Оскар Уайльд - Соловей и Роза

«Она сказала, что будет танцевать со мной, если я принесу ей красных роз, – печально промолвил молодой Студент, – но во всём моём саду нет ни одной красной розы».

Его услышал Соловей в своём гнезде на дубе речного островка, выглянул из листвы и прислушался.

«Ни одной красной розы во всём моём саду! – сетовал молодой Студент, и его красивые глаза наполнились слезами. – Ах, счастье зависит от таких мелочей! Я прочитал всё, что писали мудрецы, мне подвластны все тайны философии, но, не смотря на это, моя жизнь стала несчастной из-за того, что у меня нет красной розы».

«Вот! Наконец-то! Истинный влюблённый, – воскликнул Соловей. – Ночь за ночью я пел о нём, хоть и не знал его, ночь за ночью я рассказывал его историю звёздам, и теперь я его созерцаю. Его волосы темны, как цветущий гиацинт, а уста его красны, как роза, которую он ищет, но страсть сделала его лицо бледным, как слоновая кость и горе опечалило его брови».

«Принц даёт бал завтра ночью, – бормотал молодой Студент, – и моя любимая приглашена. Если я принесу ей красную розу, она будет танцевать со мной до зари. Если я принесу ей красную розу, я буду держать её в своих объятьях, она склонит голову на моё плечо и её рука будет сжата в моей руке. Но в моём саду нет красной розы, я буду сидеть в одиночестве, а она пройдёт мимо меня. Я буду не нужен ей и моё сердце разобьётся».

«Да, действительно, истинный влюблённый, – сказал Соловей. – Он страдает из-за того, о чём я пою; то, что для меня радость, для него – боль».

«Воистину, любовь – это чудесная штука. Она драгоценнее изумрудов и дороже прекрасных опалов. Жемчуга и гранаты не могут купить её, она не продаётся на рынке. Её не купить торговцам и она не стоит на одних весах с золотом».

«Музыканты сядут в своей галерее, – сказал молодой студент, – они будут играть на струнных инструментах, и моя любовь будет танцевать под звуки арфы и скрипки. Она будет танцевать так легко, что её ноги не коснутся пола, и придворные в своих смешных нарядах будут толпиться вокруг неё. Но со мной она не станет танцевать, ведь у меня нет красной розы» – он упал на траву, закрыл лицо руками и заплакал.

«Почему он плачет?» – спросила маленькая Зелёная Ящерка, бежавшая мимо него с поднятым хвостом.

«Да, почему?» – спросила Бабочка, порхавшая в солнечном свете.

«Да, почему?» – прошептала Маргаритка своей соседке низким мягким голосом.

«Он плачет из-за красной розы», – ответил Соловей.

«Из-за красной розы? – воскликнули все. – О, как смешно!», и маленькая Ящерка, в которой было что-то циничное, смеялась громче всех.

Но Соловей понял причину страдания Студента, он сидел тихо в дубе и думал о загадке любви.

Внезапно, он распростёр свои коричневые крылья, и взлетел в небо. Он пронёсся сквозь рощу, как тень, и как тень он пропарил сквозь сад.

В центре лужайки стоял красивый розовый куст, и когда Соловей увидел его, он подлетел к нему и сел на ветку.

«Дай мне красную розу, – воскликнул он, – и я спою тебе свою самую сладкую песню!»

Но Куст лишь встряхнул головой.

«Мои розы белые, – ответил он. – Столь же белые, как морская пена, они белее, чем снег на вершинах гор. Отправься к моему брату, который растёт возле старых солнечных часов, и может быть, он даст тебе то, что ты ищешь».

Так Соловей полетел к розовому кусту, который рос возле старых солнечных часов.

«Дай мне красную розу, – воскликнул он, – и я спою тебе свою самую сладкую песню!»

Но Куст лишь встряхнул головой.

«Мои розы жёлтые, – ответил он. – Столь же жёлтые, как волосы сирены, сидящей на янтарном троне, они желтее, чем нарцисс, что цветёт на лугу прежде, чем косарь пройдёт по нему своей косой. Отправься к моему брату, который растёт под окном Студента, и может быть он даст тебе то, что ты ищешь».

Так Соловей полетел к розовому кусту, который рос под окном Студента.

«Дай мне красную розу, – воскликнул он, – и я спою тебе свою самую сладкую песню!»

Но Куст лишь встряхнул головой.

«Мои розы красные, – ответил он. – Столь же красные, как лапки голубя, они краснее, чем кораллы, что колышутся, как ветер в океанской пещере. Но зима охладила кровь в моих жилах, мороз застудил почки, гроза сломала мои ветви и весь этот год у меня совсем не будет роз».

