкнула влажными глазами.
 Ольга медленно забрала свои ладони, ладонь молодого человека на секунду задержалась в воздухе и медленно опустилась на сливово-фиолетовое покрывало.
 - Пока… Еще увидимся. – Ольга встала и повернулась к Юлии Ивановне. – Пойдем?
 - Да.
 - Может чайку?.. Кофе-то много не надо пить… - Юлия Ивановна придержала бамбуковые шторы. – Надо бы их убрать, а то мешаются постоянно.
 - Да пусть висят…- Ольга вошла в гостиную, но не присела как Юлия Ивановна.
 - Да вы садитесь…
 - Ой, спасибо… я, наверное, Юлия Ивановна, поеду … Поздно уже…
 Зазвонил телефон.
 - Алло!.. А-а-а… - Юлия Ивановна обернулась к Ольге и замолчала. - …позвоните завтра… или приходите… Юлия Ивановна… да… да-да… …да… Да… …в любое время, да. …до свидания… - Юлия Ивановна медленно положила трубку. – Ну, как хотите… а то б еще чайку…
 - Ой, спасибо… я поеду… Извините, что так быстро ухожу…
 - …я провожу вас… - Юлия Ивановна зашелестела шторами и включила свет в холле.
 Ольга присела одеть ботинки, Юлия Ивановна в это время смотрела по сторонам, словно в первый раз была здесь, и держала голову на ладони, опершись локтем в пояс.
 - Я вам завтра обязательно позвоню… А вы все-таки, если какая помощь – обязательно звоните… - Ольга раскрыла сумку и порылась в ней. – Вот здесь рабочий телефон, здесь же мобильный… - Она протянула карточку Юлии Ивановне. – Вот еще мой домашний…
 - Она вытащила из нагрудного кармана ручку. – Звоните, не стесняйтесь, в любое время… Я вам тоже буду звонить. Давайте, я приеду… как время будет…
 - Я не стесняюсь, Оленька… У вас же дел своих… много…
 - Я буду звонить. – Ольга одела пальто. – Лекарства, лечение… я постараюсь помочь…
 - Посмотрим… посмотрим… - Юлия Ивановна защелкала дверным замком.
 - Ну, тогда до встречи, - Ольга взяла сумку и вышла на лестничную клетку к лифту. На лестнице было темно, только свет из прихожей бросал на бетонный пол и коврик для ног бледно-матовый прямоугольник. На стене загорелась красная точка.
 - Да, Юлия Ивановна… совсем забыла сказать… - Телефонный звонок из гостиной прервал Ольгу. Юлия Ивановна обернулась на звук. – Ладно, бегите, может, это вас… я уеду сама. Я что хотела сказать…
 - Ой, Оленька… извините…
 - Ничего-ничего… …у Антона кто-то есть. Вот что… Бегите-бегите… до свидания.
 - До свидания. Оленька, мне очень приятно было с вами познакомиться… До свидания.
 - Мне тоже. До свидания. Я завтра позвоню. – Размытый в темноте Ольгин силуэт заменился отражением Юлии Ивановны, убегающим в зазеркальную гостиную.
 - Ал-ло?.. Это вы звонили... Что?.. в любое время… нет, никакого беспокойства… и сейчас тоже… А кто его спрашивает?.. Валерия Михайловна… …нет, вы не причините мне никаких неудобств… приходите… можете с утра… да… пожалуйста… да… До свидания…
 Юлия Ивановна положила трубку, но телефон опять зазвонил.
 - Ал-ло?.. Вадим, это ты… нормально добрались?.. Уже давно?.. что? Кто была?.. Ну зачем ты так, ты же не знаешь, что это за человек… Очень приятная женщина оказалась… да… раз на раз не приходится. Да, Ольга… Знакомая Антона, подруга… Вадим, я попозже перезвоню, а то мне надо Антона кормить… разогреть надо… Хорошо?.. Пироги-то едите?.. Ну все, я перезвоню…


ГЛАВА VI

 Солнце, мутное, как глазное яблоко, кое-как пыталось проглянуться сквозь ватный компресс облаков. Проплывающие мимо тучи прищурили бледно-желтый зрачок, ехидно глядящий на гнущиеся верхушки деревьев и телепающиеся от ветра полы пальто и шарфы с сумками на плечах. Черная широкополая шляпа, прижатая сверху черной перчаткой, и, наклонившись вперед, сопротивлялась встречному ветру. Мчащаяся за матово-серебристым «Мерседесом» собака выскочила со двора и напоролась на людей. Шляпа, пропуская перед собой «Мерседес», притопнула собаке, но та вцепилась в брючину, а машина, плавно вписавшись в поток, исчезла, оставив далеко позади себя бегущую через весь двор хозяйку. Шатающийся дворник в синей униформе обернулся на подбегающую к собаке женщину, и, еле передвигая ногами, побрел в их сторону. Ребенок с рюкзаком за плечами вприпрыжку промчался мимо него и не заметил показанного в спину кулака.
 Юлия Ивановна вошла на кухню с подносом в руках и переставила в раковину пустую глубокую тарелку с чашкой, облепленной черной заваркой. Из крана хлынула вода, тряпка заскользила по посуде, смывая желтоватую каемку с краев тарелки.
 Закончив мыть, Юлия Ивановна направилась в ванную и, взяв утку, вынесла ее в спальню через вторую дверь. Ванная комната была выложена бежевой кафельной плиткой. Над белоснежной раковиной висело большое прямоугольное зеркало, уставленное на полке различными флаконами и тюбиками. В углу, слева от зеркальной двери стояла стиральная машинка. Сбоку от второй двери, открывающейся в спальню, находилась бежево-кремовая ванна треугольной формы с висящим над ней хоботом душевой ручки. Зеркальная дверь открылась, обнаружив за собой темный холл с отраженной в его глубине ванной комнатой. Юлия Ивановна бросила на стиральную машинку принесенное полотенце и опять прошла в спальню через вторую дверь.
 Сидя за столом в гостиной, Юлия Ивановна медленно попивала чай и задумчиво глядела прямо перед собой. Тишина в квартире акцентировалась еле слышимым тиканьем часов из кабинета и равномерными глотками гостиной. Морщинистое, пожилое лицо с выцветшими серыми глазами на пару с безысходностью всматривалось в пар, поднимающийся из чашки.
 С безысходностью, сквозь пар наблюдавшей за задумавшейся Юлией Ивановной, раздался звонок. Звонок раздался еще раз. Юлия Ивановна встала открыть дверь.
 - Здравствуйте, а я к Антону Павловичу, он дома?
 - Здравствуйте. – Перед Юлией Ивановной в изящной позе грациозно выкинув вперед ножку, стояла женщина. С шапочкой-таблеткой на голове, в светло-сером манто с котиковым воротником и в белых брюках-трубах, она прижимала подмышкой черную сумочку и деловито покачивалась на каблуках:
 - Это я с вами вчера по телефону разговаривала?
 - А-а… Вы - Валерия Михайловна?
 - Да, собственной персоной. Я не побеспокою, если навещу Антона Павловича?
 - Нет, что вы… Даже наоборот. Проходите... – Юлия Ивановна впустила женщину.
 - Ой, как хорошо! Как замечательно! Я не отниму у него много времени… Почему же не видно хозяина?
 - Он у себя. Раздевайтесь.
 - Трудится? Как я понимаю его… - Женщина расстегнула манто, обнаружив под ним элегантно завязанный газовый платок и сверкающую цепочку. - Работа отнимает столько времени и сил… Очень трудно быть дизайнером, очень трудно… - Она повернулась спиной к Юлии Ивановне. - Нужно быть таким умным… чтобы что-то придумывать… - Юлия Ивановна невольно помогла снять манто, а женщина, не оглядываясь, подошла к зеркалу, аккуратно сняла шляпу-таблетку и поправила аккуратную как у мальчика, с коротко выбритым затылком, прическу. - Антон Павлович? Антон Павлович, где вы?
 Юлия Ивановна повесила манто на вешалку, женщина поправила рукава светло-фиолетового кашне и, раскованно и легко отвернувшись от Юлии Ивановны к зеркалу, поправила прическу еще раз.
 - А вы с ним коллеги по работе?
 - Нет-нет, ну что вы… Просто Антон Павлович когда-то разрабатывал дизайн моей квартиры… - Женщина еще раз стрельнула тонкими прямыми пальчиками по волосам и оценивающе сверху вниз осмотрела Юлию Ивановну. - Нашей с мужем квартиры… И мы впоследствии близко познакомились… А вы, наверное, гувернантка у него? Что-то раньше я вас не видела… Когда же он успел взять вас?
 - Я, вообще-то, его мать!
 - Ах!.. Ах, извините… Извините, пожалуйста… – Женщина всплеснула руками и, сжав их в замок, состроила мучительную гримасу. - Как некрасиво получилось. Мне должно быть совестно за себя, извините… - Она жеманно повернулась в сторону, склоняя вниз голову. - Как я вас оскорбила!
 - Ничего-ничего…
 - То-то я смотрю, чем-то вы похожи на него… Что-то общее есть в чертах лица… в манерах… в подаче…
 - Да, есть… Все говорят, что он в меня пошел… Скулами, подбородком…
 - Да-да-да… Как вы верно подметили… Скулами… Да… Поразительное сходство… Подбородок, да… Вы у него гостите?
 - В каком-то смысле – да…
 - Это же прекрасно, когда родители навещают своих детей…
 - Ой, Валерия… Михайловна, что же мы стоим-то в дверях?.. Проходите, пожалуйста…
 - Что же может быть прекрасней, когда все собираются вместе… - Валерия Михайловна плавной, танцующей походкой прошла в гостиную, изогнувшись всем телом, когда раздвигала бамбуковые шторы. - …и стар и млад… Спасибо…
 - Вот сюда. Это точно… Я могу вам предложить чашку кофе…
 - Конечно… конечно… Я не могу отказаться… и к этому времени Антон Павлович освободиться… Не так ли?.. – Валерия Михайловна как бабочка припорхнула на край углового дивана, и одним плавным движением забросила ногу на ногу, одновременно так же непринужденно поставив рядом с собой сумочку и вытянув в направлении Юлии Ивановны тонко отточенное лицо. - Но не будем ему мешать… я знаю, что такое дизайнер… Это кропотливая работа, такая увлекательная, тяжелая работа… как только он не устает…
 - Вы с сахаром? – Юлия Ивановна бросила из кухни изучающий взгляд.
 - Нет-нет, что вы?.. Как он работал, как он работал… вы не представляете себе… - Валерия Михайловна мечтательно вскинула голову. - Сколько желания, сколько ума, сколько дальновидности… А как прекрасно получилось… Это просто превосходно, незабываемо… Я была так довольна. Антон Павлович замечательный дизайнер, замечательный… а какой он приятный в общении. Сколько благородства… выдержки… такта… Мой муж просто не мог дождаться, когда Антон Павлович закончит свою работу… - Из под белых труб торчали остроносые полуботинки.
 - Вот и кофе, - Юлия Ивановна поставила на стол поднос. Валерия Михайловна взяла из рук чашку и продела в ручку изящный пальчик. На большом пальце красовался тяжелый, старомодный перстень, недлинные ногти, покрытые ярко-красным лаком, легли на подушечку.
 - Приятное кофе… Приятное…. И свою квартиру Антон Павлович оформил прекрасно – все изумительно… ничем не раздражает… со вкусом… ничего лишнего… - Валерия Михайловна изысканно поднесла ко рту чашку и, глядя в кофе, смочила тонкие губы. - Вот что значит талантливый молодой человек. А сколько еще свершений ждет впереди?..
 - Не знаю… - ответила Юлия Ивановна, приняв патетику за вопрос.
 - Извините?..
 - Нет, ничего… я так… - У Антона Павловича большое будущее. Только нужно суметь не потерять голову… - Лицо Валерии Михайловны изо всех сил молодилось чрезмерным макияжем, хоть кожа и была гладкой, в уголках глаз проглядывались мелкие морщины, и на утонченном носике были видны бороздки времени. - Это ведь так трудно… так же трудно как достигнуть успеха в таком нелегком деле. И обязательно нужен кто-то, кто поможет в трудную минуту. Это так необходимо… особенно творческому человеку… - На тонкой шее, под газовым платком виднелись старческие кольца морщин и большая дутая родинка. - Творческие люди, они ведь все такие ранимые… Они такие беззащитные без поддержки близкого человека… Ну что же? Антон Павлович не идет?
 - Очень занят… мы… мы можем попозже заглянуть к нему…
 - Наверное, очень важная работа… Как я понимаю… но мы ни в коем случае не должны помешать Антону Павловичу… он может рассердиться.
 - Мы ему не помешаем… Мы только заглянем и все… Но это попозже… И как давно вы знакомы?
 - Как долго мы знаем друг друга?.. Полгода… это немалый срок… за такое время можно так хорошо узнать человека… нет!.. Гораздо меньше времени!.. Что время! Важен сам человек. Особенно, если это интересный человек… образованный, культурный, грамотный… обаятельный… ах…
 - И каким же вам показался мой сын?
 - Антон Павлович?.. Да он же просто сокровище! Какое невероятное чувство такта, как обходителен… как вежлив… У современных молодых людей это сейчас большая редкость… Он напорист и упрям… он умеет добиваться своей цели… И скромность! Как она украшает Антона Павловича! Если бы вы знали! – При последней фразе ее глаза зажмурились и слова процедились по прилипшему к зубам языку. - А что скрывается за ней! Какие столкновения происходили с ним у моего мужа!
 - Что же он такое сделал?
 - Кто?
 - Антон… Антон Павлович…
 - Аъ… - Валерия Михайловна запнулась, словно сказала что-то лишнее. – Да что вы! Я не смела так сказать… А что, я сказала?..
 - …что у Антона Павловича были столкновения с вашим мужем…
 - Ах, простите меня за бестактность… за такую вольность… Непростительно! Как я могла такое сказать!.. – Валерия Михайловна растеряно посмотрела по сторонам, словно не знала где найти нужные слова. – Это… это было… когда… дизайнерский проект… интерьерные решения… задачи… - Голос растерял последние остатки пафоса и возвышенности. - Возникли разногласия… Иннокентий… Иннокентий - вспыльчивый человек… Это мой муж… Они просто поругались… но… Антон Павлович… как и подобает мужчине, не запятнал своей чести… им… он… с достоинством выдержал… - Валерия Михайловна машинально, в волнении, провела рукой по шее и груди и потрогала обручальное кольцо.
 - Я не пойму…
 - Все разрешилось как нельзя кстати… Не при Антоне Павловиче будет сказано, он вел себя как джентльмен… какая выдержка… какой ум…
 - Я не могу понять, что же все-таки случилось?
 - Да-а… - Валерия Михайловна впала в раздумье и замолчала на мгновенье. - По проекту были разногласия, но Антон Павлович сумел переубедить Кешу. – Она выпалила это как скороговорку и, жеманно покачивая головой, выжидающе уставилась на Юлию Ивановну – убедительно ли было произнесено.
 - Между ними зависла пауза.
 - А где же вы живете в таком случае? – Валерия Михайловна возвращалась в себя.
 - Что?.. А… далеко. На метро надо ехать. Со вторым сыном и его женой…
 - Как мило… прекрасно… замечательно… нельзя оставаться одной – это так плохо, так ужасно… так неправильно… Нужно окружать себя людьми… и радоваться… радоваться… радоваться вместе с ними… - Валерия Михайловна полностью вернулась в себя. - Сколько энергии получаешь и удовольствия… сколько эмоций… А главное?! А главное, избегаешь скучное времяпрепровождение… унизительное одиночество… отчуждение… А молодежь? Какая у нас все-таки молодежь?
 - Обычная… - Юлия Ивановна опять ошибочно среагировала на патетику.
 - Молодежь у нас прекрасная… свободная… раскрепощенная… ничего не боится… такая исполнительная… Мало кто в мои годы может так восхищаться ею…
 - Извините, а вам сколько?
 - Мне нечего скрывать, да и зачем?.. Мне сорок семь… И я прекрасно себя чувствую в свои сорок семь лет… Это превосходно… восхитительно… чувствовать себя молодой душой и… телом… - Валерия Михайловна махнула рукой сверху вниз, - …прекрасно и очаровательно…
 - Вы работаете... наверное, что-то с театром связано?
 - Я?.. Нет… Как я в свое время хотела стать балериной?! Как хотела?! – Глаза закатились под темные веки, выкатив вместо себя белки. - Но злой рок… - Валерия Михайловна сверкнула черными глазами, глядя куда-то сквозь Юлию Ивановну.. - Это была моя мечта! Мечта всей моей жизни!
 - И что же случилось?
 - Роковое стечение обстоятельств… Расположение звезд не благоволило… А как я старалась… сколько сил… сколько нервов… и все понапрасну… Но я не пропала… не исчезла… не потерялась в этом мире… бесстрастном… бесчувственном… равнодушном… А что же это Антон Павлович все не идет и не идет?
 - Мы можем пойти к нему… только мне надо вам сначала кое-что объяснить…
 - Я в нетерпении… Наверное, что-то необычное…
 - Знаете ли, произошло… непоправимое… Антон… Антон Па…влович…
 - Говорите-говорите… ах, зачем я вас перебиваю…
 - Так вот… Антон Павлович попал в аварию… очень серьезную…
 - Да что вы говорите?! – Валерия Михайловна всплеснула руками и бросила их на лицо, в ужасе глядя сквозь пальцы.
 - Да, попал в аварию… Врачи его спасли… но Антон Павлович больше не сможет видеть и слышать… и…
 - Да как же такое могло произойти?!! Как жалко!!! Немыслимо!!! Что же делать!!! Что же делать!
 - …и говорить… Пойдемте к нему? – Юлия Ивановна встала из-за стола.
 - Конечно, обязательно! – Валерия Михайловна легко вскочила, машинально поправила на себе кашне, встрепенулась высокой грудью и летящей походкой пошла за Юлией Ивановной. - Какое несчастье! Это же какое вам горе теперь?.. Айайай-йайай… - Прямые длинные ноги поочереди на ходу собрали брючные кладки то под одной то под другой ягодицей. - Как же вы теперь будете жить? Вечная мука… вечная боль… сколько страдания…
 Молодой человек все так же лежал поверх сливово-фиолетового покрывала.
 - Какое горе вы нам принесли, Антон Павлович! – Валерия Михайловна блеснула глазами на молодого человека, и ее взгляд запрыгал то по оголенным икрам, то по безмятежному лицу и разбросанным по подушке волосам.
 - Вот он теперь дома… Я его из больницы не так давно забрала… А они предлагали эвтаназию сделать… Но я не позволила.
 - Что вы говорите! Это сколько смелости нужно… какую силу духа надо иметь, чтобы… Как вы сказали? – Валерия Михайловна непонимающе склонилась к Юлии Ивановне.
 - Эвтаназию сделать, но я не позволила…
 - Какое мужество… какой характер… Поразительно! Вот она – материнская любовь!
 - Теперь он все время дома будет... Глаз да глаз нужен за ним… и ни куда не отлучиться…
 - Это же так не удобно! Так… не свободно… Так не удобно… - На лице Валерии Михайловны появилось задумчивое выражение, плавно перешедшее в бледность. - Ах, мне дурно! – она всплеснула рукой около лба и закатила глаза.
 - Что с вами? Вам плохо?
 - Да, мне плохо… - Валерия Михайловна попыталась присесть с краю на кровать, косо глядя на оголенные ноги молодого человека и опираясь рукой о балясину. Задетый колокольчик предупредительно дзинькнул.
 - Я сейчас воды принесу… сидите… не делайте резких движений, сидите.- Юлия Ивановна выбежала, оставив за собой колыхающиеся створки двери.
 Валерия Михайловна неожиданно вскочила. Прильнув к молодому человеку на грудь и, почти касаясь губами его лица, она зашептала в открывшиеся зеленые глаза:
 - Касатик ты мой, котик… как же теперь будет? Что же я без тебя? Все теперь будет нам помехой, - не отрывая взгляда от его губ, она откинула полу халата и запустила ему в трусы свою руку. – Где ж я теперь найду такого?
 - Иду… Иду…- раздался спешащий голос.
 Валерия Михайловна поправила откинутую полу халата, отпрянула, сев на прежнее место, и театрально приложила ко лбу руку.
 - Вот вода… Пейте… нельзя же так переживать… Может вам валидолу дать?.. или валокордину накапать?..
 - Нет, спасибо, мне уже лучше…
 - Послышался телефонный звонок.
 - Лучше?.. Там телефон звонит… вы посидите… не двигайтесь… А я сейчас…
 - Идите… идите…
 Юлия Ивановна опять выбежала, а Валерия Михайловна, поставив чашку на стул, опять прильнула к молодому человеку:
 - Неужели это все?.. неужели больше не повторится… Такого не может быть, ласковый… - Ее ладонь заелозила у него в трусах. - Как мне быть? Как найти другого… такого же послушного… красивого… зайчик…
 - Вам уже лучше? – голос прозвучал гораздо спокойнее, чем в первый раз.
 - Да… - Валерия Михайловна мгновенно заправила обратно полу халата и протянула руку к чашке. Вошла Юлия Ивановна:
 - Вам и вправду лучше? А то может все-таки валидолу?..
 - Я уже оправилась… Какое горе! Надо что-то делать! Надо искать выход!
 - Надо… да… Но… не будем тревожить Антона… Павловича…
 - Как я вам искренне сочувствую… как мне вас жаль… как понимаю…
 - Спасибо… может вы чаю выпьете?.. крепенького?.. это помогает… успокоитесь.
 - Нет, спасибо… Несчастье, это большое несчастье! Как не везет!
 - Да, невезение…
 - Вы знаете, я, наверное, с вашего позволения пойду… А вы не отчаивайтесь… крепитесь… Держите себя в руках… это необходимо… Это поможет вам держать удар судьбы…
 - А может, вы останетесь? Мы могли бы еще…
 - Нет. Как я могу?.. Вас, убитую горем… чем я могу вам помочь?.. словом?.. Да что слово?! Участие! Вот что нужно… Если бы вы знали, как я вас понимаю… Потерять сына… когда он в расцвете сил… Это огромное горе для матери… и не только матери…
 - Извините, я его не теряла… Он все еще жив…
 - Да, конечно… но не надо впадать в депрессию… не надо настраивать себя на худшее… на самое плохое…
 - Я не настраиваю…
 - Как же я могу вам помочь?.. вашему горю?..
 - Вы, кажется, собирались уходить…
 - Да-да, конечно… я не могу мешать материнскому несчастью… - Валерия Михайловна подошла к вешалке. - Да… надо в одиночестве… один на один встречать невзгоды и удары судьбы… безжалостной… - она замешкалась, что-то ища поверх пальто.
 - Вот она, - Юлия Ивановна подняла упавшую таблетку.
 - …калечащей судьбы людей… неумолимой к нашим чаяниям…
 - Да-да-да… - Юлия Ивановна сняла с вешалки манто.
 - …и надеждам… О, в каком горе я пребываю! Какая невосполнимая потеря!..
 - Да что вы такое говорите?!!
 - Как я сочувствую… всею душою… - Валерия Михайловна повернулась спиной к Юлии Ивановне, подставляясь под рукава манто. - Знайте, я с вами всей душою…
 - Замечательно… вы ничего не забыли? – Юлия Ивановна открыла входную дверь.
 - Да как же я могла забыть! – Валерия Михайловна наскоро застегивала пуговицы, одновременно поправляя шапочку. - Я непременно хочу вам помочь… я просто обязана это сделать… - в конце лестничной клетки, пытаясь попасть ключом в замочную скважину своей двери, стоял дедулька и непонимающе оглядывался на Валерию Михайловну. – Ой, как же я смогла забыть свою сумочку?.. - Она невзначай кивнула дедульке, – Здравствуйте.
 - Я сейчас принесу… - Юлия Ивановна быстро шагнула в гостиную.
 - Она там… на диване…
 - Вот, держите…
 - Вы только позовите… - Валерия Михайловна заворожено вытянула подбородок, сводя веки в маленькую щелочку, - …в любое время дня и ночи… я клятвенно обещаю вам… всем сердцем готова помочь вашему бес-пре-дель-ному го-рю…
 - Да, обязательно. До свидания, – артистично махающая Валерия Михайловна не заметила, как оказалась за пределами бесконечно отраженной Юлии Ивановны.


