Мой Израиль

Началось это, пожалуй, с Абхазии. Брат часами плавал в море, а я среди безлюдных камней помногу читал Библию, находя в ней все новые глубины мудрости, читал жадно, с интересом. В моем сознании возникали картины из библейских времен и оставались в памяти.
Потом случилась поездка в Египет: живая пустыня, пронзительная близость и недосягаемость Востока. Ощущение тайны - и полная беспомощность в ее разгадывании. Это сейчас я понял, что тайна жила там, за Красным морем, в Израиле. Поездка в Египет стала предчувствием паломничества в Израиль. Без этой подготовки на одиночную поездку на Святую землю я ни за что бы ни решился. И паломничества просто бы не состоялось...
Вспоминается чудесная телепередача «Клуба путешественников» об Израиле. Показали Иерусалим, храм Воскресения, где на праздник Пасхи происходило чудо: возжигание Благодатного огня. Греческий православный патриарх входил в Кувуклию — часовню внутри храма с гробницей — со свечами, молитвенно просил Бога послать огонь. Из-под свода храма появилось голубоватое облако, из него сверкнула молния, и пучки свечей в руках священника вспыхнули невещественным огнем, который в первые минуты не жжется. Все это происходило под молитвы, восторги и рыдания сотен паломников из разных стран. А однажды во время Пасхи произошло непредвиденное. Инославные иерархи подкупили охрану и закрылись в храме, не пустили внутрь никого (захотелось чуда слева, путем насилия…). Патриарх долго стоял у ворот храма и в горячей молитве просил Бога не оставить людей без знамения (по преданию, в год, когда огонь не сойдет, начнется конец света). И тогда ударила молния, колонна треснула, из трещины вырвался огонь и зажег свечи патриарха. Трещину с оплавленными краями показали крупным планом.
Потом читал книгу «Русский Иерусалим», написанную русской монахиней Натальей, которая жила на Святой земле в 1980-х годах. Она каждый год описывала чудо Благодатного огня, а также другие чудеса, которые постоянно происходят на Святой земле.
После этих приглашений, сначала робко, потом все настойчивей, в моей душе появилось желание, а потом и потребность посетить Святую землю.
Говорят, человек я общительный. Люблю делиться впечатлениями. Это похоже на источник, бьющий из глубины души; это как открытие, требующее немедленного опубликования; как любовь, которую пока некому нести, но она уже есть, живет и нуждается в проявлении.
Часто эти открытия случаются среди ночи. Говорят, именно в полночь открываются небеса, и ангелы чутко прислушиваются к нашим сердцам, чтобы донести молитвы к Престолу. Может быть, поэтому люди духовные и творческие ценят ночные часы, когда утихают суета и шум, замирает время и «душа с Душою говорит». Случается, остро чувствую потребность поделиться нахлынувшей радостью открытия... но, увы, не с кем! «Иные спят, а те далече». Поэтому я настойчиво искал спутника для паломничества. Больше года тешил себя надеждой, что такой человек отыщется. Но кому я ни предлагал, получал отказ. Причиной называли отсутствие денег и времени. Некоторые начинали считать, сколько разных ценных вещей можно купить на эти деньги. Кто-то говорил, что они еще не созрели для столь серьезных путешествий. Только один согласился и полгода планировал вместе со мной, как мы туда поедем, какие посетим места, а потом недельку отдохнем на Красном море. Но и ему не довелось: нашлась помеха.
Да и со мной было не так благополучно. То в Париж, Лондон, Прагу тянуло, то в Таиланд или Голландию. То проблемы со здоровьем, то непредвиденные траты — и отложенные деньги исчезали. Да и одному ехать страшновато. Случись что, ведь некому спину прикрыть…
Время поездки запланировал так, чтобы там спала жара, но было еще не холодно. И чем ближе становился намеченный срок, тем более сильная тоска охватывала меня... Потребность росла, желание ехать достигло апогея, но какое-то сомнение заползало в душу, отговаривало и пугало. Вроде бы серьезных причин не ехать не было. Одиночество? Но к этому не привыкать, знакомо. Опыт заграничной поездки, знание английского - имелись. Даже деньги нашлись, как-то вдруг, необходимая сумма появилась, заработалась.