«Одна красная роза – это всё, что мне нужно, – кричал Соловей, – лишь одна красная роза! Можно ли как-нибудь мне её получить?»

«Есть один способ, – ответил Куст, – но он настолько ужасен, что я не осмеливаюсь тебе о нём говорить».

«Поведай мне его, – сказал Соловей, – я не боюсь».

«Если ты хочешь получить красную розу, – сказал Куст, – ты должен сам создать её из своей музыки при лунном свете и окрасить её кровью своего сердца. Ты должен петь мне с вонзившимся шипом в твоей груди. Всю ночь напролёт ты должен петь мне, когда шип будет пронзать твоё сердце. Твоя кровь потечёт в мои вены и станет моей».

«Смерть – это большая цена за красную розу, – воскликнул Соловей, – и жизнь каждому очень дорога. Приятно сидеть в зелёном лесу и созерцать солнце в золотой колеснице и луну в колеснице из жемчуга. Сладок аромат боярышника, милы синие колокольчики, которые скрываются в долине и вереск, цветущий на холме. Всё же Любовь лучше, чем Жизнь, и что есть сердце птицы по сравнению с сердцем человека?»

Так он распростёр свои коричневые крылья и взлетел в небо. Он пронёсся сквозь рощу, как тень, и как тень он пропарил сквозь сад.

Молодой Студент всё ещё лежал на траве, где Соловей оставил его, и слёзы ещё не высохли в его прекрасных глазах.

«Будь счастлив! – кричал ему Соловей, – будь счастлив, у тебя будет красная роза. Я создам её из своей музыки при лунном свете и окрашу её кровью своего сердца. Всё, что я прошу у тебя взамен, это то, чтобы ты был истинным влюблённым, ведь Любовь мудрее, чем философия, хотя философия мудра и могущественнее власти, хотя власть могущественна. Крылья любви цвета пламени и тело её окрашено пламенем. Уста её сладки, как мёд, а дыхание её, подобно ладану».

Студент встал с травы и слушал, но он не мог понять того, что говорил ему Соловей, поскольку он знал только то, что написано в книгах.

Но Дуб понял и опечалился, ведь он очень любил маленького Соловья, который построил гнездо в его ветвях.

«Спой мне одну песню напоследок, – прошептал он. – Мне будет очень одиноко, когда тебя не станет».

Соловей пел Дубу, и его голос был похож на журчание воды, льющейся из серебряного кувшина.

Когда Соловей закончил свою песню, Студент встал и достал блокнот с карандашом из кармана.

«У него безупречная форма, – подумал он, уходя через рощу, – это в нём отрицать нельзя, но есть ли у него чувство? Я боюсь, что нет. В сущности, он подобен большинству художников, он исполнен талантом, но в нём нет искренности. Он не пожертвовал бы собой ради других. Он думает только о музыке, а каждый знает, что искусство эгоистично. Однако нужно признать, что он берёт несколько красивых нот своим голосом. Как жаль, что они ничего не подразумевают и не несут никакой практической пользы».

И он пошёл к себе в комнату, лёг на маленькую соломенную койку и начал думать о своей любви; через некоторое время он заснул.

Когда луна засияла в небесах, Соловей прилетел к Розовому Кусту и прижался своей грудью к его шипу. Всю ночь напролёт он пел, прижавшись грудью к шипу, а холодная хрустальная луна склонялась и слушала. Всю ночь напролёт он пел, шип погружался всё глубже и глубже в его грудь, и кровь его убывала.

Сначала он пел о рождении любви в сердце юноши и девушки. И на самом верхнем побеге Розового Куста начала цвести изумительная роза, лепесток за лепестком, так же как песня следовала за песней. Сначала, роза была бледной, как туман, что нависает над рекой, словно стопы утра, и серебристой, как крылья рассвета. Подобно отраженью розы в серебряном зеркале, подобно отраженью розы в недвижной воде, такой была роза, что цвела на самом верхнем побеге Куста.

А Куст кричал Соловью, чтобы тот сильнее прижался к шипу.

«Сильнее прижмись к шипу, маленький Соловей, – кричал Куст, – или день наступит прежде, чем роза расцветёт!»

И Соловей прижался к нему сильнее. Громче и громче становилась его песня, ведь он пел о рождении страсти в душе мужчины и девы.

И лёгкий румянец проник в лепестки розы, словно румянец на лице жениха, когда он целует невесту в губы. Но шип ещё не проник в сердце Соловья, и сердце розы оставалось белым, ведь только кровь из сердца Соловья может обагрить сердце розы.