ГЛАВА VII

 - …хороший сон… Мариночка-Марина… только вот во сне и можешь приходить… сама ведь – нет… правдоподобный сон… я ж после твоего визита еще ел?.. меня кормили?.. значит не был сон… все на яву… зачем же приходила?.. … непонятно… сама-то знала?.. свихнуться можно… правильно… но темнота и тишина - как прежде... уже не все как нужно… логично, не логично... наверно, уже можно отказываться что-либо понимать… …о чем же думать?.. о чем-то отвлеченном… …трудно… когда особенно... тихо и темно вокруг… и не с кем говорить… …а как еще?.. …не знаю… поздравляю – говорю с собою… …ну и что?.. нельзя?.. говорил же раньше?.. больше тишина в ответ… была... …что-то вспоминаю... …да? …может просто не досуг?.. раньше я тебя не слышал… почему?.. да потому… мир ты слышал, а он был шумным... громким... поэтому себя не слышал… что?.. ничего не слышу... из того, что должно быть слышно... слышу... сейчас тебя… можно и погромче отвечать… чтобы я услышал… если было б очень важно, то перекричал бы кого угодно… а раз нет - не очень-то хотелось… верно?.. …ну-ну… что за наезды… …вот и надо совладать с самим собой… а это, уже понял?.. очень трудно… чего ж навстречу не идешь?.. …не иду?.. да сколько раз уж было... ты просто не замечал… …да?.. говорить с самим собою… расскажешь – засмеют… с самим собою... заговорить!.. по душам… о Мариночке подумать?.. отвлекусь… чего тут думать… ты ж не личность... девочка... как девочка… и что ты?.. любишь лишь подарки и больше ничего… нет… не только… ты ведь женщина… а женщина... которая за внешностью следит, это женщина, которая любит себя… иначе не бывает… иначе просто ненавидит… ну так что Мариночка?.. подарки… а потом отдача… как бы в знак отплаты… правда, безучастно… стоп!!!... кормежка… хорошо, давайте кушать… только после не забудьте... утку … … …….. ……….. ………. …… …замечательно… и вкусно… и… даже думать перестал… забылся… надо делать... выводы… …утка… ….. …….. ………. ……. ………. ……… …и здесь забылся… забываюсь быстро… и в сон клонит… хорошо… давно пора… ну ладно… …… ……. …… ….. ………. …… ……. …… …….. …падаю?.. нет, не падаю… кренюсь… постель просела… во сне?.. нет… то есть да… но только я проснулся?.. кровать просела… вместе с ней и я… кто-то рядом… кто?.. Маринка?.. ты опять?.. твоя рука... чужие руки… нет, ладони… чьи ладони?.. влажные… мои?.. с волнения?.. теплые… на пальцах что-то… это?.. кольца, перстни?.. особенно, вот этот… перстень… запах… запах… такой уже я слышал тоже где-то… ...бензин?.. очень только... слабый… перебивается приятным… перстень… тоже как будто бы знаком… его я где-то видел… дежа-вю… а если нет?.. куда, ладони?.. останьтесь… как же я?.. отпусти, зачем… …и что все это значит?.. как все это понимать?.. словно это все я вместе чувствовал когда-то… одновременно… нет, не Маринка… сама бы ты и не взяла... мою ладонь… а запросто дала бы... свою… рассмотреть кра-аси-ивые кольца и услышать восхищение… нет, это не ты… а кто?.. дед Пихто и бабка с пистолетом… бабка-бабушка… и пистолет… так, пистолет… пистолет-пистолет… игрушка… чья?.. паренек… …ну, конечно же… Сережка... с пистолетом… игрушечным… орущая бабулька… и рядом… Ольга!!!... ну, как же ты не догадался?!!... конечно, Ольга!!!... вот те раз!!!... а ты откуда?.. зашибись… твой перстень… да - точнее… и кому же как не мне... запомнить, какой на ощупь… мой подарок… болван ты… Оленька… привет… …и как же ты меня нашла?.. чего я спрашиваю… как ты?.. ушла так быстро… Ольга, Ольга… и не знаю, что подумать… когда Маринка приходила, это было... мило, но невероятно... но когда же ты - логично… ты приходишь… потому что… ты хороший человек… и Сережка… как бы не говорила, такой же… как ты сама… ты не догадываешься об этом… потому что мать… сама не знаешь... какая ты… а я-то знаю… только никогда не говорил… хотелось - если бы ты знала… хорошим людям хочется сказать, что они отличны… да ты и не поверишь... моим словам… не расслабляться приучила… вот женщина… Маринка... никакая... рядом не стояла… Маринке долго до тебя… уверен, что никогда не приблизится к такому… Ольга, Ольга… как Сережка?.. треплет нервы?.. на него похоже… да, появилась и исчезла… а после столько… есть же люди... на белом свете… даже странно, что ими иногда бывают женщины… верно… женщина женщине – рознь… это и намного лучше, если все бы были одинаковые дуры… да… каждая нормальная женщина хороша по-своему, все дуры – одинаковы… признаться, хотел когда-то, чтобы ты была... моей женой… ты догадывалась об этом… конечно… ты же умная… я побаивался тебя... за то, что умная… нет, здесь не в возрасте все дело… на ты сколько старше?.. два-три года?.. не в разнице все дело… в том, как прожил жизнь… не сахар у тебя… школа выживания… послать куда подальше невольного папашу… ладно, когда дети от подростковой глупости и несерьезности мамаши… но когда он от любви, а в итоге как обуза для отца?.. сколько лет прошло?.. так, одиннадцать Сереге… одиннадцать ты терпишь… только терпишь… сама же и послала… бабы-бабы… чего послала-то?.. любила… ведь сама же говорила, что готова... была простить отказ от сына… принципиальность… гусь хорош… я бы ни за что не отказался... от собственного сына… как это?.. это ж твой ребенок… а Сережка – пацан нормальный… озлобленный немного… так это подростковое… отсутствие мужского... взрослого влияния… эх, Серега, матершинник… ничего, не беспокойся, при тебе не будет материться… и при девочках не будет… будь уверена… краснеть не станешь… Серега ведь… …я ж говорю, как ты сама… ты - замечательный человек… жаль, что сейчас не смог сказать… а хочется… вообще, большая редкость, когда понятия - женщина и человек совпадают вместе... не зря я говорю… не стал бы врать… кто друг другу мы?.. друзья… опасно... быть друзьями… от дружбы между нами... один шаг... ...до любви… я не отказался бы... быть любимым… ты тоже… но сдерживало… что?.. не знаю… трудно… не готов к женитьбе?.. ладно, не готов… давно готов, не хотелось-то жениться, чтоб потом проблемы... и развод… не сахар… …… ……. …….. ….. …любовь ли это?.. женитьба – это то, любовь – это… все зависит от человека… получилась бы женитьба по расчету… со временем все выправилось бы… …семейная жизнь… обязанности… попробуй все запомни… как я об этом рассуждаю, если даже женат-то не был?.. …рассуждаю… никто ж не знает как я рассуждаю… не только по поводу всего… по любому… на самом деле никого и не интересует кто как рассуждает… ты хочешь на самом деле просто воспитать Серегу… тебя другое не волнует… даже не будешь размениваться по мелочам… вот приверженность!.. конечно, кровинушка, человек родной… как же по-другому… если бы чужой... было б такое отношение?.. я не смог бы… правда, замечал, со мной серьезно… поговорить серьезней ты хотела, чем обычно… говорить о жизни в общем – не разговор, где может все решиться… моментально… и бесповоротно… другое страшно… даже не разговор - слова… слова особенные нужны… долго обмозговывал, что сказать… не знаю… похоже, ты… трудно… трудно в конце концов спросить: или нет или да?.. но как ответить... нет, да… вот она… какую прелюдию готовил… какую длинную… словно история получалась… без пафоса не обошлось бы... думаю… а хорошо, что я тогда так ничего и не сказал… и это трудно объяснить, почему я не сказал… вообще-то, временами складывалось такое... о таких вещах не говорят… потому что они понятны… телепатически… наверно, поэтому ничего и не сказал… согласись, что страшно... менять, что устраивалось так долго и кропотливо… даже тот устой, который не удобен… вот живу я плохо, а если все менять, но может стать и хуже… уж лучше пусть по-прежнему… так спокойней… всем… всем… но как и прежде, все осталось на местах… надеешься не на лучшее, а ждешь, чтобы не случилось худшего… как в футбольном матче… к концу... игра на удержание счета… пришел с чем есть – а главное не проиграть... то, что есть… о дополнительных очках даже мысли нету… не хватит сил… получил под солнцем место и спокоен… теперь до самого конца и бережешь… только и живешь в пределах… определенных для себя… не живешь – а существуешь… что есть жизнь, а что – существование?.. ты живешь… хотя не раз называла существованием… я вижу это как все же жизнь, ты просто не даешь себе слабинки… а то расслабишься – и все развалится… я сам когда-то думал, что жизнь – это удовольствие... оказалось, что борьба всего лишь… и только лишь борьба… ты закалилась… если б знала… потом все легче будет… когда встретишь... его… только, конечно, не… кстати, ты так ни разу и не говорила... как его зовут… даже его имени не знаю… вот встретишь и полюбишь... все будет хорошо… увидишь… он окажется таким же как и ты… с горьким личным опытом… это нормально, когда два человека... прошли сквозь испытания… они и знают, как быть... вдвойне же легче жить… так и наверстаешь… как пророк… пусть так и будет… нет, это я хочу, чтобы у тебя все получилось… да ты и сама именно так и хочешь… я б порадовался за тебя… и за Серегу… радостно мне… расчувствуюсь… зареву... заплачу … а я не видел, чтобы ты ... плакала… даже обязана была… сколько выдержки… а?... нет, жизнь - прекрасна!.. чтобы не говорили… не писали… это я могу сказать, глядя только на тебя… несоответствие… ты... Маринка… два берега… одной реки… какая осмысленная, наполненная жизнь у одной, а какая никчемная с другой… разница - десяток… надо тоже ведь учесть… хотя… представить трудно... Мариночка, тебя... заботливой мамашей… не вяжется с тобою... образ… образ... это лишь… полуфабрикат... женщины… ты просто полу... фабрикат… да, первичные... вторичные... половые признаки – не женщина еще… женщина – это нечто больше… это даже просто нечто… говоришь одно, понимаете по-своему… подразумеваешь другое, чем говоришь – верите словам… вроде на одном-то языке ведь говорим… …язычек… …Мари-ночка… Марина... ночка… ты никакого не понимала… даже моего… шершавого… при всем при том, какая ты была... а почему-то очень сложно... не назвать тебя... женщина… да, женщиной - метаморфозы… женщина при любых обстоятельствах остается женщиной… как не крути… ее… и ею… похоже, не река вы... океан… никак не тихий… еще хотел жениться… как же пронесло тогда?.. как бы было?.. по-другому?.. если б можно было... так наверняка узнать, как могло бы быть… параллельное кино… всему свое... время… раньше так не думал… нужным не считал… а сейчас… произошло… произошло… не даром кома… неужели, это все она?.. жизнь другая?.. чего смотреть, когда вокруг темно – с самого начала… опять запахи… кормежка снова… что-то слишком быстро… только вошел в азарт… бульон… сколько ж можно?.. это другие руки… грубее кожа… не Ольга… не ты ведь кормишь… а могла… кто же кормит?.. когда-нибудь узнаю… вообще-то, вкусно… но можно было бы другое?.. или здесь готовят только так… здесь... одно и тоже... так в больницах кормят, в тюрьмах… но я же не в тюрьме… в больнице… это нянечка… а Ольга и Маринка приходили навестить… нянечка, наверно, старушка… да, старая… руки грубые - умелые… наверное, получает малую деньгу… в добавок к пенсии… надо будет... потом спасибо ей сказать… а то что же, ухаживала-ухаживала, а в ответ - тишина… потом еще и денег дать… спасибо, ужин был хороший… и чай тоже… все так же с мятой… сейчас должна быть утка… подождем, не не в терпеж… еда всегда так расслабляет… и думать хочется о чем-то… хорошо поесть – с расстановкой... с толком... классно… да-да, ты меня бы поняла… на этой почве мы нашли друг друга… вкусно, непринужденно есть… где тебя увидел?.. в столовой… нет, не столовая - кафешка… мест не было – подсел к тебе… ты ела гречку... с неаппетитным лицом… я не удержался и сказал об этом… а ты обиделась и спросила... как надо, чтобы по другому было… а вот как… вареная разламывающаяся картошка, политая маслом... рядом зеленый лук... щепотка соли… там, селедочка… потом... смазливые опята… соленые опята на тарелке тарелке... огурчики в рассоле… черный хлеб, порезанный ломтями… и запотевший пузырь холодной водки… ты тогда призналась, что слюнки потекли... да у меня самого тогда текли, сам есть хотел… да, забыл… еще в добавок сало… …потом слова... слова... ...и просидели... целый час… как вспомнишь… а оно само… память... как же классно было… затем твой телефон… звонки… потом почаще… потом оказалось, что у тебя есть сын… потом - что это не так уж плохо … Серега… по началу даже и не знал... как подступиться… боялся… не то чтобы одногодовалый... как у… взрослый человек… так, это что еще за образ проступает?.. не понятно… кто мерещится… на самом деле дети... умнее, чем мы думаем о них … ты не поймешь - Серега у тебя на самом деле… дельный... твоя заслуга… ты же воспитывала… не ты одна… еще бабуля усилия приложила… был ли я в свое то время настолько грамотным как он?.. сейчас другое… свободы больше… а уж у подростков – хоть отбавляй… ему же, главное, гнуть линию… тебя он понял… в свои одиннадцать лет... какая твоя жизнь… такая… а ты так злилась, что непонятливым растет… все он понимает… он хочет, чтобы у него отец был… только он еще что хочет... чтобы это был не какой-то там папаша… грубый и воспитывающий… он хочет, чтоб он еще тебя любил… а ты твердишь, ребенок… ребенок... в таком возрасте такие мысли… ….. ….. ……. …….. …вот… я и сам… в такой же ситуации…отец умер… когда мне было… сколько?.. что ли, пять… так мать мне говорила... и брат… как память вглубь капнула… а?.. вот они – мгновенья-вспышки… это хорошо, что память… у меня же брат еще… как же мог не вспомнить?.. точно что-то с головой… брат родной… Вадим… давно уже Вадим… ты всегда был для меня Вадимом… ты же и заменил отца… как отец был… а вот отца-то даже и не помню… даже визуально, по фотографиям только… где же ты, Вадим?.. может рядом, а я не знаю?.. нет, не стал бы так обозначать свое присутствие… ты бы делал это… исподволь… намеком… ненавязчиво, но все же... капая и капая на мозги… сам помнишь - из-за этого у нас с тобой и были постоянные конфликты… просто тактика у тебя такая, чтобы сделать из меня человека… ты не понимал тогда другого, на самом деле это я... тебя заставил избрать такую тактику… чтобы знать, как ты будешь действовать… да ладно, ничего не изменилось… в итоге-то… воспитатель ты был хороший… особенно по женскому полу… ну, тогда еще девчонок… делай так, не делай этак, относись спокойней… погрубее... …то они не любят, это просто обожают… в общем, то, что ты мне... в свое время рассказал... о девчонках... я Сереге передал… уже с личным взглядом… с дополнениями... поправками… так что... из поколения в поколение… на самом деле – это плохо... когда отца нет… сам и стал почти отцом... а ведь всего лишь старше на семь лет… уж не вечер ли сейчас?.. а, брат?.. черт, а ведь именно под вечер мозги и закипают… может, на самом деле вечер… ну, если вечер, то время спать… логично?.. вот и спи… …ну вот и буду… …а завтра опять... проснусь и снова думать?.. вот проснусь с утра, а темноты и нет… и тишины… все вернется на круги своя… все по-прежнему… легко... приятно… хорошо же будет!.. люди... засмеются… весело... смешно… и все такое… краски сочные… оттенки… которых раньше не видел никогда… какие краски!.. обалдеть… почти открытка… деревья сочные... ярко-зеленные… небо чистейшее… облачка… только как-то неправильно быстро плывут… клочья дыма?.. тогда бы дымом пахло… ослепительное солнце… хочется зажмуриться… такое… не видел ни разу… люди снуют… спешат куда-то… по делам… дела в такую погоду?.. остановитесь… осмотритесь по сторонам… вокруг же!.. машины мелькают перед глазами… туда-сюда, туда-сюда… никто и не обращает... внимания на меня… все странно… странное во всем … все на месте - что ж такое?.. все так, как должно быть… птицы в ветках… вон дети играют и кидаются мячом… безмолвные дети… неправда… черт побери, здесь, вообще ничего не звучит… вообще ничего… ни машины, ни люди, ни птицы… все тихо происходит... беззвучно… где же?.. включите… вы меня слышите?.. звук… все убрали… я же просил, а не все убирать… обалдели… я… проснулся?.. да-а-а-а - сон… обычный… не обычный - цветной… голова тяжела… и веки… зевота… это просто опять он… сон во сне… вот когда… …. ……. … …не успел я проснуться, как вы - уже жрать… дайте хотя бы... придти в себя… бульон… ты же противен!.. гадость… и чай с мятой… о-о-о-о… да я зевнул, а не рот открыл для кормежки… елы-палы, течет же... по подбородку… вытрите… спасибо… чай… какой-то был сегодня странный сон… сон во сне… голова свинцовая… отлить бы?.. у меня ж сейчас все лопнет!!!… чай быстрей и утку... сюда же, а не потом… понятно, что утки не бывает перед чаем… только после… давай, давай, давай уж лей… да плевать - горячий… опять по подбородку… давайте, вытирайте, а время… а я могу прям под себя сходить… как психи… сон цветным был!.. точно… цветные сны и снятся только психам… …. … …….. …ну, наконец-то… ……. ……… ………… …………. …с облегчением… теперь и не торопиться можно… …….. ………. …….. ……. … ……………. ….. ….. ….. ….. …. …что за выкрутасы?!!... кто на мне?!!... в лицо зачем дышать?.. приятный запах… кофе… и каких-то духов… кто на мне расположился?.. о-о!!!... о… не надо лезть в трусы, там у меня… ногтями поаккуратней… а-а… куда?.. ау?.. куда?.. куда же это?.. о… о… о… опять… опять… и что?.. опять туда же… ладонь… приятная… ну-ну-ну… ну… черт, знакомое начало… именно оттуда… так вот… и вот так вот… и еще… а сейчас вот… ушла… правильно, ушла… ну, правильно, это ж нимфоманка… Валерия Михайловна… а ты как оказалась?.. нет, вы… в жизни – вы… в постели – и не знаю… не вы, не ты… а что это означало?.. что за выходки такие?.. что было нужно?.. что было нужно, все понятно… чего-то я не понимаю… объявилась третья… что происходит?.. сначала Маринка, потом Ольга… теперь нимфоманка… Валерия Михайловна… экзальтированная… вы меня навещаете, что ли?.. где?.. голова болеть начинает… как можно сообразить?.. вот так штука… думал-думал и придумал… еще подумай… нет… не могу… голова трещит… не хочу я думать… кошмар!.. не приложу ума… сделать что-нибудь, чтобы не думать?.. кто-нибудь!!!... хоть кто-нибудь услышит?!!... куда вы попропадали?.. люди!.. или не люди… так не поступают… дальше что?.. …думать… опять думать?!!... неизвестно где… не знаю, что со мной… и кто… помощи нет… невыносимо… один… страшно - когда не один остаешься, а когда остаешься... один на один с самим собой… кто я?.. вспоминается… Мариночка, Ольга и… нимфоманка… но я-то кто тогда?… вы – понятно… себя я и не вижу… среди вас… нимфоманка… Валерия… ну да, ты меня именно так просила тебя называть, когда ластилась… Валерия Михайловна… это же надо… сколько тебе?.. вам… сорок шесть… семь?.. сколько энергии… нимфоманка, одним словом… знал бы твой… этот… как его?.. Кеша… ха-ха-ха… имечко… странные отношения… в разных кроватях… это при том, что ты… неуемная… странно… может он давно уже не может… а ты прям расцвела ему на зло… или себе на счастье… да, сорок пять – баба ягодка опять… тетенька Валерия… кошечка… будь проклят тот день, когда я ввязался… так… где с тобой… с вами… познакомился… …….. …….. …вы со мной… вы… это именно ты… вы… первые начали… я и не мог предполагать, что… какая прыть… да, бывшая балерина… зануда… а ведь хороша!.. мать твою так-то… гибкая, проныра… и на словах тоже… как же ты меня умудрилась затащить?.. черт, не помню… еще какой-то конфликт был… с твоим… вашим… мужем… по поводу?.. не помнится начало… другая странность… Маринка, Ольга… нимфоманка… компания не полная… ощущение такое, что кого-то не хватает… там недавно что-то такое вспоминалось… ребенок какой-то… годовалый… откуда-то из прошлого… чей?.. совсем малой… может быть во сне все было?.. бред какой-то… …такого не может быть, чтобы совершенно другие люди обладали такими признаками как у Мариночки, Ольги… хотя… Живанши – популярные духи… и перстней навалом… лезть в трусы – не редкость… нет, с нимфоманкой ошибиться я не мог… ее… ее фишки… уж это она умеет делать… не даром что ли полжизни прожила… похоже, ты мне что-то говорила… иначе чего бы это надо было в морду лезть… ты, как правило, за рукою отправлялась следом… чтобы продолжать… а как же познакомился с тобою?.. ну да, вы… работа... работа… опа!.. вспомнил… годовалый... ребенок… Люба… Любаня… с малым на руках… такая жалкая… и безотказна… вот, вашему полку прибыло… вот кто пробивался… Любаня... со Артемом… посасывающем соску… и просящим есть… жалкий ребенок… комочек… что же я, дурак, творю?!!... как я мог?!!... тебя забыть?!! …а значит?.. да не тебя, Любаня… а тебя!!!... да как же?.. тебя-то я и не вспоминал… никак… да, за всеми ими тебя-то и забыл… как же так?!!... невероятно!!!... я жив… да… жив… черт, а где же ты?.. а я где?.. все вы – мои связи… прям как сговорились, одна приходите за одной… навещаете… где?.. где я?.. в тишине и темноте… а вы где?.. нет, прости, где ты?.. я здесь… и жду… придешь?... так, стой… придешь… конечно же, придешь… ведь, если шли они… то и ты придешь!!!... как буду счастлив!.. придешь… скорей бы… хорошо, что хоть не сразу... тебя я вспомнил, а то б покою... себе не находил… без тебя-то… да, покой теперь мне будет только сниться… я тебя узнаю сразу... когда придешь… моя… чего-то хочется… уже так было… почему не вспомню?.. странно, и именно когда волнуюсь… чего же не хватает?.. да нет же, тебя – это ведь бесспорно… еще чего-то… как раз чего-то... все такого… словами даже не сказать… от тебя одной у меня уже в башке такая... неразбериха… пройдет, когда появишься… ты же точно ведь придешь?.. обязана… потому что… потому что любишь ты меня… а разве ты не можешь не меня любить?.. это же ведь я, а это – ты… по-другому быть не может… тоскливо… где же ты?.. я жду… мы с тобой… парк... какой-то… листья… желтые… красные… осень, конечно – это первая свиданка… погода пасмурная… еще чего-то… уже где-то… у меня дома… или у тебя… нет, у тебя… а это что?.. Валерия Михайловна… а вы зачем здесь?.. не ваши воспоминания… брысь отсюда!.. дура!.. кто?.. нет, не ты… как же можешь быть ты дурой?.. осень…. ……. …….. ….. …да, а ведь погода тогда жуткая была… всю осень… слякоть… холодно… промозгло… что ж этот парк так высветился?.. под ногами... желто-красное месиво… черные, голые деревья… серые, свинцовые облака… и непонятно что идет... то ли дождь, или изморозь какая… как брызги от фонтана… тоскливо… тоскливо… у тебя лицо… такое… задумчивое… недовольна чем-то… я был тогда... погодой недоволен… а ты – не знаю… боялся все спросить… прикинь, спросить боялся… как вспомнишь… я ж тогда тебя совсем не знал… да, ты была такая… вот Ольга… вся как на ладони… даже не смотря на ее проблемы… на ее устройство… а если бы у меня тогда... хватило смелости заикнуться про женитьбу... и согласилась бы… да я тогда не встретил бы тебя… ты представляешь!!!... я б тогда тебя не встретил… где бы я тебя потом искал?.. ума не приложу… теперь мне нужно многое сказать… ты даже не представляешь как много… за все то время, что мы были вместе, я все равно не успел сказать... всего того, что думаю… я все время думал... о тебе… как проснусь с утра, так сразу… про тебя... а в это время умывался, зубы чистил, ехал на работу… смотрю на светофор… на работу… где я работал?.. кем?.. а думаю о тебе… смотрю вперед, назад через зеркало – ты все равно… на работе весь в проектах… опять ты… всюду ты… вот такой кошмар… влип по уши… на работе за проектами… что за работа?.. если бы ты сейчас была здесь и я знал бы это, я бы и не вспоминал всего этого… а зачем?... ведь ты рядом… то есть все это, то что было… все это рядом… зачем еще чего-то, когда просто это все… вот здесь вот… напротив… нет, рядом… ну, просто… просто вот это все… что было… да это просто все не важно, что это… или то… уже было… оно просто… нет, это просто так не скажешь… просто… все… все-все… ….. …….. ………. ….. …и все это – ты… да, такие вещи-то и не укладываются в голове… как это, какая-то там… тогда ты для меня была – кто-то там… как это какая-то там непонятно как становится кем-то… и не просто кем-то… нет, это не так… кем-то… будто с пренебрежением… да я не знаю… как ты стала для меня… нет, не кем-то… ближе… вот так живешь… живешь… скорее существуешь… от одной и до другой… держишь себя в ежовых рукавицах… чтобы не пропасть… чтобы не пожаловаться на жизнь… и причем знаешь, что когда пожалуешься, в ответ состроят милую улыбку, чмокнут, играя понимание… типа, я пожалела… вот какая я… такая растакая… люби меня за это… но это же все ложь… так трудно жить… играть в ответ все тоже… но продолжаешь ведь играть… и она играет… лишь бы оставалась иллюзия любви… да, иллюзия любви… ты не такая… была… почему была?.. есть… а ведь когда тебя увидел в первую минуту, я почему-то думал...будет хорошо, если ты, как и остальные... будешь играть иллюзию… и в тоже время… нет, секундой позже… я вдруг обратно захотел… после первой встречи… погода жуткою была… распрощались, словно неродные… мне так казалось… у меня ж тогда момент был... истины... сколько вас потом еще... и не было и было… но тогда… ощущение такое, что вот… одно мгновение… дорогое… …прям вот само собой, по собственной... по воле остается рядышком со мной… и ждет… и ждет… а у меня мозги кипят… прям хоть брызгаться готовы… или нет, я ждал… мгновение... ждало меня - за меня как будто было… но какое-то такое… сдавивши горло… что трудно выдавить слова… у меня ж с того момента... ощущение возникло... что я тебя всю жизнь такою знаю… …почему же мне сейчас так плохо?.. ну где же ты?.. я жду… я ведь всю жизнь тебя искал… вот так вот… а ты не знала… приди… ты приди, ведь главное… ради… даже сейчас… в темноте и тишине… пока я думал – тишина и темнота исчезли… вот и появились… опять темно и тихо… и без тебя…


ГЛАВА VIII

 Совсем не по сезону кружащийся тополиный пух сыпался из чалых облаков. Облокотившееся солнце выглядело болезненным и бледным, совсем не привлекательно на фоне кучевых, деловито напыщенных собственной важностью, кое-где даже сизых, облаков. Потусторонняя синева неба проглядывалась в глубине безоблачных просветов, скрывая солнечную изнанку.
 Широкая скребущая снег лопата толкала перед собой шатающегося дворника. В окружении падающих снежинок, пытаясь засунуть обратно в карман папиросную пачку и подталкиваемый в бок, он выпускал изо рта клубы дыма. Перчатка незаметно выпала из кармана, помахав удаляющемуся дворнику. Черная шляпа, рассекая людской поток, повернулась в сторону двора, там, на длинном поводке собака выгуливала хозяйку, ежившуюся в дутую куртку. Из подъезда дома напротив выбежал ребенок с рюкзаком за плечами и, слепив несколько снежков, нехотя побрел к дороге. Серебристый «Мерседес» с разбитой фарой и помятым правым крылом мирно стоял под окнами и медленно покрывался пухом. Земля, уставленная домами, покоились в тени облаков, лишь ближе к горизонту, в пробивающихся лучах солнца сверкая белоснежными крышами и вспыхивая далекими отблесками оконных стекол.
 Юлия Ивановна открыла дверь в ванную - гостиная юркнула во внешнем зеркале, скопировав в открывшееся внутреннее разноцветный витраж и раскладушку, опертую на парапет рядом с дверным наличником. Боковой свет падал на водворенное посреди кабинета ведро и стеллаж, подпертый шваброй, играл золотым теснением книжных корешков, создавая в глубине зеркала сверкающий объем.
 Вернувшись в кабинет, Юлия Ивановна размяла над ведром скомканную материю. Руки обошлись с ней как с тряпкой – утопили, потом извлекли на свет и выжали. Разразившись в ответ журчащим потоком, тряпка забрызгала кафель сверкающими каплями, но вовремя подоспевшая швабра ловко подхватила ее и понесла по полу, оставляя за собой глянцевую дорожку. Виляя тряпичным хвостом, тандем направился к столу, потом к узким просветам под креслами, еле протиснувшись под них тряпкой, заглянул в угол, где стояла пальма в деревянном ящике, прошелся вдоль витражной стены, постепенно вырисовывая в разрастающемся зеркале мокрого пола оконный блик. Башня старинных часов, стоящая в стороне от окна, отражала стеклянной дверцей, - или, может быть, это дирижировал маятник - туда-обратные движения швабры. С каждой секундой швабра все ближе и ближе подбиралась к часам. Ее двойняшка то ускользала вглубь стекла, то возвращалась обратно, подчиняясь дирижирующему маятнику. Минутная стрелка переместилась на одно деление назад. Тряпичное отражение отпрянуло, оставив за собой сверкающий шлейф, и тут же вернулось, но уже левее. Маятник раскачивался, как ни в чем не бывало, ничего не замечая, даже не замечая позади себя тяжелых гирь, скованных со временем одной цепью.
 Выпав из ритма, тандем медленно удалился, помедлил и опять вернулся на стекло. Залакированное красное дерево башни, глядя на вылощенный пол, тоже покрылось своеобразным лоском. Вдоль вертикальных лаковых граней снизу доверху тянулись позолоченные балясины, выполненные в фактуру каната, и подпирали двускатную крышу, фронтон которой был украшен изразцами в форме цветочных стеблей и розеткой по самому центру. Стеклянная дверца, закантованная по всему периметру завитушными узорами и мелкими цветочными бутонами золоченой краски, консервировала золотосусальный циферблат, напичканный черными барельефными цифрами. Минутная стрелка дернулась еще на одно деление назад, и отражение швабры на мгновение задержалось в стекле, но не по своей воле убралось в сторону ведра, утянув за собою цепляющийся за пол потрепанный хвост. Цифры закруглялись, убывая по ходу часовой стрелки - измотанная тряпка отразилась в стекле еще раз, но уже левее и, не совпадая с ритмом маятника, забилась под низ книжного стеллажа, заелозив там и протискиваясь по всей его длине до дверного проема. Стеллаж парил в воздухе, не касаясь ни пола, ни внезапно прозвучавшего в холле звонка. Швабра подперла корешки книг. За витражом загремел дверной замок.
 - Здравствуйте. А здесь живет Антон Павлович Логинов?
 - Да, здесь. А что вам надо?
 - А вы меня не узнаете?.. Вас Юлией Ивановной зовут, я знаю…
 - Да, Юлией Ивановной. Откуда же вы меня знаете?
 Зазор под стеллажом зиял во всю ширину кабинета, по бокам вдоль стен, и сверху под потолком, тем самым очерчивая вокруг книжной стены воздушный периметр.
 - Знаю…
 - Вы в дверях не стойте, проходите лучше… только тепло выпускаем… я убираюсь…
 - А вы не помните меня…
 - Нет, что-то не припоминаю… А где я вас должна была видеть?
 - Ну, как где? В больнице… Антон Павлович Логинов ведь в больнице лежал… после аварии… Он к нам поступил…
 По всему периметру этот воздушный зазор был одинаков. Стеллажный каркас, целиком зависший в воздухе, не касался ни пола, ни потолка и не опирался ни на какие стены.
 - Да… Да-да-да… лежал… вас я не могу что-то вспомнить…
 - Я в больнице практику проходила…
 От такого полета мысли могла бы закружиться голова, но стеллаж на самом деле не касался ни стен, ни потолка, ни пола.
 - Ой, деточка, как же я могла тебя забыть?! Ангелина?.. Ангелиночка… Вы просто сейчас не в халате… наверное, поэтому я и не смогла вас сразу узнать… Извините, Ангелиночка…
 - Меня никто не запоминает... Мне это много раз говорили. Внешность такая… Незапоминающаяся… Я пришла проведать Антона Павловича… меня Валерий Петрович прислал… - Мебель, задвинутая в угол, нарушала кабинетную эклектику и тем самым иллюзию полета стеллажа. Иллюзорность фокусировалась бы столом и креслами, если бы они строго занимали свои привычные места, фантасмогоричностью сверкающего мокрого пола…
 - Так раздевайтесь, Ангелиночка, раздевайтесь… а я здесь уборку затеяла… Валерий Петрович не звонил… Нет, не было звонка…
 - Ну… Он… он, наверное, не смог… Он сначала даже сам хотел придти – посмотреть… А потом попросил, чтобы я…
 …или миражностью пальмы, развернувшейся в сторону света, со смысловой загруженностью мозаичного витража, но стол был завален сложенным постельным бельем, пол большей частью уже высох и померк на свету, пальма – обвисла листьями, а витраж - легкомысленно и открыто демонстрировал свою изнанку гостье, что и отражалось во внутреннем зеркале двери ванной.
 - Так красиво! Это… я в метро такие стекла видела… это витражное стекло, да? Красота-то какая!…
 Поэтому стеллаж парил в гордом одиночестве. Женские силуэты, стоящие друг против друга, отстраненно отражались в зеркале, видимом из кабинета.
 - А я даже и не додумалась бы, что Валерий Петрович мог вас прислать… Вот молодец.
 За окном, совершенно начхав на быстрое тиканье часов и нелепую невесомость стеллажа, медленно-медленно падал пушистый снег. Снежинки мягко ложились и исчезали в сугробе на карнизе.
 - Снег?.. Стряхивайте прям здесь, я все равно убираю…- Отражения двух силуэтов закопошились у вешалки.
 - Валерий Петрович – хороший человек, вы его еще плохо знаете…
 - Шапку вешайте сюда… а хотите – сюда… Да я еще в больнице поняла, что он хороший человек… Ангелиночка… знаете что?.. проходите пока в гостиную, а я сейчас в кабинете полы домою…
 - Хорошо… А это квартира Антона Павловича?.. Красиво у него…
 - Да, у него красиво… проходите-проходите, не стесняйтесь… А я сейчас докончу… сапоги туда ставьте… Тапки вон там… Да…
 - Спасибо… - В холле, приблизившись к своему собственному отражению в зеркале, за проемом кабинетной двери появился нерешительный темный силуэт, колышущий полами длинного платья. Затем приблизилась Юлия Ивановна.
 Чалые облака уплывали за край серой бетонной стены, видимой за оконной рамой и связанной гардиной в ракурсе из угла кабинета. Малахитовые обои приглушались и томились под слюденистыми прямоугольниками застекленных дипломов и сертификатов.
 - Я вам сейчас чайку поставлю, проходите… Будете?
 - Спасибо… Так красиво!.. – Силуэт уменьшился, уходя вглубь гостиной, и платье из темного стало зеленым. Плиссированная юбка заиграла на солнце мелкими складками.
 Силуэт медленно повернулся, задрав голову, и обнаружил за спиной длинную косу с короткой отороченной кисточкой волос на уровне поясницы и еле заметный пушок челки на лбу, прямой нос и крохотный подбородок, почти не выдающийся из профиля лица.
 - Садитесь где хотите. Не стесняйтесь, не стесняйтесь…
 - Я не стесняюсь… мне почему-то многие говорят, что я стеснительная…
 - Сейчас, Ангелиночка, я быстро… И мы чаю попьем… Или, может быть, вы кофе будете?
 - А я даже не знаю… можно кофе…
 Минутная стрелка шагнула назад. Стеклянная дверца отражала сужающиеся в перспективе кафельные плиты и гостиную в проеме кабинетной двери. Маятник качался из стороны в сторону, пытаясь за всем этим разглядеть усаживающуюся за стол девушку.
 - Я, наверное, не вовремя пришла. Я и в другое время могу… когда вы посвободней будете… - голова повернулась в сторону кухни, и следом за ней взметнулась коса.
 - Да нет, что вы, Ангелиночка… сидите-сидите. Я быстро… Я и так уже заканчивала…
 - Ну, хорошо…
 Юлия Ивановна вернулась в кабинет. Швабра оттолкнула от себя стеллаж и опять заскользила по кафелю. Девушка, сидя на табурете, развернулась в пол-оборота:
 - Красиво у вас… Я такого никогда не видела…
 Юлия Ивановна машинально замерла, но швабра продолжила уборку.
 - У вас там чайник вскипел… Щелкнул…
 - Хорошо-хорошо… Сейчас…
 - Я сама налью… Только скажите, где чашки взять…
 - На верхней полке… справа… от раковины…
 - А вот… нашла...
 - Наливайте, я почти заканчиваю уже… Ангелиночка, посмотрите, там вода в кастрюле вскипела уже?
 - А вам налить?.. Еще нет… - Громыхнула железная крышка.
 - Нет, спасибо… остынет… Надо будет еще курицу отварить для супа…
 - Я тогда себе только налью.
 - Сахар там посмотрите… на нижней полке…
 - Вижу, но я без сахара…
 - Как хотите… а то, может, если хлеб с маслом хотите…
 - Нет, я так, пустой кофе.

 - Ну, вот и все с уборкой… Так, уже кипит… - Юлия Ивановна опустила в кастрюлю курицу. - Ну, рассказывайте, Ангелиночка, что за практика у вас? Вы мне в больнице очень понравились…
 - Преддипломная. Я в этом году институт заканчиваю.
 - И хорошо учитесь? – по разделочной доске застучал нож.
 - Я бы не сказала… Тройки есть… но… все равно, когда устраиваешься на работу, там все по-другому… мне говорили… я и сама догадывалась…
 - Да-да…
 - Я на практике это и поняла…
 - А почему же медицину выбрали?.. ведь много других…
 - Мне нравится… Я давно хотела стать врачом.
 - Вас, наверное, Валерий Петрович хвалит очень? Вот замечательный человек.
 - Валерий Петрович, да, очень хороший… и врач талантливый…
 - Что же он сам не позвонил?.. – Юлия Ивановна встала изо стола и направилась на кухню. – Я пока обед начну готовить…
 - Н… я… не знаю… у нас в больнице дел много…
 - Значит, Валерий Петрович считает, что Антону можно еще помочь? – Загремела кастрюля.
 - Пока… он ничего не говорил… он говорил, что надо еще понаблюдать за Антоном Павловичем… а говорить еще рано…
 - Ну что ж… мы подождем… Вы бледная, Ангелиночка?.. или мне так кажется…
 - Может и бледная… Мне часто это говорят… Красиво здесь у вас. Мне нравится. – Пустая чашка стукнулась о стол.
 - Это Антон сам все разрабатывал…
 - А я слышала… он дизайном интерьеров занимается?..
 - Да, точно… Вы откуда знаете? Кто-то рассказывал?
 - Нет. Просто на него ж карта медицинская была заведена… история болезни… Там еще вся информация о нем. И про работу было…
 - Вас Валерий Петрович надолго отпустил? А то, может, дождетесь, я обед успею приготовить? Через час…
 - Да вообще-то, я могу на сколько угодно, Валерий Петрович не рассердится.
 - Ну и замечательно, тогда дождетесь обеда… Ангелиночка, вы уже попили? А то мы можем пройти к Антону.
 Молодой человек в полосатом халате лежал все в той безмятежной позе. Жалюзи были подняты, за окном лавировали медленные снежинки. Кружась в воздухе, они неожиданно врезались в стекло, сбивались с толку и, потеряв ориентацию в воздухе, падали на карниз, в то время как другие продолжали выписывать сложные пируэты.
 - Вот и наш Антон.
 Ангелина остановилась у стеллажа, боясь пройти дальше вглубь комнаты, и нерешительно замялась на месте, насторожено оглядываясь по сторонам.
 - Вот это да-а!..! Это картина такая?! Красота-то какая! Это Антон Павлович придумал?
 - Что?
 - Вот это красотища! Ха, смотрите, какие… - Ангелина повернулась лицом к стеллажу. – Такие забавные… сколько их здесь!
 - Не знаю, Ангелиночка…
 - У Антона Павловича везде так красиво! Все так необычно!
 Юлия Ивановна прошла к изголовью кровати.
 - Ангелиночка, осматривайте Антона… А… Так вы ж даже ничего и не взяли…
 - Что?.. Не взяла… д… да и не надо… Валерий Петрович… сказал, чтобы я так осмотрела… и вас порасспрашивала о его самочувствии… Я пульс, конечно, послушаю…
 - Он, Ангелиночка, как я привезла его домой, так и лежит целыми днями… почти не двигается… вот кормлю… убираю за ним…
 - И в поведении ничего не изменилось?
 - Нет. Не изменилось… Все как в первый день… Да вы присаживайтесь рядом… не бойтесь… Ему это не повредит… К нему уже приходила одна девушка… женщина… Она даже его за руку брала… Он нормально себя вел…
 - Понятно…
 - Присаживайтесь, присаживайтесь...
 Ангелина, не отрывая взгляда от молодого человека, осторожно приблизилась к кровати. Машинально расправив под собой складки, она присела на самый край, почти коснувшись платьем развернутой вверх ладони. Кареглазый взгляд, скованный девичьим страхом, первым подстегнул дрожащую руку. Белокожая рука в зеленом рукаве, застегнутом на пуговицу, медленно-медленно приблизилась к большим полусогнутым пальцам. От осторожного прикосновения пальцы на его руке вздрогнули, и тонкая девичья кисть, как черепашья голова, втянулась обратно в рукав. Взгляд, теряя страх, волнительно забегал по безмятежному щетинистому лицу, по закрытым глазам, по темным густым бровям, по вихрам волос, скатился по прямому носу и упал на сомкнутые сухие губы. Одна рука осторожно подлезла под его ладонь, а другая аккуратно засучила рукав халата. Безымянный и средний пальцы пиявками присосались к коже, и ее губы ритмично засчитали удары. Его пальцы зашевелились, тело всколыхнулось. Ангелина для удобства поменяла местами руки - левой накрыв открытую ладонь, и опять присосавшись к руке, коснулась своим запястьем его пальцев. Пальцы погладили ее кожу.
 - Ой, что это!
 - Что такое? – Юлия Ивановна наклонилась к Ангелине.
 - Пульс резко повысился. Почти сразу.
 Его пальцы изучали ее запястье, нервно натягивая на нем кожу. Ангелина сделала движение, но он вдруг схватил ускользающую руку.
 - Ай! Больно! – Ангелина взметнулась лицом к Юлии Ивановне.
 Ангелина попыталась выдернуть руку, но его широкая ладонь крепко сжала ее - только кожа стягивалась в складки от неумелых потуг.
 - Он не отпускает!
 - Что же это? Не надо было…
 - Что делать? Юлия Ивановна?
 - Сиди-сиди… не дергайся… и успокойся…
 - Он не отпускает. Я не дергаюсь.
 Она даже привстала, растерянно глядя на Юлию Ивановну - грудь вздымалась от тяжелого дыхания, левая рука – в стальном зажиме, правая – нелепо опирается на кровать. Присев обратно на край, Ангелина безнадежно расслабила руку, его пальцы остались все так же сомкнутыми вокруг тонкого запястья. Свободной правой рукой она коснулась его руки и погладила синие вены, проступившие среди напрягшихся мышц. Юлия Ивановна молча стояла рядом. Он вздрогнул всем телом. Ангелина провела ладонью по его предплечью, мышечный рельеф разгладился, и пальцы немного разомкнулись. Ангелина медленно и виновато, поворотом плеча, словно парализованную, вытянула свою руку из его клешни.
 - Вот так вот… вот так вот… молодец, Ангелиночка… только не делай резких движений…
 Пальцы опять стиснули ее ладонь, но Ангелина не остановилась. Его рука напряглась, кожа на сжатой охапке ее пальцев натянулась и покраснела – он не хотел отпускать. Рука выскользнула, и его пальцы, поймав пустоту, невольно сжались в кулак. Ангелина вскочила и бросилась к Юлии Ивановне:
 - Юлия Ивановна, я не хотела… я не буду так больше.
 - Успокойся, успокойся… все хорошо. Может врача вызвать? Или Валерию Петровичу позвонить?
 Ангелина развернула руку ладонью вверх и погладила ее, на запястье белели грубые рубцы.
 - Что это у тебя?
 - Это шрамы… Я в детстве на стекло упала, вот всю руку и изрезала… А шрамы остались… Юлия Ивановна, я не хотела… если бы я знала, я бы тогда…
 - Все-все… успокойся…
 - Мне Антона Павловича жалко… как он?
 Слегка разжав кулак, рука медленно опустилась на покрывало. Но кисть неожиданно приподнялась и выгнулась, оттягиваясь пальцами, словно пыталась оторваться ими от ненавистной ладони. Не в силах разорвать между собой тесную резиновую кожу, они устремились в разные стороны, натягивая веер сухожилий и заливая кровью проступающие вены. Кисть побагровела от усилия хоть как-то отделаться со всеми пятью пальцами от предательской руки и устремиться прочь от тела. Трогательно шевеля разведенными пальцами, она на некоторое время зависла в воздухе и неожиданно рухнула. Падшая ладонь приподнялась, но, с каким-то умыслом стрельнув пальцами в направлении Ангелины, завалилась обратно на покрывало. Заиграв на предплечье мышцами, и, поднявшись во второй раз, она развернулась, словно протягивала широкую невидимую чашку. Рухнув снова, и не в силах больше подняться, она перевалилась на бок, открывшись всей душой. Рука обмякла, постепенно замирая душещипательно вздрагивающими пальцами. По вздутым венам все еще бродила неспокойная кровь. Неожиданно ладонь встрепенулась – пальцы медленно собрались обратно в кучку и так и застыли - скованные одной мыслью.
 - Юлия Ивановна, смотрите, он?..
 Молодой человек открыл сверкающие влагой глаза и, разжав с силой стиснутые зубы, жадно слизал скатившиеся к губам слезы. Пытаясь скрыть дрожь на лице, он сомкнул губы и затрясся головой.
 - У него пульс резко вырос. Я не знаю, с чего это может быть.
 - Надо его оставить… и больше не надо так делать. А то чего доброго…
 - Я не буду больше… если только вы разрешите…
 - Все, пусть Антон отдыхает… а то я и не знаю как ему можно помочь…
 - Юлия Ивановна, я тоже…
 - Пойдемте, Ангелиночка… Я вас обедом накормлю.
 - Хорошо, спасибо...
 - Ангелиночка, а у вас братья сестры есть?
 - Да, брат… старший. Уже женился…
 - Вот как замечательно… И вы с родителями живете?
 - Да. Брат женился и переехал.
 - Скучно, наверное, без брата?
 - Нет, почему? У меня ж учеба да вот скоро еще и диплом. Я все учусь. Когда время есть, ходим с девчонками в кино.
 - И молодой человек есть?
 - У кого? У меня?.. Нету… Я не красивая… На меня не обращают внимания…
 - Что ж вы, Ангелиночка, думаете, что обращают внимание только на красивых?
 - Да… Да мне и не надо их внимания… все равно обманут… я знаю… мне говорили…
 - Ой, да ну что вы такое говорите?.. Бросьте, Ангелиночка… А вот имя у вас редкое, это кто его придумал?
 - Мама говорила, что это папа, когда увидел меня в первый раз… Она говорит, что я на ангела была похожа, вот меня папа и назвал так – Ангелина.
 - У вас, наверное, характер ангельский?
 - Нет… Не совсем так… Меня даже один раз ведьмочкой назвали…
 - Почему?
 - Не знаю… Кто-то из мальчишек… Да это давно было, я уже и не помню…
 - Одного без другого не бывает… чем вы еще занимаетесь?.. кроме учебы…
 - Я?.. Читаю… стихи… я поэзию люблю… и сама пишу…
 - Стихи?.. Да что вы говорите?! И получаются?
 - Как сказать?.. да я мало кому их читаю… так, просто... для себя… иногда подружкам могу прочитать…
 - И что же они говорят?
 - Говорят, что вроде не плохо… да они ничего не понимают в стихах…
 - А вы бы кому-нибудь… знающему их показали… может и понравятся…
 - А хотите я вам прочту сейчас…
 - Давайте… Я давно не слышала стихов… чтобы их вслух читали… В наше время целые залы собирались, чтобы слушать… я теперь и книги даже не читаю, только газеты – новости, и какие-нибудь журналы… глаза уже не те, что прежде…
 - Ну так вот… Называется « Зимняя сказка». Мороза сильные… - зазвонил телефон. - …объятия…
 - Извините, Ангелиночка… - Юлия Ивановна подняла трубку:
 - Алло?.. Да… Марина?.. Да, помню… что вам надо?.. Я вам говорила, Антон не может подойти… Почему?.. Ну… …Что вы хотите от нас?.. Что?.. сломалось?.. Я вам ничем не могу помочь… да… Антон тоже… Нет, не надо приходить… Не надо… не на-до… Да… да… до свидания… Извините, Ангелиночка… Стихи?..
 - Да… Так вот – «Зимняя сказка».
 Мороза сильные обьятия
Не растопил твой теплый взор.
Ему, наверно, сил не хватит
Одушевить цветка узор.
Обьятья холода сковали
Цветок нежнейший на земле
И красоту его сломали,
Запечатлевши на стекле.
Его лучом пригреет солнце,
Ему водицы даст капель,
Но он, увы, не оживает -
Мороз все крепче, ночь - темней.
На утро он течет слезинкой,
Но ты его не забывай.
Мороза сильные обьятья
Ты растопи когда-нибудь.
Ты наберешься сил, а значит,
Вздохнешь, и оживет узор. *

*Здесь и далее используются стихи Мерьям Комановой.