Все ярче и соблазнительнее в воображении вспыхивали картины ночного Парижа, респектабельного Лондона, пестрого Таиланда. Но когда я сравнивал все это со Святой землей, по которой ступал Сам Иисус Христос - блудные картинки рассыпались. Не проходила только тоска.
И вот из поездки на Кипр приехали знакомые. Они сумели съездить на один день в Израиль и посетили Иерусалим. Я впитывал каждое сказанное ими слово. Когда они прикоснулись к плите Гроба Господня, будто сильные токи полились по рукам. Несколько дней находились они под впечатлением. У меня самого мурашки сыпались по спине. Большую светлую радость унес я домой.
Моя решимость еще более окрепла. Они сообщили одну новость. Во время посещения Иерусалима, там происходили вооруженные стычки между палестинцами и израильтянами из-за туннеля под городом. Туннелю этому уже не один год, но именно в день их приезда произошли волнения... Значит, и у них были препятствия! Позже я читал о паломниках разных времен, и везде упоминались сопутствующие неприятности. И тогда я понял - это нормально. Есть, кому искушать людей, ступивших на путь духовный. Что о нас, грешных, говорить, когда он Христа в пустыне искушал. Это меня успокоило, насколько это возможно человеку, все острее чувствующему свою греховную немощь. Только с некоторых пор в моей жизни появилась мощная вполне явственно ощутимая для меня Сила, защищающая, утешающая и укрепляющая в делах добрых.
Следующий момент моей предпаломнической истории. В канун поездки произошел концерт в Консерватории, куда меня пригласили друзья, вернувшиеся с Кипра. Впервые исполнялись «Страсти по Матфею». Я неуч в классике, поэтому оцениваю такие вещи душевно. На сцене происходило таинство, рождался шедевр. И я чувствовал это. Звуки несли меня в такие чистые высоты, что в иные мгновения с трудом понимал, где я: на земле или уже …там. И когда со сцены мощным рефреном побеждающе звучало «Алиллуия!», на душе появилась чистая радость. В сознании молниями проносилось: «Если такое возможно в России - она непобедима тьмой! Нет, не забыл нас Спаситель, любит и ждет нашего прозрения!» Шли мы вчетвером после концерта по ночным улицам, и я согревал полученную радость в груди, кутал ее всеми слоями своей материальности. Потом эти воспоминания еще не раз поддержат меня в тяжкую минуту.
Именно той счастливой ночью созрело окончательное решение: я еду!
О, если бы только нашим выбором в пользу Любви и Света кончались наши неприятности. Во время приобретения путевки в турагентстве я четко несколько раз сказал: мне нужно паломничество. Девушка-оператор перечисляла города, которые мне доведется посетить; предлагала различные отели… Причем беседа строилась так, что они все выяснят, уточнят и дадут подробную программу через пару дней. Практически я все выяснил только уже в Израиле.
Довез меня до аэропорта друг, высадил и попросил привезти сынишке крестик. Довольно быстро прошел таможню и в ожидании рейса присел за стойку бара выпить кофе. Оплату с меня взяли в долларах, а сдачу выдали рублями.
В зале с рядами кресел собрались вялые бледные люди. Интересно, что их тянет в Израиль? Вон ту молодую семейку, например, с грудным ребенком. Или вот эту престарелую парочку, которые обнимают друг друга и сумки. Дальше нас пропустили в стеклянный коридор и перегнали в круглый аквариум накопителя. Там царил холод. За окнами уныло серело тяжелое небо. Притихшие самолеты жались к обледеневшей, закованной в бетон земле. Но вот над нами сжалились и запустили в салон «Боинга-757» с надписью на носу «Сиэтл». Так, ничему не удивляться…
Нас впечатало в сиденья. Лайнер оторвался от полосы, и мы сквозь бело-серую пелену облачности вырвались в царство солнца и синего неба. Через некоторое время в иллюминаторе среди разрывов фантастически величественных облаков появилась незнакомая земля: горы, озера, море. Вот среди гор появились домики под красной черепичной крышей. Это всегда удивляло - всюду живут, куда бы тебя не занесло - всюду живут люди! Даже там внизу среди голых скалистых гор. Вон их сколько - разбросанных там и сям деревушек.
