Беготня по Москве или оверкиль

Представьте – мягко клацает затвор, досылая патрон в патронник. Все они уложены плотно друг к другу, один – в стволе. А что произойдет, если из магазина выпадет патрон? Чисто, «от балды» представьте.
- Ничего! Нужно стрелять. - Вы думаете, не хватает боеприпаса в магазине? И вы инстинктивно передергиваете затвор, патрон вылетает, на его место становится другой.
Во мне все клокотало, зачем мне вспоминать предателя, это – ему, а не мне, - надо долго переоценивать свои поступки.

- Силин, туда нельзя! – Я бегу за ним из просторного фойе, где медленно и хаотично передвигаются люди, наверх по лестничным пролетам. Я только вижу, как вытягиваются шеи и поворачиваются головы любопытных вслед взмутившему на миг хаос неспешного движения на этажах, - и по этой ниточке спешу, словно улавливая запах зверя. Вижу…фалды его пиджака.
В пентхаусе кучкуются важные господа, я обхожу их по периметру на приличном расстоянии, всматриваюсь, ищу фигуру Силина. А вот и тот американец, Чарльз Райан, гомосексуалист и будущий сенатор конгресса США, к которому он бежал, наказать. Но рядом нет Алексея. Американец важно скалится в улыбке, стоит среди равных себе, не замечает, что за ним наблюдают. Я - для него ничто, нас с ним не знакомили. Мое движение воспринимает человек, белобрысый в дорогом костюме. Я иду в антресоль следом за ним, понимая, что достигнуть ее должен раньше.
- Туда, нельзя, - пытается стремительно приблизиться, вальяжно увести, преградив дорогу, в коридор и комнаты подсобок.
Да, да, - говорю ему, а сам понимаю, что Силин уже там. За стеклом балконной анфилады промелькнул силуэт. Я стремительно сближаюсь с белобрысым, захожу за спину и бью его по голове тяжелой рукояткой пистолета. Еще раз! Без злобы – так надо. Тот поворачивается удивленно ко мне лицом и сползает молча по стенке. Я иду в темный очкур, где выход на крышу высотки.
Соколовский, нельзя, - говорю громко в резонирующую пустоту.

Когда Влад появился в Москве, жизнь на скамеечках как была, такой и осталась. Куполом над Москвой расцветилась только реклама. Обыденная жизнь, некоторый ажиотаж вокруг новенького «Мак-Дональдса», приезжая публика выстраивается в длинную очередь. Смесь хвастовства и гиперсексуальности пубертатного возраста витает в стайках подростков. Разговоры их – помесь уличной мифологии с рассказами праздного чтения, нерегулярного и бессистемного. Вроде какая-то мысль задает задачу, но постоянно передергивает и перепрыгивает, не может пережить своего же заданного вопроса и процесса мышления до конца. Обыденное мышление дает иллюзию свободы души, но отнимает волю жить сознательно. Москва полна отживших людей и от них рожденных – неживших. Гигантская кормушка, где можно удовлетворить свои амбиции – денежные, тщеславные, сексуальные.
Влад перебрался окончательно в Подушкино по Красногорскому шоссе в бывшую дачу отца. Брат Миша продал квартиру в Москве на площади «Правды», развелся с Людмилой, купил ей квартиру и на прощание разбил губы. Он вернулся к своей первой супруге с двумя детьми и укатил заграницу. Будапешт, Стамбул, Каир, Дели, Джакарта, Сингапур, Тель-Авив.

Москва это вертикаль - по уровням, я говорю об учреждениях типа здания СЭВа, или высоток Нового Арбата, горизонталь – коридоры учреждений, прежде недоступных человеку с улицы, малоэтажных муниципальных особняков Центра, где нужно ждать пропуска в тесноте приемных, и множество комнаток в длинных коридорах, как в коммуналках. А еще есть посольства многочисленных стран, где на улице перед входом всегда очередь просителей, равных по очереди.
Москва, раньше закрытая еще с вестибюлей управленческих учреждений, где шла своя игра, имеющая свой механизм проникновения, строго по рангам и иерархии приоритетов, вдруг открылась «другим», праздным «Остапам Бендерам». И теперь их наглость открывает двери, надо только знать нужные слова – пароли и имена, прежде недоступных чиновников, приоткрывших вдруг свои номенклатурные лица. Все стало значимо для них, когда говорились «волшебные слова»: «Наша фирма», «Продажа», «За валюту». «Подписать к исполнению», - или просто спустить указание по иерархической лестнице к нужному исполнителю. Словно по волшебству, все коридоры стали доступны! Как в американских административных офисах. Больше напоминает какую-то головоломную игру из вашего детства. Пространство заполнено, но есть свободное место, куда можно передвинуть свою «квадратную фишку», поменяться местами с кем-то, имеющим другой номер, ведь вам всем надо выстроиться среди равных по-порядку номеров! Таковы правила игры по-американски.
Вдруг понадобилась книжица Перельмана «Забавная арифметика», где на примере из американской и римской деловой истории вы узнаете «о пирамидах», о бесконечном ряде цифр, сказочным образом превращающихся в гигантские, шаг за шагом все стремительнее в зенит! Личности человеков распадаются, показываясь только значной или незначной стороной, и так - тебя оценивают и используют. Капитализм это как отыскивание на теле и в волосах жирных плотных вшей – взаимный грумминг.
Москва вдруг полюбила американцев.
- Я Чарльз, Райан (или «Болан», или «Алан», или «Джон Смит»), Кентукки! – радостно лыбится с официальной дружелюбностью «представитель» на продаже особняка Литфонда на Поварской. Возникло пять кланов, узурпирововших власть в шести писательских структурах: МЛФ, Литфонд России, МСПС Михалкова, МСПС Бондарева, СП России и МГО. МСПС Михалкова на Поварская, 52 сдал в аренду "представителю" не менее 1500 кв. метров по 1000 долларов - это полтора миллиона долларов. Суммируя, получаем: (МСПС Бондарева) – 1 500 000 долларов плюс (СП России) 1 800 000 плюс (Литфонд России) 400 000 плюс (МСПС Михалкова) 1 500 000: итого, 5 200 000 (пять миллионов двести тысяч) долларов США.
- А, ага… это там, где Форт-Нокс и золотой запас Америки.