ГЛАВА IX

 - …не опять, а снова… почему ж один?.. ведь так всегда… когда захочешь побыть хоть с кем-нибудь… поговорить… не оказывается никого… а когда есть – не хочешь, или уже не нужно… странно получается… через силу, что ли, говорить?.. слова иногда сами... как по маслу идут… и именно тогда, когда не надо… когда была ты… рядом… можно быть рядом… или ближе… но при этом быть одному… один - это не когда ты один, это - когда тебя не понимают… но ведь когда была ты рядом, я не чувствовал себя одиноким… с первой секунды придумал тебя… как увидел... так сразу и придумал… да разве можно успеть столько придумать в одно мгновение?.. про человека, которого увидел первый раз в жизни… это была любовь с первого взгляда?.. разве любовь, если так мучаюсь?.. когда любовь – не мучаются… на то она и любовь… …да, любовь – это глагол, означающий действие, а не существительное, означающее существование предмета… …согласись?.. посмотри… что сделай? – приготовь… овь… что сделай? – любовь… овь… глагол… попробуй понять существительное, словно оно глагол… а серьезно?.. если разлюбил, значит не любил… ………. ………………. …………….. …верно… если разлюбил, значит не любил… значит не любил… что я сделал?.. разлюбил тебя или продолжаю все любить?.. даже не знаю… люблю или нет… сердце подскажет… как оно подскажет?.. если оно сердце… кто ж его посадит? он же – памятник!.. люблю не люблю… а надо - любить или не любить?.. ты меня любишь?.. этого я не слышал… секс – это еще не значит – любовь… физиология… влечение… а любовь?.. спрашиваю, любишь ли ты меня, а при этом сам не знаю, люблю ли я… ты тоже самое думаешь?.. если думаешь, значит мучаешься… нет, любовь – это что-то общее… и мне и тебе… да, общее… ты с одной стороны, я – с другой… вот и общее… единое целое… ты – это я, я – это ты… телепатия… как все оборачивается… да до сих пор и не могу понять… что вообще произошло со мной… не знаю… ничего… ничего вокруг… потерянный среди… пустоты… …….. ….. …… …пусто без тебя… вокруг или в голове?.. везде… где нет тебя, там пусто… со мной случилось, сам не знаю что... а ты не… если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы сразу прибежал… только позвала бы... а я уже здесь… даже если не звала бы… а ты… а что ты?.. да’ты… …почему же?.. я, честно, жду тебя… может, я умер, поэтому ты и не приходишь?.. а вдруг и вправду… может, это и есть такая смерть… все говорили о такой-сякой смерти… мол, так там и так… а она... оказалась совершенно другой… вот как сейчас… дышу… может это… иллюзия жизни… а прикосновения… это ангелы… и кормят не едой, а… кипящей приправленной пищей… чем не смерть… да, моя смерть – это единственное оправдание, которое я могу... тебе придумать, что ты не идешь… это логично… ну как же ты можешь не придти?.. такого не может быть… это же ты… а не какая-то другая… только как занять свободное все время перед тобой?.. нечем… думать?.. нет, спасибо… на темноту и тишину уже наплевать… это ладно… где тебя носят черти?.. сколько ждать?.. если бы знать… если бы знать - с ума сойду… все-таки лучше неведенье… так легче… нет, не легче… если не знаешь, что со мной?.. не придешь, а я все буду ждать и ждать?.. а как ты должна знать?.. ты все-таки лучшая... из всех, кого я знал… но это же значит, что не из тех, кого еще встречу?.. надо, получается, встречать... всяких разных… …и сравнивать… сравнивать и сравнивать… и убеждаться… ты все же лучше… да, ну а появись ты на два-три года раньше?.. попробуй догадайся… или наоборот… этак, через два… тогда что?.. я думаю... о тебе... буду думать продолжать, когда появишься... и останешься со мной?.. висящий сладок плод, а сорвал - пропал… любовь когда-нибудь да заканчивается… нет же, она не закончится… все, что не до смерти – все ложь… до самой смерти… вот когда она заканчивается… да и заканчивается ли со смертью?.. может, дальше и живет?.. что ж такое получается, разлюбил за миг до смерти - жизнь насмарку?.. вот бы не попасть… тяжкий груз… любовь… получается... что если разлюбил, значит не любил, то я и не знал любви… а рассуждаю… …опять бульон… нет, это лечебница какая-то... больница, правда… пансионат… на гособеспечении… все бульон да бульон… сколько здесь еще таких же... как я… и правда… может, я и не один… да нет… эта ж нимфоманка... ко мне в трусы полезла, а при людях... она такого б... значит я один… …если одинокий человек твердит... о личном одиночестве другому... то он… не одинок… …о тебе забыл подумать… да и правда, что тут думать… что не думай – все едино... а по сути… …да ты и не думаешься… не напрашиваешься… не предлагаешь думать о тебе… да не очень-то хотелось… время спать… если б ты лежала рядом?.. уснуть бы и проснуться... все с тобой… уснуть в один тот же час и не просыпаться… всю смерть до следующего раза… до следующей жизни?.. жизни… может, она и правда... дается один раз только... для того, чтоб ничего не смели... на потом... ведь не должно же это... растворятся в никуда… было, есть и… хоп, и нету… а что я все о тебе и о тебе?.. обо мне-то, может?.. хотелось бы узнать, что ты можешь... обо мне мне сказать… мне же надо себя найти обратно?.. с твоей помощью… сейчас... и вообщем… нет, совсем не так… как ты думаешь меня?.. может, то как ты думаешь, это совсем не совпадает... со мной, какой я есть… любовь слепа… и, вообще, когда ты любишь... не замечаешь недостатков… и были ли они у тебя?.. нет… не не вспоминается - не были… одни лишь догадки, как будто бы тебя... никогда и не видел… словно читаю чужие сказки… почти целым быть... с человеком… при этом догадки и предположения строить… ты кто?.. какая?.. я ведь и не задумывался так глубоко о тебе… все было поверхностно… и о других… которые были... до тебя… меня не интересовало, кто они... зачем живут… чем же так ты заинтересовала?.. не задумывался… к примеру, по утрам… когда просыпался раньше… лежишь рядом… ну и что?.. вот-вот… сейчас для меня ты кем-то стала… кем?.. вот не могу понять… вот кто ты?.. для меня?.. помоги ответить… если скажешь, что никто… ну, что ж, тогда – никто… тогда и я - никто… либо все, либо ничего… может, ты и есть сон мой?.. такой красивый… красивый-красивый… а я ни разу!.. не говорил тебе, что ты… красивая… нет?.. не помнишь?.. ну вот, отвечаю за тебя … то с самим собой говорил, теперь и за тебя… нет, не говорил… хотелось все сказать... чтоб не выглядело как нечто… обыденное… привычное, набившее оскомину… не успел сказать… ничего, придешь – скажу… да еще так, как никто и не говорил… да-а… сколько ж нужно же сказать… так много… и не знаешь, с чего начать… все главное… все… любая мелочь… великое складывается из них… ты поможешь… да, твоей помощи не хватает… другой помощи не надо… она не такая, как твоя… я взлечу… держать придется, чтобы... от счастья не улетел… да у меня разрыв сердца... будет, когда появишься… подготовиться к приходу… дежурные словечки?.. привет… как жизнь?.. да?.. у меня все так же хорошо… а вдруг ответишь, плохо?.. я отвечу - тоже… да врать зачем?.. отвечу честно… до этой минуты... плохо… даже очень… очень-очень… ты просто не представишь… а что ответишь?.. …чтобы не сказала – не угадаю… и это… жить стоит… пытаешься понять... любовь… что она такое… как только ты узнаешь, любовь и тут же пропадет… да-да… как только ты узнаешь… давай на боковую… устал уже… от любви?.. нет, от непонимания... она это или нет… с ума сойду… от любви с ума и сходят, от разлуки – наоборот… на такой оптимистической ноте можно попробовать заснуть… ……….. ………….. ….. …если получится… всегда получалось… …спи… усни… ой… уже проснулся?.. или даже не засыпал?.. не понятно… да, как будто про... валился… в сон… в бездну… в ничто… да как будто бы и выспался… значит, спал… уже утро… поразительно, ощущение - пять минут назад закрыл глаза… это еще вчера вечером… а уже утро… время по разному течет… ты всегда разная была… что мне нравилось в тебе… разность… но в тоже время одна и та же… или просто все время... смотрел на тебя... под углом… придумал так... придумал этак… может, я тОлько полюбил?.. до этого так… симпатизировал… увлекался… и увлек себя тобою… а теперь вот... по-настоящему… наверное, стоит... уйти и думать... хорошенечко, что есть... что и кто есть кто… ну не могу же прям сейчас… смогу ли... сказать, что люблю... тебя?.. сейчас вот… язык не повернется… а если ты мне скажешь... что не любишь?.. получается - в пустоту… да и думал - в пустоту… плохо, когда думаешь, думаешь... а оно - уходит в пустоту, без дела… почему я не могу так думать, например, об Ольге?... или Мариночке?.. ведь с Маринкой было бы... проще… зато в ответ такая безответность… классно скаламбурил… так, опять еда пришла… значит, все же утро… завтрак… ладно, ешь, а то подавишься… да-да, когда я ем, я – глух и нем… я такой не только когда ем… на самом деле… жил глухим... немым… только сейчас и разговорился… время есть поговорить… ты продолжишь... что-то значить, когда пошлешь меня?.. может, опередить и самому?.. послать... чтобы не услышать этих самых слов… больно сделать... чтоб тебе не успели… может быть ты в душу мне запала?.. умудрилась просочиться… только как-то там ворочаешься... больно… или так трудно выходишь из нее… так легко… незаметно для меня… вошла и расположилась… а теперь не хочешь уходить… да, любовь получается легко, выходит тяжело… чего же мучаться - мучаешься, значит не и любишь… черт, а как же хочется, чтобы это была любовь!.. может хоть так и успокоюсь… а пусть с другой… при чем здесь ты?.. ты же не одна на свете... не одна… но… такая-то одна… какая?.. вот такая… это просто страсть… страсть… да у нас с тобой… хотя… кто знает… может ты скрывала… нет, скрыть страсть... нет, это невозможно… на то она и страсть… не было страсти… все это была притирка… не возможно вспомнить… а может, и не было ничего?.. да, а был ли мальчик?.. может, это я... во время комы придумывал тебя… и поверил в то, что есть ты… может у меня такая кома… тяжелой формы… с последствиями… я псих давно… реальный, с поехавшей башкою… вот и придумал образ… собирательный… я себя-то не могу узнать… кто такой… все остальное и подавно… получается, Мариночки… и Ольги… и эти… нимфоманки... Валерии Михайловны… плод воображения… вот почему тебя нет рядом?.. я ж не вынесу!.. приди… больше ничего не надо… ну, хочешь… нет, я не смогу к тебе… оклематься надо… чего стоит?.. а?.. если у тебя ничего... ко мне не было, ты бы запросто пришла… это просто… придти, когда ничего не значит… для тебя… для меня – другое дело… неужели для тебя я что-то значу, что ты не идешь все и не идешь?!!... так ведь можно и умереть отдельно… не вместе… но друг о друге в мыслях… тела разбросаны по миру, а мысли вместе… как целое… одно... уйти… отойти… забыть… и оглянуться… с высоты прожитых дней… недель… и лет?.. да нетушки… сколько времени должно пройти, чтоб я понял... это была любовь… или вовсе не любовь… насколько велика... а если вдруг случится... за смерть случайно забежать?.. ведь другой же может... на то же самое смотреть... сказать – а, по-моему, это не любовь… если думаешь - не ошибись… я постараюсь тоже… да, вот где ошибиться можно… это будет не ошибка… это будет крах… если он произойдет… пусть быстрее... больше времени останется исправить… вот поэтому я и говорю тебе, приди!!!... пожалуйста!.. приходи и объяснимся... и все решим… ни ты отдельно будешь, и ни я… а вместе… да, как бы не хотелось… и как бы больно не было… мне... наверно, нужен шок... чтоб вспомнить… какой же для меня еще здесь нужен шок?.. если ты ответишь, что оставляешь меня на произвол судьбы…так это шок?.. ты ж ведь и себя саму на произвол судьбы толкнешь… …эхэ-хэх… …… …….. тоскливо… да, до того, как не вспоминалась - легче было… … в облаках витал… а теперь?.. на землю опустился… лучше бы летал… опять маячишь… это я тебя маячу… специально… да-да… поговорить мне не с кем… уже самому себе противен… вот когда является желание... пообщаться бы с людьми… когда себе противен… да… ….. ……. …… …….. …да иди ты… ты поймешь… в любом случае… если б даже, не сказал, все равно бы поняла… посылаю, а сам хочу, чтобы осталась… чтобы не послушалась меня… парадоксально… вещей ведь много, которые ты можешь... требовать… исполнения… безоговорочного… а есть другие… уйди, а сам все ждешь… проверка?.. понимание?.. издевательство?.. над кем?.. над тобой или над собой?.. да, уйди, а сам обратного… и в первый раз... в жизни хочешь... чтобы не поняли тебя… я к тебе все время возвращаюсь... возвращаются к тому, что важнее… ты для меня важнее… даже важнее самого себя… плевать, кто я… кем бы я не оказался - приди… только вот не знаю... как точно подсказать тебе… придумать?.. зачем придумывать… придешь, слова же сами … подберутся... даже не я буду говорить, а из меня… душа не говорит... тогда бы она такого наговорила… человек все время пытается их смолчать… заткнуть… а врать душа так и не умеет… душа… бездушие – так легче… Мариночка… тебе надо памятник поставить … за мироощущение… за отсутствие его… памятник бездушию… звучит красиво… выглядеть же будет… ты все-таки красива... Мариночка… Марина, вот так бы жизнь прожить… не мучаться… любить себя… и больше никого… даже никого не уважать… зачем?.. тебе от этого ничего не будет… не уважать - рационально… сморозил… не пойму… …пришел, что ль, кто-то… я чувствую… кормежка?.. так быстро время подошло?.. обед?.. не может быть!.. здесь кто-то есть… если кормежка, чего не кормите?.. вы кормите, не руку трогайте… ….. …… …рукав зачем засучивать?.. …….. …… …так… ….. …….. …так… понятно… врач, что ли?... ну меряй пульс... а пальчики-то... женские… мягкие, приятные… ….. …….. …опять мерить?.. …тонкая рука… женская… кожа… непонятная… нет, понятная… рубцы… от шрамов… ….. ….. ……. да, шрамы… на запястье… … …….. что сердце так забилось?. что?!!!!!!!! Не может быть!!!!!!!!!!!!!!! Как же так?!!!!!!!!!! Я же!!!!!!!!!... Ты?!!!!!!!!! Куда?!!! Не уходи!!!!! Я тебя!!!!!!... не уходи!!!!!!!!!!! Пожалуйста!!!!!!! Умоляю!!! Не надо!!!!!!!! Раз пришла, не уходи!!!!!!!! Я понял!!!!!! Понял!!!!! Я знаю, что это ты!!!!!!!! Не вырывайся!!!!!!!! Пожалуйста!!!!!! У меня сердце разорвется!!!!!!! Пришла – так не уходи!!!!!!!! Как же долго ждал!!!!!!!!!!! Если бы ты знала!!!!!!!!!!! У меня сейчас... сердце выскочит!!!!!!!!!!! Что сказать?!!!!!!!!! Не знаю!!!!!!!! Поверь, не знаю!!!!!!! Не знаю, что сказать!!!!!!!!! Я!!!!.... Я… Я не знаю, что… тебе нужно говорить!!! Нет - успокоиться!!!!!!!!!! Не могу!!!!!!!! Но ты ж пришла!!!!!!!!! Я знал... я знал, что ты придешь!!!!!!!!!!! Я не ошибся!!!!!!!! Я не ошибаюсь!!!!!!!! Ты здесь!!!!!! Все!!!!!!!!!! Ты!!!!!... что?.. не понял… что это значит?.. зачем меня ты гладишь?.. нет, не надо меня жалеть!!!! Я не стою этого… не надо!!!... зачем ты гладишь?.. да-да, я хороший… ты лучше… ты лучше в сотни раз!!!!!... руку отпустить?.. а ты не уйдешь?.. а вдруг уйдешь?.. ты не должна… но ты же не уйдешь?.. пожалуйста… ты же ведь пришла!!!!!!!... не можешь!!!... куда?.. не убирай… я умоляю!!!... не надо!!! Не надо делать этого!!!!!!! Я не выношу!!!!!! Если ты уйдешь, то я не знаю... Я сделаю!!!!! Я не прощу!!!!!! Ты слышишь?!!!!!!!! Я не прощу!!!!!!!!! Ты же режешь без ножа!!!!!!!! Я жить хочу!!!!!!!! Где твоя рука?!!!!!!! Где она?!!!!!! Хотя бы дай ее!!!!!!!!! Дай притронуться!!!!!!!!!! Еще раз!!!!!! Ну, последний!!!!!! Зачем ты так???!!! Зачем???!!! Чтобы мне еще больнее было???!!! Мне и так уж больно!!!... везде!!!... все переворачивается!!!!!!!! Не могу терпеть я больше!!!!! Если ты еще все здесь!!!!!!! Отвернись и не смотри!!!!!!! Не смотри!!!!!! Мне плохо!!!! Дай мне руку!!!!!! Пусть будет в последний раз!!!!!!! И больше ничего не надо!!!!! Дай, на всю оставшуюся жизнь запомню руку!!!!!!! Вот моя!!!... ну???!!!... почему не хочешь???!!!... ты сама не поняла... Что сделала!!!!!!!!!!!!!!!!!! Я проклинаю!!!!!!!!! Иди!!!!!!... иди-иди!!!... на все четыре стороны!!!!!!!!!... когда будешь умирать, я не буду!!! Ты не стоишь!!! А пока... да смотри ты на меня!!!!!!!! Пожалуйста, смотри!!!!!!!! Смотри!!!!!!!! Смотри!!!!!! В первый раз увидишь... как плачу!!! Это не я так плачу!!!... они сами потекли!!!... Я не могу их сдерживать!!! Все могу, но это!!!!!!!!!!... уйди!!!!!!... чтоб духу... Я ненавижу тебя!!!!!! А то, что плачу… так это не о тебе!!!!!!... о тебе... уже!!!... тебя… уж нет!!!!!!!!!!!!!!!... я хочу, чтобы не было тебя!!!!!! У меня… тебя тут нету!!!!!!... значит, никогда и не было, так больно!!!!!!... я хочу, чтобы и тебе… когда-нибудь… и так же плохо… да нет, это мне не плохо… я не знаю… мне никак… Никак!!!!!!!!!!!!!!!!!!!... я не знаю, как это, но это так!!!!!!!!! Я не могу!!!!!!!!!!!!... больше!!!!!!!!!!... сколько нужно сил!!!!!!!... теките, теките… вытекайте... до единой… пусть вас больше не останется… я тебя!!!!!!!!!!!!!! Ты слышишь???!!!... если ты мне... попадешься, я убью!!!!!! Плевать - люблю!!!!!! как же жить теперь???!!!... как же жить теперь???!!!... я ведь на самом деле... теперь хочу, чтоб ты ушла… не надо делать наоборот… не тот ведь это случай… сделай так, как я прошу… уйди… я начну считать, что ты не приходила… потом забыть все постараюсь… и все, что было... связано с тобой… пусть будет трудно… но ничего… у меня получится - я сильный… я переживу… чего бы мне не стоило... переживу… и не тебе на зло… не стоишь ты ... чтобы тебе на зло… я лучше просто буду жить… и ничто и никогда не будет... напоминать... тебя… даже если сама напомнишь... для меня ты больше не существуешь… хоть ты и есть… но для меня... тебя здесь больше никогда не будет… ненавижу!.. что делать?!.. проклятая жизнь!!!... зачем я встретил???!!!... ведь противно!!! и жить противно!!! Все противно!!!... как же ненавижу!!!... так еще никто и ненавидел… да я даже ненавидеть... не смогу, сил нет… нету сил!!! Ты понимаешь???!!!... нету!!!!!! Уже все!!!... никто я!!!!!!... после такого – я - ник-то!!!!!! Никто!!!!!! Как нужно мне еще сказать, чтобы понятно???... ты дура???... если бы ты знала… ты… ты - прохожий, которого я никогда не встречу и не узнаю… вот и все… все начинается... по новой… совершенно по другому… ничего общего с тобой… в новой будет по иному… и чтобы посчастливей… еще чего-то хочется... для счастья… ощущение нехватки... чего-то… чего же я хочу?.. это возникает… и снова при волнении… я волновался?.. что ли?.. чтобы я так волновался... из-за какой-то?!.. тьфу… взять и растереть… пришла - ушла… все… какие тут волнения?.. да я в руках себя держал… да, взял да и послал… ту, которую лю… да я и не любил тебя… я просто... обманывал себя… пытался... твою любовь к себе… любви, вообще, нет… откуда ей, вообще, тут взяться?.. не откуда… с пустого места?.. и все так хорошо… умиротворенно… главное, что мне-то... хорошо… другим – не важно… вот тебе и сказка со счастливеньким концом… впереди уже другая... жизнь – минуты и секунды… и все… я уже другой… и она другая… нет, ты – уже она… и так далеко от… гори огнем все… …я поступил... как гад... какая же в том подлость... поступила подло – ты ушла… я пытался… остановить, но… ее – звучит так отдаленно… далеко-далеко… даже дальше, чем ты думаешь… она может стоять в метре от тебя, но при этом она будет далеко-далеко… как будто на другой планете… вот так… то все рядом да рядом, а потом так… и нет человека… хуже смерти… когда человек умирает, хоть что-то остается… хоть его нет, остается память, образ… а здесь… она есть… но ее нет… можно даже дотронуться, не то чтобы посмотреть… можно и сказать что-нибудь… но это ничего не будет значить… это будет значить только одно… я вас не знаю… и даже знать не хочу… что сделал, то сделал… а что я должен был сделать в этом случае?.. промолчать?.. не мог… бывают ситуации, когда надо говорить… не так, лишь бы что сказать… а именно - самое важное… вот я и сказал… возможно, если бы не сказал в этот раз, так в другой все равно пришлось бы… лучше рано, чем поздно… а лучше никогда… а лучше б никогда не встречал тебя… ее… ее-ее… теперь я тебя не знаю так же как и раньше вообще не знал… теперь я полностью, до последней клеточки, один… и никто не поможет… даже если и будут помогать, в заправду, не в заправду, все равно не помогут… пока я сам не помогу себе, все остальное бесполезно… да, это когда захочешь жить, тогда будешь жить… а нет – так нет… что дальше делать?.. фундамент, чтобы стоять на ногах… сейчас свободный полет… приземлюсь - надо будет что-то делать… витал в облаках – не знал, чем себя занять… а вспомнил ее, все стало на свои места… что, эта самая была моим якорем?.. заземлением?.. цепь порвалась, якорь ушел на дно, а я на поверхность… опять словечки… пафос… что упустил в ней?.. ее бесконечное отсутствие… считал, что реально смотрю, оказалось – нет… опять с нуля… по сути - каждый раз по старинке… а где же правда?.. ну и ладно, что сейчас плохо… это не плохо, это просто надо о чем-то думать… попробуй думать о чем-либо, когда под всем этим маячит она… думать все, лишь бы не о ней… вот о ней нельзя… ни в коем случае… не думай, не думай… бес толку… а ты ведь… она… так никогда и не рассказывала, почему хотела свести счеты с жизнью… может поэтому у тебя такой характер?.. я-то уже могу об этом судить… когда проходишь через суецид, это бесследным не остается… стала дорожить жизнью… не размениваться на мелочи… да, тогда я этого не понимал… сейчас только… но ведь ты… она… могла бы и сама рассказать… это же не трудно… хорошо, что и не настаивал на рассказе… захотела бы, сама рассказала… зачем насиловать… на мелочи не размениваться… значит разменялась… я мелочь… прошедшие через суецид очень ранимы… их можно убить одним словом, они этого не показывают - терпят… ты… да блин, она… тоже терпела… я хоть раз обидел ее?.. ……. …….. ….. ….. …всего-то вспомнить не могу, а еще пытаюсь какие-то мелочи… Ольгу, Мариночку быстро вспомнил… и, главное, то, что было с ними связано… ну, нимфоманку… там вспоминать-то как бы и нечего… нимфоманка она и есть нимфоманка… но вот ее!.. какой-то ты, и правда всеобъемлющей получаешься… по крайней мере, по сравнению с другими… ты вытеснила их… из моего поля зрения… с ними не интересно… может и интересно, но как-то не так… притягиваешь ты… елы-палы… притягивает… она… меня… это только начало… потом само забудется… от того, что буду постоянно вспоминать… в конце концов надоест… и окончательно забуду… да, скорей бы надоело думать о ней, а то все не надоедает… возвращается… бумерангом… или опять пытаюсь обмануть себя… я ее возвращаю… я… ну нет же, сказал, что ее нет, значит пусть и нет… что ж я, не мужик, что ли?.. дал слово – держи… держи, не держи… все равно просочится… да, земля большая, а скрыться от нее нельзя… везде достанет… хорошо бы так, прикорнуть на долгое время… а за это самое время она и забудется… так проснешься, отойдешь от спячки, а ее уже невозможно вспомнить… ха, а потом еще раз впадешь в спячку, а по пробуждении и самого себя не вспомнишь… как найти себя совершенно иным, чем был… ну куда ты лезешь?.. чего?.. хочешь заполнить мою внутреннюю пустоту?.. чем?.. собою?.. ты уже делала это… сама того не подозревая… опять хочешь повторить… с такой же концовкой?.. нет, не надо… я не выдержу… я кого-нибудь убью… тебя или себя… дважды в одну реку… можно, конечно, это все на словах… …а вдруг придешь и попросишь прощения?.. об этом не подумал… ну нет, как же ты можешь придти?.. зачем?.. вот и все – зачем?.. должен ли я тебя прощать?.. конечно, я мог бы запросто это сделать… только зачем?.. на самом деле ты сама должна… простить себя… это труднее… это как собственная совесть…ну, хорошо, прощу я тебя… и что дальше?.. тебе станет легче?.. значит, просить будешь, чтобы облегчить себе жизнь… приходишь, чтобы снять оковы, которые сама же и надела… хочешь, чтобы я их снял?.. откуда я знаю, как их снимать, не я же их надевал… тоже мне… дура… а вот возьму, и прощу… на всякий случай… поиздеваться над тобой… на всякий случай… ха, на всякий случай – а идея… да, классно, круто будет, когда придет, попросит прощения, а я в ответ – прощаю, иди, куда хочешь… а потом, через время, через неделю, может через месяц, а может через год, возьму и скажу ей – а я тебя на самом деле простил не просто так, а на всякий случай… вот что она тогда будет делать?.. да по-настоящему простить или по-настоящему не простить – это честно и порядочно… все-таки честно к самому себе… а вот на всякий случай… это да!.. опустить человека в кипящий ад… сам разбирайся и ломай голову, почему так, а не этак… это ж ведь можно тогда не только простить на всякий случай, но можно и… например, наоборот, попросить прощения… а потом, так же через какое-то время, уточнить, что прощение просил, так, на всякий случай… да, вот это еще круче!.. можно сказать – убивает просто наповал… вот это и надо будет сделать… она придет… а я скажу, что это я виноват и поэтому, вот, прошу прощения… она, конечно, разомлеет ото всего, подумает, может, что я вот такой ответственный, оказывается… на много лучше, чем она все время думала обо мне… и уйдет, может, и по новой начнет питать ко мне какие-нибудь чувства… а потом, когда придет еще раз, только для чего-нибудь другого, я тогда напомню про свое извинение и скажу, что сказал его, так, на всякий случай… мол, подумал, что может быть, обидел, поэтому и попросил прощения на всякий случай… вот это ее убьет!.. класс… она, наверное, даже говорить не сможет в первые секунды… молча уйдет… только уже навсегда… конечно, слов убийственней не бывает… как же я на нее зол!.. люблю, что ли?.. по-настоящему… да, люблю настолько, что готов убивать любыми способами… или это просто пытаюсь привить ненависть к ней?.. да, что не думаю, все сводится к ней… почему же надо так маниакально ненавидеть, когда на самом деле любишь?.. метаморфоза… что нужно делать, чтобы было хорошо?... не замечательно, не почти прекрасно, а просто хорошо… чтобы было просто… на душе, и за ее пределами… …я же ненавижу тебя, зачем ты мне нужна такая, ненавидимая… уж пусть лучше кто-нибудь другая, но ненавидимая… пусть даже безразличная, но не ненавидимая, как ты… все же легче… что лучше, что хуже - сейчас с ума сойду… сошел… хватит спать?... сейчас так и окажется, что это был страшный сон… откроются глаза, а… ничего, оказывается, и не было… был просто сон… да, если бы было так… не знаю, что тогда б сделал бы… рассказал бы тебе про этот сон, что вот, прикинь, ты ушла, я тебя проклял… и все в таком духе… да, если можно было бы такое пережить… нет, проспать такой сон и проснуться… лежать с открытыми глазами и смотреть в потолок… а потом взять и потянуться, зажмурив глаза от удовольствия… и понять, что жизнь прекрасна… что все, что было – это был издевательский сон… пусть уж во сне и бывают такие вещи, которых бы и не хотелось наяву… а у нас с тобой все-таки была страсть!.. вспомнил!.. как раз тот день, когда… помнишь?.. пришли ко мне… под вечер… и набросились друг на друга уже в прихожей… я даже не ожидал от тебя такого… произошло… без единого слова… одними движениями…


ГЛАВА X

- Осень сбросила листву –
Стали дни короче.
Небо клонится ко сну -…
 С высоты обрыва открывался вид на безлюдный морской пляж, окруженный темно-коричневыми скалистыми откосами. В подножии огромного камня, по белесовато-желтому песку, оставляя следом влажный глянец, пенилась откатывающаяся волна. Воздух искрился перламутром разлетающихся капель.
 - …стали длиньше ночи.
Утром встанешь - все здесь тускло,
Нет былой уж красоты…
 На вершине камня сидели птицы, одна уткнулась красным клювом в перья, другая – закидывала вверх голову. Еще одна, вытянув вперед лапы и распластав длинные крылья, парила над ними и над снопом сверкающих разлетающихся брызг. Накатывающаяся волна, исподлобья загибаясь барашковым гребнем вдоль всего видимого берега, поднимала стеклянистую полупрозрачную стену воды, переливая в ней нежносалатовые и аквамариновые оттенки.
 - …ну а к вечеру все гаснет
Звезды в небе не видны
Осень – девушка с мольбертом -
Каре-рыжая коса -
Нарисует дождик тихий,
Ну а утром лишь роса…
 Взволнованное, подернутое белесыми бурунами прибрежное волнение терялось в светлобрюзовой глади моря, простирающегося до самого дугообразного горизонта.
 - …только утром терпкий запах дыма
Постучит тебе в окно.
За окном все так же хмуро,
Дворник жжет листву…
 Бездонная высота светло-голубого, безоблачного небосвода застыла поверх белоплазменного солнца. Искрящаяся солнечная дорожка пронизывала золотой стрелой голубой по горизонту, спокойный на всем протяжении светлобирюзовой глади, и ближе к берегу аквамариновый вздымающийся морской пейзаж.
 - …утром выйдешь с неохотой
Ты в озябший сквер.
Прогуляться нет охоты –…
 Отмеряя ровные паузы, неожиданно зазвонил телефон.
 - …ждешь лишь перемен…
…дождик капает устало,
Слезы осени текут,
Небо серое постыло,
Смотрит в лужи на бегу.
Осень сбросила листву -
Стали дни короче.
Небо клонится ко сну –
 Раскаленный песок плавился под маслянисто-глянцевым маревом полуденного солнца.
 - …стали длиньше ночи… - Ангелина тяжело вздохнула и посмотрела в окно лоджии. За окном падал пушистый снег.
 Кончик косы, перекинутой через плечо, задумчиво теребился пальцами. Черные волосы были аккуратно счесаны и заплетены в косу. Челка, густым ворсом прикрывала высокий лоб и почти касалась темных грубых бровей, изогнутых так, чтобы привлекать к себе как можно меньше внимания. Совершенно обычные, видимо, из-за отсутствия косметики, неприметные карие глаза, тонкие, не подчеркнутые помадой губы, не заметный под крупным прямым носом, ничем не выдающийся подбородок, еле проступающие на щеках веснушки и уши с невзрачными сережками-листьями на мочках вкупе складывались в неприметное лицо. Значительным выглядел только взгляд, и то исподлобья, быстрый, мгновенный, и из-за своей же молниеносности, так же незаметный, как и все остальное в Ангелининой внешности.
 Она встала и несколько угловатой, стеснительной походкой прошла в лоджию. Широкие ступни с полными икрами, обтянутыми черными чулками, мягко переступили через приступку. Длинное зеленное платье с плиссированной юбкой и отложным воротником не совсем ладно сидело на высокорослой, ширококостной фигуре, скрадывая отсутствующим поясом талию, из-за чего таз казался еще шире.
 За окном маячил совершенно угрюмый пейзаж. Стоянка во дворе была до отказа заставлена машинами, чуть в стороне от них резвилась детвора. По дороге, медленно, не торопливо перебирая ногами, следовали одинокие прохожие. Как из сита, из серого неба сыпалась мука.
 В холле загремел открывающийся замок. Ангелина вышла из лоджии и засеменила через гостиную. Юлия Ивановна с повязанным поверх головы пуховым платком, в каплях растаявшего снега и темных точках на коричневом пальто, вошла в холл. Ангелина захлопнула за ней дверь и протянула руку, чтобы взять туго набитую сумку.
 - Ну, вот и сходила. Как же на улице хорошо, Ангелиночка! Кто-нибудь звонил?
 - Вообще-то, звонили, я не стала поднимать, как вы и просили.
 - Сколько дней я не была на улице? Почти неделю. А здесь в квартире воздух спертый.
 - Я это тоже заметила.
 - Фу, по магазинам прошлась. На улице не так уж и холодно.
 - Да, не холодно. А последние зимы все почему-то такие…