Когда я по трапу сошел на землю древней страны, сразу ощутил приятное тепло яркого южного солнца. Невдалеке шелестели пирамидальные тополя, зеленела травка.
В громадном стеклянно-бетонном здании аэропорта «Бен-Гурион» на паспортном контроле молодой таможенник каждому из нас учинил допрос. Молодых с ребенком, узнав, что они на постоянное жительство, сразу отправил в надежные руки контрразведки. Меня спросил, зачем я сюда прибыл? Я сказал, что приехал посетить христианские церкви. Он долго подозрительно буровил меня глазами. И спросил, сколько у меня денег. Много, сказал я. Он просил уточнить. Тен таузенд долларз (десять тысяч долларов), сказал наобум. А где вы собираетесь ночевать? В отеле, говорю. Каком? Самом лучшем, конечно. Я достал путевку (ваучер, по-ихнему) и вслух прочел название отеля. Он неторопливо изучил документ, вернул и вдруг озарился счастливой улыбкой: «Добро пожаловать в Израиль!» - «Ну, ты даешь, парень, прямо артист!» - похвалил его по-русски.
Дальше по схеме, выданной мне в турбюро, мимо фонтанов и людей с плакатами «На постоянное жительство» пошел вслед за мальчиком. Светлый такой домашний юноша лет семнадцати привычно толкал перед собой тележку для багажа. Сам я тащил свою сумку на плече, перегнувшись наискось. Про себя же думал, к кому такие юноши сюда приезжают? У стойки с надписью что-то вроде «Чешир» предъявил путевку. Конверта с моим именем там не оказалось. Не волнуйтесь, успокоили, мы вас до отеля и так довезем. Потому что видно, что человек вы честный. И улыбнулись по-чеширски. Приятные люди, подумал я, присел в кресло и погрузился в ожидание.
 Рядом сидели пожилые влюбленные и снова обнимались. Совет да любовь, кивнул я приветственно. Что так заметно, спросила дамочка, сняв руку с сигаретой с плеча седого друга. Ничего, ничего, сказал я, не стесняйтесь, в наше прохладное время на вас глаз согревается. Они признались, что приехали сюда «в романтическое путешествие: посмотреть и поплавать». Назвали имена: Лариса и Вадим. Я тоже представился.
К нам подсели две девушки, лет семнадцати. Их сопровождала суровая бабушка с больными ногами. От них мы узнали только имена и основные вехи маршрута, да и то с помощью Ларисы. Эта триада собралась побывать за неделю во всех ценных местах: Иерусалим, Тель-Авив, Эйлат, Мертвое море, Галилея. Лариса с жалостью посмотрела на девушек, пока еще полных сил.
Потом нас шестерых везли в микроавтобусе до Нетании по отличной дороге. Вокруг зеленели деревья, в листве мелькали оранжевые и желтые цитрусовые шары. Между посадками желтела каменистая жесткая земля пустыни - естественный местный ландшафт. Все зеленые насаждения здесь - искусственные.
Нетания оказалась симпатичным курортным городком с фонтанами, пальмами, цветами. Мой небольшой отель стоял на берегу Средиземного моря на тихой уютной улочке. Вокруг лепились такие же, примерно, бетонные отели. Вокруг каждого - свой компактный зеленый уголок с цветами, пальмами, столиками под яркими зонтами от солнца. Портье отобрал ваучер и взамен протянул ключи от «рум намба эйт тен».
Под окнами моего прокуренного номера перекатывались фиолетовые пенистые волны. Вышел на балкончик, растянулся в кресле и с полчаса не мог оторваться от созерцания закатного морского великолепия: солнце садилось в багровую дымку, цвета постоянно менялись по-южному контрастно, морская поверхность поочередно принимала все переливы спектра. Завораживающая картина!