И вновь Куст крикнул Соловью, чтобы тот сильнее прижался к шипу.

«Сильнее прижмись к шипу, маленький Соловей, – кричал Куст, – или день наступит прежде, чем роза расцветёт!»

Соловей прижался к нему сильнее, шип коснулся его сердца, и неистовая острая боль пронзила его. Всё мучительнее и мучительнее становилась боль, и песня его становилась всё громче и громче, ведь он пел о любви, которую совершенствует смерть, о той любви, которая не умирает в могиле.

И изумительная роза стала бордовой, словно восточная заря. Бордовым стал венчик розы, и сердце её стало бардовым, как рубин.

А голос Соловья становился слабее, его маленькие крылья начали трепетать и глаза его покрылись плёнкой. Всё тише и тише становилась его песня, и он чувствовал, как что-то сжимает его горло.

И вот он издал последний звук. Белая Луна услышала его, забыла о рассвете и задержалась на небе. Красная роза услышала его, затрепетала от наслаждения и открыла свои лепестки холодному утреннему ветерку. Эхо понесло последнюю трель Соловья к его багряной пещере в горах и разбудило спящих пастухов. Оно пронеслось сквозь речные камыши, и они передали его послание морю.

«Взгляни! Взгляни! – воскликнул Куст. – Роза расцвела».

Но Соловей не ответил. Он лежал мёртвый в высокой траве с шипом в груди.

В полдень Студент открыл окно и выглянул в сад.

«О, какое чудо! – воскликнул он. – Вот она, красная роза! Я никогда за всю свою жизнь не видел ни одной розы похожей на эту. Она так красива! Я убеждён, у неё должно быть длинное латинское название», – он наклонился и сорвал розу.

Затем он надел шляпу и пошёл к Профессору домой с розой в руке.

Дочь Профессора сидела у порога, наматывая голубой шёлк на катушку, и её маленькая собачка лежала у неё в ногах.

«Вы сказали, что будете танцевать со мной, если я принесу вам красную розу, – воскликнул Студент. – Вот самая красная роза во всём мире. Приколите её сегодня вечером поближе к сердцу, и когда мы будем танцевать, она поведает вам, как я вас люблю».

Но девушка нахмурилась.

«Я боюсь, она не подойдёт к моему платью, – ответила она, – и, кроме того, племянник камергера прислал мне драгоценные украшения и каждый знает, что драгоценности стоят намного больше, чем цветы».

«Что ж, честное слово, вы очень неблагодарны», – обиженно сказал Студент, и выбросил розу на улицу. Она упала в желоб, и по ней проехало колесо телеги.

«Неблагодарна! – повторила девушка, – «вы очень грубый, знаете ли, и после всего кто вы такой? Всего лишь студент. У вас даже нет серебряных застёжек к обуви, таких, как у племянника камергера» – она встала со стула и вошла в дом.

«Какая глупая штука – любовь! – подумал Студент уходя. – Она и на половину так не полезна, как логика, потому что ничего не доказывает; она всегда говорит о том, что не случается и заставляет верить в то, что не правда. Она весьма непрактична и так как, мы живём в век практичности, пожалуй, я вернусь к философии, и буду изучать метафизику».

Он вернулся в свою комнату, взял большую пыльную книгу и начал читать.

= = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = = =

Oscar Wilde - The Nightingale And The Rose (1888)

"She said that she would dance with me if I brought her red roses," cried the young Student; "but in all my garden there is no red rose."

From her nest in the holm-oak tree the Nightingale heard him, and she looked out through the leaves, and wondered.

"No red rose in all my garden!" he cried, and his beautiful eyes filled with tears. "Ah, on what little things does happiness depend! I have read all that the wise men have written, and all the secrets of philosophy are mine, yet for want of a red rose is my life made wretched."

"Here at last is a true lover," said the Nightingale. "Night after night have I sung of him, though I knew him not; night after night have I told his story to the stars, and now I see him. His hair is dark as the hyacinth-blossom, and his lips are red as the rose of his desire; but passion has made his face like pale ivory, and sorrow has set her seal upon his brow."

"The Prince gives a ball to-morrow night," murmured the young Student, "and my love will be of the company. If I bring her a red rose she will dance with me till dawn. If I bring her a red rose, I shall hold her in my arms, and she will lean her head upon my shoulder, and her hand will be clasped in mine. But there is no red rose in my garden, so I shall sit lonely, and she will pass me by. She will have no heed of me, and my heart will break."