 - А Антон Павлович, наверное, где-то учился, чтобы стать дизайнером?
 - Нет, Антон, специально не учился на дизайнера… Так получилось… со временем… Я даже сама не знаю, как… Антон в детстве учился в художественной школе… Он художником хотел стать…
 - Да?.. все мальчишки, почему-то хотят быть художниками… космонавтами…
 - Милиционерами, пожарными… Да-да… А Антон хотел быть только художником. Я его и отдала в художественную школу… Он сам попросил… Ну, а мне б, чтоб без дела не сидел…
 - Он хорошо рисовал?.. Рису-ет…
 - Не знаю… Ангелиночка, я в этом ничего не понимаю… А в дизайне тем более…
 - Я тоже ничего не понимаю… как это из каких-то там вещей… расставить их определенным образом… И получается дизайн… Наверное, надо много знать…
 - Да, не мало…
 - Я вот дома… тоже иногда хочу мебель переставить, а то уже надоедает обстановка… а родители не разрешают. Я бы так сделала! Ух, если бы вы знали… а после школы где он учился?
 - В институт поступал – не поступил… В колледж поступил… Художественную школу окончил – преподаватели очень хвалили… Говорили, что у Антона талант есть…
 - У нас вот в группе тоже одна девочка есть… Она так здорово поет… а с учебой плохо… Говорят, что она талантливая – голос красивый… Ей бы петь, а не учиться…
 - Ангелиночка, в жизни бывает такое, что никуда не денешься…
 - Да, так и бывает, учишься-учишься, а работаешь потом на другой работе… Я вот выучусь и буду работать врачом… правда потом надо будет еще в аспирантуру поступить… Я давно захотела стать врачом…
 - Вы, Ангелиночка, молодец… У меня вот старший сын, Вадим, тоже учился на одну, а в итоге работает по другой… Жизнь заставила…
 - У вас еще один сын есть?
 - Да… А вы разве не видели его?.. Он в больницу приходил несколько раз… Он как раз сегодня придет с Надей. С женой.
 - Я, наверное, просто не попадала на это время…
 - Может быть… У меня их двое…
 - И не похожи друг на друга…
 - Как не похожи?
 - Ну… характерами…
 - Да… но они у меня все равно молодцы, какими бы они ни были.
 - А вот что это были за люди, которые приходили…
 - Когда?
 - Ну, вот еще в больнице… Их… трое было. Двое мужчин и женщина…
 - А-а, эти? Это с его работы были коллеги…
 - А-а… Я так и поняла… У нас, вообще, много людей приходит проведать… иногда даже перестаем пускать.
 - Но они так больше и не появлялись… эти его коллеги…
 - Почему?
 - Не знаю, Ангелиночка… и даже не звонили ни разу… Вот так вот.
 - У нас вот группа… ну, в которой я учусь… Наша группа дружная, если куда-нибудь идем, то вместе… если кто-то заболел, обязательно звоним и по учебе помогаем… другие группы из нашего потока не такие… Там каждый сам по себе…
 - Да это везде так… Это как повезет. Вот вам, видимо, повезло, что вы в такой коллектив попали…
 - Да я только боюсь, закончим институт, и разбежимся… а потом и времени не будет встречаться… жалко.
 - Что поделать… у каждого своя дорога. Но у вас все получится, Ангелиночка, вы хорошая…
 - Да этого мало… Я еще некрасивая…
 - Ну вот, наговариваете на себя, Ангелиночка…
 - Нет-нет, я не наговариваю… Я знаю это… и вижу… не красивая… все мои подружки красивые, а я нет…
 - Да это уже полбеды, что вы знаете про это…
 - Да?
 - А вы просто скажите себе, что вы красивая…
 - Да я уже много раз пробовала… Откуда взяться красоте?
 - Ну, тогда чем-нибудь другим попробуйте привлечь внимание… вы умная…
 - Наверное… парни не любят умных…
 - Кто вам сказал такую глупость?
 - Подружки…
 - Поменьше слушайте подруг. Просто прислушивайтесь, но не…
 - Я поняла… но ведь так хочется, чтобы кто-нибудь любил…
 - Ангелиночка… очень хорошо понимаю… ждите… ждите своего часа… Я со своим будущим мужем познакомилась, даже и не знала, что он станет мне мужем…
 - Как это?
 - Я тогда на заводе работала… и он тоже работал там же… в одном цехе… но дружила совсем с другими товарищами, а с ним только здоровалась так… и все… а потом как-то незаметно… Я и не думала ни о какой любви… Она сама появилась…
 Раздался звонок в дверь.
 - Это, наверное, Вадим с Надеждой. – Юлия Ивановна, вытирая на ходу руки об полотенце, направилась в холл.
 Ангелина застенчиво проследовала из гостиной в холл.
 - Здравствуйте, здравствуйте, - Юлия Ивановна распахнула дверь.
 - Привет, ма.
 - Здравствуйте, мам.
 Ангелина вышла на середину холла и кивнула головой:
 - Здравствуйте…
 - Здравствуйте. – Вадим ответил, пропуская вперед Надежду.
 - Вечер добрый, - Надежда быстро, молниеносно взглянула на Ангелину.
 - Ма, здесь пиво, поставь пока в холодильник.
 - Давай… Раздевайтесь, – Юлия Ивановна взяла целлофановый пакет. – Познакомьтесь, это Ангелина. Это мой старший сын – Вадим, - Вадим кивнул головой и прищурил глаз. – Это Надежда.
 - Очень приятно, - Надежда стала снимать сапоги.
 - Вадим, занимайся своим пивом сам, а то у меня там картошка подгорит.
 - Хорошо. – Юлия Ивановна убежала на кухню.
 Ангелина робко вернулась в гостиную, Вадим с Надеждой вошли следом.
 - Как Антон? – Вадим пристально посмотрел на Ангелину, что она даже поежилась под его взглядом.
 - Все по-прежнему...
 - Мы пойдем, посмотрим на него… Нет, сначала пиво поставлю.
 - Ма, может помочь чем-нибудь? – Надежда подошла к парапету кухни.
 - Надь, ты пиво будешь?
 - Ннн… да.
 - Ма?
 - Нет. Надюш, да вроде бы нет, колбасу порежь, а хочешь, салат сделай – зелень в холодильнике…
 - Ангелина, а ты?
 - Я не пью…
 - Все говорят, что не пьют, а сами выпивают… - Вадим улыбнулся.
 - Вадим с Надеждой столклись у холодильника, мешая друг другу:
 - Вадик, ты нарочно, что ли мешаешься? Дай, возьму, и тогда делай, что хочешь.
 - Это, конечно, круто, холодное пиво с мороза в мороз… - Вадим обернулся в сторону Ангелины и подмигнул. Надежда ушла на кухню. Несколько банок остались стоять на столе.
 - Надь, ты пойдешь к Антону?
 - Нет, я потом. Видишь, занята…
 - Да что толку?.. – Юлия Ивановна вздохнула. Надежда оглянулась на нее.
 - Вот так вот. Видишь, брат?.. – Вадим вышел из гостиной в холл и скрылся в темном прямоугольнике дверного проема.
 Ангелина, одна-одинешенька, осталась сидеть за столом:
 - Может, я тоже чем-нибудь помогу?
 - Ангелиночка вот… - Юлия Ивановна повернулась к Надежде. - В больнице практику проходила, где Антон лежал. Да мы уже все сделали…
 - Да?… Я тебя там не видела, хоть и раза два всего была… - Надежда повернулась в пол-оборота к гостиной.
 - Да все по-прежнему… - Вадим вернулся, взял банку пива. – Это вы про что сейчас?
 - Да я вот говорю, Ангелина практику проходила в больнице, где наш Антон лежал.
 - А-а… - Вадим звучно открыл банку, и из нее полезла пена.
 - Я вас там ни разу не видела, - Ангелина робко посмотрела на Вадима, потом на Надежду.
 - Вадик, ты все-таки не можешь подождать немного? Сейчас все будет готово, - Надежда стояла, разведя локти и прижав к бокам мокрые руки.
 - Слушай, Надь, хватит…
 - Вы чего это заводитесь? – Юлия Ивановна посмотрела на Вадима.
 - Ну, не с той ноги встала, ма… подумаешь… - Вадим запрокинул голову.
 - Вот так вот у нас бывает… - Юлия Ивановна повернулась к засмущавшейся Ангелине.
 - Это только в последнее время, - уточнила Надежда.
 - И виноват, конечно же, я, - Вадим глотнул еще пива. – У нас виноват только я. – Он посмотрел на Ангелину. – Скажи-ка мне, что это у вас в больнице за психолог там какой-то?
 - Какой?
 - В том-то и дело, какой. У него имя такое не русское…
 - А, так это Эрнест Германович… А что?
 - Да нет, ничего. Эвтаназию предлагал сделать Антону. Додумался.
 - Так она и была в тот день, когда Валерий Петрович привел его с собой, – встряла Юлия Ивановна, перекрикивая жарившуюся картошку.
 - …а, я знаю, что он говорил… про Антона Павловича.
 - Так, все, салат готов.
 - Вот, сейчас и картошка подойдет.
 - Вадик, а ты мог бы хлеб порезать, а не пиво хлестать…- Надежда поставила глубокую широкую тарелку на стол.
 - Будет сделано… - Вадим козырнул рукой и повернулся к Ангелине. – Вот так… любят они командовать – ужас. – Ангелина улыбнулась в ответ. – Это на самом деле так и происходит?
 - Что?
 - То, что говорил… этот… Арест… Немович…
 Ангелина звучно усмехнулась, почти брызнула смехом:
 - Ге-рманович… Немович… - Она опять прыснула смешком. Вадим взял буханку черного хлеба с ножом, чмокнул Надежду в щечку и вернулся из кухни, демонстрируя Ангелине серьезное выражение лица.
 - Один черт – Германович, Немович… Так это на самом деле правда, что можно сойти с ума?
 - Да… это сенсорной депривацией называется…
 - Какие ты слова знаешь…
 - Все, садимся. Кому сколько картошки?
 - Я еще не такие знаю… Мне много не надо… - Ангелина подставила тарелку. – Все! Все-все…

 - А вы, кстати, не заметили одну вещь? – Вадим прищурился и обвел всех взглядом.
 - Что мы должны были заметить?
 - Вы сейчас про этих вот, Антоновых девиц, говорили… Они-то может и все разные… но…
 - Ну и что, но?.. Вадик, че ты интригуешь?..
 - А то, что они все блондинки… Вот что.
 - Ну и что? Так получилось.
 - А вот, которая приходила последней, эта… как ее?.. Валерия Михайловна… Она, по-моему, крашенная… и, вообще, она его клиентка. – Возразила Юлия Ивановна.
 - И другие, Вадик, тоже могли быть крашенными… - добавила Надежда.
 - Но ведь все блондинки… Антон никогда не говорил мне, что ему больше блондинки нравятся. Но эти же все – блон-дин-ки. Нет, но это я так просто заметил. Конечно, это может быть обычным совпадением.
 - Он, вообще, мало о ком-либо говорил, - вставила Юлия Ивановна.
 Ангелина задумалась и погладила запястье левой руки.
 - Ты что заскучала? – Вадим глотнул из банки пиво.
 - Нет, я не скучаю. Я просто думаю.
 - Много думать – вредно. – Зазвонил телефон. – Ну, вот… Опять девицы названивают. - Вадим хотел встать, но Юлия Ивановна опередила его:
 - Алло?.. Да… А, Ольга, здравствуйте… Спасибо, как вы?..
 - А я пока схожу по делам, - Вадим встал из-за стола и вышел в холл. – Тьфу ты, черт!..
 - Что такое? – Юлия Ивановна отвлеклась от трубки и повернулась, Надежда с Ангелиной тоже посмотрели в сторону холла.
 Вадим открывал зеркальную дверь в ванную:
 - Я когда-нибудь свихнусь от этих его приколов! Я эти зеркала завешу чем-нибудь! Или разобью!
 - Вадик, ты, че? Думай, чего говоришь!
 - Нет-нет, Ольга… это у нас здесь… - Юлия Ивановна обратно приложила трубку к уху и отвернулась.
 - А чего я такого сказал?.. Да?.. - он скрылся за зеркалом, оставив руку на ручке. - …не подумавши… - рука исчезла и дверь захлопнулась.
- Как ваш сын?.. Хорошо?... Хотите, приезжайте на днях… конечно, если время позволит… да… да… …да-да… да… Да новостей нету… Да… все по-прежнему… Здесь вот, врач, на днях девочку прислал наблюдать за Антоном… Она мне помогает… Хорошая…
 Ангелина, услышав свое имя, покраснела и спросила:
 - А вы кем работаете?
 - Секретарем, - Надежда взметнула головой, откидывая волосы со лба. – А вы, я так понимаю, врачом будете?
 Вадим вернулся в гостиную и сел за стол.
 - Да. Я институт заканчиваю.
 - …ну, до свидания… ага… до свидания, Ольга… Звоните… да… до свидания… до свидания… - Юлия Ивановна положила трубку и села за стол. – Это вот Ольга звонила… С которой вы тогда у лифта столкнулись.
 - Вы сейчас диплом, наверное, начинаете писать? – Надежда подождала и повернулась к Вадиму. У него было грустное выражение лица. – Вадик, ты чего?
 - Ничего… так, просто… - Вадим отпил из банки пива.
 - А Ангелина еще стихи пишет. Она даже мне их читала… - Юлия Ивановна посмотрела на Ангелину, та залилась краской.
 - Да?.. Почитайте… - Надежда любопытно взглянула на Ангелину.
 - Ну, я не готова… Да они плохие… - Ангелина застеснялась. – Я так пишу… ни для чего…
 - Будут плохие, врать не будем, скажем прямо – плохие и все… - Вадим улыбнулся.
 - Ладно… Я даже не знаю какое… А, ну, вот… «Нимфа».
 - Посмотри на нимфу слева,
Справа в профиль и анфас.
Лишь она способна сделать
Поворот судьбы для нас.
Легкий жест и пала крепость.
Этот взгляд разрушит все.
Нежный стан белее снега,
Как чисты ее глаза.
Поворот неловкий сделан,
Пала прядь с ее плеча.
Пусть чисты и непорочны
Очи нимфы молодой.
Взгляд ее чернее ночи,
Значит он несет порок.
Пусть кипящие смолой ресницы
Подчеркнут невинность глаз.
Ты не верь – обманет нимфа
И исчезнет в тот же час.
Отраженье неба – нимфа,
Но чертовская душа
Оставляет образ нежный,
Исчезает в миг она.
Посмотри на нимфу слева,
Справа в профиль и анфас.
Лишь она способна сделать
Поворот судьбы для нас.
Как проста она бывает,
Но как каверзна она, - Ангелина исподлобья осмотрела всех.
 - Ну что?.. Не плохо, - Вадим задумчиво посмотрел на Ангелину.
 - А по-моему, хорошо, - Надежда улыбнулась.
 - Я же говорила, что хорошие стихи, - Юлия Ивановна встала и пошла относить пустые тарелки. – Может, кто еще будет?

 - А где Антон, мать тв?..
 - Девушка, вы, наверное, ошиблись квартирой.
 - Нет, я не ошиблась. Слышь, дядя, зови Антона. Он мне нужен. – Вадим усмехнулся.
 - Ма, здесь мамзель какая-то к Антону явилась! – Вадим крикнул назад в гостиную и оглядел девушку с головы до ног.
 - Ну, так пусть проходит… - Юлия Ивановна прокричала из кухни.
 На девушке было красное не застегнутое пальто с замызганными грязью полами. Под ним виднелась черная водолазка, облегающая маленькие острые грудки, на шее болтался черный вязанный шарф, с затесавшимися в него нечесаными, со следами давнишней завивки волосами. Ярко намазанные тонкие губы, черные густые брови, темные затененные веки, зеленые глаза, прямой нос и пухлые щечки. Она стояла, облокотившись на наличник двери, согнув ногу в джинсах-клеш и уперевшись носком ботинка в пол.
 - Я не мамзель. Я его подруга, понял? – Ангелина наклонилась, сидя за столом, чтобы увидеть девушку.
 - Да уж… Тебя как звать, барышня?
 - Юлька. Меня все так зовут…
 - Тебя не зовут, ты сама приходишь, - в полголоса произнес Вадим, усмехнувшись собственной мысли.
 - Что?.. Мне нужен Антон, я к нему пришла… А ты, че, его приятель?
 - Кто там? – Юлия Ивановна заглянула в холл. – Вадим, ну раздень девушку…
 - Она сама раздевается… - и произнес в полголоса, - да не надо бы…
 - Ты слышал, раздень… Но лучше, чтобы это сделал Антон… Он мой друг…
 Надежда, стоя у телефонного столика, пересеклась с Вадимом взглядом. Вадим поджал нижнюю губу и закатил глаза, получив в ответ неодобрительное покачивание головой.
 - Сюда проходи… - Вадим показал рукой на гостиную. Надежда отошла в сторону, Ангелина покраснела, Юлия Ивановна гремела на кухне посудой. Девушка остановилась и мутным взглядом осмотрела всех:
 - Здесь нет Антона. Я знаю, где он. Я хочу его. – Девушка повернулась и еле покачивающейся походкой пошла в кабинет.
 - Вадим, иди за ней. Сейчас ведь натворит чего-нибудь. – Вадим повернулся следом. – От нее табачищем несет… Еще и пьяная…
 Из темноты кабинета, пронзенного спальными просветами, послышалась возня.
 - Так, мамзель, Антона сейчас лучше не тревожить. Понятно?

 - Я к нему пришла… и ты мне не указывай. Мне надо с ним пере…
 - Ничего не получится.
 - У ты какой… А может ты со мной хочешь? Мне бородатые нравятся.
 Надежда влетела в темный кабинет и через несколько секунд выволочила оттуда извивающуюся девушку.
 - Это что за мымра? Отпусти мои волосы!
 Вслед за ними выскочил Вадим. Надежда, не отпуская волос, открыла входную дверь, сняла с вешалки пальто с шарфом и, бросив их в руки девице, вытолкнула ее на лестницу. Юлия Ивановна вышла на шум и смотрела на это из гостиной не понимающими глазами, с тарелкой и тряпкой в руках.
 - Вот так надо с такими, а не… - Надежда захлопнула дверь, толкнув ее спиной и повернувшись лицом к Вадиму.
 - Надюш, что такое случилось? – Юлия Ивановна, машинально вытирая тарелку, недоуменно переводила взгляд то на Ангелину, то на Вадима.
 - Браво, Надь! – Вадим улыбался, восхищенно глядя на Надежду.
 - А накурено… и перегаром несет… - Юлия Ивановна подошла к Вадиму. Ангелина так и осталась сидеть за столом.
 - Да нет, ничего, ма… это к нашему Антону приходили… - Вадим прищурился, подмигнув Ангелине сквозь бамбуковую штору.
 Входная дверь затряслась, извлекая из себя глухие удары.
 - Я ей сейчас!.. – Надежда быстро щелкнула замком, переступила порог, что-то оттолкнула от себя и скрылась за дверью. – А ну пошла отсюда, б… - Клацнул замочный язычок.
 - Ма, ниче-ниче, она разберется… - Вадим повел Юлию Ивановну в гостиную.
 - …милицию вызову… - Захлопнув за собой дверь, Надежда вошла в гостиную.
 - Какая у меня Надюшка? А? – Вадим взглянул на Ангелину. – Бой-баба. – И усмехнулся, отпив из банки.
 - Надя, что произошло? – Юлия Ивановна кидала взгляд то на Вадима, то на Надежду, продолжая держать в руках тарелку.
 - Фу, табаком воняет, проветрить надо, - Надежда прошла в лоджию. Оттуда послышалось еле слышимое завывание ветра и шум дороги.
 Зашторив за собою тюль, она села за стол и застыла на угловом диване. Юлия Ивановна вернулась на кухню.
 За тюлей, расплываясь радужными кольцами, виднелись далекие городские огни. Невидимая линия горизонта отрезала их от черного беззвездного неба.
 - Пиво кто-нибудь будет? – Вадим посмотрел на Надежду. – А то я допиваю.
 - Ой, да пей, сколько хочешь!
 Вадим открыл дверцу холодильника и простонал:
 - Да блин, он же издевается! – и ударил носком в дверь, оставив в холодильнике вмятину.
 - Вадик, ты что, с ума сошел? – Надежда как будто пришла в себя. Ангелина вздрогнула, Юлия Ивановна резко повернулась в сторону гостиной.
 - Я ненавижу его!
 - Что опять? – Надежда подскочила к Вадиму, согнувшемуся перед открытой дверцей.
 - Я ненавижу его! Он же издевается надо мной!!!
 - Кто?
 - Кто-кто?! Антон!!! – Вадим присел на корточки.
 - Как? Вадик, тебе надо успокоится. Я же вижу, ты в последнее время не в себе, места не находишь! А, Вадь? Что случилось? – Надежда присела рядом на корточки.
 - Смотри!.. Смотри-смотри!.. - Вадим подвигал немного дверцу, пытаясь показать что-то с ее помощью. Ангелина вытянулась позади них, сидя за столом и пытаясь разглядеть нечто поверх голов. На полке, внутри холодильника, раскрашенного и оформленного под банкомат, в один ряд стояли банки. - Это уже не смешно! Он издевается!!! Он там, но издевается здесь, Надь. Я его ненавижу!!!
 - Вадик, не смей так говорить!
 - Да люблю я его, Надь, люблю… Брат ведь…- Вадим, так и оставаясь сидеть на корточках, шмыгнул носом. – Блин, как он там?! Ему же плохо, я знаю! Ты думала об этом? Но я не знаю, как помочь! Блин, надо же что-то делать!!!
 - Вадь, держи себя в руках. – Она подняла глаза к подошедшей Юлии Ивановне и, опершись на Вадима, разгладила ему волосы, как маленькому ребенку. Надеждина голова приткнулась к вздрагивающему плечу. – Я тоже переживаю. Успокойся… и не меньше тебя. Он и мне как брат… Ты пива хотел…
 - Да не надо мне никакого пива! – Дверца захлопнулась, чмокнув резиновой прокладкой о содрогнувшийся корпус холодильника-банкомата. Внутри заскрежетали столкнувшиеся пивные банки.