Вечером вышел из отеля и побрел по улочке. И тут случилось нечто. С детства нравилось мне читать о тропических странах. Каким-то образом в моем сознании засел образ улицы, на которой я мечтал пожить. И вдруг я понял, что именно в тот миг я шел по улице моей мечты. Мне точно было известно, что за углом того трехэтажного дома, покрашенного в абрикосовый цвет, есть маленькое кафе с тремя пальмами. Дойдя до угла, я обнаружил кафе. И три пальмы лениво покачивали лаковыми крыльями. У меня перехватило дыхание, я ускорил шаг. Ага, вот. За углом этого желто-белого дома с большими террасами, справа, за рестораном и автозаправочной станцией среди высоких кустов олеандра блеснет море. Я почти добежал до угла, свернул, увидел улочку, спускающуюся по направлению к морю. Но моря видно не было. Я прошел мимо небольшого ресторанчика, обошел пустую заправку с сонным парнем в оранжевом комбинезоне… И обнаружил перед собой стену из кустов олеандра, густо усыпанную розовыми душистыми цветами. Наконец, невдалеке нашел лаз, который, наверное, использовали местные пешеходы. С гремящим сердцем сделал четыре шага вдоль кустов и заглянул в прореху. Точно! Вот оно море, голубое, сверкающее, пенистое! Дэ-жа-вю-ю-ю…
Ошеломленный, вернулся к своему отелю и от него пошел в обратном направлении — в центр городка. Меня буквально преследовал густой аромат цветов и травы. Все это так обильно благоухало, цвело, зеленело, что кружилась голова. Наконец, вышел на главную улицу, где неслись стада автомобилей. На меня пахнуло привычными бензиновыми парами, и я успокоился. Гуляя по улочке с лавками, ресторанчиками и банками, набрел на кафе с вывеской по-русски: «Театральное».
Там над стойкой бара шумел телевизор: показывали футбол из Москвы. Рядом сидел парень и напряженно «болел». Он оказался украинцем из Черкасс. Мы с ним познакомились и встречались каждый день. Жил он в Израиле уже пять лет из своих 23-х, свободно говорил на иврите и английском. Работал в фирме, которая занималась изготовлением и установкой металлических дверей и решеток. Платили ему около двух тысяч долларов. Конечно, на Украине такие деньги заработать было непросто, особенно если без криминала. Хотя в лице моего собеседника было нечто такое, что, казалось, последнее обстоятельство вряд ли бы его остановило. Он жадно слушал мои художественные зарисовки из российской жизни. Сам же рассказал о своей работе. Как большинство, работал он часов по 10-12 с единственным выходным в неделю - «шабат». Особенно «весело» работать было летом, когда жара достигала 55-ти градусов. Пот заливал сварочную маску, после проварки каждого шва он выливал из нее пол-литра потовыделений. Такое случалось, например, в Эйлате, где он работал прошлым летом.
На следующий день экскурсий в моей программе не было, и я решил искупаться в Средиземном море. Уж больно аппетитно бегали по берегу моря с самого утра десятки людей разного возраста и комплекции. Но сначала я спустился в ресторан позавтракать. Там на шведском столе толпились подносы со знаменитыми молочными блюдами. Мой карманный путеводитель настоятельно рекомендовал попробовать: творог и сливочные пасты разных цветов, йогурты, масло, маргарин. Тут же подрагивали фруктовые желе и джемы, дымились тосты и румянились булочки. В пакетиках выстроились сухие сливки, сахар и сахарин. В стеклянных емкостях бурлили разноцветные соки, пахло кофе и ванилью. Заметил, что съеден почти весь бесхолестериновый маргарин, в то время как к натуральному сливочному маслу, кишащему страшным холестерином, никто и не притронулся. Кроме меня за столиками веселились немецкие и французские седые и крашенные пенсионеры. Это, видимо, их рук дело. Прислуживали нам бойкие хохлушки в белоснежных передниках без следов загара на коже.
