Галька

  Галька, Галька, Галька.  Родион вспомнил, как в первом классе их посадили вместе. И ночью после первого сентября, перед тем как заснуть, он представлял, что катает её на большой чёрной открытой машине.
  Эта близость с красивой девочкой, сидящей так близко, за одной партой, поразила его и наполнила детский сон виденьями и приключениями. Сейчас он даже не помнил, сон это был, или его мечты.
 Солнечный день, южный берег, внизу синело море, наверху возвышалась махина горы, по которой петлял серпантин шоссе. И они едут вместе с Галькой. С прекрасной Галькой, на прекрасной машине, напоминающей правительственный ЗИС, с красными бархатными сиденьями.
Потом пробел. Никакие другие детали их совместного сиденья за партой особенно не запомнились. Списывали друг у друга, обзывались, делили парту. Всё как-то смутно.
Более ясно вспоминалась уже другая Галька. С широкими бёдрами, крепкими ногами и полной грудью. Грудью, которая, начиная с шестого класса, просто сводила его с ума.
Родион всё время мечтал о ней. Хотя и дружил с другими девчонками, то с Ленкой из «а», то с одноклассницей Викой. Но всё время, всё время мучительно думал о Гальке и представлял лишь её в свих мальчишеских полночных фантазиях.
В седьмом классе они неожиданно для него подружились и стали близки. Нет, не физически конечно. В этом плане Гальку всегда интересовали старшеклассники или учащиеся училища, находящегося в паре кварталов от их школы. У Родиона и Гальки вдруг обнаружилась духовная близость. Стихи, которые и она, и он начали писать. И это были не наивные детские вирши о несчастной любви. Нет. В тех стихах они пытались разобраться в проблемах общества. В противоречиях. Они были философами, насколько можно было быть философами в этом возрасте.
Но на свидания  Галька ходила с парнями постарше, доставляя тем самым Родиону нестерпимую боль. Порой от приятелей до него доходили разные небылицы про Гальку. То там её видели, то тут. То с тем, то с этим.  И, слушая их, Родион, ревновал. Почему? Он не мог понять сам. Он ведь встречался с другими девчонками и вроде любил их и его любили.  Знал, что не интересует Гальку как парень и они лишь друзья, но этой дружбы ему было, увы, так мало.

  А потом вспоминалась другая Галька. Беременная. Она залетела в девятом классе. Её, как она его называла, муж, был тогда уже в армии. Родион на тот момент, уже ушёл из школы и после восьмого класса поступил в техникум.  Стихов больше не писал, и философствовать прекратил, а с Галькой они встречались очень редко.

  Они были у него дома.  Галька сидела на стуле и курила, несмотря на свой начинавший округляться живот. Родион подошёл сзади и обнял ее, проведя руками по этому животу и её такой желанной столько лет груди. Опустил лицо на её голову и втянул в нос запах её волос и духов.
-Нет, нет, - твёрдо сказала она.
-Почему?
-Я люблю его.
Докурив, она встала и ушла. Родион проводил её до дома, и она пожала ему руку, на прощанье. Больше они не встречались.
Он слышал, что она бросила школу и родители её куда-то отослали. Где она живёт, как родила, вышла ли замуж за отца ребёнка, он не знал. Они потеряли друг друга навсегда. Лишь тоненькая тетрадка с повестью в стихах, написанной ею, осталась у него. Она дала ему как-то почитать, да так и не забрала назад.

Прошло очень много разных лет. Родион давно переехал в другой район города. Был счастливо женат, и воспитывал двух замечательных дочерей.  Но о Гальке время от времени всё же вспоминал. И даже ночью, лёжа рядом с женой, иногда представлял какой желанной она была даже тогда, когда была беременна от другого и вновь, именно её хотелось везти на открытой чёрной машине по горному серпантину, глядя на поблескивающее море. Вдыхать аромат её волос, её духов.

 В этот  день дела, совершенно случайно привели Родиона  в его старый родной район города, и  он не спеша ехал по улице, на которой раньше жил, по которой  ходил в школу, и на которой происходили все приключения и открытия его юной жизни.
  Он затормозил, пропуская пешеходов, и вдруг отчётливо увидел, что  мимо по пешеходному переходу проходит она. Она!  Его Галька! Всё та же. Только изменилась, конечно. Какая-то дурацкая куртка, морщины видны даже на расстоянии, да и фигура явно не та. Может это не она?  Или всё-таки она?  Родион с колотящимся от волнения сердцем, открыл дверцу и, не обращая внимания на гудки машин сзади, крикнул:
-Галя?! Галька! Ты?!