ГЛАВА XI

 - …я с тебя куртку снял… ты с меня… так и снимали, слившись губами… близнецы сиамские… у тебя губы мягкие-мягкие… помады нализался… если бы она была клубничной… потом ты чуть не споткнулась о пакеты и сумку... под ногами… правильно, как вошли, так и побросали… потом учудил… попытался снять с себя свитер… только как снял… да, до этого надо было додуматься… не отрываясь от твоих сладких губ… через голову… ха-ха… еще бы… это все-таки я, а не кто-то другой… одел свой же свитер на тебя, перекинув тебе на голову и натянув на шею… ты обиделась… в шутку ругнулась и хлестнула ладонью… а я в ответ сказал, что иду в ванную… ты вошла со стороны спальни… уже раздетая… красивая… слов нету… их и не было… хотя губы шевелились и пытались что-то говорить… только говорили они с твоей кожей… ц’, какая кожа!.. в капельках воды… капельки вкуснее, наверное, чем если бы не на твоей коже… сладкая… немного загорелая… с остатками летнего загара… белая кожа на месте трусиков… колодец пупка на упругом животике… конечно, на животике, а не на животе… а там, чуть выше, родинка… маленькая такая…. предвосхищавшая твои другие выдающиеся прелести… ну, как всегда, на самом интересном месте… такую картину перебиваете… я ж не смогу ее сейчас воспроизводить во время кормежки… ну, кормите, кормите… только побыстрее… да, прелести… как в кино, перед самым интересным местом… а потом… продолжения может и не быть… режиссерская задумка… главное подстегнуть интерес… а там по фигу… нет, надо все вспомнить… мне ваш бульон уже безвкусен…. мясо еще какое-то…. курица… какое новшество!.. ты посмотри… может и чай будет с чем-нибудь?.. этаким?.. странно, что это вспомнилось только сейчас… в подробностях… чай же горячий, поаккуратней!.. да нет, это я тороплюсь… спешу продолжить… да не убежит… не убежит… а ведь это единственное, что остается от нее… или осталось… целовал твои груди и заглатывал соски… а ты, как ни в чем не бывало откинула мокрые волосы назад и прогнулась назад… какой изгиб!.. как сейчас помню… тогда так остро воспринимал, как сейчас… был занят… ничего не помнил… почему сейчас так четко все вспоминается?.. на что я тогда реагировал… хоть тресни, не пойму… на тебя реагировал… на каждое движение… ты тоже… прислушивались друг к другу… я всей своей кожей к твоей… сейчас глупо интересоваться, как ты прислушивалась… я ведь только чувствовал, а не видел, не слышал… просто чувствовал… тебя, тебя… это даже было не так как в первый раз, когда… это у тебя, тогда дома… а здесь… просто такое чувство… не помню… не могу передать полноту чувства… нет, это был не секс… да здесь была страсть… когда ты настолько равномерно разбросан по всем клеточкам своего тела и настолько уже не в себе, что чувствуешь когда-то чужую тебе кожу, как свою… и улавливаешь под ней малейшие движения мышц… и, наверное, даже движение не мышц, а чего-то другого… кого-то другого… тебя… и больше ничего другого не замечаешь… это и есть страсть… да, а эти все движения каждый раз оказываются именно теми, какими ты их ждешь… словно они читают твои мысли… это не мысли… думать о чем-либо во время страсти – уже не страсть… это!.. как ты меня угадывала, чего я хочу в каждую следующую секунды… они растянулись в минуты… я ведь потом подумал, что если так вдруг почувствовал тебя, как никакую другую до тебя, то, видимо, это и есть то, что на самом деле должно быть… любовь?.. где же ты сейчас?.. любовь… любовь - это когда все дело уже не сексе… настолько был поглощен тобой… во всех смыслах поглощен… я ж даже и не помню, как мы в спальне оказались… как будто опьянен был, что ничего не помню… опьянен тобой?.. я, наверное, тебя на руках отнес… это уже потом, после, полотенце рядом с кроватью валялось… нет, лежало… скинутое… ты в постели еще мокрая была… вся в капельках… взял тебя мокрую на руки и отнес в спальню… и сам мокрый… твои губы, касающиеся меня… язычок, слизывающий капельки воды… и горячее дыхание… да… а рядом сейчас никакого дыхания… даже холодного… твоя прохладная от недавней воды кожа… гладкая… мокрая… скользящая под языком… под пальцами… под животом… под губами… под всем моим, что только у меня есть… и никак не заканчивается… бесконечная… где бы не тронул нежно, везде ты… везде ты отвечаешь подспудным глубинным движением… и жар, который творится у тебя внутри… поэтому и хотелось-то больше всего проникнуть во всю тебя и раствориться во всей тебе… прохладная кожа… … зачем ты ушла?.. а может это была и не страсть?.. я ведь и сейчас хочу, чтобы было так как тогда… но не потому, что это был хороший секс… который был бы так же хорош и с какой-нибудь другой… если бы это была страсть, то мне не хотелось бы сейчас точно такого же повтора… потому что страсть, наверное, все же временна… и все… нет, секс – это жажда получить удовольствие, а любовь – это жажда предоставить удовольствие… хотя… я же не делал тебе все это как нечто должное и обязательное… нет-нет… вот именно когда и думаешь доставить удовольствие – это еще и не есть любовь… вот когда полностью забываешь, что ты вообще делаешь какое-то там удовольствие или приятное… вот тогда и… черт, зачем я все это вспомнил… нет, зачем оно вспомнилось?!! …я же не могу без тебя!!!... я просто не могу… ну, это… не укладывается в голове!.. как это я… без тебя?!!... это же смерть!.. зачем приходила?!!... чтобы не остановить меня?!! …когда я тебя проклинал?.. за что мучения?.. да, дело… уже… не в сексе… это больше… неужели я тебя люблю?.. этого не может быть… я ведь ни к кому так не относился… как к тебе… почему я должен так-то по-особенному относиться к тебе… и почему именно к тебе?.. почему не к той или этой?.. или к тем, которые были задолго до тебя… почему именно ты?.. сколько же мне еще нужно будет вынести?.. это же выше человеческих сил!.. откуда вы у меня беретесь?.. да мне сейчас будет достаточно, чтобы ты хотя бы прикоснулась до меня… где твоя рука?.. теплая… уютная… то было жуткое желание раствориться в тебе… уйти от всего мира… и спрятаться в тебе… если у нас тогда все было так обоюдно, то… я знаю… ты тоже пряталась ото всего мира во мне… вот мы и сливались в единое целое… настолько целое, что где ты была, где я., уже не играло никакой роли… здесь даже никаких ролей и не было… это была любовь!.. я так и не разлюбил тебя… как бы не вбивал себе это в голову… да, извини, я просто вот это все последнее время вытравливал тебя… потому что знал, что не вынесу всего остального… остального, что есть сейчас и будет потом до самого конца… этого остального без тебя… а что сейчас?.. сейчас только воспоминания… но они не греют… они мучают… издеваются… зачем все так происходит?.. по-другому как-нибудь нельзя?.. я так и не смог разлюбить… она-то из меня так и не вышла… я придумал, что ты так больно выходишь из меня… специально делаешь как можно больней, покидая меня… это я сам себе делаю больно… что выталкиваю тебя из себя… а ты этого не хочешь… я теперь понял, что ты этого не хочешь… как же так произошло, что ты пришла и ушла?.. а я проклял тебя!.. может, ты не услышала моих слов?!!... хоть бы не услышала… я глупость сказал… я могу попросить у тебя прощения… хочешь?.. я его буду просить по-настоящему… не на всякий случай… я уже не могу издеваться над собой… потому что, издеваясь над собой, я издеваюсь над тобой… что же происходит?!!... как же жить?.. как же она так складывается, что никакого покоя от нее нет?.. только улеглось все и на тебе… кто над кем издевается?.. жизнь над нами или мы над ней?.. как же глупо, что только сейчас понимаешь, что то, что было – было так важно… оказывается… а оказывается важным только сейчас… причем важным для сейчас, а не для тогда… правильно, тогда и был такой слепой пыл любви… а сейчас мудрый… опытный… похоже, и не понимали, что это пришла она… в первый же раз, когда я оказался у тебя дома, не так было… как-то не так было.. обычно, что ли… в том-то и дело было, что сначала всякие обычные слова, а потом только все остальное… наверное, должно было пройти время обычных слов… и время обычных мыслей… которые израсходовались и оставили пустое место, которое обязано наполниться новыми словами и мыслями… даже не мыслями, а смыслами… новые… новые – это не другие… это на самом деле новые… и не такие, словно хорошо забытые старые… это все тогда становится похожим на нечто… на нечто, которое нельзя обозначить словом… да… любовь?.. это и не другое, и не старое забытое, а взаправду новое!.. … …. … …ты еще так странно себя вела… словно всеми своими действиями, словами… противилась дальнейшему развитию отношений… даже… мне это, конечно, могло просто показаться… давала понять, что я совершенно не тот, кто тебе нужен… и тогда же, по-моему, ты играла в постели… создавала видимость, что хочешь и в то же время какая-то зажатость присутствовала в тебе… да и я сам, честно говоря, несколько боялся, что может произойти что-то такое, что может повлиять на отношения… этот второй раз просто оказался… прорвало… да, когда она приходит, не стоит ей противится… как бы не боялся ее ухода… в том-то и дело, что когда уходит, это и называют, задним числом - была страсть… а вот когда она остается и никак не хочет уходить – это и есть она… как мне было с тобой хорошо!.. мы и остались мокрыми… только уже от пота… я, наверное, слизал с твоего тела все капельки воды… как будто они были твои… твой сок… а потом орошал тебя своими каплями пота, капающими со лба на твою шею… на щеки… и слизывал их, впиваясь в твою кожу… как вампир… чувствуя тебя изнутри… так мягко обнимающую… поддающуюся и не выпускающую из себя… а сейчас не хочу отпускать тебя… не хочу и все… ты тоже своеобразным образом вошла в меня… через все, что только можно… через глаза, через уши, через нос, рот… одним таким большим, единым органом вошла… и долбишь по мозгам… когда все кончилось, мы просто лежали и молчали… ты смотрела на мою картину снизу вверх… на эту самую розу в зубах… все-таки она у меня классно получилась… лежала и вдруг протянула к ней руки… а потом прижалась ко мне… вот тогда я тебе и хотел сказать, что люблю тебя… но, подумал, что не сейчас… а если бы сказал, тогда изменилось бы что-нибудь?.. как же я так не смог сказать тогда?.. ведь само на губах крутилось… теперь поздно… тебя нет… и… ничего нет… даже меня… козел!.. а что?.. зачем слова говорить, когда и так ясно… я же, глядя на тебя, прижавшуюся ко мне, понял это… и еще лучше стало… не от того, что было хорошо, а от того, что это ты рядом… и что вместо тебя не может быть какой-либо другой… вот от чего еще лучше может быть… …но еще хуже, когда вместо тебя - пустота… это даже еще хуже, это уже предел, после всего… то и было самое обычное счастье… не какая-нибудь влюбленность, не удовлетворение физиологическое… а просто счастье… громкие слова… вот теперь они громкие… а то, что было за ними, просто было… будет ли еще когда-нибудь?.. зачем же мы такие?.. тупые, что ли?.. или какие еще там?.. мы ж даже и не торопились опять слиться… как будто знали, что любви еще столько… и времени на нее… что не за чем торопиться… что она уже никуда не денется… а куда ей было деваться-то?.. такое необыкновенное спокойствие не может спугнуть пришедшую любовь… причем пришедшую навсегда… или это я ее сейчас считаю пришедшей навсегда… при существовании любви к тебе, но без тебя… это невыносимо!.. без тебя… я тогда и не боялся, что ты вдруг захочешь уйти… я даже и не смог бы остановить тебя… начни ты собирать вещи… ты и лежала, прижавшись ко мне, и, наверное, думала… может о том же самом что и я?.. а о чем я думал?.. да я ни о чем не думал… просто ощущал себя спокойным как никогда… и спокойную тебя… это ощущение… именно этого я и хочу… чтобы оно было всегда… а будет оно только тогда, когда рядом будешь ты… ты… везде только ты одна… одна ты… и я один… а я не хочу быть один!.. страшно быть одному, когда уже понял и ощутил, что значит быть не одному… когда почувствовал, что такое настоящая легкость во всем… в мыслях, в движениях, в чувствах… я ненавижу все это!!!... ненавижу!.. я не смогу вернуть это все… как вернуть?.. я один не смогу… одному с этим делать нечего… это не для одного… для двоих… что же, я буду тебя ждать… когда пойду на поправку, сам найду тебя… тогда и… что тогда?.. что тогда?.. да я не знаю, что тогда может быть… я запутался… где что… кто есть кто… что надо говорить?.. просить прощения, конечно… но потом?.. а что ты ответишь?.. ты же можешь ответить такое, что потом только в петлю… а можешь ответить и то, что… ой, лучше не загадывать… не сглазить бы… помочь себе могу только я… без посторонней помощи… настоящая прошлая жизнь… значит следующая будет настоящей настоящей жизнью… главное не стоять на месте… куда двигаться?.. апатия наступает… воспоминания… да, сладкие воспоминания… не вспомнил бы, так и не понял бы, что на самом деле давно люблю… да, все же все те отношения, которые у меня раньше возникали, были не такими… какими-то такими… поверхностными… может, и стоило тогда, давно, пытаться понимать всех их… просто не хотел… теперь наказан… тобою… ты могла через меня что-нибудь понять в этой жизни… просто так такие отношения не проходят… бесследно… либо рубцы на сердце, либо на… руках… как у тебя… да, почему же ты пыталась покончить с собой?.. молодые люди – понятно, горячие головы… я тоже мог бы… запросто… как раз из-за тебя… но вот когда девушки… женщины… из-за чего… или из-за кого?.. может ты тогда в первый раз и, вообще, в первую встречу, боялась повторять прежние ошибки?.. ты мне ничего не рассказывала про свое прошлое… как будто без него была… и я тебе тоже не рассказывал… только теперь я без прошлого… а без прошлого нет будущего… только одно – настоящее… настоящее – не поддельное, не искусственное, всамделишное, натуральное… и теперь я вот такой вот, ничего не вижу, ничего не слышу и, похоже, не могу говорить… а ты… а где ты, не знаю… вот приходила, но ушла… непонятно… ты непонятна и я сам непонятен самому себе… бред какой-то… куда же мы с тобой двигались все это время?.. куда?.. когда любовь, без разницы, куда идешь… главное не один… тогда я и не понимал, что уже люблю, а только начинал замечать, как она… и то, она ли это?.. как она появляется… приятная, легкая… к чему бы все это привело?.. к объяснению, в конце концов… потом к свадьбе… дети… угасание любви… да, в самом начале всегда кажется, что она пришла навсегда… угасла, но не погасла?.. значит есть и существует… до гробовой доски… может, она потому и существует, что ее вообще на всей целой земле не хватает?.. а?.. ничего, мы с тобой еще увидимся… поговорим… по душам… по правде… вот теперь я и понял… когда нет друзей… Витек!.. мать чесная!.. вспомнил!.. да еще кого!.. Витек!.. друг!.. вот единственный человек, который меня всегда понимал… с самой учебы… прямо как-то ты вовремя… я за советом к тебе… уже не у кого спрашивать… остался только ты один, Витек… однокашник… почти все вместе… и пьянки и гулянки… ты знаешь много моих секретов… но не всех… да, она, и есть мой секрет… вот о ней ты и не знаешь… не хотел показывать ее раньше времени… ты был бы шокирован… и естественно, при ней же вслух ляпнул, типа, и это ты, Антон, убежденный женоненавистник?.. да, а почему ты должен был бы так сразу подумать, что все дело к свадьбе?.. ха?.. знакомил же я тебя со своими пассиями… и ты никак не реагировал на них… то есть так воспринимал, как и я… что это временная пассия… и мозги мне вправлял… это ты любил… вперемежку с шуточками… учил меня… видишь, сам выучился… теперь допер, что вот эту никак нельзя упустить… а упустишь, упустишь все на свете… но… все же упустил… получилось так, Витек… помоги… я наказан… жить не хочется… как, вообще, дальше жить?.. посоветуешь - к ней… но… а дальше?... я боюсь… я в первый раз в жизни, по-настоящему, боюсь… я боюсь услышать такое!.. что не вынесу… хотя должен буду слушать… и сделать, как она того захочет… а чего она захочет, я не знаю… она ж такая… ты бы видел ее… красивая, это да… я не могу ее не считать не красивой… просто потому что люблю ее… ты поймешь… у нас с тобой почти одинаковые мысли порой были… и взгляды… ты ж когда со своей Светкой, ничего не говорил, не восторгался на счет любви… а я вот хочу!.. хочу и все тут!.. вот… но ее нет… как мне ее вернуть?.. заманить ничем нельзя… нет, конечно, можно, но я не хочу с ней так… не по-честному… она не стоит того, чтобы я с ней обошелся так… мне самому будет противно… на коленях?.. Витек, ты думаешь, она этого захочет от меня?.. не успел познакомить ее с тобой… хотел… веришь?.. хотел… не успел… и это не успел… ничего не успел… как-то у меня все так странно происходит, что ничего не успел… этого не успел, того не успел… еще чего-нибудь не успею… я хотел, чтобы она знала моего друга… такого друга… друга… который на самом деле – один друг… слово друзья звучит слабовато… размыто, несерьезно… а вот друг… в этом звуке много смысла… друг, чтобы не говорили, должен быть всего один… один, но зато какой!.. и причем, чтобы только один человек так считал, а не многие… я и тебя не сразу вспомнил… а должен был в первую очередь… после нее… да ты не будешь париться, в первую, не первую… я бы и сам не парился… за это самое время, пока всех вас вспоминаю - другим становлюсь… я меняюсь… как мужик мужику, скажи… что делать?.. как делать?.. я уже всего боюсь… я даже боюсь доверять самому себе… у меня крыша едет… психом становлюсь… а мне надо этого избегать… во чтобы-то не стало… если я стану психом, как же я тогда пойму ее?.. поэтому готов даже стать на колени, если она этого потребует… нет, все, стану… я уже на все готов… лишь бы быстрее закончилось мучение… как в аду… таким он и должен быть… без огня… без испытаний на выносливость… физическую… все давление на моральную силу… у меня уже нет сил, Вить… как противостоять?.. блин… это смерть при жизни… чем дальше, тем хуже… проблесков нету… нигде и не в чем… я всегда считал себя сильным… оказалось, что не так… я переоценил себя… не воспринимал себя адекватно… вот это и есть я?!!... как же меня жизнь скрутила!.. этот мир был придуман мною… только не этот мир, который открывается с каждым словом, а тот, прежний… это я его придумывал?.. мне его привили с пеленок… я не просил показывать мне его таким, каким он был до этого момента… да я и сам виноват, что продолжал воспринимать его по инерции именно тем, каким в меня его загрузили… нет, она не смогла оказаться просто так никчемной жизнью… я пытался видеть его по-настоящему… не просто же как быдло следовал обстоятельствам… но теперь-то уж нет… я не дам себя переделывать… да, это была аутичность… глобальная… жизнь в своем собственном мире… созданном по своему подобию?.. по своему мышлению… и уж по-моему ли только?.. здесь много рук было приложено… здесь многие потрудились… сами того не сознавая, что пристраивают к моему аутичному дому всевозможные пристройки… только не знали не они не я, что все эти пристройки только усложняют выход из дома… вышел, а мир совершенно другой… вот это да!.. третий десяток… а он, оказывается, другой!.. я в тупике… где это?.. я один остался… как же я теперь смогу что-либо полюбить?.. и, главное, зачем?.. зачем?.. чтобы жить… да, пока что это мой первый честный ответ… чтобы жить… иначе какого родился?.. а что я здесь, вообще, должен любить?.. есть ли что-либо достойное моей любви?.. а я сам достоин любви?.. во-от... с этого и надо было начинать… вот именно с этого… а стою ли я чего-либо?.. может я дешевка… никому не нужная… ну зачем я кому-либо нужен?.. я самому-то себе не нужен… все мешаю и мешаю… мыслями… сбиваю с толку… вот в том-то и дело, что мысли и сбивают… не было бы их, так легче и жилось бы… осталась телесная оболочка… пустая-пустая… прям хоть набивай чем хочешь… …что это?... ну как же это не вовремя… только прилег… ц’, обязательно надо было сейчас?.. весь сон перебили… ну, кормите, кормите… сейчас поем и опять спать… вот сейчас вот сладко так дремалось… как-то уютно, спокойно… это потому что уже больше думать нечего… а лучше всего, чтобы нечем… да, спасибо, до свидания… за вкусное питание… и не надо больше мне спать… я же не мешаю… вот возьму и объявлю голодовку… посмотрим, как вы тогда будете себя вести… ну вот, после еды опять сладкая дрема подступает… опять то самое чувство… опять чего-то хочется… того же самого… но чего?.. такое знакомое, приятное… всегда постоянное… странно… ладно, придется уснуть так, с одним желанием… может, когда проснусь, тогда и пойму, чего хочу… какие тяжелые веки… а левый глаз быстрее засыпает… …у-у-у… а-а…. как же хорошо!.. какая бодрость!.. какой прилив сил!.. прям так и хочется чего-нибудь такое сделать… а-а!.. глаза открыть?.. все так же темно… как и прежде… и ничего не слышно… все без изменений… как так может быть?.. это сколько времени прошло?.. надо было засекать… да, вот всегда так, только потом, после всего, и понимаешь, что надо было…. надо было!.. нет, правда, сколько я уже нахожусь в таком состоянии?.. и состояние ли это?.. странно даже, я, кстати, немного привык к этим темноте и тишине… просто свыкся как с неизбежным?.. ну вот еще, свыкаться… не надо привыкать… плохая вещь - привычка… так привыкнешь, а потом не оторвешь… привычка… я ведь тогда и боялся, что привыкну к тебе… боялся привыкнуть… только для того, чтобы потом не так уж больно было отвыкать… а, вообще-то, и правильно, относится к тебе, как к привычке, это не отношение… это не отношение, это чушь какая-то… тебе ж самой было бы неприятно, если ты чувствовала, что я отношусь к тебе… привычно… по привычке целую, даже когда это просто неуместно… или так, без чувства, даже без какой-либо натуги показать хоть какое-нибудь чувство… конечно, это неприятно… а кому приятно?.. мне бы это было неприятно… а быть вместе, это привычка?.. нет… быть вместе, должно ли быть это привычкой?.. можно и надоесть друг другу… даже не взирая на любовь… насколько быстро ты мне надоела бы?.. а я и не хочу этого… как это можно желать, чтобы кто-то там взял и надоел… а здесь тем более ты… странно, странно, опять странное ощущение, что я на самом деле возвращаюсь обратно, но уже с другим пониманием… пониманием всех вещей… которые когда-то меня окружали… и главное, не вещей, а тебя… ты меня окружала… но ты и сейчас меня окружаешь и все это время, пока я думал… не знаю, может именно сейчас я и начинаю понимать тебя… по-настоящему… да, наверное, легче всего понять человека, когда не любишь его и не ненавидишь… ведь когда любят, прощают недостатки, или просто не замечают их… а когда ненавидят, наоборот не замечают достоинств… вот поэтому и трудно воспринять человека таким какой он есть… я же даже отказался от тебя… это, наверное, и помогло понять тебя… понять так, как никогда не понял бы… времени впереди!.. вся жизнь… с тобой… и для тебя… настроение какое-то такое… непонятное… зажигательное, что ли?.. вот опять чего-то хочется… а чего, не могу понять… скорей бы дождаться выздоровления, а потом тебя увидеть… чем я болею-то?.. тоже непонятно… мрак полный… с головой у меня точно что-то… провалы памяти… ладно, провалы-то могут быть только из-за ударов каких-нибудь… ушибов… еще чего-нибудь, но только связанное с головой… голова-то, вроде бы, больше не болит… и то хорошо… сейчас бесполезно что-либо думать на этот счет… устал думать… еще подумал бы, но спать, что ли, хочется?.. о чем еще можно думать?.. все о тебе?.. я о тебе, наверное, уже все что мог, уже подумал… и так и этак… …свет… точно, свет… вокруг темнота… кромешная… а впереди световая точка… так далеко… рукой даже не дотянуться… но можно ведь дойти… надо попробовать… шаг… еще один… трудные… ноги как будто свинцовые… и вовсе не мои… но я ведь иду… плевать, что медленно… да, очень медленно… так даже черепахи не ползают… свет все горит… одинокий свет… я тоже… я темнота… я хочу исчезнуть в тебе, свет… поглоти меня… всего, без остатка… всего, полностью… а то я уже не могу больше терпеть… пусть я стану твоей частичкой… и тоже буду помогать светить в темноте… а где хочешь, там и буду помогать… только не на свету… а то меня заметно не будет… вот я сейчас темнота и я заметен… ты видишь меня?.. я здесь… я все, что вокруг тебя… я окружаю тебя… меня больше, чем тебя… ты всего лишь маленькая точка света… такая маленькая, что… что только тебя и заметно… почему я все иду к тебе и иду, а ты не приближаешься?.. я же иду… к тебе… ты отдаляешься от меня?.. как ты, такая малюсенькая, и заметней меня всего?.. как тебе это удается?.. ты же махонькая… а я огромен… как так может быть?.. ты не обиделась?.. точка… растешь… нет, разрастаешься… ты не двигаешься мне навстречу… ты просто увеличиваешься… ты поедаешь мою темноту… я не хотел тебя обидеть… ни в коем случае… ну как я мог?.. я просто интересовался, как ты такая маленькая и такая заметная… да ты уже просто свет… не точка… зачем ты заполонила всю мою темноту?.. темноты все меньше и меньше… а тебя все больше и больше… и что все это значит?.. нет, ты обиделась… ты уже пятно… некрасивое… непривлекательное… что с тобой случилось?.. ты где, точка?.. чего от меня хочешь?.. смотри, а в тебе размытые линии… они даже, как будто цветные какие-то… нет, в тебе что-то есть… это определенно… я не могу ошибиться… что-то вот такое… непонятное… но до боли знакомое… вообще, все вот это… и ты, световое пятно и то, что находится в тебе… ощущение забытости в тебе присутствует… не могу вспомнить… вот мое это… хоть тресни… не вспоминается… а ты ведь, не какое не световое пятно… ты всего на всего немного светлее меня самого.. моей собственной темноты… даже просто белое пятно… в котором что-то сквозит… мутное, расплывчатое… словно резкость не наведена… ты куда… зачем так стремительно?... значит я угадал?.. …похоже, я угадал… да, но что мог означать этот самый сон?.. таких мне еще не снилось… какой-то философский… конечно, если весь день философствовать направо и налево, еще не такие сны приснятся… спать хочется… а чего я проснулся?.. меня, что, во сне кормят?.. это тоже сон?.. нет, взаправду… да, спросонья кушать, это замечательно… ничего хорошего, сейчас поем и опять спать… как мне надоел этот ваш бульон… ну, хорошо что хоть с курицей… какая гадость, эта ваша заливная рыба… нет, я сейчас усну… точно… ну, все, давайте чай и хватит с меня… не выспался… ну?.. все?.. можно спать?... ну, добро… глубоко спал… что аж снов не видел… так, а чего это мне снилось до этого?.. чушь какая-то… ладно, проехали, я еще сны должен расшифровывать?.. я б еще поспал… если можно, конечно… у кого это я должен спрашивать?.. спи на здоровье… ну, можно поспать… раз уж такое дело… да, классно засыпать… нет, даже до-сыпать… это когда проснулся раньше, чем надо было… причем проснулся, что еще немножко не доспал… и такая бодрость и легкость во всем теле… прям вот самая чуточка… так сладко закрываешь глаза, чтобы уже открыть, часов, этак через два… или даже час… но уже просыпаешься и понимаешь – выспался… и вперед!.. …ой, привет… ты как здесь оказалась?.. ты как меня нашла?.. тебя так давно не было… я уж думал, что больше никогда не увижу… да… а чего молчишь?.. не хочешь говорить?.. зачем пришла тогда?.. нет, лучше скажи что-нибудь… да без разницы, что… главное, говори… что в голову придет, то и говори… я все буду слушать… и запоминать… ты как будто глазами говоришь, а не губами… я все по глазам читаю… разве такое может быть?.. может… а я рад, что ты пришла… ты даже не представляешь, как я рад… даже выразить не могу… нет, ты странно как-то молчишь… напряженно… я чувствую… и не двигаешься… даже не шелохнешься… и бровью не поведешь… что это все значит?.. зачем же ты появилась, если молчишь?.. не дело… я хочу увидеть хоть какую-нибудь реакцию, а то ты как изваяние… как издевательство надо мной… все смотришь, смотришь… а чего ты хочешь увидеть?.. меня?.. так вот он я… перед тобой… только, знаешь… такое ощущение складывается, что ты не на меня смотришь, а сквозь… меня… я такой прозрачный?.. что так бесцеремонно можно смотреть сквозь меня… хочешь сказать, что насквозь меня видишь?.. да… ты это хотела сказать… ну так я могу тебе ответить вот что… если видишь меня насквозь, то не видишь… да… да-да, меня значит и не видишь… пришла поиздеваться надо мной… мне и так плохо… наверное, хуже чем всем людям на земли, вместе взятым… нет, ты явно что-то хочешь сказать… тебе надо, чтобы я произнес эти самые слова?.. ну, подскажи какие?.. ну?.. ну-у?.. давай… я не могу пока понять, какие слова?.. а если даже я и понял, то все равно не скажу… не дождешься!.. почему я должен их говорить?.. почему именно я?.. а ты?.. что, страшно?.. неужели так страшно произнести – я теб… …а-а… у-у… на этот раз чушь какая-то приснилась… чего-то я не понял, какие еще там слова… черт!.. а ведь ты натурально выглядела во сне!.. прям поверил, что и вправду ты пришла… наяву… да, бывают же сны… когда… это я очень усиленно думал о тебе весь день… поэтому ты и приснилась мне… странные сны… какой-то свет… потом ты… молчаливая… все сказать должен был чего-то… тем более вместо тебя… да это просто бред какой-то… да, сейчас еще от нечего делать буду связывать эти два сна между собой… и что получится?.. опять есть… это я, что?.. проспал от завтрака к обеду?.. да, нормально… черт, теперь ночью не усну… думать надо было раньше… ладно, жри… и попробуй только подавиться… хотя, сейчас супчик даже ничего идет… конечно, выспался, вот и идет… аппетит нагулял… чем потом заняться?.. надо же все это как-нибудь разнообразить… надо придумать… куда деваться… деваться некуда… не замыкаться… это цель… да, она многого стоит… может, это и должно относиться к тебе?.. да, я хотел бы прожить с тобой, чтобы не сойти с ума… есть женщины для тела… только для тела… есть женщины для души… с которыми можно говорить обо всем, о чем только угодно, но не пересекаться телами… есть женщины, которых надо учить, потому что они дуры… есть другие женщины, у которых надо учиться, потому что ты сам дурак… есть женщины, которые должны окружать тебя материнской любовью… а есть женщины, которым надо помогать сильной отцовской рукой… а есть всего одна женщина… которая вмещает в себя всех этих перечисленных… ты сможешь быть такой?.. я стал бы для тебя таким всемогущим мужчиной… заменить всех мужиков… для тебя одной… даже смешно немного… тишина… да, что такое тишина?.. не может существовать тишины … ну как это?.. полная тишина… это не реально… даже когда в полной тишине находишься, то ее-то и начинаешь слышать… а она такая гулкая, никакая не неслышная… гудящая даже… если прислушаться… если так подумать… тишина… абсолютная… ничего не слышно, настолько тихо… но не тут-то было… это все равно не тишина… почему?.. да потому что слышно как сердце бьется!!! а если слышно, то значит это не тишина!!! вот так вот!.. не существует на земле тишины… не может существовать… а если вдруг ты прислушаешься в тишине и не услышишь свое собственное сердце, то это значит, что… тебя уже нет… ………. …… …да-а… …… ….. …загнул… … вот тебе и тишина… тишина – это единственно прекрасное, что я когда-либо слышал в жизни… конечно, самое прекрасное, когда слышишь стук своего собственного сердца… чего еще может быть прекрасней?.. стук еще одного сердца… любимого… которое стучится к тебе… … …… …апофеоз прям какой-то… …. ……… …….. ….. … …что это такое.?.. знакомое?.. какой запах прикольный!.. ну-ну-ну?.. вспомнил?.. ну?.. это же!.. табак… это сигаретный дым… вот чего я хотел так сильно!!! …курить!.. мать вашу так-то!.. курить!.. вот чего мне все это время так не хватало!.. курить!..


ГЛАВА XII

 Ровная стеклянная гладь субъективно отражала мрачноватую комнату и читающую стихи Ангелину. Планктоновый поток с нежнейшими Ангелиниными стихами, всплывающий из кромешной темноты, ребячился на свету - бело-искрящимся вихрем загребая габариты окна, отписывал сложнейшие пируэты, вдруг меняя направление и хулиганскими выходками выводя из себя искусственный свет, внезапно убегал, исчезая обратно в темноте, но никак не прекращался. На самом дне, еле-еле угадываясь за выкрутасами, под толщей мрака угадывались оконные квадраты затонувшего корабля. Очертания кормы почти терялись в зарослях высоких водорослей, а в окнах расплывались силуэты потонувших в заботах людей и мерцали голубые прямоугольники телевизоров.
 - Зачем бежать, зачем кричать?!
Зачем гордиться неизвестным?!
Зачем вновь образ создавать?!..
 Ударившись о дно, корабль заваливался на бок, взметая из-под себя мутные клубы грунта и песка, обволакивающие его иссиня-черными облаками.
 - …Он снова будет бесполезным…
 Матовый свет сочился из плафонов, впитанных в боковые грани потолочной ниши, и ненароком превращал спальню в батискаф, бороздящий океанское дно.
 - …И надрываясь в тишине,
Скорбя о чем-то сокровенном,
Как будто в адовом огне
Кричать о чем-то неизбежном.
Уходят лучшие года…
 Стеллаж, изрезанный тенями, высился над спальней и хранил игрушечное молчание.
 - …Ты их с досадой вспоминаешь,
Ты не вернешь их никогда,
Ты в мыслях детство возвращаешь…
 Ангелина оторвалась от окна и прошлась по спальне, разглядывая стеллажные полки. Пупсы с удовольствием порасселись по своим привычным местам, по новой притираясь друг к другу - паралоновый осел наконец-то уставился мордой наружу, ежик, развернувшись к свету, засиял прежней улыбкой, шлем на стрекозиной голове перестал мешаться и смотреть в оба. Усаживая на вазу очередного пупса, Ангелина высунула язык, на что тот в ответ растянул во всю физиономию свою резиновую улыбку. Взяв фотографию, из которой корчилась смешная гримаса, Ангелина развернулась и внимательно присмотрелась к молодому человеку, лежащему на кровати:
 - …Зачем страдать, зачем реветь?!
Зачем беситься от бездушья?!
Зачем посуду колотить?!
Ее не купишь, без сомненья…
 Молодой человек лежал на кровати все в той же безмятежной позе. Разведенные носки расслабленных ног говорили о душевном спокойствии. Широкие ноздри вдыхали легко и свободно - ни одной мышцы не двигалось на лице, только кадык время от времени сглатывал слюну. На закрытые глаза, касаясь темных густых бровей, спадали кудри. Лицо казалось темным из-за проросшей на впалых щеках и широком подбородке густой щетины, которая ближе к губам становилась белесоватой.
 - …Ты вновь паришь, взмывая в высь,
Летишь над мирскою суетою.
Там злые люди, а здесь тишь,
Та, что лишь парит над толпою.
 По другую сторону от кровати, в стене, противоположной окну, приоткрытая дверь пропускала из ванной комнаты яркую полоску света, освещавшую часть стены и краешек розы, зажатой в зубах.
 - Согрей цветок в холодный зимний вечер,
А значит, жизни глоток ты ему подари.
Согрей теплом рук своих сильных…
 Поникнув яркими красками при матовом освещении спальни, роза спала глубоким сном, словно находилась в забытьи. Некогда кокетливый оскал ушел в тень и застыл под нею оскорбленной миной обиженной девочки. Губы, надувшиеся от игры теней, только самым краешком не скрывали затаенной до поры до времени улыбочки и алели в полоске света. Освещенный кончик стебля с косым срезом, попавший в эту же полоску света, казался иглой, зависшей в воздухе.
 - …И взглядом благородным обогрей от бед мирских.
Ты защити от силы ветра,
Не дай погибнуть среди зла.
Пройдут года и, без сомненья
Он будет …
 - Ангелина?
 - Я здесь, Юлия Ивановна, - Ангелина выбежала из спальни, навстречу Юлии Ивановне.
 - Все нормально?
 - Да. Нормально
 - Звонил кто-нибудь?
 - Нет. Никто.
 - Юлия Ивановна, я, наверное, пойду...
 - Как хочешь, Ангелиночка… А хочешь, останься.
 - Зазвонил телефон, Юлия Ивановна, не снимая сапог, прошла в гостиную:
 - Алло?.. Да… Он не может подойти… А кто его спрашивает?.. Люба?.. А что вам надо?.. Антон не может подойти… Он дома, но не может подойти… Заболел… да… Серьезно заболел… …Что вы хотите?.. Зачем?.. Вы ему ничем не поможете… Вы знакомая ему?.. я не знаю, хотите, приходите, завтра можете… Да, пожалуйста… До свидания… Да… До свидания… - Юлия Ивановна положила трубку. – Вот, еще одна…
 - Ой, я даже и не знаю… А, может, и правда остаться?..
 - Конечно же оставайся… Сейчас кофе попьем…
 - Я остаюсь…
 - Какая-то ты сама не своя, Ангелиночка?.. Не заболели ли часом?..
 - Да нет… Это так, просто… настроения нет…
 - Вот и попьем кофею… оставайся-оставайся…

 Раздался звонок в дверь. Юлия Ивановна, сделав недоуменное лицо, пошла открывать.
 - Я звонила… Полчаса назад… Где он? – Девушка в кожаной распахнутой куртке без приглашения шагнула в холл. На руках, совершенно забытый, как будто сам по себе, держался крохотный, неряшливо запеленованный ребенок. – Я ему помогу! Я спасу его!
 - Кого? Кого вы хотите спасать, девочка? – Юлия Ивановна отступила в холл и воскликнула, больше от вида небрежно завернутого ребенка, чем от слов девушки.
 - Как кого? Антона! Он же в беде! Как вы так можете говорить? Я помогу ему! Я знаю, как ему помочь! Где же он? Быстрее! Нельзя медлить! – Девушка попыталась снять куртку, перекладывая ребенка с руки на руку и вздергивая свободным плечом. Малыш телепался в руках как не самая любимая детская игрушка.
 - Да угомонитесь вы! С чего вы взяли, что с Антоном беда?
 - Вы сказали, что он заболел. А вдруг болезнь смертельная…
 - Типун вам на язык…
 - Я спасу Антона! Я!.. Спасу!.. чего бы мне это не стоило!
 - Это ваш ребенок? – Ангелина подошла к парапету и остановилась со стороны гостиной, глядя на них.
 - Да…
 - Дайте, я возьму его, а то вы сейчас уроните еще. – Юлия Ивановна протянула руки.
 - Нате, – девушка отдала ребенка, быстро сняла куртку, повесила ее на вешалку, скинула полусапожки и, не обращая внимания на малыша в чужих руках, прошла мимо в гостиную. На ней была мятая серая юбка с поношенным синим свитером. Поверх свитера на тонкой цепочке поблескивал крестик. Под рукавом с вылезшими из него нитками виднелся кожаный часовой браслет.
 - Ангелина, это Люба… Это она, оказывается, звонила полчаса назад…
 - Здравствуйте. – Ангелина кивнула, пропуская девушку в глубь гостиной. Ее светлые волосы были наспех собраны в распадающийся хвост, в ушах сверкали сережки.
 - Здравствуйте, - Любаня заглянула в кухню, не обернувшись на приветствие. – Антона здесь нет?
 - Он не здесь. Он в спальне… спит, - Ангелина посмотрела на Юлию Ивановну, одобрительно кивнувшую ей в ответ и входящую в гостиную подпрыгивающей походкой. Заглядывая ребенку в личико, она сюсюкала, что-то такое:
 - А как нас зовут?
 - Какая лапочка… - Ангелина засияла.
 - Люба, как его зовут?
 - Артем… - Ангелина, поймав крохотную ручонку, оглянулась на Любаню, пренебрежительно отошедшую в сторону и равномерно отмеряющую шаги по гостиной.
 - Антона сейчас не стоит беспокоить… - Юлия Ивановна повернулась тоже. - А мы пока что Артема чем-нибудь развеселим… Да, Артем?..
 - Артемка… - Ангелина замотала головой, повернувшись к ребенку и вытягивая губы в трубочку.
 - А кто ж тебя так неумело запеленал? А, Артемка? – Юлия Ивановна с укоризной повернулась в сторону Любани. Та все продолжала ходить взад и вперед, ссутулившись и сложив на груди руки.
 - Я не умею, – отрезала она. – Хорошо, что хоть еще не орет. – Юлия Ивановна нахмурила брови.
 Раздался дверной звонок:
 - Ой, кто это там пришел? А, Артемка?.. Пойдем, посмотрим? – Юлия Ивановна шагнула к холлу. – Ангелина, на, подержи его, пока я...
 - Да давайте, я его перепеленаю. Я умею.
 - Люба, а вы сядьте! – Юлия Ивановна ушла в холл. – Кто же это может быть?.. Вадим не обещался…
 Ангелина аккуратно положила ребенка на стол, распеленала, и он, задергав голыми ручками и ножками, сбрасывая с себя пеленки, залился плачем.
 - Замолчи! Я кому сказала? – Любаня, сев на край углового дивана, со злостью посмотрела на малыша. Нервно покачивая ногой и не зная, куда деть бледное лицо с впалыми щеками и синяками под глазами, она раздражительно отвернулась. Крупный нос с четким заметным подбородком подчеркивались плоской твердолобостью и взглядом исподлобья.
 - Марина… Но я же вас просила не приходить! – Юлия Ивановна отступила от открытой входной двери, впуская девушку.
 - Ну, мне надо… Мне надо, чтобы Антон посмотрел… А то оно сломалось, - в руках у Марины что-то сверкнуло, отразив гостиный свет.
 - Ну что ты так раскричался? Артемка... Артемка ведь хороший мальчик? – Ангелина аккуратно расправила пеленки, сняла чепчик и поправила распашонку. Ребенок не переставал кричать.
 - Ты что, не слышишь, что ли?! – Любаня замахнулась рукой. Ребенок закричал еще громче.
 - Что ж он у вас так кричит? – Юлия Ивановна повернулась вполоборота к гостиной. Любаня нервно заходила за спиной у Ангелины, которая спокойно пеленала ребенка.
 - Пусть Антон починит. Оно сломалось… Я не знаю, что с ним… - Марина протянула зеркало.
 - Марина, вы разве забыли, что я вам в прошлый раз говорила?
 - Вы мне ничего не говорили…
 - Как?! – Юлия Ивановна вскинула руки одновременно с усилившимся детским плачем.
 - Да заткнись ты! Зараза! – Любаня уже стояла за спиной у Ангелины и кричала на ребенка, заглядывая через плечо. Ангелина совершенно не обращала на это внимания и была поглощена малышом.
 - Да что ж вы так кричите на собственного ребенка! – Юлия Ивановна развернулась к гостиной лицом.
 - Нет, ну как же мне быть? Пусть Антон чинит! – Марина развела опущенными руками.
 - Артемка… какое красивое имя… вот… вот еще заправим… а теперь здесь… вот молодец… и Артемке будет тепло-тепло… и он больше не будет плакать… А то вон как мама сердится... Артемка хороший, послушный мальчик…
 - Он не сможет починить! Мариночка, вы что, вообще, ничего не понимаете?! – Юлия Ивановна повернулась к Марине, пытаясь перекричать кричащего ребенка. Он закричал еще громче.
 - Ну что ты так кричишь? Может, ты есть хочешь? Вы давно его кормили?
 - Не успела еще! – Любаня отвернулась и опять зашагала по гостиной. – Надо Антона спасать! Спасать надо! Ему нужна моя помощь! Я должна ему обязательно помочь!
 - Ах так?!
 - Нет, это не выносимо! Где Антон? Я должна помочь ему! – Любаня сорвалась с места и ринулась через холл в темный кабинет, проскочив за спиной у Юлии Ивановны.
 Юлия Ивановна увидела только спину, исчезнувшую в темноте и свет спальни, съедаемый колышущимися створками:
 - Люба, вы куда? Вернитесь! Нельзя! Нельзя, я вам сказала! Ангелина… посмотри! - Юлия Ивановна бросилась следом за Любаней.
 Ангелина, не успев допеленать, с орущим ребенком на руках, вбежала в холл и ей в ноги полетело что-то сверкающее:
 - Ну тогда пусть возьмет свой подарок обратно! – Осколки полетели во все стороны. По полу покатился пластмассовый обруч, и сверкнуло что-то металлическое. Ангелина повернула голову – Марина нервно дергала ручку и вскидывала головой. Подойдя сзади, Ангелина протянула над вздрагивающим Марининым плечом свою руку. Видя, что ей пытаются помочь, Марина, все так же мешая, продолжала тупо дергать дверную ручку и смахивать со щек слезы. Ребенок, прижатый рукой к мягкой Ангелининой груди, с надрывом кричал в самый Маринин затылок.
 - Пожалуйста, - Ангелина щелкнула замком и, потянув на себя дверь, ударила мешающуюся Марину. – Извините. - Марина, оскорбленно вскрикнув, махнула рукой и протиснулась в узкий проем. Зацепившись острыми носками казаков и застежкой рукава, она оттолкнула от себя дверь и всхлипнула на прощанье, обиженно поведя бедром.
 - Ангелина!.. - Из спальни, перекрываемый воплями Любани, послышался голос Юлии Ивановны. - Ангелина! Скорей иди сюда! Помоги мне.
 Ангелина захлопнула дверь, прижала к себе головку исступленно орущего ребенка и бросилась в спальню, плечом раздвигая створки. Юлия Ивановна боролась с Любаней, вцепившейся в руку молодого человека. Его тело дергалось, рука моталась, то хватаемая, то отпускаемая цепкими пальцами. Любаня рычала и огрызалась почти как животное:
 - Нет, вы не посмеете мне помешать! Только любовь поможет воскресить! Чистые побуждения!.. Святая!.. Всей душой!.. Великая любовь!..
 - Что вы такое несете?! Отпустите его руку! И не трогайте его! – Юлия Ивановна попыталась оттащить Любаню, тянувшую за собой молодого человека.
 - Не отпущу!!!...
 - Ангелиночка, помоги!.. Я не справлюсь!
 Ангелина остановилась в нерешительности, все так же прижимая к себе орущего ребенка.
 - Он мой! Не отпущу! Только я смогу спасти его! Вам не дано понять!.. какая она, любовь!..
 - А его куда? – Ангелина нерешительно задергалась на месте, держа на вытянутых руках ребенка.
 - Да положи на постель! Быстрей, Ангелиночка! Сил моих нету больше! - Юлия Ивановна наконец-то оторвала Любаню от руки и поволокла к двери. Ангелина положила ребенка на кровать в ноги, с боку, от молодого человека. Любаня вырвалась и опять бросилась обратно к постели:
 - Ничто не помешает моей любви! Это мой человеческий долг!!! Любовь спасет тебя! Я отдам тебе душу! Мою любовь отдам! А их не слушай, они – зло! Не трогайте меня! Отпусти-те!!! – Любаня, пойманная на бегу, как иступленная забрыкалась в руках Юлии Ивановны и Ангелины. Ребенок, лежа по другую сторону от молодого человека, зачарованно уставился в потолок, сверкающий красивыми лампочками, и почти сразу успокоился.
 Юлия Ивановна с Ангелиной, сами еле стоя на ногах, вытолкали сопротивляющуюся Любаню из спальни в кабинет. Ребенок затих и, не моргая, засмотрелся на потолок, створки двери заколыхались, разгоняя остатки возни, происходящей в кабинете и в холле.
 - Ай, на что я наступила?! – вскрикнула Ангелина.
 - Я на все готова! Я все брошу ради него! Я сделаю его счастливым! Как вы этого не понимаете! Я умею любить! Отпустите меня! Ведьмы!
 - Ангелина, принеси воды. Пусть выпьет! Одевайтесь, девушка! Одевайтесь, я вам говорю!
 - Я заберу его к себе! Я буду за ним ухаживать… Никто, кроме меня так не будет его любить!
 - Вот ваша куртка… Сапоги, сапоги!.. Вот, воды выпейте… Выпейте воды!.. А откуда здесь стекла? Разбилось что-то, Ангелина?..
 - Это вот та девушка, которая приходила… бросила…
 Лежа на спине рядом с большим молчаливым человеком и пуская пузыри, крохотный малыш тянул ручки к потолку. В спальне воцарилась полная тишина, прерываемая лишь обрывочными фразами из холла. Огромная мужская ладонь случайно наткнулась на детскую головку в чепчике и неуверенно застыла над ней, но секундой позже, нежно, с пониманием погладила ее. Ребенок, не замечая этого, дергая ножками и весело вскрикивая, заагукал и продолжил тянуть к потолку ручонки. Рассаженные по своим местам, пупсы с умилительным удивлением любовались малышом и улыбались резиновыми физиономиями в ответ на детское взвизгивание. Даже паралоновый осел, склонив на бок голову и по-философски глядя на двух беспомощных людей, где один громадной рукой поглаживал крохотную головку другого, не смог сдержать трогательной улыбки.
 - Все, Люба, идите домой! Уходите! Уходите, я вас прошу! У-хо-ди-те!– хлопнула дверь.
 - Вот... больная… Сумасшедшая какая-то… Ангелина, принеси мне тоже воды…
 - Юлия Ивановна! Юлия Ивановна! А ребенка-то забыла!
 - Боже ты мой, да что же это такое творится! Конец света какой-то! Беги, беги, догони!
 - Только оденусь!..
 - Стой! Бери ребенка! А я… Люба, постойте!!! – голос Юлии Ивановны прозвучал разухабисто, заостренный акустикой лестничной клетки. – А вы почему здесь? Я же вам сказала… Люба, постойте!!! Не уходите!!!...
 Ангелина влетела в спальню. Малыш, весело глядя лучезарными глазенками на пупсов, весело взвизгивал и помахивал им ручкой, от радости хватая себя за ножки - огромная ладонь нежно гладила его по головке.
 - …куда делась девушка?! Она только что вышла! – слова подстегивались колышущимися створками.
 - Она пешком пошла, - послышался Маринин голос.
 Ангелина допеленала ребенка, закутала его детским одеяльцем и выхватила из-под ладони молодого человека.
 - Ангелина, скорее! Скорее, пожалуйста!
 - Иду, иду! Я уже все! Сейчас только обвяжу! – Она оглянулась по сторонам и остановила взгляд на колокольчике на балясине. Машинально потянулась к ленточке, но только задела ее и не стала брать – Нечем… - Сбитый с толку, малыш испуганно замотал головкой и вдруг звонко взвизгнул и задергал ножками, снова увидев старых добрых пупсов. Колокольчик дзинькнул на прощание. – Все, иду!
Ангелина выбежала в холл, в дверях перед Юлией Ивановной, поникнув головой, стояла Марина.
 - Ангелиночка, давай подержу. Одевайся! Скорее, скорее! Пока не ушла!
 Ангелина быстро протиснулась в полусапожки, накинула пальто:
 - Застегнись! Застегнись - простынешь!
 - Некогда! Давайте! - Ангелина взяла обратно ребенка и шагнула на лестничную клетку, ребенок заплакал.
 - Она вниз пошла! Ангелиночка, умоляю, догони! С ребенком осторожней!
 - Да я знаю, - Ангелина ответила, уже спускаясь по ступенькам. – Мы сейчас твою маму догоним… не надо плакать… Артемка же хороший мальчик?.. Хо-ро-ший…
 Детский плач затих с цокотом каблуков. Закрывая дверь, Юлия Ивановна со злостью в голосе мимоходом бросила молча стоящей Марине:
 - Вам-то что еще нужно?!
 - …что с ним?.. – Марина, теребя в руках замок молнии, не подняла головы.
 - Вам-то это зачем?
 Марина немного помедлила и всхлипнула:
 - Не знаю…
 - Ну, вот и уходите, раз не знаете…
 - Ну… почему?.. – Голова так и не поднялась. Свет, падающий на нее из холла, отчасти освещал лицо с размазанной по нему косметикой.
 - Уходите и больше не приходите… вы поняли меня?!
 - Поняла… - Марина еще больше осунулась, волосы, загибаясь внутрь, полностью скрыли за собой лицо, - …до свидания… - Она отвернулась… - Передайте ему… - и резко обернулась назад, но дверь уже закрывалась ей навстречу. – Передайте ему!.. – Дверь остановилась. - Передайте, что это был его лучший подарок!.. – Она прильнула к проему, дверь двинулась обратно. Воспаленный взгляд красных глаз с потекшими тенями и размазанной по лицу помадой встретился с измученным взглядом Юлии Ивановны. – Это был, вообще, лучший подарок!.. До свидания! – Марина повернулась и твердым шагом зашагала к лестнице.
 - Хорошо… я передам… - Юлия Ивановна захлопнула дверь и осмотрела холл.
 Весь пол сверкал зеркальным серпантином. Валялась растоптанная электронная плата, расколовшийся на части пластмассовый корпус, какие-то железные детали.
 - Что делают?.. Что делают?.. Сами не ведают, что творят… - Юлия Ивановна ушла на кухню и вернулась с веником и совком в руках.
 Разлетевшиеся осколки постепенно скучились в сверкающую горку и одним махом перекочевали в совок, накрывшись сверху белыми пластмассовыми деталями. Раздался дверной звонок. Юлия Ивановна на полпути остановилась в гостиной и вернулась ко входной двери.
 - Ну, что? Догнала?.. порядок хотела навести… Раздевайся…
 - Она, оказывается, недалеко отсюда живет… Ой, Юлия Ивановна, я, наверное, не буду… Уже поздно, домой пора…
 - Ну, как хочешь…- Юлия Ивановна вышла из кухни. – Да если бы не ты, Ангелиночка, я не знала бы, что и делать… Ей-богу… не знала бы…
 - А кто это такая, которая?.. вот… это разбила…
 - Это-то? – Юлия Ивановна остановилась. Ангелина одевалась заново, поправляя волосы, выбившиеся из-под шапки, и поправляла шарф. – Это одна из знакомых Антона…
 - Красивая… И на ней все такое красивое…
 - Она одежду показывает... эта… все время забываю… Как следует одевайся… Бежала - мокрая, наверное, вся… и сейчас не беги…
 - Хорошо… модель, наверное?
 - Да, что-то такое…
 - Юлия Ивановна, я завтра приду… если можно…
 - Приходи, приходи… Конечно… Вот тебе я всегда рада…
 - До свидания…
 - До свидания, Ангелиночка… Приходи, приходи… Я без тебя как без рук… Уже даже привыкла, как к дочке…
 - Я приду тогда… пораньше могу…
 - А учеба?
 - А… учеба подождет… До свидания…
 - Не беги сильно – простынешь… Береги себя!.. Значит, завтра жду.