После завтрака я спустился по лестнице к морю, укоряя себя за гнусное обжорство. Нет, эти шведские столы все же опасны для непривычных едоков. На берегу выбрал топчан с матрасом и удобным обзором, присел, любуясь белым песочком и легкой голубой волной. Ко мне подошел загорелый мужчина и по-английски потребовал от меня 10 шекелей за пользование муниципальным пляжем. Я расплатился и попросил полотенце. Но оказалось, это не по его части. Я вздохнул, избалованный египетским пляжным сервисом, и вынул из сумки свое, прихваченное из номера. Разделся и пошел купаться. Вода прохладно окутала мое тело. Из-под ног прыснули рыбешки. Поплыл в сторону волнореза. Он густо облеплен рыбаками с удочками в руках. Дно везде ровно скучновато белело песком, вода меня достаточно освежила, и я поплыл назад. Отметился и ладно.
На берегу топчаны постепенно занимались отдыхающими. Рядом со мной возлегали пожилые англичане, резвились французы помоложе, солидно парились немцы. По берегу все еще бегали спортсмены-любители в шортах с плеерами, детьми и собаками. Из воды вышли и прошагали мимо девушки с серьгами в пупках, у одной на руке отсутствовали пальцы. Их речь изрядно перчила «факами» и «шетами». Так ругались только советские коммунисты и американцы. Эти две — пожалуй, из-за океана, хотя… да нет - американки. Лиц дамского пола без верхней части купальника, как в Египте, не наблюдалось.
Я попросил соседа-англичанина сфотографировать меня, обратившись к нему «сэ-э-эр». Он старательно искал ракурс, увлекшись, сбросил на песок кепку, которую безропотно подняла его леди. Вспотевший, но довольный, он вернул мне «Зенит» и с видом знатока похвалил оптику. Я поблагодарил его, протянув «сэ-э-эр», пожелал им наилучшего отдыха и с вещами пошел на выход.
В номере принял душ и вышел прогуляться по городу. Как ни странно, на улице жара почти не ощущалась. Лавки бойко торговали дорогим и не совсем качественным товаром, рестораны с надписью «только кошерная еда» наполовину заполнены едоками. Навстречу шли разноязычные туристы и местные жители. Две пожилые женщины неторопливо шли передо мной, широко расставив руки с кошелками. Одна жаловалась другой, что ее Жора требует класть в баклажаны больше чесноку, а у нее от этого печень болит. Местные отличались от туристов солидностью и поголовной сотовой телефонизацией. Некоторые мужчины на макушке носили шапочки-ермолки. Иногда мимо проходили бородатые раввины в черных широкополых шляпах с длинными прядями волос по бокам лица - пейсами. Я подошел к одному такому ярко-рыжему и вежливо спросил по-английски, где ближайшая почта. Но он даже не взглянул в мою сторону. Простите…
Свернул на параллельную улочку. Там за высоким лавровым кустарником среди пальм и акаций тянулись двухэтажные коттеджи. У каждого припаркованы сверкающие «Субару», «Мерседесы» и «Вольво». Судя по всему, здесь жили богатые. Людей видно не было.
Снова свернул в переулок и набрел на лавку с вывеской по-русски: «Мясные деликатесы». Здесь стояла очередь, и продавец не успевал отпускать отнюдь не кошерную свинину, крабы и икру - продукты, не поощряемые Ветхим заветом. Мужчины горячо и обстоятельно обсуждали, в какой водичке и на что лучше рыбку ловить.
Обедал в русском кафе. Там вчерашняя официантка Эля потчевала меня борщом, пельменями и комплиментами. Я с аппетитом ел и обменивался шутками. После обеда торопиться было некуда, я отхлебывал кофе и подписывал открытки домой. Всезнающая Эля сравнила меня с Хемингуэем, который писал «Фиесту» в кафе «Клозери-де-Лиля» на Монмартре. Для вдохновения наблюдал окружающее пальмово-фонтанно-цветочное пространство.
Мне нужно было купить что-нибудь приличное маме. Лариса сказала, что здесь товар в лавках «не очень», поэтому лучше сходить за покупками в «Бенетон». У сверкающего зеркальными стенами солидного трехэтажного универмага охрана с полицией тщательно проверила мою сумку. Наших туристов это особенно умиляло: у нас обычно проверяют на выходе, чтоб ненароком чего не стащили. Там же больше интересовались наличием взрывчатки.
