Символ

 
 Символ
 
 В 19…, в юности, я крестился. Батюшка надел на меня крест и велел никогда не снимать.Кто Меня постыдится, того и Я по-стыжусь.
 
 И вот пошёл я как-то в Кадашевскую баню. Я б с удовольстви-ем в неё не ходил, но другого выхода тогда не было.
 И вот разделся я, открыл дверь и шагнул в мутное пространст-во. И все, кто там была было человек пятьдесят или семьде-сятуставились на меня. Из всех этих голых уродливых тел только моё было с крестом. Впрочем я человек мнительный, застенчивый, привлекать к себе внимание боюсь, и может, это мне только показа-лось, что уставились все. Кто-то действительно удивился, а боль-шинству было не до меня. Москва такой горододин мой приятель уверял, что как-то на спор прошёл один квартал улицы туда и об-ратно голым и никто не обратил на него внимания. Ну это он, ско-рей всего преувеличил, но тенденция такая есть…
 Не могу похвастать, что решением моим креста в бане не сни-мать руководил страх Господень, во всяком случае, что только он один. Больше было страха показаться себе трусом. Было много гор-дости, только что прочитанное «Преступление и наказание», вошь я или человек…
 Так или иначе, но свой стыд переборол, хотя помылся ском-канно, и очень довольный собой вышел в предбанник…
 Когда я надел рубашку и совершенно успокоился, ко мне под-сел парень моих, примерно, лет.
 –А ты что, правда, веришь?
 Верую, сынок.
 Я тоже.
 А что ж не носишь?
 Буду носить.
 То-то.
 ……………………………………………
 Кстати, уж если речь зашла о бане.
 Жил у нас во дворе художник. И в те же самые годы пошли мы с ним в ту же самую баню… Взяли шайки, набрали воды и только-только собрались головы намыливатьу художника лицо вдруг сде-лалось цвета патины с современных католических распятий.
 Партбилет, - прошептал он побледневшими губами и задро-жал, как куст…
 Ты пока мойся, а я пойду.
 Мне стало жутко. У человекатуберкулёз запущенный, ему жить всего ничего осталось (он и правда через три месяца умер), ему б подумать, что дальше будет. Что он Гекубе, что она ему? Что теперь в его ситуации партбилет?
 Когда к умирающему Суворову прибыл граф Кутайсов с сооб-щением, что император Павел требует его к себе«Э, друг, я те-перь иду к своему Императору, а до твоего императора мне теперь и дела нету».
 Так ответил христианин Суворов про земную власть, которой всю жизнь верно служил,–готовясь предстать перед властью Не-бесной, но не так ответил коммунист Лёшка про партбилет…
 
 Но мы отвлеклись от темы.
 С этого времени мы подружились. А то уж было думал, что из всего поколения один на всю Москву. Видно и он так же думал, поэтому и креста не носил…
 К тому же он оказался певцом, у которого тенор менялся на бас в связи с возмужанием… Мы поменялись крестами.
 И вот как-то пригласил меня названный брат послушать, как он поёт в своём пионерском домике. И пока вокалаторша припозд-нилась, стали они наводить порядок в певческом зале. Певец мой и единомышленник взял легко и непринуждённо огромного Ленина чуть ли не в натуральную величину, если без ног и ягодиц, и пере-нёс с места на место. Это при моём-то самолюбии! Я похолодел от ужаса. Мне его даже от стола не оторвать. Но тем не менее, рас-кольниковы так просто не сдаются, и когда мой брат и соперник от-вернулся, я подошёл, напряг все мускулы и чуть не улетел вверх. Ленин оказался фанерный.
 Из этого случая я извлёк два урока.
 
 Урок первый.
 Бесы-Хлестаковы кичатся, пугаютнебывалая, дескать, в исто-рии машина подавления, тридцать тысяч одних курьеров, молодой, дескать, человек, опомнитесьперед вами стена… Стена да гнилая. Блефуют черти. На испуг берут. А ты не бойся. Боящийся Бога не боится неприятеля,сказал тот же Суворов. Бог не выдастсвинья не съест. Вся сила их фанерная, только подкрашенная под что-то серь-ёзное и всамделишное. И телёнок может не только бодаться с ду-бом, но и выкорчевать его с лица земли к чёртовой матери, куда ему и дорога, если будет на то воля Божия.
 
 Урок второй, противоречащий первому.
 В детстве, будучи совершенно неверующим, и гордясь этим, я в то же время был убеждён в существовании каких-то таинственных законов, невероятных соотношений причин и следствий…
 Лягушку убьёшьдождь будет. Коли думаешь, что попадёшь кегельным шаромпромахнёшься, а внушишь себе, что не попадёшь можешь заранее праздновать триумф победителя; ну а если уда-ришь девчонку или слабогожди беды, по крайней мере, неприятно-сти.
 Вера в эти законы нисколько в моём понимании не противоре-чила неверию в Бога.
 Потом я повзрослел и понял, чтопротиворечит, и стал назы-вать свою бывшую веру самообманом. Если Бога нет, то и нет ника-ких таких законов, а только нетакиезаконы природы, наличие ко-торых при отсутствии Законодателя меня нисколько не смущало…
 Теперь я обошёл вокруг земного шара и вернулся на своё дет-ское пепелище, только с другой стороны. Ленина ведь я тоже не ожидал поднять,–как не ожидал в детстве попасть шаром,- а поднял неимоверно легко. И теперь понимал почему.
 Сомневаешься в себе надеешься на Бога, хотя сам по глупо-сти можешь в Него не верить. И Он тебе помогает…
 Наступает ноябрь, и ожидается снег, а тебе его предстоит уби-рать. И каждый годснова-здоровостановится панически страшно грядущей зимы, даже если не надо убирать снега… Это у нас, это наше родное предснежная наша тоска… Но когда снег наконец выпадает, и даже если день метёт или два, не переставая, ничего страшного не происходит. Всё рано или поздно кончается…
 А вот когда нестрашноплохо твоё дело.