ГЛАВА XIII

 Мир, угодивший в самый разгар зимы, не унывал и продолжал существовать по привычке. Снег заполонил все, превратив пространство в одну единую стремительно мчащуюся массу. Летящая в тартарары между брякнувшимся небом и пропащей землей, масса опрокидывала и уносила следом за собой все критические представления о бытие. Прогибающиеся деревья изо всех сил пытались избежать всеобщей участи, размахивая и заслоняясь обессиленными ветвями от снега… с дворнической перчаткой, машущей не понятно как, то ли лживо приветствуя, то ли искренне прощаясь. Черная широкополая шляпа, колесом катящаяся между прохожих ног, на удивление болтающимся за спинами шарфам и сумкам была поймана и возвращена на прежнее место. Ребенок с цветным рюкзаком за плечами осторожно вышел из подъезда и исчез, поглощенный снежной кутерьмой. Слепой снег тупо врезался в оконное стекло и оседал липким месивом, стекающим вниз на раму. За всем этим массовым самоубийством, как надежда на будущее, пульсировала панорама далеких неприглядных городских огней. Некогда краснолакированная, перебагровев стыдом, кухня стала коричнево-тяжелой - поглощенная тенью, ничем не отличалась от гостиной, так же померкшей в свете событий, происходящих за окном. Холл, понурившийся цветной мозаикой витража, осунулся и лишь посредственно передавал услышанные в кабинете слова дальше по комнатам.
 - Эхэхэх, Ангелиночка!..
 - Что такое, Юлия Ивановна?..
 - Что-то не спокойно мне… - В проеме двери возник силуэт Юлии Ивановны, подошедший вплотную к стеллажу. – Нет, пусть горит. Он ему не мешает…
 - Вам плохо?..
 - Темно-то как на улице… Это утром-то…
 - Да, как будто вечер, а не утро…
 - Нет-нет, не беспокойся. – Силуэт развернулся и исчез в глубине кабинета.
 - Да это погода… противная… Я не люблю такую, - Ангелина сидела на раскладушке и наблюдала за Юлией Ивановной.
 - Да что погода?.. Ох, что-то недоброе чую… - Юлия Ивановна подошла к задвинутому в угол столу и разобрала уложенное на нем белье.
 - Да это вам кажется… У меня иногда тоже так бывает. Как будто жду чего-то… А потом оказывается, что просто придумала… Всегда так… - В глубине спальни горел мягкий матовый свет, пробивающийся в кабинет по всему периметру стеллажа сиянием, подобным нимбу.
 - Нет… В церковь пойти, свечку поставить?..
 - Зачем? – Под Ангелиной заскрипела раскладушка.
 - Ох, чую я, с Антоном что-то неладное происходит… - Стеллаж под натиском света рвался на бесформенные куски и трещал по швам просветов.
 - Я с вами тоже пойду… Можно?
 - Конечно…
 - А когда?
 - Сегодня у нас что?.. Понедельник…
 - Понедельник…
 - Время выберем, чтобы дома кто-нибудь остался… Может, Надя с работы отпросится… или Вадим…
 - Ой, а хотите, я посижу - вы тогда сами сходите…
 - Посмотрим… На днях решим и сходим… Тяжело мне… Надо в церковь сходить… надо…
 - Вы просто устали за последние дни…
 - Другое меня тяготит., Ангелиночка… Я ведь даже, к собственному стыду, оказывается, своего сына плохо знаю… Вот до чего дожила… на старости-то лет…
 - Да вы зря волнуетесь… Просто устали… вот и все…
 - Устала… Может быть… Я только вчера, как ты ушла, присела и призадумалась… Какие разные девушки к Антону приходили… Я никого из них и не знала… Не знала… потому что совсем ничего не знала, как живет Антон… Антон-то никогда не говорил… Это когда мы еще все вместе жили, я тогда хоть могла знать, что у него происходит… и с ним… И то тогда из него слова нельзя было вытянуть… Все замалчивал… отнекивался… А мне интересно было, чем он живет, о чем думает… Я же мать, я же должна знать, чем живет мой сын… И через Вадима пыталась узнать… И через друга Антона… Виктора… Он звонил неделю назад - за границей сейчас… А от чего все так незаметно сделалось?.. Что даже и не знаю собственного сына?.. Ума не приложу…
 - Может, это он так хотел, чтобы вас не волновать?..
 - Волновать?… Да хоть бы и волновать… и то знала бы из-за чего надо волноваться… и помогал всегда, все делал, что не попрошу… ему это не в тягость было… И с Вадимом они очень хорошо ладили… Вадим-то и сам мне много помогал, когда Антон еще маленьким был… Дружно у нас все было… Потом Вадим женился… а то получается, что еще больше волнуюсь от незнания…
 - Надежда такая красивая!.. Где они познакомились?
 - А они в одном классе учились… В школе… Одногодки они…
 - Вот это да! Повезло!
 - Здесь, Ангелиночка, не поймешь, кому повезло… Детей у них не может быть…
 - Ой, Юлия Ивановна, сейчас почти все можно вылечить…
 - Вот-вот, мне тоже самое и Ольга говорила… Ты ее не видела, она к Антону приходила… Проведывала его… Очень приятная женщина, понятливая, умная… Звонит, об Антоне справляется… Интересуется, как у меня дела… помочь ли чем-нибудь… Надо будет самой позвонить ей, а то некрасиво получается… Человек волнуется… переживает… Сегодня же и позвоню…
 - А к нему уже много приходило знакомых?..
 - Первой пришла, вот ее-то ты видела, она вчера зеркало разбила… Разбила зеркало… ох, это не к добру, не к добру… Мариной ее зовут…
 - Это вот она модель?
 - Да-да… модель… Ей же лет восемнадцать… никак не больше двадцати…
 - Стильная…
 - Как ты сказала?
 - Стильная… Ну, это… значит… ну… Ну, это слово такое… которое… Модная… только еще и особенная… Даже не знаю, как объяснить…
 - Ну, я, наверное, поняла… А вчера она мне сказала, что подарки Антона – были самыми лучшими… Вот какой у меня сын! Его подарки самые лучшие! Это для меня подарок! А я бы ни за что и не подумала бы!.. Как же плохо я знаю своего сына…
 - Да вам это просто кажется…
 - Да нет, не кажется, Ангелиночка… Так оно и есть… Потом вон, Антон устроился на работу… вот эту вот, по дизайну интерьеров… Купил квартиру… переехал… и нам деньгами помогал… и, вообще, помогал… только уже жить стал отдельно… Я уж и через Вадима пыталась узнавать, что у Антона… А Вадим, оказывается, и сам почти ничего не знает… Так вот и жили… и живем… порознь… Так, позвонишь, спросишь, как дела, чем занимаешься, и то, если дозвонишься… А он – нормально, все потихоньку… приветы попросит передать Вадиму с Надеждой и все… А я же волнуюсь. Знаю, что даже если что-то неважное, все равно промолчит… Вадим у меня такой же… Все сами… все сами…
 - Так это же хорошо!
 - Да, это хорошо… только мне плохо… это же приятно, когда у тебя просят помощи… А то мне временами кажется, что я уже не очень и нужна им…
 - Юлия Ивановна, они же вас любят… просто не хотят мешать лишними заботами…
 - Да, они меня любят! Мне кажется, это я их мало любила! Особенно Антона… Может, он поэтому никогда и не… Как будто стена выросла… как так получилось?..
 - Нет, Юлия Ивановна, вы просто наговариваете на себя…
 - А сейчас… сейчас я даже не знаю, как помочь ему… он здесь, передо мной, а боюсь… вдруг что-то не так пойдет и ему же хуже сделаю… У меня аж руки поначалу тряслись, когда я его кормила… Руки трясутся, сама не знаю почему… и боюсь суп пролить… А я ведь так хочу знать, что он сейчас думает… Раньше хотела… всегда хотела… а сейчас еще больше… Самое плохое для меня может быть то, что он плохо обо мне подумает…
 - Юлия Ивановна, да он не сможет так подумать… С чего бы это?.. Это вы сами уже всю вину на себя сваливаете…
 - А на кого же еще, деточка?.. Конечно, во всем моя вина… И Антон здесь не причем… Я всему виной… На то я и мать, чтобы быть виноватой вместо детей… Конечно, я виновата, если даже не знала своего собственного сына… Вот теперь расплачиваюсь… Вадим-то все время на виду… За ним есть кому присмотреть… А Антон… кто с ним?.. как?.. Не знаю…
 - А вот те, которые к нему приходили, они как назывались?
 - Вот, после Марины приходила Ольга… Приятная женщина… Мы с ней сразу общий язык нашли… с ее слов - Антон, оказывается, может быть хорошим отцом… У нее-то вот сын есть… она говорит, что Антон очень хорошо с ним ладит… так ладит… ладил… что даже сын-то захотел, чтобы Антон стал ему отцом… и Ольга была бы не против…
 - Они любят друг друга?
 - Я поняла так, что нет… Так ведь стерпится – слюбится… А как бы мне хотелось внуков нянчить! Вадим с Надеждой… Я же вижу, мучаются… Ох, что же за жизнь такая! Все никак не выходит счастья… Теперь вот и с Антоном беда!..
 - Вы только во всем этом себя не вините…
 - Да уж если детям тяжело, пусть лучше мне будет, чем им… Я уже много чего перенесла в своей жизни… и еще вынесу… лишь бы им было хорошо… Они пусть живут… и не знают горя… зачем им его знать… ведь только жить начинают… Я их рожала не для того, чтобы они мучались, а для того, чтобы жизни радовались… Они будут радоваться, и мне будет хорошо… ведь другого же ничего и не нужно…
 - Странно… мои родители, наверное, точно так же думают?
 - Точно так же, точно так же…
 - А мне всегда казалось, что им на самом деле без разницы, что я думаю…
 - Да что ты, Ангелиночка! Какому же родителю без разницы, что думают его дети?!..
 - Ну… мне так казалось… Да нет, я их прекрасно понимаю… Только мне кажется, что они меня совсем не понимают…
 - А ты помоги им понять себя… Сама видишь, я Антона только сейчас стала узнавать… и как!.. через его знакомых… Так вот думаю, не случись этого всего… с аварией… так, вообще, никогда и не узнала бы… Мать!.. Родного сына!..
 - Да, я попробую… Только боюсь, меня все равно не захотят понять… у них другие заботы… не до меня… Во-от… А еще кто приходил?..
 - Приходила… одна женщина была… Ей под пятьдесят лет…
 - Нет, ну эта не может быть…
 - Что?..
 - Нет, это я так… про себя…
 - Как она восхищалась Антоном! Какой образованный, воспитанный, тактичный! И это все мой сын!
 - Она с его работы?
 - Я тоже так сначала подумала… А оказалось, Антон проектировал… выполнял заказ на дизайн ее квартиры… Она очень хорошо отзывалась о нем… Одно плохо - не я первая знаю это… А все чужие люди мне рассказывают о нем… Для матери счастье – это когда она первой узнает…
 - Вы себя и здесь вините… Все равно нельзя всего знать… Мне иногда вот тоже хочется, чтобы родители обо мне знали что-нибудь такое… а потом подумаешь – а зачем?.. И хочется, чтобы они сами узнали, а не через знакомых… Так обидно становится… Зато вон какой у вас Антон… Все им восхищаются… и девушки и пожилые женщины… Красивый… умный…
 - Да-а… что верно, то верно… восхищаются…
 - Юлия Ивановна, а вспомните, может, еще кто-нибудь приходил…
 - А что такое?
 - Да нет, может мне просто показалось…
 - Что?
 - Нет, это я так… может, звонил кто-то, но не пришел?..
 - При тебе же две девушки приходили… Вчера – с ребенком… а до этого… не помню… та, которую Надежда выгнала… Не пойму, почему… Вадим так и не объяснил…
 - Там такая ситуация получилась… Надежда правильно поступила…
 - Ну, так что же произошло?.. Девочка вроде нормальная была, ничего не сделала… Да я как увидела, что Надежда ее за дверь выталкивает, так прям и обомлела… А на Надежду это похоже… Видно, что-то ей очень не понравилось…
 - Ей и не понравилось… Ну, Юлия Ивановна… та могла бы сделать…
 - Что сделать?..
 - Испортить… Да все нормально…
 - Вот как Антон отвечаешь, ей богу… Он тоже всегда так… Все нормально… а ты сиди и думай, если все время все нормально, значит на самом деле не все нормально… Это он чтобы я не волновалась… за меня волнуется…
 - Да, а скажешь – так еще больше волноваться будете… У меня с родителями тоже самое…
 - Так ведь во всех семьях…
 - Может, кто-нибудь звонил и не пришел?.. Юлия Ивановна?..
 - Вообще-то, все это время постоянно звонят и ошибаются номером… Но это же номером ошибаются…
 - Да?.. И один и тот же голос все время?..
 - Ой, Ангелиночка, я даже и не замечала… Тот же или не тот же… Но больше никто и не звонил. Даже друг Антона, Виктор, не перезванивал… Это Вадим говорил, что он тогда звонил… Это еще до того, как я Антона домой забрала… Вот и все, пожалуй… Больше никаких звонков…
 - А вот это зеркало… Оно что, какое-то особенное было?
 - Какое зеркало?
 - Ну, вот, которое, эта… Марина?.. разбила…
 - А-а… это… Это его Антон придумал… Говорящее. Когда смотришь в него, оно говорить начинает…
 - Ух-ты!.. прямо так и говорит?..
 - Да… на разные голоса…
 - Это надо же додуматься! Прикольно, наверное!
- Вадим с Надеждой смеялись, когда в него глядели… - Ангелина улыбнулась. - Смеются дети мои, смеются… и с каждым разом все больше и больше… плохо им… от этого и смеются…
 - Юлия Ивановна, вы бы прилегли – поспали бы… А то у вас прям настроение неважное … - За стеллажом, в спальне, еле слышно скрипнула кровать.
 - Да куда уж еще спать, Ангелиночка?.. я уже привыкшая… Не свет не заря встаю… У Антона здесь порядок, что даже и не надо ничего убирать… Даже заняться нечем… Не думала, что у него порядок… Сам ли поддерживал порядок?.. Меня даже, когда вон та… пожилая женщина… приходила и перепутала - уборщицей назвала… А Антон у меня, оказывается, порядок любит…
 - Вот и отдыхайте… раз все в порядке… - Нимб, по периметру очерчивающий стеллаж, заметно померк.
 - Не могу я отдыхать…не отдыхается… Всю жизнь в делах да заботах была, а теперь и делать нечего… Непривычно…
 - А я очень быстро привыкаю… - Просветы в стеллаже затянулись легкой тенью.
 - И дома целую неделю не была…
 - Так поезжайте, а я посижу…
 На матовых стеклах дверных створок, как в театре теней, заиграли барельефные силуэты.
 - Спасибо, деточка, спасибо… Я завтра, наверное…
 - Да, вот еще… Юлия Ивановна… Я вот что думаю… почему…
 - Что?..
 - …почему Антон схватил меня за руку… У меня эти вот шрамы… на руке… - Ангелина подтянула рукав и развернула запястье ладонью вверх.
 Сгусток темноты, возникший сразу за стеллажом, поглотил черные очертания ваз и пупсов.
 - Да, ты говорила, что в детстве… поранила…
 - Да… это я на стекла упала, когда маленькая была… Так вот у Антона пульс… повысился… когда я мерила его, он коснулся шрамов…
 - И что?.. Ангелина, не…
 - Мне кажется… Я не уверена, конечно…
 - В чем?..
 - Нет, это просто догадка, Юлия Ивановна… К тому же девушки…
 - Так Антон мог просто схватить?..
 Барельефные стекла резко почернели.
 - Мне кажется, что не пришла еще одна де…
 - АААА!!!- Юлия Ивановна, прикрыв ладонью сам собою раскрывшийся рот, в ужасе смотрела поверх Ангелининой головы в сторону стеллажа.
- Юлия Ивановна, что с вами?! – Ангелина обернулась назад, вскрикнула и, обмякнув всем телом, рухнула на раскладушку.
 Придержав руками закрывающиеся позади себя створки, в кабинет вышло тело и, не останавливаясь, уверенной походкой свернуло в холл. Согнутые в локтях полосатые рукава скрылись за дверным косяком - тело прошамкало голыми пятками по кафельному полу, отбрасывая упругими икрами полы халата. Парализованная Юлия Ивановна округлившимися глазами продолжала смотреть в одну точку, через которую только что прошло тело.
 В преддверии гостиной руки поднялись над телом, чтобы развести бамбуковые шторы, но ни на что не наткнулись. Собранные хвостами, шторы слишком высоко были разведены в разные стороны от прохода - голова пригнулась, по-черепашьи вжавшись в плечи, но все равно слегка зацепилась кудрями за самые нижние бамбуковки.
 Звучно отрываясь голыми пятками, тело замялось у телефонного столика и дождалось, пока руки проворно возьмут с него пачку и достанут сигарету. Повернувшись в сторону кухни и двинувшись, на противоходе, оно бросило пачку обратно на столик, одновременно вставляя точно в рот вынутую сигарету. Войдя на кухню, тело вытащило из-под стола табурет и, усаживаясь поудобней, загромыхало ножками по кафельному полу. Закинув ногу на ногу, оно пододвинуло поближе к себе пустую пепельницу и, взяв со стола валявшуюся саму по себе зажигалку, чиркнуло кремнием. Точно поймав кончик сигареты, пламя обхватило разлинованную бумагу, и лицо, сдувшись заросшими щетиной щеками, и, образовав губами трубочку, застыло немой маской. Сизый дым заструился из выдернутой сигареты и лениво расстелился в воздухе. Мощная, чало-серая струя шумно хлынула изо рта и подхватила следом за собой сизые облачка. Тело с легкостью вдохнуло… и выдохнуло, разогнав перед собой остатки чалого тумана, застившего зеленые глаза. Не прикрытые, они смотрели в никуда, даже не замечая, как рука поднесла ко рту сигарету и заволокла лицо сизым облаком. Щеки жадно втянулись, а клубы дыма, словно цепляясь за соломинки, по щетине, медленно поднялись к глазам. Глаз прищурился, губы выпятили сигарету в сторону и, наконец, выпустили, отдав обратно пальцам. Очередное чалое облако поднялось к потолку и окутало одноламповую люстру. Рука подперла заросший подбородок, густой щетиной впившийся в подушечку большого пальца, другая, с сигаретой, опустилась на колено и уронила на халат пепельный лепесток. Сизые струйки дыма извилистыми змейками поползли вверх по фалангам и костяшкам пальцев, застилая собою волосистую кожу с проступающими под ней венами, и оторвавшись, улетели воздушными змеями. Мертвая тишина кухни перебивалась неразборчивой потусторонней трескотней. Пепельная голова устрашающе росла, кривясь и свисая над махровостью халата, но рука, словно почувствовав это, аккуратно двинулась и понесла сигарету к пепельнице. Неожиданно оторвавшись от тела, голова расшиблась, врассыпную разлетевшись по столу. В пух и прах разметав все мыслимое и немыслимое, сигарета бессмысленно взмыла над пепельницей и уже с пустыми плечами задрожала под ударами пальца. Двинувшись назад к колену, рука спохватилась и воткнула сигарету в рот. Вырванная из губ и мелькнув покоричневевшим фильтром, она вернулась к коленной чашечке и закачалась, раскачиваемая пальцами.
 Мрачная, непонятно чем навеянная атмосфера обволакивалась тревожной изнанкой кухни. Снег изо всех сил пытался достучаться сквозь оконное стекло, но тело, сидящее к небесам спиной, и, не обращавшее никакого внимания, медленно покачивало ногой, придерживаясь своей собственной внутренней прихоти. Рука периодически подносила ко рту сигарету, чтобы вдохнуть в аленький цветочек жизнь и выпустить на волю смертоносный дым. Струя призрачным конусом врезалась в невидимую стену и сплющивалась в нечто бесформенное, расползающееся в стороны и поднимающееся к потолку, чтобы исчезнуть в общей пелене материализующихся вокруг люстры духов. Отвалившись от сигареты, огарок скатился по поле халата и упал на пол. Тело снова поднесло сигарету ко рту, обхватило ее губами и жадно затянулось, но сигарета не заалела, и рука безжалостно расплющила фильтр о пепельницу.
 Встав во весь рост, и захрустев костями, тело широким махом рук расправило грудь - собравшись обратно и звучно отрываясь пятками от линолеума, оно проследовало в гостиную и скрылось из виду.
 Юлия Ивановна стояла на коленях перед лежащей на раскладушке Ангелиной и трясла ее голову:
 - О, господи, что ж это такое делается?!!... Ангелиночка, деточка… нельзя же так пугаться… Я сама-то как испугалась…
 Тело, не останавливаясь, спокойно прошло мимо и, широко разинув перед собой створки двери, исчезло за стеллажом. Юлия Ивановна обернулась назад и увидела халат с исчезающей розовой пяткой:
 - Сынок?.. Антон?.. – Ангелина повела головой и простонала. – Давай, Ангелиночка, давай… приходи в себя… приходи… вот так… а я воды сейчас принесу…
Юлия Ивановна, кряхтя, поднялась с пола и вышла из кабинета.
 Лампа-зеркало, по левую сторону от кровати до неузнаваемости исказила тенями лицо молодого человека. Он лежал в своей обычной позе, все так же безмятежно, разложив по швам руки. Из кабинета доносились обрывчатые голоса.
 - Ангелиночка, пей… Испугалась?.. Даже сознание потеряла… Я думала, сама замертво упаду…
 - Спасибо… Юлия Ивановна, что это было?..
 - Антон… Не знаю… Ты лежи, лежи… - заскрипела раскладушка. – Может, он выздоровел?.. Раз сам встал…
 - А долго я?.. без сознания?..
 - Я и не заметила… совсем время потеряла… встать хочешь?.. Давай, помогу…
 - Фу, мне лучше…
 - Ты посиди, не вставай пока, а я посмотрю, как там Антон…
 Молодой человек неожиданно присел на кровати и заставил вскрикнуть просунувшуюся к нему в спальню голову. С согнутыми в коленях ногами и, проваливаясь руками в перину, молодой человек застыл на несколько секунд и, вдруг, яростно сжав кулаки, с нечеловеческим стоном рухнул обратно на спину.
 - Ан-то-он?.. Сынок, ты слышишь меня?.. Антон?..
 - Что там, Юлия Ивановна?.. – голова исчезла:
 - Он лежит… - Юлия Ивановна протиснулась между створок и медленно приблизилась к кровати. Створки зашевелились снова, на этот раз пропуская Ангелину.
 - Сынок?.. Ты слышишь меня?..
 Юлия Ивановна подошла вплотную к кровати и заглянула в заросшее щетиной лицо.
 Молодой человек никак не среагировал.
 - Антон, ты слышишь меня?.. Это я… твоя… мать… мама… Антон?.. Сынок?..
 - Молодой человек лежал с закрытыми глазами и не реагировал на слова.
 - Ангелиночка, почему он молчит?.. – Юлия Ивановна обернулась назад и сверкнула в полутьме глазами. – Сынок?.. Проснись… Слышишь?.. Ради бога!.. Услышь меня!..
 - Юлия Ивановна, он, наверное, все-таки не слышит…
 - Но как же это? Он же встал… сам. – Юлия Ивановна умоляюще посмотрела на Ангелину. – Значит, и сможет услышать… Он сможет…
 - Не знаю…
 - Главное, чтобы услышал… Чтобы услышал меня… Антон, я здесь… Не волнуйся… Я рядом… Я все это время была рядом… Сынок?.. Ангелиночка, сделай что-нибудь…
 Не вытерпев, квартира сама дала ответ на подспудно поставленный вопрос. Пустота, незаметно проступающая все последнее время, вдруг засквозила между слов.
 - Что?.. Юлия Ивановна?.. Я не знаю…
 - Ангелиночка, ну ты же видела, он сам встал…
 - Да…
 - Значит, он может уже выздороветь… Слава богу!.. Не зря я сегодня про церковь вспоминала… не зря… Как сердцем чуяла… Антон, сыночек, ты меня слышишь?.. Прости… Прости меня… Я виновата перед тобой… Сынок?.. Услышь меня, пожалуйста… И прости, если можешь…
 Слова, распираемые пустотой, терялись из виду и, не находя себе места, просачивались в кабинет, а оттуда разбредались дальше по всей квартире. К своему собственному удивлению, до отказа набитая смыслом, квартира, сама того не ведая, предавалась забвению.
 Молодой человек не двигался и лежал все в той же счастливо безмятежной позе.
 - Надо Валерию Петровичу звонить… Сказать, что Антон встал… значит на поправку идет…
 - Да, надо…
 - Позвони прямо сейчас, Ангелиночка…
 - Юлия Ивановна, я… и телефона-то не помню… Я завтра могу… А могу даже сама к нему сходить и все рассказать… а потом вам скажу…
 - Как же так?.. Ой, долго, Ангелиночка… Это долго…
 Мысль, столько времени скрывающаяся от людей, на мгновение задержавшись в спальне, заметалась по остальным комнатам.
 - Давайте, я сейчас поеду к нему…
 - Съезди, Ангелиночка, съезди… Умоляю… и если что, прям оттуда звони, я буду твоего звонка ждать…
 - Я тогда собираюсь…
 - Стой! Ты в себя-то пришла?.. А то, смотри…
 Это была страшная мысль и по своей сути, среди растущей пустоты, она становилась единственно страшной.
 - Да нет… Все нормально, Юлия Ивановна… Уже все прошло…
 - Ну, слава богу… А то прям как упала, я подумала…
 - Я тогда позвоню в любом случае… как только переговорю с ним… А, может, он сам позвонит… Не знаю… Может и приедет…
 - Только смотри – не торопись, дорогу будешь переходить… Не несись…
 - Хорошо…
 По-хозяйски осмотрев квартиру и поудобней устроившись на самом видном месте, мысль заставила себя ждать.
 