У прилавков с товарами я понял, почему этот магазин так понравился Ларисе. Здесь действительно имелся любой товар хорошего качества, но по очень высоким ценам. Со вздохом купил отличный женский «свэтчер» за 240 шекелей (примерно, 80 долларов) и отправился «обмыть» покупку в бар. По пути, в который раз, зашел в ювелирный отдел посмотреть православный крестик, но опять не обнаружил.
Здесь же у прилавка дамочка лет 50-ти сначала по-русски, а потом по-английски спросила, нет ли у них шкатулок. И пожаловалась мне по-соседски, что никак не найдет приличных недорогих сувениров для своих немецких друзей. Я посоветовал ей купить крестики на цепочках и освятить их: такой подарок со Святой Земли недорог деньгами, но очень ценен. Мы с ней разговорились, и я пригласил ее в бар. Усадил ее в кресло, отодвинув его от стола. Эта традиционная процедура ее шокировала: «Вы, русский, и это умеете!» Мне стало неловко за знакомых ей русских.
Она оказалась румынкой, муж у нее был русским, живет она в Мюнхене, долгое время работала на русском радио. Теперь на пенсии и сдает свою большую пустую квартиру эмигрантам из России. И эти люди ее постоянно обманывают. Я заказал для нас кофе с пирожными, мы познакомились (ее звали Моникой). Я пытался ей объяснить, что русские, конечно, разные, но, в основном, народ простой. Потом спросил, знает ли она фамилии людей, которые у нее жили. Она назвала несколько, но среди них не было ни одной русской. Я сказал ей об этом. Она округлила глаза и очень удивилась, что в России живут еще и нерусские. Затем она на салфетке написала свой мюнхенский адрес и просила писать письма, что я и делал несколько раз, вернувшись домой.
Вторично шокировал ее оплатой нашего счета. Моника протягивала мне свои 5 шекелей, я же объяснял, что раз пригласил я, то и платить обязан, то есть, по-научному, «кто даму танцует, тот ее и ужинает». Она так и не поняла почему. Потом в своих письмах Моника несколько раз благодарила «за капуччино» и писала, что всем немецким друзьям рассказает, что русские, оказывается, «в барах за фрау платят и под них кресла двигают». Так мне удалось восстановить европейский престиж моего народа...
Вечером снова встретились с Сашей, и он гостеприимно пригласил меня в ресторан для сладкоежек «Капульский». О, эта широкая малоросская душа! Он готов был накормить и напоить каждого соотечественника! Здесь у входа за витринным стеклом выставлены десятки разнообразных тортов и пирожных. Мы поднялись на второй этаж, где удивила богатая отделка. Длинные столы занимали семьи с детьми, бабушками, дедушками. Играла мягкая музыка, на столах горели лампы с абажурами. Мой гостеприимный попутчик щедро заказал «капуччино» в высоких стаканах, безжирные диетические пирожные и торты: «лайт кэкс». Мы с аппетитом все это съели. Саша рассказал, что ему ребята из иммиграционной службы предлагали ехать на границу с Сирией и там обосноваться в бесплатном доме с большим участком земли, обещали помочь с бизнесом. Но он съездил туда, узнал, что там часто стреляют, и отказался. Я сказал, что читал в газетах, что сирийцы стягивают к границам с Израилем войска, а премьер предлагает готовиться к войне с сирийцами. «Так им и надо», - огрызнулся Саша. «Богу всех жалко», - сказал я миролюбиво.
Когда мы доели, я поблагодарил его за угощение. Он также вежливо с милой дружеской улыбкой передал мне на оплату счет... Я поблагодарил друга за щедрое угощение, откланялся и направился в отель. Навстречу мне шагала парочка, причем супруг качался, а супруга в очень неприличных выражениях выражала свое несогласие с его состоянием.