"Here indeed is the true lover," said the Nightingale. "What I sing of, he suffers: what is joy to me, to him is pain. Surely Love is a wonderful thing. It is more precious than emeralds, and dearer than fine opals. Pearls and pomegranates cannot buy it, nor is it set forth in the market-place. It may not be purchased of the merchants, nor can it be weighed out in the balance for gold."

"The musicians will sit in their gallery," said the young Student, "and play upon their stringed instruments, and my love will dance to the sound of the harp and the violin. She will dance so lightly that her feet will not touch the floor, and the courtiers in their gay dresses will throng around her. But with me she will not dance, for I have no red rose to give her"; and he flung himself down on the grass, and buried his face in his hands, and wept.

"Why is he weeping?" asked a little Green Lizard, as he ran past him with his tail in the air.

"Why, indeed?" said a Butterfly, who was fluttering about after a sunbeam.

"Why, indeed?" whispered a Daisy to his neighbour, in a soft, low voice.

"He is weeping for a red rose," said the Nightingale.

"For a red rose!" they cried; "how very ridiculous!" and the little Lizard, who was something of a cynic, laughed outright.

But the Nightingale understood the secret of the Student's sorrow, and she sat silent in the oak-tree, and thought about the mystery of Love.

Suddenly she spread her brown wings for flight, and soared into the air. She passed through the grove like a shadow, and like a shadow she sailed across the garden.

In the centre of the grass-plot was standing a beautiful Rose-tree, and when she saw it, she flew over to it, and lit upon a spray.

"Give me a red rose," she cried, "and I will sing you my sweetest song."

But the Tree shook its head.

"My roses are white," it answered; "as white as the foam of the sea, and whiter than the snow upon the mountain. But go to my brother who grows round the old sun-dial, and perhaps he will give you what you want."

So the Nightingale flew over to the Rose-tree that was growing round the old sun-dial.

"Give me a red rose," she cried, "and I will sing you my sweetest song."

But the Tree shook its head.

"My roses are yellow," it answered; "as yellow as the hair of the mermaiden who sits upon an amber throne, and yellower than the daffodil that blooms in the meadow before the mower comes with his scythe. But go to my brother who grows beneath the Student's window, and perhaps he will give you what you want."

So the Nightingale flew over to the Rose-tree that was growing beneath the Student's window.

"Give me a red rose," she cried, "and I will sing you my sweetest song."

But the Tree shook its head.

"My roses are red," it answered; "as red as the feet of the dove, and redder than the great fans of coral that wave and wave in the ocean cavern. But the winter has chilled my veins, and the frost has nipped my buds, and the storm has broken my branches, and I shall have no roses at all this year."

"One red rose is all I want," cried the Nightingale. "Only one red rose! Is there any way by which I can get it?"

"There is a way," answered the Tree; "but it is so terrible that I dare not tell it to you."

"Tell it to me," said the Nightingale, "I am not afraid."

"If you want a red rose," said the Tree, "you must build it out of music by moonlight, and stain it with your own heart's-blood. You must sing to me with your breast against a thorn. All night long you must sing to me, and the thorn must pierce your heart, and your life-blood must flow into my veins, and become mine."

"Death is a great price to pay for a red rose," cried the Nightingale, "and Life is very dear to all. It is pleasant to sit in the green wood, and to watch the Sun in his chariot of gold, and the Moon in her chariot of pearl. Sweet is the scent of the hawthorn, and sweet are the bluebells that hide in the valley, and the heather that blows on the hill. Yet Love is better than Life, and what is the heart of a bird compared to the heart of a man?"

So she spread her brown wings for flight, and soared into the air. She swept over the garden like a shadow, and like a shadow she sailed through the grove.

The young Student was still lying on the grass, where she had left him, and the tears were not yet dry on his beautiful eyes.

"Be happy," cried the Nightingale, "be happy; you shall have your red rose. I will build it out of music by moonlight, and stain it with my own heart's-blood. All that I ask of you in return is that you will be a true lover, for Love is wiser than Philosophy, though she is wise, and mightier than Power, though he is mighty. Flame-coloured are his wings, and coloured like flame is his body. His lips are sweet as honey, and his breath is like frankincense."

The Student looked up from the grass, and listened, but he could not understand what the Nightingale was saying to him, for he only knew the things that are written down in books.

But the Oak-tree understood, and felt sad, for he was very fond of the little nightingale who had built her nest in his branches.

"Sing me one last song," he whispered; "I shall feel very lonely when you are gone."

So the Nightingale sang to the Oak-tree, and her voice was like water bubbling from a silver jar.