ГЛАВА XIV

 - … курить охота … полжизни отдам – лишь бы покурить… вот так штука… дурак… полный дурак … курильщик - и не понять, что курить хочешь… с головой точно не в порядке… сигареты… как много в этом звуке… в запахе… сейчас бы… затяжечку… потом вторую… и пошло-поехало… не затягивайся – привыкнешь… поздно… курить спокойно и о чем-то таком думать… о неземном... пускать дым деловито… смотреть на тлеющую сигарету… на пепел… лучше не вспоминать… чего плохого в сигаретах-то?.. это мировоззрение… когда в меру… после сытного обеда… или ужина… сесть… расслабиться… нога на ногу… опереться на стеночку… затянуться… как будто не табаком наслаждаешься, а самим ощущением спокойствия вокруг себя… десять минут покоя… с такими мыслями в Великую Отечественную солдаты, может, и делали последнюю затяжку… и после боя, если жив еще… самокруточка… аж слюньки текут… здрасте… супчик?.. да я уж понял – не дурак, дурак бы и не понял… никак ужин?... если бы вы мне еще на десерт сигаретку дали бы, это было бы просто шикарно… я бы вам… большое спасибо сказал… уж кормите, раз пришли… а сигаретка бы не помешала… ну да ладно… время придет – накуримся… после чайку горячего как раз и не хватает… еще лучше после крепкого кофе с плиткой шоколада… минут через пять так… спокойно, вальяжно, с кайфом… и мысли исчезают… как будто и не думаешь вовсе… курить надо с расстановкой… осознанно… иначе, зачем курить?.. для понта?.. это удел глупых детей и девочек в момент переходного возраста… чаек был хорош… спасибочки… вот только если бы еще и сигаретку… было бы просто замечательно… и ощущение праздника… в тяжелые минуты только ты одна и помогала… когда никого не было рядом… только ты разделяла мое одиночество… и я убивал тебя, чтобы убить тем самым время… или мысли… не только грустные минуты… но и радостные… на радостях я и искал тебя… чтобы разделить ощущение… радости… сладок дым… ностальгия… вот накрутил себя… теперь только и буду грезить… странно устроен мир… такое ощущение, что вовсе и не устроен… устройство, видишь ли, у него такое… словно пьяный собирал по частям… получилось… но гармонично… такова реальность… одни вопросы – такова реальность… черный ящик… вопрос-ответ… вопрос-ответ… правильный вопрос – это уже часть ответа… а-а-а… чего-то это я раззевался… спать, что ли, хочу?.. что в последний раз делал?.. обедал, ужинал?.. нда-а… а кормят так одинаково… чтобы нельзя было понять, что сейчас?.. утро или вечер?.. зачем?.. чтобы потерял ориентацию во времени?.. не понятно… в больницах так не издеваются… издеваться можно только в одних учреждениях… в психушках… чем калечатся, тем и лечатся, вообще-то… ох, куда ж деваться?.. думать уже нечего… бессмысленность какая-то… жизнь жизнью, а спать хочется… если сильно хочется спать, значит, в последний раз ужинал, а не обедал… или еще не завтракал… это усталость общая… переутомился думать… бесконечно… как же не думать-то?.. уже давно со времени сбился... где, как… зачем, почему?.. ни-чего непонятно… пусть все будет как есть… пока пусть… сон – это хорошо… а когда это хороший сон – это еще лучше… …дорога… ….. ….. …зимняя дорога… ……….. …….. …темно… ………. ……. …не совсем… свет впереди какой-то… перед ним - темнота… …….. ……… …дорога навстречу мчится… все больше под ноги… …подсветка… фары горят… вечер… потому и темно… дорога без предупреждения возникает… однообразная… снежная… укатанная… следы шин… надо же – даже это можно разглядеть… помедленнее бы надо, а то чего доброго… ….. …… …. …а педали?!.. велосипедные-то откуда взялись?.. тормозить как?.. …… ……. …… …дорога быстрее и быстрее под ногами… руль схватить невозможно, рука проваливается… рулить теперь как?!.. педалей нет, руль не рулится - что за машина?.. тренажер недоделанный… и света мало… ни огней, ни фонарей… загород, что ли?.. и сзади темнота… с какой хоть скоростью-то еду?.. циферки… деления… стрелки… опять деления… кружки, огоньки - диоды какие-нибудь… …стрелка-то двигается… только странно… чего она показывает?.. равномерно и медленно… к красной черте… бензин… педалей нет… бензин… чего-то быстро он… не машина - черт знает что… стрелка… все ближе и ближе к красной черте… судя по всему, красная черта – это конец… причем тогда буква эс?.. условная единица… уже десять осталось… и скорость растет… эс-эс… что это может быть?.. эс… единицы измерения… эс… шесть… еще быстрее… эс… ну?.. три… единицы времени… одна… эс… секунда!!! стена!!! все!!! ноль!!! ….. ….. ….. ……….. ….. ….. ………. …меня нет - я разбился в аварии… насмерть… как же это я так?.. авария… машина… за рулем… дорога… так вот оно что!.. я в аварию попал… точно!.. точно, я на машине ехал… помню, несся… как угорелый… куда несся?.. вот почему в больнице… авария!.. да-да-да… ехал на машине… на полную катушку жал… зимой-то?.. точно, на дворе зима!.. все нормально было… потом что-то произошло и машина завертелась…. или это в глазах… замелькало… и все… потом ничего… нет, потом вот я стал думать… это уже в коме когда… в себя приходил… теперь понятно… обычная авария… в итоге – лежу в больнице… значит лечат… ничего не болит… ведь нигде ничего не болит?.. да, нигде ничего не болит… хорошо… дальше… слушай, может это просто сон такой?.. ведь может же быть…?.. может… болеешь, воображение соответствующее… нет, не может… я не придумывал, просто вспомнил… но сон-то я видел?.. нелепый… что же было?.. думай-думай… если такое вспомнил, должен и все остальное вспомнить… да, хоть бы вспомнить… так, еще раз… дорога… я за рулем… вечер… темно… да, это я уже точно помню… уже темно было… это была ночь… около двенадцати… да, я тогда еще на часы смотрел… точно, руку выгнул, чтобы посмотреть на часы… около двенадцати… но куда я летел?.. дорога плохая… знал, что может случиться всякое… но все равно летел… куда?.. от кого?.. к кому?.. так… уже ближе – к кому… ну, дальше думай… думай-думай… пожалуйста… … …а-а-а-а-а-а-а!!! …….. …… …как же так?.. … …. …почему именно так?.. зачем ты тогда?... … …да, благодаря тебе, я теперь вот такой… никакой… …… ……… ……. …если не появишься у меня в течении получаса, можешь, вообще, никогда не появляться… дура, ты бы сначала думала, прежде чем говорить такое… н-да… я уж умной посчитал тебя… ты убила меня… я же из-за тебя в аварию попал… что такое хотела сказать?.. видишь ли, сначала приезжай, не по телефону же… козел, чего гнал-то?.. узнать хотел?.. правильно… мы ж тогда уже… …охладели… друг к другу… даже не перезванивались… из-за чего?.. зачем жить?.. тебе я не нужен… кому я нужен?.. сколько же о тебе думал… дура… я тебя не гнал… ты сама ушла… …разбиться из-за… не надо было ехать… не надо… чего сорвался?.. ну не узнал бы, что хотела сказать… ну, и ладно… да наплевать… сейчас жив-здоров был бы… так я и так жив… странно жив… как будто и не жив… я и не нужен был тебе… теперь все понятно… …и просто по-человечески обидно… ничего не получается… какой смысл жизни?.. откуда ему взяться?.. дурак я был… не надо было связываться… …зачем я родился?.. чтобы мучаться?.. для этого?.. заберите меня обратно… мне здесь плохо… здесь не умеют жить… здесь даже не знают, как надо жить… только мешают… они же только думают, что живут… ну нельзя так… …покурить бы… …еда, что ли?.. что?.. утро?.. день?.. вечер?.. уже ничего не понимаю… кормите - ладно… так день сейчас или ночь?.. да какая разница, день?.. ночь?.. спи да жри… и не вспоминай прошлое… подавиться да сдохнуть… зачем дальше-то жить?.. так вот и выходит, что жрать да спать… поел, уснул… проснулся, пожрал… опять уснул… проснулся… и так далее… что это, жизнь?.. жить по глупости одной глуповатой?.. и все вспоминать и вспоминать… главное теперь - осознать все это… понять… так все и пройдет… только так… понять до самых мелочей… до молекул… до атомов… по полочкам разложить… оно и станет понятным… а потом все и забудется за ненадобностью… и спокойно жить… спокойно-преспокойно… ….. ………. ……….. …а как же она?.. ……… …….. ……… …какое мне до нее дело?..… она же… ………. ……… …….. …плохая… только… ... …… ….. она же одна такая… …особенная… …….. ….. …….. ……….. ………. не любовь это, когда любит один… это обоюдным должно быть… я уже поел?.. ого, и не заметил, как это произошло… бывает же… курить охота… да, курить охота… да ничего не поделаешь… а вдруг с ней что-нибудь случилось?.. ну и что?.. ну и пусть случилось… это ее дело… она сама себе хозяин… она сама за все в ответе… и жалеть не надо… она… …нет… как это?.. была… и вдруг нет… и больше не будет… моей любви… опоздай я на несколько секунд, ничего не случилось бы… чего это я так сорвался тогда?.. мы же не сорились?.. молчаливо разошлись… без объяснений… ничего не объясняя… как будто телепатически поговорили… на расстоянии… а потом этот звонок – если не появишься у меня в течение получаса, то можешь больше никогда не появляться… ну, вот и не появляюсь… надо было ехать другой дорогой… что делать?.. окончательно запутался… какой-то бред!.. просто бред!.. и живу в бреду… хоть бы все это оказалось сном!.. как же проснуться?.. что за жизнь?.. не смог себя переиначить… да и зачем уже?.. уже ничего не надо… ничего не поможет… каким был, таким и остался… а каким я был?.. глупым… а что сейчас мне надо?.. чтобы быть счастливым?.. сию минуту… не потом - сейчас… ну?.. не знаю… …курить… все, я хочу курить… не могу больше терпеть… .. …….. ….. …. ….. …где тапки?.. …ну и ладно, босиком… … ….. ……… ……… ….. ….. ……. …пачка… сигарета… …… ……… …… ……. …табуретка... вот она… пепельница… зажигалка… у-у-у-у… ….. ……. …… … ...фу-у-у-у… как же хорошо… вот оно счастье… курить и ни о чем не думать… курить и ни о ком не думать… ….. ……. ………….. …… …… …у-у-у-у… ……… ...фу-у-у-у… ……. …….. ….. …….. …….. ……… …..у-у-у-у… ….. …… …фу-у-у-у-у… ……….. ……. ….. ………. ….. …. …….. ……….. ……… …………… …………… …у-у-у-у… …… …… …….. …фу-у-у-у-у… ………….. ………… ……….. …….. ……….. ………… …….. ……… …у-у-у-у-у… .. …фу-у-у-у… … ………….. …………. ……………. ………… ……… ……… …….. ……. … ….. …….. ………… …….. …….. ………….. ………… ……….. ……….. …у-у-у-у… …… ….. …фу-у-у-у-у… …….. …………. …….. ……… …….. …….. …………. ……… ….. …… …….. …у-у-у-у… ……….. …фу-у-у-у-у… …….. ……. ……. ….. …….. ……… …….. ….. …….. ……… ….. …….. …….. ………. ……… ………… …….. ……… …….. ……… …у-у-у-у… …… ….. ……… …….. …… …… ….. …… …фу-у-у-у-у… ….. …….. ……….. …….. ……….. ….. ….. …….. …….. …… … … ………….. ………… … ... …… …… …….. …все?.. …….. ….. ……. … …… …еще покурю… потом… ….. ….. …… ….. ….. …пойти полежать, что ли?..… ….. ……….. …….. ……… ….. …….. ……… ……… …вот и кровать… а, хорошо… ….. ……. …….. …… ……… ….. ……… ….. ……… ……… …….. …что?!! что я сейчас делал?.. …… ….. …курил… как это?.. а-а-а… голова!.. больно… не могу... больно… мне плохо... помогите… ….. ……….. ….. ……… ………. …….. …….. ……. …….. ………….. ………… ……….. …………… ……….. ………….. …… …….. ……… ….. ….…у-у-у, это голова так болит?.. со мной удар произошел?.. вроде, жив… голова трещит… так я не понял, я курил?.. даже не заметил… вот это и был сон… точно, это сон был… реальный… самый реальный из всех приснившихся… но запах… запах во рту… нет… не понятно… я курил… только вот как это могло быть?.. все больше и больше все это кажется сном… все - от самого начала до этого момента… каждая следующая мысль - явью, но только для того, чтобы следующая за ней тоже оказалась явью, превратив предыдущую в сон… матрешка… явь становящаяся сном… да, по истине, главная истина – понять… не важно что… главное, понять… хотя бы, человека… понимание даже, наверное, правильней любви будет… все-таки, если понял человека, то уже не сможешь не не понять его… понимание, если оно появляется, то остается навсегда… а любовь, или то, что называется любовью… так она как приходит так и уходит… вот она пришла, сама по себе… как будто случайно забрела в чужой двор… побыла, погостила… и ушла… что же это за любовь такая, которая приходит и уходит, когда ей захочется?.. что это за жизнь, в свою очередь, получается… подмена… подлог… то, что мы называем словом любовь, на самом деле просто чувство влюбленности… легкой или слегка глубокой… симпатии… расположенности… всего лишь… а само слово поэтизировалось… и вылилось в своеобразный образ… уже искаженный и неточный… а понятие осталось прежнее… только томится оно сейчас под чужим ему словом… не под буквами, складывающимися в слово любовь… правильно, это всего лишь слово из шести букв… не больше, не меньше… а понятие это просто на просто есть самое обыкновенное понимание… в нем нет приукрашиваний… недомолвок… недосказанностей… в нем есть все, что нужно… ровно столько, чтобы было хорошо… да даже счастливо… понимание… да… понимание… истина… такая простая… я же говорил, человечество настолько усложнило свой быт и свою жизнь, что даже уже простоту называет гениальностью… а ведь понимание, это так просто… взять и понять… хотя бы человека… его же все-таки можно понять… значит все, что думал - не зря думал?.. легко даже как-то стало… на душе… от понимания на душе становится легко… чтобы сделать человека счастливым - его нужно понять?.. полюбить… это что-то такое… получается… любви не получится без понимания… еще одна ошибка… слово-то правильное, но оно не на своем месте стоит… выше понимания стоит любовь… только всю жизнь это самое слово ставят ниже понятия понимание… вот отсюда и путаница у всех сразу и у каждого в отдельности… понимание - это фундамент для любви… а любовь без понимания все равно что крыша, зависшая в воздухе и готовая в каждую секунду съехать… все логично… не к любви стремиться надо - к пониманию… тем самым и не заметишь, как и к любви приблизишься… а она сама к тебе и придет… вот так… стоило прожить двадцать восемь лет, чтобы понять такую простую вещь?.. нда… стоило… хорошо, что хоть к двадцати восьми, а то бы еще только к глубокой старости понял бы… я тебя понял… пойми и ты меня… мне тоже хочется, чтобы кто-нибудь меня понял… этого мне хочется гораздо больше, чем чего-либо другого… обычного понимания… меня, как человека… поймите меня… кто-нибудь… только поймите правильно… и по-настоящему… не играя понимание… не хотите, не надо… кто-нибудь да поймет… не все же впотьмах бродить… а я ведь пытался тебя понять… тогда еще и не знал, что сейчас буду именно так думать… но тогда пытался… пытался понять, чего ты хочешь… от меня… от всего, что вокруг… и понял… ничего тебе не надо было… тебе надо было, чтобы я за полчаса умудрился приехать к тебе… вот чего тебе надо было больше всего… не получилось… за полчаса-то… теперь вся жизнь… непонятно где… позади или все еще впереди… все, что не до смерти, все ложь… вот и получается, что, если разлюбил, то значит и не любил вовсе… да рассказать бы кому… пусть знают… может всем и легче станет… да, насколько все гениально… просто ужас… так сложно жить, мучаться, страдать… а на самом деле все по пустякам получается… жизнь под другим углом?.. под прямым… прямолинейно… целенаправленно… только цель?.. если все понятно, то вот цель?… правильно, глаза открыл, на мир стал смотреть по другому… только он каким был, таким и остался… он все время таким был… ты прозрел… окончательно… поэтому, мир, каким ты его теперь увидел, больше никогда не изменится… ему меняться уже некуда… и тебе… получается, что понимая ты просто совпадаешь со всем миром… со всем его устройством… я зависел от своих собственных иллюзий… а их было так много… что даже и не перечесть... да и не за чем уже… все последнее время я просто избавлялся от них… незаметно для себя… и даже не сознавая это… теперь буду привыкать к правильным вещам… все замечательно, все просто замечательно… даже и не знаю, чему больше радоваться?.. да, а чему радоваться?.. радость… не умилительная… не трогательная… не плаксивая… обычная… естественная… все прошел… через все… огонь и воду… плазму и лед… через все состояния души… сколько можно совершенствоваться?.. здесь у самого себя трудно научиться… а все же что-то происходит… непонятно как, но происходит… может, все-таки?.. любовь… что ты со мной делаешь?.. учишь… чему я научился?.. как я могу узнать, что люблю?..


ГЛАВА XV

 - за это время я узнал о себе больше, чем за всю предыдущую жизнь… как будто проснулся в другом мире… дышу… чувствую… но не вижу и не слышу… и ни одного слова не могу сказать… если дышу, значит живу?.. значит, живу… жизнь другая… …о… еда… в самый раз… совсем кстати… хоть этим займусь… лишь бы не думать… бульон… когда же ты кончишься?.. веселые картинки поплыли… галлюцинации, что ли?.. дети… нет, не дети, дитя… малое совсем… грудной ребенок… на руках… знакомая картина… уже видел ее… и не один раз… так-так-так… Любаня?.. с чего это вдруг?.. жалкое зрелище… да нет, не ты, Любань… твой ребенок… как же так можно относиться к собственному ребенку?.. Темка… не завидую я тебе… плохая у тебя мать… мать… да, мать… да разве это мать, которая забывает покормить… все другим стремится помогать… а не своему… то же - мать… я к своему ребенку так не смог бы относиться… добрая Любаня… добрая предобрая… ну просто некуда деваться… родился ты по доброте душевной… мамаша у тебя такая… все добро творит… славная… это можно назвать самоотверженностью… какая самоотверженность?.. помогаешь одному, забываешь про другого, который больше нуждается в твоей помощи… тем более, когда это твой ребенок… ты, наверное, еще не одного ребенка родишь… по душевной доброте… ведь надо же обогреть, приласкать… только вот… так и воспитываются неправильные дети… искалеченные… ладно бы до


ГЛАВА XVI

 Страшно надуманная, почти навязчивая и сама по себе отвязная, мысль уже по-хозяйски облюбовала апартаменты, найдя укромные местечки в квартире и свои по-свойски задушевные уголки.
 Со дна тарелки сквозь наваристый, полупрозрачный бульон смотрело напряженное, сосредоточенное лицо. Мясо на пару с большой столовой ложкой искажали проплывающий мимо потолок, бамбуковую штору-вермишель, темный холл с зеленью плафонов, притолоку с краем книжного стеллажа и кусок сверкающей люстры. Высунувшись из чашки и вздрагивая на каждом шагу, по соседству с тарелкой брюзжала чайная ложка. Развернувшись в дверях боком, Юлия Ивановна протиснулась между створками и почти спиной вперед вошла в спальню.
 Осторожно, чтобы не разлить бульон, она медленно развернулась, и поднос дернулся, отталкивая ее руками обратно к дверям.
 - Антон!!! – Молодой человек шел прямо на нее.
 Зависнув в воздухе и вдруг, словно, почувствовав свою собственную весомость, поднос медлительно, как бы не хотя, накренился и посбрасывал с себя руки. Бульон насупонился одной ядовито-желтой каплей и, переполняя край тарелки, полился на пол. Тягучей смолой, попутно выплюнув ложку и почти не целясь, на вскидку, в пол воткнулся остроносый чайный клюв. Поднос, отчаянно выкручиваясь и сопротивляясь, упрямо противился все необъяснимо возрастающей и приближающейся притягательности спального ковролина. Тонкая как стекло, струя бульона мягко вошла в бархат и на несколько растянувшихся секунд превратилась в сосульку, вросшую посреди кустистого фонтана брызг. Янтарные чайные капли медленным дождем осели на ворс, растворившись в нем темно-бурыми пятнами. Бледная тарелка, вся в бульонном поту, неуклюже, как мячик при замедленном повторе, отпочковалась от пола и, словно резиновая, запрыгала, ударяясь краями о разукрашенные гжельскими синяками чашечные бока. Выплюнутая на пол и поблескивающая холодным металлом, чайная ложка злорадно наблюдала, как все накрывается медленно падающим подносом.
 Время, подхваченное рукой Юлии Ивановны, мгновенно остепенилось - раздался грохот натянутого подносного полотна об разбросанную по полу посуду, и под свои же собственные раскаты грома поднос молниеносно улизнул из-под носка опускающейся ноги.
 - Антон!.. – поднос, выхваченный руками, прижался к Юлии Ивановне.
 Нога наступила прямо на перевернутую вверх дном тарелку и соскользнула. Руки взмыли, отшвыривая от себя тело и выбрасывая вперед сверкающие пятки ног. На ковролине вычертилась запятая.
 - Сынок! – Юлия Ивановна протянула занятые подносом руки. Голова ударилась затылком о боковину кровати, раздался глухой звук и переливающийся металлический звон подноса:
 - Сынок! Антон?!!... Убился!
 Юлия Ивановна застыла, не в силах тронуться с места – поднос, волчком крутясь под ногами, не давал проходу.
 - Убился! Антон?..
 Уперевшись руками в пол, тело попыталось встать и вмазалось пяткой в пятно на ковролине.
 - Сынок, ты слышишь меня? Антон? Вставай!.. Я помогу... – Нога брезгливо вздернула пяткой и, откатившийся в сторону поднос, на мгновенье застыв на месте, рухнул на пол.
Упав спиной на боковину, тело разбросалось руками, и ладони, оставляя за собой счесанный след, мягко заскользили по ковролину. Юлия Ивановна запричитала, пытаясь подойти с удобной стороны.
 - Я помогу…
 Тело еще раз попыталось встать. Утонув одной рукой в ковролине и уперевшись локтем в кровать, оно подтянуло поближе к себе ноги и, перевалившись на бок, встало на колени. Не отпуская из рук боковины, оно медленно присело на корточки и разогнулось во весь рост, развернувшись в сторону от кровати. Виновато забившись в угол, Юлия Ивановна стояла прямо перед ним, отражаясь в широко открытых глазах. С опущенными и поддерживающими одна другую руками, в фартуке поверх платья, с растрепанным пучком волос на голове, она застыла, окруженная нимбом радужной оболочки зеленых глаз. Рука медленно поднялась к голове и нащупала на ней свое лицо. Пальцы паукообразными движениями прошлись по щетинистым щекам, вскарабкались на нос и поднялись ко лбу, скрыв под ладонью глаза. Большой и указательный пальцы задумчиво обхватили лоб, Юлия Ивановна тяжело вздохнула, перевела дыхание и на вдохе потянулась к молодому человеку. Лоб стряхнул с себя руку, и глаза, медленно отвернувшись, повернули за собой голову. Юлия Ивановна остановилась на пол-движении, а тело, вытянув вперед руки, сделало несколько шагов в сторону двери.
 Мысль, заиграв на новый лад, просочилась сквозь стеллаж и застыла в ожидании.
 Неожиданно уткнувшись друг в друга, створки и руки испуганно отпрянули назад, но тут же, как магниты, притянулись обратно. Вдавливаемая напористыми пальцами, и словно подпираемая кем-то с обратной стороны, дверь виновато приоткрылась перед телом. Створки, разведенные вслепую, расщелились во всю ширь, и левая нога нарушила покой кабинета, переманенная следом правая – окончательно вынесла тело из спальни. Светлый и просторный кабинет бросился к широко открытым глазам и разведенными гардинами представил молодому человеку часы, приветливо замахавшие маятником, сверкающую улыбку люстры, пальму, скромно кивнувшую листьями, строгие слюденистые прямоугольники, сдержанно среагировавшие на появление нового лица, зардевшуюся и залившуюся всеми цветами радуги арку. Но все это, отразившееся от зеленых глаз, померкло и, захромав под тихое тиканье часов, ушло на второй план, - в глубине спальни, за силуэтом молодого человека на фоне виновато исчезающей улыбки алых губ согнулась роза. Открывшаяся с неожиданной стороны пустота заставила ее вздрогнуть туманно-розовым бутоном и состроить недоуменно грустную гримасу вслед ускользающей из кабинета мысли. Мысль, неотступно преследующая молодого человека, вальяжно вернулась назад и, надсмехаясь, прошлась по губам – лепестком сорвавшийся поцелуй и уносимый рвущейся душой, полетел вслед за человеком.
 Молодой человек шагнул вправо, и избитые дверными створками, побагровевшие губы засочились кровью. Оставив позади себя плечи, рука, скользнув по стеллажной полке, наткнулась на другую дверь – предыдущая виновато остужала свой пыл. Ощупанная касаниями первобытного человека, дверь задрожала и от страха прижалась к стене, хрустнув позвоночным косяком.
 Дверной проем предстал во всей своей красе - разверзнутой бездной, из глубины которой прямо в лицо бил солнечный свет. Переминаясь с ноги на ногу и заметно поеживаясь под солнечными ударами, молодой человек нерешительно шагнул в холл. Рука уже привычным движением нашла стену и потянула ее на себя, помогая ногам, словно карусель, сдвинуть с мертвой точки пол остановившейся квартиры. Цепляющиеся пальцы вдруг наткнулись на наличник зеркальной двери в ванную комнату, и квартира, мысленно замедлив ход, застыла на месте.
 Антон Павлович Логинов появился в накинутом поверх плеч полосатом халате. Вынырнув из-за правой стены и опершись на стекло, рука попалась на желании открыть дверь чьей-то неожиданно возникшей ладонью. Побелев под ногтями, пальцы обеих рук тупо уставились друг на друга, но дверь так и не тронулась ни в одну из сторон. Антон Павлович медленно поднял голову. Напротив, так же медленно задирая и толкая перед собой неподъемный взгляд, пытался открыть дверь молодой человек. Оказавшись точно в таком же полосатом халате, Антон Павлович не удивился, словно на самом деле ожидал удивления от чего-либо другого. Но молодой человек, не обращая внимания, задумчиво отвернулся в сторону. Антон Павлович взглянул в том же направлении, и, не разобрав ничего, кроме парапета, прикрывающего гостиную, уверенно вернул взгляд назад, заставив молодого человека сделать то же самое. Ладони синхронно оторвались от двери и оставили по обе стороны стекла запотевшие ободки пальцев. Тяжко посмотрев, молодой человек поник головой и обмяк всем телом, но оказавшись совсем кстати, Антон Павлович подпер собою двинувшуюся было дверь, и мысль, так навязчиво витающая в воздухе, вырвалась тяжким и звучным выдохом. Сам, исчезая за матовой испариной, с маниакальной надеждой во взгляде и горечью - Антон Павлович всматривался в туманное настоящее и из последних сил пытался удержать молодого человека на пороге отчаяния. Сползающая вниз голова сморщила лоб, натянув волосы, и совершенно потерянный в толще стекла взгляд неожиданно пронзил сознание Антона Павловича. Антон… вздрогнул и резко оторвал от зеркала голову. Пряча от тяжелого человеческого взгляда глаза, он скользнул по тающему пятну испарины, и замахнулся на зеркало. Но молодой человек, вскинув полосатым рукавом, остановил его и показал другим в сторону дверной ручки. Перехватив мысль, одновременно с молодым человеком отражение потянулось…
Но молодой человек отступил и, уводимый только ему одному известной мыслью, стал исчезать из зеркала. С издевкой, как паяц, обыгрывая и коверкая все мельчайшие оттенки движения, отражение смылось, оставив следом за собой незавидную перспективу зеркал. И судьба осталась точно такой же, как если бы ничего и не отражалось бы в зеркале. Мысль, так неожиданно пораженная с обычной стороны, растерялась и разбрелась по комнатам в поисках ответа на свой собственный вопрос.
 Оставив позади себя дверь ванной комнаты, молодой человек уперся в угол и по локоть провалился в негостеприимную пустоту. Пустая гостиная, разинутая яркой аркой и залитая солнечным светом из глотки стереометрической двери, неожиданно и предупредительно разразилась телефонным звонком. Нащупывая в пустоте воздух, молодой человек сделал еще шаг и, пропустив мимо ушей предупреждение, налетел на парапет. Врезаясь носками и, поеживаясь как будто от холода, он засеменил вдоль него влево к проходу. За спиной, с подносом в руках, появилась Юлия Ивановна, и звонки, настойчиво, вновь и вновь устремляясь к ней и кружась вокруг него, беспокойно заметались по гостиной.
 Кулак, вдруг с неопределенной мыслью показанный всей гостиной сразу, застрочил крупной дробью, проваливаясь в паузы между звонками, и, в конце концов, сбил последний:
 - …ах, что ты будешь делать… – Юлия Ивановна оперлась на свое отражение в зеркальной двери ванной комнаты, – …позвонят…
 Молодой человек опустил руку и замялся на месте. Юлия Ивановна со стороны взглянула на его просветленное лицо и залюбовалась подбородком, поддетым нимбом щетины и густыми волосами, спадающими на плечи. На стене, сразу за профилем его лица, висел прямоугольник картины, с запечатленным в нем горным пейзажем. Глубоко внизу, под ногами, между сходящимися коричневыми скалами чернела щель бездны, а над ней, во всю ширину полотна – острые искрящиеся пики холодных гор и высокое синее небо. Манящая темнота бездны и гипнотическая высота неба разрывали человеческое сознание на части. Неожиданно горы вздрогнули, и бездна бросилась навстречу двинувшемуся профилю. Выходя из оцепенения, Юлия Ивановна вдруг выкрикнула:
 - Стой, не делай этого! – Молодой человек шагнул в сторону открытой балконной двери.
 - Подожди, сынок… Меня… пожалей… меня… - Молодой человек уверенной походкой удалялся к разверзнутому синему стеклу, в прорехе которого виднелись далекие, крохотные окошки соседнего дома и сквозящая перед ними пустота.
 Юлия Ивановна, с тревогой глядя в удаляющуюся спину, попыталась уравновесить занервничавший в руках поднос, но голые пятки, смачно отдираемые от липкого линолеума, неотступно удалялись - прямоугольник, неизбежный и влекущий, изливался гипнотическим манящим светом. Юлия Ивановна бросилась в него - глотка стереометрического стекла поперхнулась стремительной тенью и заткнулась, мгновенно затенив всю гостиную, и в непонятно откуда возникшей полутьме молодой человек чуть не налетел на дружелюбно заторчавшую из-под стола табуретку.
 Юлия Ивановна только успела открыть рот, как оглушительный грохот железа и колющейся посуды перебил ее – сзади, по полу, из-за опустевшего парапета вылетели осколки разбившейся тарелки и следом за ними - целехонькая чашка. Молодой человек почти вплотную приблизился к двери - чашка уперлась ручкой в пол и застыла, глядя пустой глазницей на стремительно чернеющий силуэт. Наткнувшись на синее стекло, пальцы прогнули стереометрическое полотно и по его поверхности, переливаясь северным сиянием, пронеслась бликующая волна. Стекло прогнулось еще раз, и волна облегчения пробежалась по лицу Юлии Ивановны.
 Мысль закружилась, приходя в себя - смехотворно и издевательски перекатываясь по квартире, завихреньями цепляясь за все, что только попадется под руку. Посинев от игры с прогибающимся стеклом, молодой человек развернулся лицом к гостиной, и, не проявляя никакого живого интереса к намертво застывшей квартире, переваливаясь от усталости, пошел вперед. Глядя на молодого человека, Юлия Ивановна, уже не в силах больше противостоять обстоятельствам, как вкопанная, осталась стоять на месте.
 Столик, словно в наказание… поставленный в угол, неожиданно возник на пути и от удара передернулся телефонным аппаратом на пару с пачкой сигарет. Соскочив со скоб и увлекая следом за собой провод, промеж свисающих полосатых рукавов шмыгнула трубка. В конце концов повиснув на этом конце провода и начав самозабвенно насвистывать какой-то неразборчивый сопливый мотив, она издевательски закачалась у самых ног.
 Испуганные руки, лихорадочно вздрагивая и трясясь мелкой дрожью, нарыли посреди стола растревоженный телефонный аппарат и, случайно задевая рычаг, пообломали ехидные шмыганья трубки. Растопыренные веером пальцы понавтыкались в дырки и мурлыкающий диск стал выкручивать молодому человеку руку. Обвисший провод неожиданно натянулся и, прервав спонтанную свистопляску, пополз вверх. С треском ударяясь о ножки стола и парапет, стонущая трубка взмыла над гостиной.
 Взятая за жабры, она принудительно прильнула к голове и нехотя вслушалась в шум, доносящийся из ушной раковины. Где-то далеко-далеко, на самом краю сознания, разбиваясь о краеугольные камни бытия, бушевал океан. Накапливаясь исподволь, и несясь через весь макрокосмос черепа, мысли волнами врезались в неизбежную твердолобую стену. Глухое эхо разбивающихся волн очень приближенно обыгрывало сердечный ритм и отсчитывалось монотонно капающим временем. Юлия Ивановна подошла ближе и прислушалась за спиной у молодого человека. Журчащий ручей потек по гостиной и прервался коротким глотком телефонного диска, воцаряя вокруг себя тишину.
 Трубка сильней вдавилась в плечо. Притянув к себе голову, она придала позе молодого человека еще большую степень задумчивости, но, неестественно долго простояв в полной тишине и ничего не делая, молодой человек оторвал голову от трубки и отшвырнул ее от себя. Трубка сорвалась с рычага и, опять повиснув на проводе, заругалась во все стороны женским голосом. Юлия Ивановна подбежала сзади:
 - Алло?.. Говорите!.. Скорая помощь. Говорите, вас не слышно!..
 - Извините. - Она положила трубку на рычаг и посмотрела вслед отходящему молодому человеку. Он уже был на кухне.
 Отведенная немного назад рука, отставая от семенящих шагов тела, случайно зацепилась за водопроводный кран. Молодой человек тут же развернулся и нащупал вентили горячей и холодной воды. Разрывая на мелкие кусочки притихшую было квартиру, из крана хлынул бурный поток и взбудоражил все вокруг себя – со дна раковины, разлетаясь во все стороны, брызнули искрящиеся водяные иглы. Струя, срезанная подставленной ладонью, заиграла разведенными пальцами и рассмеялась мелкими брызгами, закатившись искрящимися каплями на стол и прикалываясь к махровому халату.
 Рука попыталась поймать поток, но вода сама обхватила сжавшийся кулак, и, ничего не урвав, пальцы разжались обратно. Неожиданно взметнувшись голубем, расправляющаяся ладонь одним волшебным взмахом превратила струю в водяной фонтан, и салютующий фейерверк раскрошился в воздухе на сотни мерцающих точек. Жидкое зеркало перегнулось через край стола, растянулось книзу и закапало серебром – капля за каплей, вдребезги разбиваясь о кафельную плитку и воображая себя капелью. Вдребезги… Разлитое и вдребезги разнесенное по кухне солнце искрилось и переливалось в каждом летящем осколке. Крошечный солнечный заяц запрыгал по бесконечно летящим метеорам и, перепрыгивая с одного на другой, стал взбираться на самый верх стола. Ладонь, собравшись в ладанку, тут же переполнилась через край и, оторвавшись от крана, поднялась к лицу. Струя с новой силой вдарила в раковину-набат и радостно провозгласила на всю кухню свободу. Склонившееся человеческое лицо отразилось глубоко в ладони и задрожало от волнения. Поводив носом и случайно уронив свою тень, выражение лица потянулось к воде и столкнулось с водой.
 Радостно вскинув головой, молодой человек зачерпнул еще раз и брызнул себе в лицо. Как будто опьяненный, он закачался и, ухватившись за край стола, склонился над раковиной. Почти прозрачный, весь в хрустальных прожилках и перетянутый ледяными сухожилиями, столб воды заежился под колючим взглядом. Непоколебимое и на всем своем протяжении непонятно за чем исчезающее в водовороте жизни, время неожиданно остановилось. Мир на полном ходу налетел сзади, сминаясь в гармошку и сдавливая мехами все пространство перед собой - до самого последнего момента, бегущее и рационально уложенное посреди перипетий жизни, избегающее само себя, время столкнулось лицом к лицу с самим собой. Наэлектризованный смятый воздух замерцал… в преддверии фотовспышки - все ярче и ярче, вспыхивая хрусталиками переливающейся в пустоте водяной пыли, он приблизился к самой плоти… Возникшая так же неожиданно, как и исчезнувшее в одну секунду время, тишина, поволокой неги скрыла все излишки – фосфоресцирующей фотовспышкой рассветало яркоплазменное солнце. На склоненном в обрамлении окаменелых кудрей выражении лица застыли мраморные наплывы капель со слюдяными дорожками, берущими начало из человеческих глаз. Зеленные суженные зрачки теплились под сферическими, влажными стеклами, словно боялись растопить вокруг себя застывший ледовитый океан глазного яблока.
 Посреди вечной мерзлоты, в центре края ледяных торосов красовалась идеально круглая Земля. Поначалу, с большого расстояния показавшаяся темной точкой, теперь на фоне наступающей мертвой белизны, она смотрелась соринкою в глазу – не к месту - в ледяном плену, среди безжизненного бельма, зияя полыньей, притягивающей к себе внимание. Потусторонний злачный свет, зрачком взращенный в ледниковом теле, препарировался под ледышкой увеличительного стекла… Толщу, повторив про себя купол идеальной сферической формы, пронзили всполохи зеленого огня, как будто отразили приблизившийся к окуляру зеленый глаз. Испещренный и искаженный круговым бороздящим узором, оазис стрельнул радужной оболочкой, и заиграл на свету тысячью тонов. Темные и глубокие борозды оказались вдруг контрастной границей сменяющих друг друга оттенков. Словно заново собранное зеркало - калейдоскоп осколков - взрывной волной разнес преломленный свет - стынущая световая масса ожила и сдвинулась под неподвижной сеткой паззлов кронами деревьев. Заиграв изнаночной стороной и затрепетав на ветру, калейдоскопичная листва увлеклась гибкими ветвями - чернь земли, засквозившая промеж растительности, кромешно проглотила перспективно сужающиеся стволы. Небо облегченно разогнулось вверх и, как подтяжки на плечи, стало вытягивать деревья. Очертания уносимых вверх стволов замелькали, то здесь, то там, разрезая сгусток оазисной тени отблесками какого-то очень призрачно близкого огня. В глубине души затеплилась надежда – все больше и больше вспыхивая отблесками на стволах и воплощая их очертания в объемные формы и, чем ближе к себе, тем больше в оперявшиеся корой деревья. Как будто расцветал неуловимой формы бутон света – изогнутые лепестки флюидов распускались, открывая взору самую сердцевину, суть соцветия. Обнадеженная высь потерялась в созвездиях крон – внизу, на дне открывшегося солнечного зайчика зрел человек. Словно застрявший, заблудившийся в деревьях, не пускаемый стеной плоти, так плотно обступленный неведомыми дебрями, что вынужден стоять, держа руки по швам, и иметь только возможность, очерчивая глазами круг, смотреть по сторонам или задирать вверх голову. Он так и зрел, стоя как вкопанный, или, скорее, как и сами деревья, вросший, а, может, и незаметно для самого себя становящийся кустом – теперь своим среди некогда чужих - среди темноты и тишины источал надежду, расщепляя ее призмой глаз на свет, не тишину и время.
 …до самого последнего момента, бегущее и рационально уложенное посреди перипетий жизни, избегающее само себя, время столкнулось лицом к лицу с самим собой. Наэлектризованный смятый воздух колыхнулся… в преддверии фотовспышки - все ярче и ярче, сверкая хрустальной пустотой, слился с плотью… Неожиданно возникшая, как и утраченное в одну жизнь время, тишина, покрывалом неги перекрыла весь избыток – яркоплазменное солнце рассвело фосфоресцирующим взрывом. Взяв начало в человеческих глазах, на воздетом в обрамлении разметавшихся кудрей выражении лица блеснули слезы. Зеленые расширенные зрачки вспыхнули, прожигая сферические, купольные стекла, словно торопились растопить вокруг себя застывший ледовитый океан глазного яблока.
 Со щеки сорвалась оттаявшая капля.
 Медленно и упрямо преодолевая пространство, и в преодолении такого короткого пути успевая обрести свою собственную форму плоти, вращаясь вокруг да около своей собственной оси, и со сверкающим радужным нимбом в изголовье, капля… понеслась…
Отступив в полете всего на одно правило… Что ей правило в это время? Она даже не заметила… Успела ли?.. понять и осмыслить… что было, что есть и что будет?.. Что будет даже после конца… после того как окончательно и бесповоротно примешь форму своей собственной, проступающей под обстоятельствами пространства реальной и взаправдашней плоти. Отступив всего лишь на одно правило, поймешь ли, что плоть – это пустота, которая все еще не заполнена смыслом. И что как всегда не хватит этой самой мысли, достаточной, чтобы вдруг… лучше б она не была последней… но,.. когда уже все станет так же окончательно и бесповоротно поздно…
 Взрыв. Мысль смешалась с общим потоком и исчезла в водовороте, воронкой вставленного в черную дыру слива. Столб воды на радостях ударил в раковину, и все вокруг разразилось солидарным эхом. Молодой человек резко развернулся, как будто услышал неодобрительный возглас. Кухня наполнялась медленно нарастающей какофонией, кишащей режущими слух диссонансами и шипящим на все стороны неотесанным водяным хором. Совершенно неправильные атональные интервалы хлещущей в раковину воды, отвергнутые гладкими стенами и прозрачными оконными стеклами, ринулись, куда позволяло свободное пространство, давя и вытесняя еще некогда царящую вокруг тишину. Налетая водяным гвалтом и мгновенно поглощая все на своем пути, девятый вал отголосков перевалил за парапеты и ушел растекаться по комнатам. Оставляя следом за собой только возбужденную тишину и неутихающее волнение, врубленный на полную катушку, шум прямолинейным потоком просочился сквозь стеллаж в спальню, смутил порозовевшую было розу и вонзился в алые губы. Жадно глотающие последние остатки тишины, губы захлебнулись влажным звуком и, посильней стиснув розу, стали медленно погружаться в хаос. Под пробегающими над ними волнами, словно сносимая подводным течением медуза, губы беспомощно шевелились и медленно опускались на дно, или, похоже, все еще что-то пытались донести сквозь плотную толщу шума и гама - звуковые очертания становились размытыми и неразборчивыми.
 Незаметно нахлынувшая нервозность поглотила и Юлию Ивановну – стала мысленно выкручивать руки, но - материнский взгляд намертво приклеился к молодому человеку. Из окна, не смотря ни на что и ни на шаг не отступая перед кухней, продолжал биться солнечный свет. Лицо молодого человека обратилось напрямую к солнцу, потерявшемуся в поле зрения, бесконечным белым полем маячившим перед глазами и в желто-плазменных мазках переливающемуся еле заметными маревными наплывами. Ответа так и не пришло – ни с белого света, и не с того и не с… сего… в перетекающих друг в друга плазменных сгустках энергии, перспективно отбегая в сторону солнца, в воздухе и на оконном стекле проступили полупрозрачные радужные многоугольники - голубое небо мелькнуло за ними и светло-бирюзовым отблеском скользнуло по простирающимся к горизонту городским крышам. За спиной, сзади, оставшись в тени полосатого халата, продолжал вращаться круговорот воды. Сместившись влево-вверх, многоугольники заметно растерялись - и заснеженный двор, окантованный резко выплывшей оконной рамой, оказался в правом нижнем углу совершенно обыденным двором.
 Внизу, в конце дома, раскачиваясь на ватных ногах и метле, дворник пытался прикурить сигарету. Перед ним, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял человек в черной шляпе. Напротив, в доме, открылась подъездная дверь - ребенок с рюкзаком за плечами мелькнул в толпе прохожих - из подъезда вышел распахнутый человек. Серебристый «Мерседес» приветливо сверкнул фарами - собака длинным поводком потянула за собой женщину, уводя ее в другой конец двора.
 Молодой человек шагнул вперед и наткнулся на стол. Пепельница, неожиданно опомнившись, громыхнула и с опозданием самой себе испуганно возвестила о приближающейся грозе. Ползущая следом тень застопорилась и, недоуменно поведя плечами, для начала протянула вперед свою корявую руку. Появившиеся на краю стола растопыренные гипертрофированные пальцы слились с пепельничной тенью, но, проследовав дальше, задели пепельницу уже реально нависшим над ней рукавом. Пачка сигарет, маячившая на телефонном столике в гостиной, неожиданно встретилась с человеческим взглядом - не обратив на это особого внимания, Юлия Ивановна отвернулась обратно к кухне.
 Молодой человек, не подозревая, шарил в одном направлении - отступив на несколько шагов назад, Юлия Ивановна замерла на месте - на столе возникли сигареты.
 Наткнувшись на пачку и ничему не удивившись, пальцы легко извлекли сигарету и воткнули ее в оказавшиеся поблизости губы. Шмякнувшись о стол и выпотрошив из себя табак, пачка отлетела в сторону, не успев отвернуться от все по-прежнему заискивающей назойливой руки. Юлия Ивановна развернулась к телефонному столику и, не увидев никакой зажигалки, окинула блуждающим взглядом всю гостиную. Раздавшийся за спиной грохот лопнувшего стекла обратил Юлию Ивановну назад.
 Молодой человек, согнутый полосатым халатом, все так же шарил по столу, а по полу, под ногами, кубарем от него, катились и разлетались во все стороны осколки пепельницы. Некоторые, забубнив по линолеуму, гулко выкатились в гостиную, к самым ногам Юлии Ивановны и наперебой затараторили в ее сторону. Остановив их измученным взглядом, Юлия Ивановна умоляюще посмотрела на исполосованную спину, и, тяжело вздохнув, продолжила осматривать угловой диван за столом и под самим столом, задирая свисающую скатерть. Осколки притихли:
 - Да что же это за наказание такое?.. Творится-то что?.. - прищуренный взгляд внимательно осмотрелся и пригляделся к осколкам. Молодой человек, отойдя от стола, оперся на полки у дальней стены. – Где же она может быть?.. только вчера ж на столе лежала…- Осколки промолчали.
 За спиной, на кухне, хлопнула дверца.
 Юлия Ивановна еще раз окинула беглым взглядом гостиную и, шагнув в холл, неожиданно вздрогнула, обернувшись на очередной звук… - и только краем глаза успела ухватить белый хвост посуды, сметаемый с полки. Дверцы, раскрытые настежь и всем своим видом показывающие, что не при чем, непринужденно болтались каждая в своей стороне и, самоотстраняясь, указывали на линяющие с полок тарелки. Сметаясь в панике и шарахаясь от неожиданно полосатого халата в разные стороны, они молча разлетались и с грохотом бились об пол.
 Ритмичное битье зазвучало неизбежно и неминуемо – свежо - своевременным эпизодом всплыв посреди монотонной темы раковинного водоворота. Шум воды, зацокав на непонятном языке, с раздражающим слух акцентом, стал переводить объем и плотность в содержание.
 - Сынок, не надо… Я умоляю тебя… Я найду ее... Успокойся… - Чайные чашки, проворчав в ответ что-то непонятное, и, задетые слепой рукой, ринулись на пол. – Да пропади все пропадом!!! – Еще одна тарелка разбилась на счастье…
 Счастливо разлетаясь во все стороны и поражая своей искрометной белизной, на сколько хватало запала, врезаясь и рикошетя от столовых ножек, и, сталкиваясь друг с другом в воздухе и на полу, совершенно разных оттенков - вразнобой – дорогие, дешевые и почти бесценные – осколки неусыпно усеивали весь пол. Смачно сдабриваемые и подгоняемые шумом воды, они звучали на всю квартиру, разнося по комнатам синкопированный ритмический рисунок, на слабых долях акцентируемый тарелочными ударами.
 Сползшие вниз рукава хаотично махали торчащими из них руками и дирижировали невидимым оркестром. Неуловимо откуда и одновременно отовсюду возникая, полилась волна динамично нарастающей музыки. Психоделической и заторможенной, словно подыгрывающей появляющимся по одному взмаху руки медленным тарелкам, чашкам и разноцветным вазам, медленно парящим в воздухе и так же медленно и аккуратно касающимся пола, но почему-то неожиданно покрывающихся разбегающимися змейками трещин и прямо на глазах распадающимся на множество частей. Под булькающие, приправленные верхами басы и аккомпанемент замедленно цыкающих и бьющихся в брейке тарелок, деспотичный халат забавлялся бренным телом, давая долгожданный выход душе, мечущейся где-то в его глубинах. Мучительный, монотонный и тягучий как смола, мотив звучал все громче и громче и липнул к тишине, залепляя ее густыми темными обертонами и хроматизмами. Хаотическая звуковая масса, свингующе совпадая с дирижерскими движениями халата и еще больше подчеркивая непонятно как проступающую среди какофонии связь изображения со звуком, давила на сознание, выдавливая из него остатки равновесия. Летящие и возносимые от медленных движений головы локоны волос открывали возникающий то здесь, то там строгий самозабвенный профиль лица с торчащей из него сигаретой, гарцующей над шквалами отбегающей музыки. Открытые глаза, соединяющие два мира – внутренний со всем остальным, вода, бешено бьющая по мозгам скрипичным ключом и тут же утекающая в никуда, сигарета… треск только на счастье годной посуды, …мелькающая за волосами на фоне пустых глазниц, и никогда так обильно не засеиваемый осколками кафельный пол… никогда и ничего подобного не видевшая квартира… так никому и не от…
 …так никому и не приглянувшееся обратное движение стрелок на часах в кабинете, как и никем незамеченный морской пейзаж внутри стереометрической двери, так ничего и не сказавшие губы… не разу не выпустившие из себя розы, незамеченные в стеллаже книги… никем непрочитанный росчерк внутри пустой рамки, висящей в том же кабинете – Логинов А. П…. никем неразгаданная загадка, возникающая сама по себе безо всякого на то умысла… или интерпретация ничего незначащих… скорее не намеков, а просто случайных или счастливых совпадений, разбросанных по квартире… и всегда так явно проступающий посреди витражного стекла смысл жизни… все так же циклически возникающие во дворе люди, и все так же закономерно появляющийся на свет городской пейзаж – все смешалось в одну единую кучу – звук и форма, форма и цвет, цвет и звук. Что-либо перестало быть чем-либо и чем-либо отличаться от всего остального и стало одним и тем же – ничем.
 Кухня смотрела на Юлию Ивановну темными и опустошенными глазницами полок, широко раскрыв от удивления рот, Юлия Ивановна не верила своим глазам. Счастливый полосатый халат притоптывал голыми ногами и отфутболивал прочь осколки счастья. Шум воды, подвластный дирижерскому гению бесноватого халата, незаметно для себя вырос из водопадного рокота штанишек и стал невыносимым. Приближающаяся кульминация зрела, назревала, созревала, предвосхищая свое помпезное появление фанфарами, все чаще и чаще рвущими в клочья истерзанный воздух. Возвращение в себя все больше и больше походило на обозримое будущее, но не на угадываемый апогей, вскруживающий голову и никак не желающий возвращать все на свои места. Мельтешащий и заметно уставший в лучах света, халат остепенялся, менуэтом миновав фальш-кульминацию и неизбежно приближаясь к финальному аккорду. Душа, закамуфлированная под человеческое тело с накинутым на него полосатым халатом, наконец-то успокоилась и присела прямо на полу, облокотившись о кухонную стенку. С гаснущим громогласным битьем, звучащим ритмической приправой к всеобщей вакханалии, поубавился изысканный вкус – разудалая разнузданность хлынула с новой силой, обнажив преждевременно назревшую кульминацию. Шум, уже не размеренный и нетактично бросающийся огрызками фраз, по-варварски, раздражающий своим тупым проистеканием из ниоткуда в никуда, и, не имеющий никакого определенного смысла, стал доставать!.. Юлия Ивановна облегченно вздохнула. Измотанное тело рукой отшвырнуло от себя какую-то вещь - белое, пронзив солнечный луч и блеснув глянцевой гранью, пролетело через всю гостиную и исчезло в холле.
 - Антон, сынок?.. – Из холла донесся звук мечущегося в зеркалах осколка.
 Не шум воды – ровным счетом, смысл - подавил все звуки. Устоявшаяся утопия мгновенно прослыла единственным полновластным хозяином, и квартира, промокнув до последней ниточки, внутренне содрогнулась от сырости.
 - Антон, зачем же так?.. надо успокоиться… ус… - Юлия Ивановна неуверенно ступила в кухню. - …и все пройдет… - Под ногами захрустели осколочные кости.
 Молодой человек сидел на полу, торча руками и ногами из халата и, устало опрокидывая на бок тяжелую голову. Изо рта вываливалась сигарета - солнечный свет бил наотмашь по правой стороне лица, оставив другую до лучших времен в тени. Пол был устлан осколками - раковина, соединенная с краном живой хрустальной пуповиной, вопила все громче и громче, изливая своим нечеловеческим ревом все больше и больше омерзения. Квартира, пораженная вирусом, не в силах куда-либо деваться, здесь же в себе вынашивала последние надежды, чтобы не умереть последней.
 - Сынок, послушай… Прости меня… Я всегда желала тебе добра… и сейчас хочу… Услышь меня… сынок… - Под ногами несогласно хрустнули осколки. Шум воды взвился незаметною волной и очередным приливом прошелся по присмиревшим комнатам. – Я во всем виновата… Я одна во всем виновата… Ты ни в чем не виноват … Если бы ты знал как мне тяжело…
 Молодой человек глядел прямо перед собой, в одну точку, перерастающую за его глазами в бесконечную пустоту. Ответное молчание на секунду перебило шум воды, остановив течение всего, что могло двигаться, и, казалось, приготовилось разнести на мелкие кусочки голову:
 - Прости меня, я не знаю, как помочь тебе… - все вернулось на круги свои. - Антон… Ты слышишь меня?..
 Молодой человек отмахнулся рукой.
 - Да как же так?.. – Юлия Ивановна воздела вверх руки и в отчаянии закинула назад голову - молодой человек бросился вперед за только что выброшенной же им сигаретой.
 Инстинктивно дернувшись, Юлия Ивановна отскочила в сторону, и следом, без разбору и сожаления топча ногами осколки, вышла из кухни. Молодой человек упал перед ней на колени и зашарил руками, разметая вокруг себя посудное месиво. С шумом и визгом разлетаясь по всей кухне, отскакивая друг от друга как шары на бильярдном столе, осколки заиграли на кафельном полу в свою игру.
 Поддетый золотой окантовкой, случайный осколок понесся прочь, подскакивая на впадинах между плиток, и, вращаясь вокруг собственной оси - словно осматриваясь по сторонам - не заметил, как налетел на грубое расколотое чашечное ушко. Ушко, задетое за живое, резко развернулось в свою очередь и сердитым взглядом проводило исподтишка ускользающий осколок. Затрепетав и задрожав глиняной душой, осколок остановился вдалеке и засуетился на месте. Вздрагивая на свету золотой окантовкой и переваливаясь на округлом боку, он сделал несколько быстрых оборотов и стал медленно останавливаться. Затрясшись мелкой дрожью, словно от страха, черепок вдруг замер и присмотрелся, как из-под него, перспективно сужаясь во все стороны, разбегаются плиточные швы, то здесь, то там неожиданно пересекаемые двигающимися по горизонту другими осколками. За вырастающими из пола столбами табуретных ножек происходило хаотичное движение - мелькающие и взвизгивающие осколки пронзали темный горизонт с падающей на него тенью стола и стремглав вылетали на свет, проносясь по зеркальной поверхности расквадраченного кухонного катка. Осколок молча наблюдал за бильярдноподобным движением вокруг себя и прислушивался к оглушительному шуму невидимого водопада. Мельтешащий и неустойчивый звук бороздил воздух далекими громогласными раскатами, доносящимися откуда-то сверху, с безоблачной и чистой высоты - словно проливной дождь тарабанил в жесть и, все никак не кончаясь, не доходил до земли. Точка, появившаяся с неожиданной стороны, резко выросла и, прямо на ходу превращаясь во внушительный тарелочный черенок, злорадно врезалась и отбросила осколок. Осколок заскрежетал от злости, про себя, но все-таки отлетел, с опаской оглянувшись назад.
 - Ал-ло?.. – Юлия Ивановна с тревогой во взгляде отвернулась обратно к телефону. – Вадим, возьми трубку…
 Рычаг вжался в корпус и диск опять запричитал последний номер:
 - Алло, Вадим?.. Извините, сына позовите, пожалуйста… Что?.. Ах… Вадима Павловича будьте добры… Ой, что ж это я так?.. Я жду… - Халат метался по полу, осколки пулей вылетали из-под него, рикошетя от стола и кухонной стенки. - …да… Я слушаю… Нет?.. А где же он?.. И когда будет?.. Пусть домой перезвонит, обязательно!.. Пожалуйста, передайте, чтобы он срочно перезвонил домой.
 Она нажала на рычаг и снова стала набирать номер:
 - Алло… Да, здравствуйте… Будьте добры Надежду Сергеевну… И ее нету?.. Плохо… Нет, ничего… Как появится, пусть домой позвонит … Спасибо… - Юлия Ивановна положила трубку. – Нету…
 - Так, Оленька… Оленька… где же у меня был твой телефон?.. – Юлия Ивановна быстро удалилась из гостиной. Молодой человек несколько раз врезался головой в стол – табуреты грубо заржали в ответ и задрыгали деревянными ногами. – Так, вот… Ольга… Двести… - Диск снова закрутился. – Здравствуйте, Ольгу я могу услышать?.. На объекте?.. А когда вернется?.. …зна-комая… Мобильный?.. А какой?.. Да, есть… Хорошо, я на него позвоню… Спасибо… - Юлия Ивановна опять нажала на рычаг. – Восемь… так… - На кухне опрокинулся табурет и с силой ударился об пол - в гостиную вылетели осколки. – …семь, два… семь… Оленька… милая… возьми трубку … умоляю… пожалуйста… …еще… - Захлебывающийся слезами голос потонул среди шума. - …и семь… Правильно?.. Правильно… Что же делать?.. Никого нет… Никого… - Она обернулась к кухне. - Антон, сынок, что же ты делаешь?.. - Юлия Ивановна развернулась в пол-оборота, краем глаза продолжая наблюдать за кухней. - Алло?.. Скорая?.. Да… …Антон Павлович… Логинов… Ан-тон… Пав-ло-вич… Да… Двадцать восемь… полных… Болен… Психическая травма… Почему!?.. А разве не вам?.. А тогда как же?.. Как туда звонить?.. Да, сейчас… подождите, возьму ручку… ручку возьму… сейчас, сейчас… Записываю… Так… …так… так… Сюда звонить?..
 Халат забился в угол и, накрыв рукавами взъерошенную голову, задрожал на теле.
 - Алло?.. Это психиатрическая помощь?.. Пожалуйста, прие… Случилось?.. Не знаю… Приступ… Может удар… Не знаю… Логинов… Антон Павлович… Да… После аварии… В реанимации лежал… Теперь дома… Забрала из больницы… Уже с неделю… Да… Я боюсь… Нет, приезжайте… Да… Я не знаю, что делать… помогите… пожалуйста… Адрес... записывайте…
 Бесформенная человеческая масса, прикрывшаяся руками и загнавшая себя в угол, вздрагивала и на фоне разбросанных по полу белых осколков казалась глыбой льда.
 - …да, второй подъезд… нет, от дороги…
 Некрасивая осунувшаяся гостиная исподлобья смотрела свисающими картинами и через приспущенные полукруглые арки всматривалась в кухню и темный холл.
 - …последний этаж… девятый… квар…
 Темный холл, с притихшим, приглушенным цветным витражом вдавался похудевшей впадиной в открывающийся кабинет.
 - … код…
 Кабинет померк – во мраке отсчитывалось время, но уже не маятником. Мотающийся сам по себе, не могущий определиться в своих собственных колебаниях, он лишь по инерции сопровождал пространство, с каждой секундой все больше и больше отставая от своего времени. Непереносимый водяной гул, доканывающий останки квартиры, заигрывал на новый лад.
 - …пожалуйста… побыстрее… Я боюсь за него… Спасибо…
 Спальня, оставленная в покое, сама по себе превратилась в последнее пристанище.