У меня у самого состояние настроения было не очень. На переходе через дорогу я привычно остановился, чтобы пропустить длинный белый «Мерседес». Но лимузин затормозил, и водитель жестом предложил идти мне первому. Я ему жестами пояснил, что ничего страшного, мне спешить некуда, такую солидную машину могу переждать, как это принято у нас. На что водитель, все более расплываясь в улыбке, пояснил мне жестами: может, у вас так и принято, но у нас автомобилисты пропускают пешеходов вперед, независимо от их статуса, потому только, что они пешеходы и уже на этом основании имеют приоритет на дороге. Тогда я ему жестами пояснил, что мне скоро возвращаться домой, где приоритет у того, у кого машина дороже; и если у меня войдет в привычку их пешеходная избалованность, то дома я за это могу и здоровьем поплатиться. Тогда водитель белого «Мерседеса» в белом костюме, минутой молчания выразив мне искреннее соболезнование, жестами предложил мне все-таки перейти дорогу прямо сейчас и поскорее, потому что за ним собрался хвост из машин, терпеливо ожидающих завершения наших переговоров. Я поблагодарил жестом типа «мир и дружба на все времена», пожал плечами и перед сверкающим бампером лимузина пошел по «зебре» перехода. Вспомнился Чаплин, который в каком-то фильме издевался над автомобилистами. Он опускал на «зебру» и потом убирал с нее ногу, при этом автомобили то послушно замирали, то снова продолжали движение. Попробовал бы Чарли этот трюк в наших в региональных субьектах Федерации…
Зашел на переговорный пункт. Позвонил домой, чтобы успокоить родичей: жив, мол, и здоров. Мама не поверила, что сын звонил из далекого Израиля: так хорошо было слышно. Потом позвонил брату. Он попросил привезти святой землицы. Я пообещал. Наивный, я тогда не знал, как это не просто.
Еще одну проблему я никак не мог решить: мне нужно было в подарок купить православные крестики, освятив их на Святой земле. Так вот не оказалось их в ювелирных лавках. Только в одной затрапезной лавчонке уже на четвертый день у одесского эмигранта я купил православный крестик, но из-под полы, с осторожным оглядом по сторонам и за «очень дополнительные деньги».
Вернувшись в номер, включил телевизор и щелкал по всем каналам. Ничего интересного. Вышел на балкон и задумался: что-то так, да не так… Снова включил телевизор и уже внимательней пробежался по каналам. Вот оно что! Ни тебе голых задниц, ни затяжных поцелуев, ни развязности, ни грязи, ни голубых - ничего того, что так активно культивируется у нас!.. Зато вот эта песенка «Израиль-Израиль-Израиль!», зовущая молодежь на защиту отчизны, - почти по всем теле- и радиоканалам. Молодцы! Свой народ надо беречь…
Перед сном по телефону попросил портье разбудить меня в семь утра, чтобы не проспать завтра экскурсию. Взял в руки Библию, открыл наугад Евангелие от Луки и прочитал первые попавшиеся на глаза строки: «Иерусалим! Иерусалим! избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!..» Странное предчувствие посетило меня. Но, впрочем, ни как я грешный, но как Бог хочет...
...Увы! Поездка сорвалась: автобус за мной в назначенное время не заехал. Я звонил на фирму, отвечавшую за экскурсии, там извинились и прислали мне в отель факс, который я получил вечером у портье. В нем после извинений была фраза: «Не огорчайтесь, что у Вас сорвалась поездка по христианскому Иерусалиму, мы Вам устроим экскурсию интереснее: Иерусалим - родина трех религий. И вы кроме христианских храмов посетите древнюю синагогу и мечеть».
Поездка на следующий день в Иерусалим получилась странная. По часу мы стояли в Тель-Авиве на автовокзале, у музея Элвиса Пресли, у Стены Плача, на развалинах древней синагоги, в магазине с сувенирными побрякушками. По 15-30 минут уделили Храму Рождества Христова в Вифлееме и Храму Гроба Господня. Минут на пять заглянули в зал Тайной вечери. Только из окна автобуса нам показали Гефсиманский сад и гору Вознесения. Ни слова о чудесах, пасхальном огне... А в саму Кувуклию, где находится плита с Гроба Господня, нас не впустили: там началась служба.
Но не все им удалось испортить. В Вифлееме в храме Рождества Христова, куда входили, согнувшись, через низкие «врата смирения», я освятил кипарисовый крест, купленный для моего друга. Приложил его к серебряной звезде на месте рождества Иисуса. Касание этой звезды обожгло. Я даже осмотрел руку, не осталось ли ожога, но пузырей не было: огонь был невещественный.