When she had finished her song the Student got up, and pulled a note-book and a lead-pencil out of his pocket.

"She has form," he said to himself, as he walked away through the grove, "that cannot be denied her; but has she got feeling? I am afraid not. In fact, she is like most artists; she is all style, without any sincerity. She would not sacrifice herself for others. She thinks merely of music, and everybody knows that the arts are selfish. Still, it must be admitted that she has some beautiful notes in her voice. What a pity it is that they do not mean anything, or do any practical good." And he went into his room, and lay down on his little pallet-bed, and began to think of his love; and, after a time, he fell asleep.

And when the Moon shone in the heavens the Nightingale flew to the Rose-tree, and set her breast against the thorn. All night long she sang with her breast against the thorn, and the cold, crystal Moon leaned down and listened. All night long she sang, and the thorn went deeper and deeper into her breast, and her life-blood ebbed away from her.

She sang first of the birth of love in the heart of a boy and a girl. And on the topmost spray of the Rose-tree there blossomed a marvellous rose, petal followed petal, as song followed song. Pale was it, as first, as the mist that hangs over the river- pale as the feet of the morning, and silver as the wings of the dawn. As the shadow of a rose in a mirror of silver, as the shadow of a rose in a water-pool, so was the rose that blossomed on the topmost spray of the Tree.

But the Tree cried to the Nightingale to press closer against the thorn. "Press closer, little Nightingale," cried the Tree, "or the Day will come before the rose is finished."

So the Nightingale pressed closer against the thorn, and louder and louder grew her song, for she sang of the birth of passion in the soul of a man and a maid.

And a delicate flush of pink came into the leaves of the rose, like the flush in the face of the bridegroom when he kisses the lips of the bride. But the thorn had not yet reached her heart, so the rose's heart remained white, for only a Nightingale's heart's-blood can crimson the heart of a rose.

And the Tree cried to the Nightingale to press closer against the thorn. "Press closer, little Nightingale," cried the Tree, "or the Day will come before the rose is finished."

So the Nightingale pressed closer against the thorn, and the thorn touched her heart, and a fierce pang of pain shot through her. Bitter, bitter was the pain, and wilder and wilder grew her song, for she sang of the Love that is perfected by Death, of the Love that dies not in the tomb.

And the marvellous rose became crimson, like the rose of the eastern sky. Crimson was the girdle of petals, and crimson as a ruby was the heart.

But the Nightingale's voice grew fainter, and her little wings began to beat, and a film came over her eyes. Fainter and fainter grew her song, and she felt something choking her in her throat.

Then she gave one last burst of music. The White Moon heard it, and she forgot the dawn, and lingered on in the sky. The red rose heard it and it trembled all over with ecstasy, and opened it petals to the cold morning air. Echo bore it to her purple cavern in the hills, and woke the sleeping shepherds from their dreams. It floated through the reeds of the river, and they carried its message to the sea.

"Look, look!" cried the Tree, "the rose is finished now"; but the Nightingale made no answer, for she was lying dead in the long grass, with the thorn in her heart.

And at noon the Student opened his window and looked out.

"Why, what a wonderful piece of luck!" he cried; "here is a red rose! I have never seen any rose like it in all my life. It is so beautiful that I am sure it has a long Latin name"; and he leaned down and plucked it.

Then he put on his hat, and ran up to the Professor's house with the rose in his hand.

The daughter of the Professor was sitting in the doorway winding blue silk on a reel, and her little dog was lying at her feet.

"You said that you would dance with me if I brought you a red rose," cried the Student. "Here is the reddest rose in all the world. You will wear it to-night next your heart, and as we dance together it will tell you how I love you."

But the girl frowned.

"I am afraid it will not go with my dress," she answered; "and, besides, the Chamberlain's nephew has sent me some real jewels, and everybody knows that jewels cost far more than flowers."

"Well, upon my word, you are very ungrateful," said the Student, angrily; and he threw the rose into the street, where it fell into the gutter, and a cartwheel went over it.

"Ungrateful!" said the girl. "I tell you what, you are very rude; and, after all, who are you? Only a Student. Why, I don't believe you have even got silver buckles to your shoes as the Chamberlain's nephew has"; and she got up from her chair and went into the house.

"What a silly thing Love is," said the Student as he walked away. "It is not half as useful as Logic, for it does not prove anything, and it is always telling one of things that are not going to happen, and making one believe things that are not true. In fact, it is quite unpractical, and, as in this age to be practical is everything, I shall go back to Philosophy and study Metaphysics."

So he returned to his room and pulled out a great dusty book, and began to read.