Вот ты открыл дверцу помойного шкафчика – и тараканы гурьбой стали разбегаться. Пути их хаотично пересекаются, но общее направление ясно – спрятаться в потайные норки. Так и «бизнес» в Москве – нужно найти свою нишу в структуре нарождающегося капитализма, и в первую очередь застолбить за собой «офис» в комиссии по госимуществу при правительстве Москвы. И вот уже побежали с бумагами в руках на Петровку в невзрачный двухэтажный дом. Лихорадочные поиски спонсоров, покровителей.
Немые раньше евреи, вдруг заговорили о своих сионистских корнях и близости к лобби в сенате США и кнессете Израиля. Открылись связи по конфессиональному, профессиональному, номенклатурному и национальному признаку. Комсомольское начальство вылезло из райкомов на «спекулятивную» улицу, начали «варить джинсу» и, используя «еврейские» деньги - как капитал взаимовыручки и взаимодоверия, - закрутило свои деловые проекты. От них не отставали армяне, с их вечным желанием маленького «семейного» бизнеса, ресторанчика, шашлычной, мебельной фабрички. В просторном подвале в Кривоколенном переулке вьетнамцы работали теперь круглые сутки, обшивая «фирмой» многочисленные «европейские бутики».
Реклама, где начали заправлять вдруг разбогатевшие на валютном «нале» художники-оформители. «Илона Давыдова» - первый удачный «брэнд» для лохов, попавших на крючок ловкой мошенницы, а точнее, ее мужа из Подмосковья, обосновавшегося в бывшей котельной, производившего винтовые лестницы по ворованному «американскому» патенту для коттеджей «Рублевской буржуазии». А потом, пошли в дело устаревшие линии по производству и упаковки чипсов, лекарств, колбасы, производство казеина, из костей мясобоен, для осветления пива на многочисленных провинциальных пивных заводиках. Артбизнес на Арбате, самопальный «Палех», «Федоскино», матрешки, открытки с видами Кремля. Компьютерный бизнес «серыми» комплектующими - доллары, плотно упакованы в неподъемные мешки и складированы в задних комнатах без окон.
Но первыми «кристаллами» капитализма, конечно, были платные туалеты за пять копеек на вокзалах, и этнические «семьи»: ДК «Меридиан» - «комсомольцы» Ходорковского, Маросейка и турфирма «Конкорд», доступ к визам и авиабилетам – армяне, беженцы из Баку, Замоскворечье – подпольные тотализаторы и кассы «взаимопомощи» каратистов и глухонемых.


Беготня «мидла» стремительно приближалась к 1991 году. Кризис как-то быстро разрешился, оставив холодную дымку от ночных кострищ и сюрреалистические пейзажи из труб, арматуры, хаотично торчащих из баррикад на площади перед зданием «мэрии». Все последующие «революции» проходили там-же.
 А публика занята своей «игрой» - карты и фишки были розданы, и игроки не могли просто так бросить их и встать из-за стола. Ставки росли и с ними росли аппетиты игроков. Уже назревал новый кризис, кризис пробившихся наверх «пирамид», где пространства мало и воздух разрежен – там уже не было взаимной вежливости «буржуа». Играли уже не свободные игроки, а шулера и бандиты, хватаясь судорожно за Smith & Wesson при каждом телодвижении соперников. Кризис вылился в Первую Чеченскую войну.

Прохладный день. Солнечный свет падает сквозь ветви на землю, осыпанную опавшими листьями. Движутся тени по земле.
Для Влада стало понятно, что Панагии в России – нет. И забросив деловые и денежные дела, он выбрался Заграницу, пытаясь там найти следы исчезнувшего Артефакта. Прага, Афины, Париж, Амстердам, Лондон, Чикаго.