 Пространство, некогда поглощенное белым шумом, а теперь - словно месиво красок на мольберте, размазалось и, потеряв всю ясность, опустилось до уровня форменной прострации. Один сплошной звук с отголосками во всех углах и щелях заполнил пустоту своею ненасытной сутью, замкнув форму на звучащем содержании. Юлия Ивановна с охапкой душевных мук в протянутых руках пронзила гостиную и впилась во входную дверь. В прихожей появились санитары и, набрав в рот звучной каши-малаши, попытались что-то сказать – но выбитый из слов смысл ускользнул, и пустые слова потерялись в общем шуме. Одаренные душевными муками, уже молча, со знанием дела, санитары проследовали через гостиную и задели мимоходом хвост тянущегося сумасшествия. Без всякой задней мысли поправив на затылках колпаки, вглядевшись в манный звук, ангелы заговорчески оглянулись и исчезли за гранью помутненного сознания.
 Пленка остановилась… и фантасмагорическая картина застыла на экране мертвым стоп-кадром. Былая редкостная резкость резво стушевалась и попутала бытовые вещественные доказательства с беспредметным бытием. Гостиная, всегда перспективная, сплющилась вместе с краем прихожей и кабинетными дверьми в одну большую фотографическую плоскость, оставшуюся стоять, словно дагерротип в рамке на чьем-то рабочем столе. Поверх застывшего изображения по волнам чужой памяти, в стиле легкой ностальгии, залавировал неразборчивый мотив. Поначалу в медленном темпе, без какой-либо определенной темы, отстраненный саундтрек со временем незаметно приноровился и перерос в устрашающей силы вал - несущий децибелы за децибелами… и… цепляющий высокочастотными гребнями герцовые высоты, подоспел взорваться нескончаемым хитом.
 Картинка дернулась и, на следующем же полукадре приправленная диджейской перебивкой, тут же застопорилась, прервав появление белых балахонов. С трудом выкарабкавшись из застывшего в уме снимка, и выволочив под руки упирающееся существо в белом обтягивающем одеянии и торчащим из-под него полосатым халатом, нелюди извлекли на белый свет человека, окончательно вывернув изнанку идиллической фантасмагории. Кино закрутилось - ангелы, встряхнув плечами, подхватили человека подмышки и унесли с собой.
 Сумасшедший апофеозный саундтрек взвился смерчем, но не успел закончить представления, как вдруг стремительно сузился в вихляющую воронку и исчез, затягиваемый в черную дыру водопроводного крана. Словно набитая ватой - сама про себя - квартира загудела отдающимся в ушах горловым звуком. Возникший из ничего и ставший поперек уха глухой стеной, шум произнес слово – тишина…
 Юлия Ивановна на ватных ногах вышла из кухни и рухнула на пол.
 Залитые солнечным светом гостиные с краешком самого солнца за кухонными окнами, источая, по своему обыкновению, будничное настроение, возникли на своих привычных местах.
 Непонятно кем рожденные мысли разорвали ткань сознания и с душераздирающим ревом ринулись сносить с вековых устоев правдивый мир.


ГЛАВА XVII

 Дом, склоненный над двором, с задумчивым видом скреб небо. Из снежного сугроба, свисающего с подъездного козырька, загородив собой весь город и растянувшись в виноватой улыбке окон и застывших балконных фраз, вырастала трапеция стены. Нависшая над двором, постаревшая и сморщенная, из последних сил молодящаяся живым стекольным блеском прищуренных глазниц, она довлела всей своей многолетней массой над дворником, теряющим голову. C удивленно раскрытыми глазами и ртом, голова болталась где-то за плечами, бессмысленно мотаясь от подкашивающихся движений ног. Лопата, поддерживающая пьяное тело, торкнула в бок, и голова перекинулась на грудь, - медленно подойдя к «Скорой помощи», дворник приник к стеклу.
 Водитель сложил газету и приспустил стекло:
 - Опять?
 - При… ветствую… это… Друг… Сигаре?..
 Не дослушав, водитель покопался рукой в салоне и протянул через щель сигарету.
 - Бла… Благо… дарю…
 - Будь здоров… - Пыхнув в ответ облаком пара, водитель поднял стекло обратно.
 Дворник молча уставился на собственное отражение, потянулся к нему сигаретой во рту, но, так и не прикурив, махнул рукой и заковылял в сторону дороги. Развернувшись и передернувшись всем телом, газета отгородила водителя от всего мира калейдоскопом мировых новостей.
 Хлопнула дверь соседнего подъезда. Со стороны спокойный и безмятежный, тронутый только временем и проводами по самой макушке, дом не производил никакого впечатления, скрывая за внутренними противоречиями часть городского пейзажа. Вздыхая подъездными дверями, время от времени он выпускал пар и замыкался обратно на своем собственном внутреннем мире. Внутри, якобы уже окончательно разложившаяся по углам и щелям, но все равно как все еще роящаяся в голове мысль, не дающая покоя ни днем, ни ночью, в лабиринте серого вещества бродила душа. Одурманенная далеко идущими планами, но так и остающаяся в пределах собственного смысла, она вдыхалась в разграниченное пространство ароматом и как вкус, примешивалась ко времени, стремительно бегущему сквозь смысловую галлюцинацию. Незаметно выйдя из моды и теперь, временами, неожиданно проступая кое-где посреди человеческого облика, и уже не соглашаясь с привычным положением вещей, взорвавшая глазами мир - душа – наконец-то решила представить себя.
 Свернув газету, водитель изменил мировой порядок и, закурив сигарету, облегченно откинулся на сидение. Поддерживая друг друга, мимо «Скорой помощи» просеменили две медленные старушки.
 То ли надуманная кем-то, то ли от скуки придумавшая саму себя, то ли как инертный газ, наполняющий человеческий мыльный пузырь – душа - захотела напоследок хлопнуть...
 На глазах у водителя, за разлетающейся под ветром полоской снега на дворнике и за сизой сигаретной дымкой исчезали семенящие скрюченные пальто. Хлопнувшая по стеклу ладонь вывела его из оцепенения – за окном, на фоне теряющихся черт собственного недовольного лица расплылась умилительная дворническая улыбка.
 По-дружески похлопав по плечу и уже не в силах больше ставить вопрос ребром, душа присела на дорожку. Пошарив напоследок по извилинам и телесным закоулкам с изгибами, при полной душераздирающей тишине, душа наступила пяткой на свою любимую мозоль и замерла. Напрягаясь от страха и растаптываясь тысячью мурашек, она - понеслась по нервным клеткам и лестничным пролетам.
 Водитель зевнул, машинально прикрыв рукой усталое лицо, и взглянул на часы. Секундная стрелка обогнала минутную и ушла на очередной круг, опять оказавшись в хвосте у часовой. С каждой преодоленной чертой мир неумолимо тонул в усиливающемся тиканье и поглощался безвозвратно уходящим временем, все больше и больше обнажая остающуюся пустоту. В центре зеркала заднего вида шатко-валко уменьшался отходящий дворник.
 Гонимая страхом к своему собственному стыду, душа трепетала и разрывалась на части, избавляясь по пути от ненужных компрометирующих мелочей. Жизни, непонятно откуда появившейся и непонятно куда исчезающей, вдруг захотелось оправдания. Мелочь? Но все же чего-то стоящая… мелочь… Без которой не сложилось бы… скорее, не развалился бы по мелочам мир - красиво отгораживаемый стеной непонимания…
 Заметно нервничая, водитель закрыл глаза, но тишина неожиданно разорвалась грохотом подъездной двери – сидение отпружинило обратно вверх. Как будто боясь увидеть нечто ожидаемое и что-то страшное, водитель повернул голову в сторону дома. Из подъезда, громко крича и размахивая рюкзаками и сумками, выбежала ватага смеющихся подростков и скрылась из виду. Дверь, выходя из состояния шока, медленно возвращалась в себя.
 Душа вошла в раж и угодила в воронку бешенного смерча. Разлетаясь во все стороны последними фибрами, она наконец-то обрела свой выбор среди свободы бесконечного выбора свободы, но так и не приблизилась к самой себе

 Водитель почти задремал, как вдруг его разбудил звук клаксона. Машинально взглянув слипающимися глазами в зеркало заднего вида, он завел двигатель и дом, тронувшись с места, поплыл назад. Начавшая было открываться, подъездная дверь исчезла из виду и, заехав на бордюр, запрыгали окна. С левого края протиснулся серебристый «Мерседес» и борзо прижал «Скорую помощь» к сугробу. Водитель выругнулся в полголоса – дом, сотрясаясь окнами, стал сдавать задом, пока не сравнялся с машиной подъездом. Под козырьком спиной ко двору стояла пожилая женщина и протягивала руку маленькому ребенку, неуверенно спускающемуся со ступенек и опирающемуся о землю детской лопатой. Спрыгнув с последней ступеньки и засмеявшись навстречу женщине, он опустил лопату и зачерпнул снегу:
 - Вот уже и сам научился спускаться.
 - Я вот еще как могу… Ба, смотри… Смотри как я могу… - Зачерпнув лопатой снег, он вскинул ее и взметнул целый сноп.
 - Не махай так сильно, Никита. Пойдем на горку.
 - Пойдем…
 - Руку давай…
 - Не дам, я сам хочу…
 - Упадешь – больно будет.
 - Ну и что… - Ребенок, кряхтя, похлопал лопатой по сугробу и показал на «Скорую помощь». – Машина…
 - «Скорая помощь»… Кому-то плохо, наверное, стало. Вот она и приехала.
 - Это кто-то упал? Да, ба?.. Кому-то больно?.. Да?.. …ба-а?..
 - Да… больно…
 - И когда мне будет больно, она тоже приедет?..
 - Не дай бог...
 - Я не упаду, вот увидишь…
 - Ну, пошли… А то мама будет ругаться – вышли гулять, а не гуляем…
 - Не хочу я на горку…
 - Куда же ты хочешь?..
 - Никуда…
 - Нет, надо куда-нибудь…
 - А я не хочу…
 Водитель выкинул окурок и, подняв стекло, развернул перед собой газету. Разнокалиберные черные буквы понеслись бегущей строкой, все больше и больше отвлекая внимание от скрывающихся за ними силуэтов людей. Еле-еле проступающие между строк судьбы задвигались, перепрыгивая со строчки на строчку, буквально теряясь в столбцах и неожиданно возникая посреди фотографий, выпадая из общего контекста и совершенно невзначай оказываясь в красных строках, но, прерываясь на каждой запятой и не желая кончаться на точке, через некоторое время, уже вдруг возникая за пределами белого газетного поля абсолютно реалистичными человеческими очертаниями… на фоне белого снега… все-таки оставались идущими… все на том же самом месте. Подъездная дверь открылась… медленно и непринужденно… бросив в ее сторону машинальный взгляд, водитель вернулся к газете… В дверях, в окружении двух ослепительно белых халатов стоял молодой человек и разрывался на части, крест-накрест перетянутый собственными руками. Водителя передернуло и, словно не по своей воле, голова повернулась в сторону вывернутого наизнанку человека:
 - …дураки, глупые… люди… справились?.. да?.. вот еще… только дайте мне волю… я вам покажу… как вы смеете?!!... да я вам… психи… я ж вам ничего не сделал… я ж всего лишь рассказать хотел… про смысл… а вы… да чтоб вы сдохли… неучи… нет чтоб сначала… …а потом, что хотите, то и делайте… послушайте меня… я вам скажу… вам же лучше будет… как вы этого не понимаете?.. я же… я же для вас старался… куда я вам?.. зачем?.. так много хочется сказать… побыстрее, главное… может и успею… с чего начать?.. не знаю… не знаю… как же?.. ну, вы ведь… не правильно поступаете… вы сначала остановитесь… и прислушайтесь… мне надо тоже остановиться… для начала к себе… себя надо услышать… как бы трудно это не было… да, трудно… а-а-а… через что я прошел?.. лестница… ступени… если бы вы знали… да я и рассказывать не буду… никогда не узнаете… вот вам так и надо… это вас, вообще, не касается… как вас это может касаться?.. вы же мерзость… какая мерзость… я столько всего вытерпел… понял… вы никогда этого не поймете… вы… не я…. но я… …вы же не просите… я не слышу вас… вот попросите меня и я расскажу… что главное в жизни… да, прямо вот так и скажу… не раздумывая ни минуты… я же знаю уже… я же добра желаю вам… а вы меня тащите куда-то… затаскиваете… я никуда не хочу, пока вы не объясните, зачем вы меня тащите с собой?.. я же имею право знать?.. имею… а то я вообще ничего не расскажу… даже по секрету… вам до меня еще надо дорасти… понять надо… всего лишь понять… как это легко… нет, остановиться… остановиться… остановиться только для того, чтобы понять… не для того, чтобы потерять время… чтобы понять, мать вашу… ведь понять – это и значит – выиграть время… неужели это невозможно понять?.. козлы!.. да куда вам, козлам?.. все бежите… бежите и бежите… бежите и бежите… бе-жи-те и бе-жите… а куда?.. ц’… не знаете… или просто не понимаете… ну что за чушь такая?.. нельзя так жить… надо понимать… понимать надо… по-ни-мать… ведь все здесь можно просто понять… и должно… кто как хочет… я не хотел, но пришлось… ну, поймите же и вы… чего вам стоит?.. я даже могу вам...про все про это рассказать… на пальцах показать… чтобы лучше поняли… меня понимать поздно… главное, понять себя… среди вас же… если бы вы знали, как вы живете… не жизнь это - существование… вот я так жить и не хочу… существовать… дышать хочется в два полных легких… только тяжело что-то дышать… это и есть существование… все вдыхаешь и вдыхаешь… а толку… если бы хотели знать, что есть что, тогда б и был бы толк… да… нет, я расскажу вам… не хотите, а я расскажу… на зло… не хотите, а будет… все, что понял за это время… только хотелось бы знать, что оно пригодится... приятно все же, когда то, что думал - пригодилось… кому-нибудь… и жизнь не зря прожил… да, достаточно понять… это на первый взгляд обычное слово… так… среди других звучных и резких… понимание… даже и не знаю как его еще объяснять… может и никаких объяснений не нужно?.. пусть каждый и понимает его как может… или как хочет?.. нет, как может… вот я и хочу вам рассказать, как я его понял… слушайте… почему не слушаете?.. куда вы меня пихаете?.. вы не хотите меня слушать?.. дураки… я для кого стараюсь?.. мне это уже не нужно… это нужно вам!.. теперь больше, чем мне… люди… да какие же вы люди?.. да вы такие же предметы быта, как и все остальное… как тот же самый телевизор… что показывающий из себя… представляющий… как мебель… в которую кладут всякую всячину… человек - тот же самый атрибут интерьера, только двигающийся сам по себе… еще не известно, сам ли по себе… не понятно мне, может, здесь гораздо все глубинней… кто двигает нами?.. что движет нами?.. что?.. зачем?.. такими бездумными… бездушными… пустоты… пустоты, селящиеся среди обставленной пустоты… или все-таки, человек, по большей части, слепое существо, что постоянно натыкается на обстоятельства этого пространства?.. которое назвал жизнью… мало того что слеп, так еще и глух… и кричит… и кричит так, что все равно не слышно… что за мир?.. здесь ничего не выходит по-человечески… хотя, кто сказал, что именно так и должно быть?.. никто же не говорил… если и говорил, то только тот же самый человек… ничего!.. ничего нельзя придумать… в оправдание… это замкнутая система… все стоит на месте… как и стояло с самого начала… это только человеческое тело пытается что-то сделать в пределах пространства… а ничего не получается… то ли человек не является тем, кто может что-то изменить, то ли это вовсе не то пространство, где можно было бы сделать что-то свое… да, свое… откуда здесь взяться покою?.. кто его принесет сюда?.. эх, люди… я жить хочу… жить просто… жить хочу – что-то делать… не обязательно конкретное, нужное для тебя или кого-то… а просто делать… все должно быть естественным… и течь естественным путем… вот она – естественность… смерть естественна… так же естественно надо к ней и подходить… делать то, что названо жизнью… ну, хоть что-то… что ж я маюсь?.. и все думаю и думаю… думаю и думаю… …. …….. …. …думаю и думаю… думаю и думаю!.. а ничего не меняется… как же еще надо думать, чтобы хоть что-то менялось?.. нет, все же все еще хочу чего-то… покоя, что ли?.. душевного… да когда он был?.. давно ли… до аварии… до аварии все по другому было… а сейчас что-то… и успокоиться невозможно… нервы… нервы… это нервы… я человек, а не безмозглая вещь!.. жить… это не укладывается в голове… пытаешься делать одно, а выходит по-иному, укладывается в неведомую в настоящий момент колею… только посмотрев назад, видишь, что как не пытался уйти в сторону, а все равно это была уже уготованная для тебя колея… вот и двигался по ней… а думал-то!.. колесо фортуны… погрязли колеса… нет!.. не так!.. это не готовая колея... это и есть своя собственная судьба... потому что я ее сам прокладывал в непролазной грязи… и не в везении дело… везение от слова везти… на своем горбу… проще надо быть, проще… и жить будет проще… где же найти простое решение?.. все от сложного к простому… просто все просто… живешь, живешь… и не знаешь, сколько вокруг всего, что… что нужно понять… для успокоения души… … захотел разгрызть гранит жизни?.. разгрыз… а внутри всего одна мысль… все крутится только вокруг одного - и что можно спросить на последок?.. да, что?.. вот чего я сейчас… и всегда буду хотеть больше всего на свете?.. ….. ….. …………. ……… ……….. …….. …….. ……… …жить!.. не смотря ни на что!.. и только с тобой… вот об этом и стоит подумать…


ПРОЭПИЛОГ

 - … ……… …… ……………. …………. …………. … ……….. …………. ………. …. …………. ……….. ……….. …ой, мячик… как хорошо… а то я думал и поиграть не во что… как хорошо, что он появился… это вы мне его принесли?.. да?.. какие молодцы… большой… круглый… дайте поиграть… ну, дайте… я обижусь… какой-то странный мячик… матерчатый… мягкий… у меня таких никогда не было… ой, а это что?.. капнуло… капелька… вода?.. да, вода?.. вода, вода?.. я угадал?.. вот еще капнуло… мне хорошо… да еще и мячик принесли… мне все время хорошо… я счастлив… опять капнуло… вода, вода… по руке стекает… катится капелька… вот еще одна упала… оставьте мячик… не уносите… он мне понравился… куда же вы унесли мячик?.. оставьте… мне с ним хорошо… ну, хоть капельки оставили… они теперь мои… а мячик принесите еще раз… капельки… …. …соленые… как… соленые, как море… это морская вода… я на пляже!.. ура!.. я на пляже… я на пляже, я на пляже… а я на пляже… в мячик поиграл… я так счастлив!.. какая счастливая жизнь!.. мячик, мячик, где же мой мячик?.. я на пляже… на солнце… соленая морская вода брызгается на меня… какое же счастье?!.. ... ……….. …………. ………………. ……………….. …………. …………… ……….. ………… ……………… ………….. ……. …….. …….. ………. ……….. ……… ……… …………. ……… …
 С больничного крыльца спустились две девушки. Ангелина, поддерживая за руку блондинку, платком вытерла с ее лица слезы и помогла спуститься по ступенькам. Обняв свободной рукой большой живот, блондинка заморгала влажными ресницами и, прикусив губы, заплакала на яркое весеннее солнце.

 2003 г.