Они ехали по окраине. Здесь, за ангарами складов был пустырь. Это она предложила ему поехать сюда. Вон там, у кустарника можно было встать. Мелкий дождь покрывал каплями стёкла его старенького «Форда».
Галька пила джин-тоник. Уже третью банку за то недолгое время, что они были вместе.
Когда они проезжали мимо ларька, она попросила его остановиться купить несколько банок и он выполнил её просьбу, хотя за такую встречу надо бы было выпить шампанского.
  Остановившись, они перебрались на заднее сидение. «Неужели это явь. Спустя столько лет!» – думал он.
-Галя,- прошептал он, прижав её к себе, - Ну расскажи, как ты?
Но Галька лишь сидела и глупо улыбалась, от этого морщин на её лице становилось всё больше, а на носу появились фиолетовые прожилки.  От газировки в нос ей ударила отрыжка, которую она резко выдохнула.
Родион неосознанно, расстегивал молнии и пуговицы её одежд, скользнул рукой по складкам живота, и вдруг ясно и холодно понял, что не чувствует никакого влечения. Её грудь, так манившая когда-то, казалась теперь бесформенной мягкой массой, с огромными сосками. Какой-то нездоровый запах из её рта, смешанный с запахом пота, неприятно бил в нос. Взгляд был безразличен, а улыбка глупа.
Галька зачем-то начала нести чепуху о взаимоотношениях своего нового мужика с её старшим сыном.
Родион окончательно понял, глупость ситуации. Для чего они сидят здесь с расстёгнутыми штанам?  Напрасно вспоминал он ту желанную Гальку из своего детства.
Эту, абсолютно незнакомую, заплывшую жиром, любительницу джин тоника, он уж точно не желал. Зачем он приехал сюда? Он что не видел, кто запрыгнул в его машину на пешеходном переходе? Да нет, видел. Но это же была она, его Галька. Плод его нежных, стеклянных фантазий, которые он берёг, скрывал и лелеял столько лет, а теперь вот будто выронил и стекло разбилось.

Галька ведь тоже обрадовалась, увидев его. Пока они ехали, не сводила глаз. От чувств погладила его по коленке, чего никогда раньше не сделала бы.
-Родька, неужели это ты? Какой ты стал взрослый, крутой, - потом помолчала немного и добавила полушёпотом:
- Ну, отвези меня, куда ни будь подальше.
- Например? – улыбнулся он,-  В Монте-Карло? На Майорку?
- Поехали на пустырь. Это где раньше совхозные поля были, куда нас возили капусту убирать.

 Зачем он привёз её сюда? Говорить о поэзии? Вспоминать их споры о Гумилёве? Обсудить недавний сериал по роману, который они когда -то запоем читали и которым восхищались? Вспомнить повесть в стихах, которую написала она?
Как же глупо он выглядит. Как глупо всё что происходит! И это та девчонка,  которая наполняла желаниями его дни и  ночи?
Они могли пойти в кафе, вспомнить о школе  и рассказать друг-другу о своей жизни, а она притащила его сюда и он поддался, охваченный тем жаром, который тлел в нём с первого класса, а теперь вспыхнул и заполыхал, ярко осветив всё вокруг. Он вспомнил, как он ненавидел её, когда встречал со старшеклассниками. Как терзался и страдал. Он, наверное, захотел получить компенсацию за эти страдания. Он просто с ума сошёл от её голоса, оставшегося неизменным за столько лет и от  её фразы, которую она произнесла, сев в его машину:
- Ну, отвези меня, куда-нибудь подальше.
  Он, снова был тем первоклассником, за одной партой с нею. Он не видел, ни морщин, ни  седых волос, ни её раздавшейся фигуры.
 А сейчас, глядя на её, расстёгнутые джинсы, сидя рядом с ней и чувствуя её руку внутри  собственной расстегнутой ширинки не ощутил  ничего, кроме раздражения и даже отвращения. Отвращения  и к ней, и в первую очередь к самому себе, он понял, что теперь это уже не она, и в этот миг все другие ощущения  затмила ярость.
  Ярость, необъяснимо вырвавшаяся откуда-то и словно теплой волной обдавшая его. Родион, как подпружиненный, подпрыгнул, на месте,  схватил её обеими руками за горло и не отдавая себе отчёта в том, что делает, с силой сжал пальцы.
Она смотрела прямо на него, выкатив свои огромные, такие выразительные и милые когда то глаза, с непониманием, и почти не сопротивлялась. А когда, сообразила, что это вовсе не любовная ласка, попыталась слабо оттолкнуть его, но он лишь сильнее сжал пальцы, чувствуя косточки и хрящики её шеи. Дикое необъяснимое первобытное желание убить, сжимало его руки и влекло вперёд.
Удар в висок был внезапен, Боль пронзила голову. Одновременно раздался хлопок лопнувшей банки, и запах грейпфрута. Джин-тоник брызнул в глаза. Родион отпрянул и отпустил Гальку. От боли потемнело в глазах. И тут же огромные острые, ногти пробороздили его лицо от лба до подбородка. Родион вскрикнул. Вслед за этим раздался хлопок дверцы.
Какие то секунды, от слёз появившихся из-за боли и от залитого джин-тоником лица он ничего не видел.  Протерев глаза,  сквозь мокрое стекло машины, он увидел как Галька, то, запахивая на ходу куртку, то придерживая спадающие  джинсы, во всю прыть бежит прочь от его машины по пустырю, к автобусной остановке, где должны быть хоть какие-то люди. Не разбирая дороги, она прыгала по чавкающей глине, поднимала брызги из луж, спотыкалась, падая на колени и тут же вскочив, неслась вперед, гонимая животным страхом.
Родион вышел из машины и, обхватив руками голову, сел возле колеса на размокшую от дождя глинистую землю. Его затошнило.
-Боже! Боже! Что это было? Как… - бормотал он.
-Помогите! Помогите! Убивают!- раздавался на весь пустырь звучный Галькин голос. Она убегала. Её фигура всё уменьшалась. И вскоре стала казаться совсем крохотной рядом с гигантским ангаром, вдоль которого она неслась.
Родион, встал и сел в машину, мельком взглянул в зеркало, на своё лицо с четырьмя красными полосами  содранной кожи, из которых сочилась кровь и нажал на газ.
«Форд», забуксовал на глине,  но всё же вылез из жижи и бешено понёсся по пустырю, выскочил на  шоссе и помчался прочь от этого места, от этого района, от собственного прошлого, от глупой юности и как будто бы от всего этого мира, с его метаморфозами.

2006.