Там, в храме из рук красивого и спокойного греческого священника я принял пучки свечей, пузырьки с водой Иордана и елеем, которые по приезде домой дарил друзьям. В Базилике разрешили фотографировать, и мы с Ларисой и Вадимом сделали по паре снимков. Эта романтическая парочка ветеранов на волне своих отношений любили все вокруг. Они восторгались любой мелочью, как дети.
По пути из Вифлеема в Иерусалим нас на обед завезли в кибуц (колхоз), который обслуживал туристов. Молодежь, приехавшая сюда из разных стран, ловко работала в ресторане. Причем, мы с Ларисой попеременно угадывали, откуда они сюда приехали: из России, Америки или, скажем, из Ирана. Обычно в таких кибуцах молодые эмигранты зарабатывают себе какие-то стартовые деньги для дальнейшего проживания. Раньше из кибуца выйти было сложно, но в последнее время порядки упростились. Трудно сравнить этот кибуц с нашим колхозом. Изысканная чистота, европейский порядок, вежливые работящие хорошо одетые люди. Конечно, понятно, что вся эта красота дается кропотливым упорным трудом.
Из Вифлеема мы возвращались обратно в Иерусалим. По пути заехали на смотровую площадку, с которой открывался просторный вид на Святой Город, все сразу защелкали фотокамерами. Самым ярким пятном панорамы оказался золотой купол мечети Омара. Остальные здания выглядели скромно, в основном в серовато-желтых тонах. Глядел я на этот огромный золотой купол и думал, как же Господь все интересно устроил. На месте этой мечети иудеи должны восстановить храм, в котором воссядет на престол антихрист. Может, хотелось бы им сделать это побыстрей, — ан нет, здесь стоит мечеть, и запросто ее не сломать. Арабский мир пока еще кое-чего стоит и как бы удерживает равновесие. Впрочем, весьма шаткое.
Стоит Господу отнять удержание, и начнет раскручиваться спираль событий: воцарение лжемессии - соблазнение - поклонение - проявление истинной звериной сути - насилие - кровь - голод - море огня - полное безумие - спасительное Второе пришествие Христа - всеобщее воскресение - Суд - сожжение этой прокаженной грехом вселенной - новая земля, новое небо и новая жизнь без греха… Вот отсюда, где пока сияет золотом полушарие купола, и расползется последний шквал богоборческой заразы по всему миру.

Потом на автобусе проехали мимо знаменитого места. Раньше здесь в овраге за стенами Иерусалима находилась свалка. В древности тут постоянно горели мусор и трупы. Называлось это место Геенна Огненная - библейский символ ада, свалка для сожжения человеческого мусора. Сейчас там ничего не горит, наоборот, зелено и симпатично. За большие деньги здесь продают землю под захоронения, чтобы первыми в длинной очереди прийти на суд… Вот так, сегодня, чтобы попасть в Геенну Огненную люди сами платят большие деньги. Но лучше уж подальше от этого места.
У Стены Плача, разделенной на мужскую и женскую части перегородкой, иудеи молились, качаясь, лицом к древним камням. В щелях оставлены записки. Гид сказала, что эта стена - все, что осталось от дворца Ирода. После разрушения Иерусалима римлянами в 70-м году по предсказанию Христа иудеям разрешалось только один день в году приезжать сюда и молиться. Вот они и оплакивали свою горькую судьбу.
Затем быстро, минут на пять заглянули мы в пустой зал Тайной Вечери и в Церковь Гробницы Девы Марии, которую нам открыл францисканский монах, стриженный под горшок, в рясе из коричневой мешковины. Гид сказала, что «хоть и считаются эти места святыми, но историки до сих пор оспаривают правильность их местонахождения». Прости ей, Господи.
Прошли мимо развалин Купальни Вифезда. Здесь Ангел возмущал волну, и первый, кто успевал окунуться, исцелялся. Здесь Христос в субботу исцелил болевшего 38 лет, за что фарисеи искали убить Его. Здесь омывали перед жертвоприношением овцы на Пасху. Это здесь по этим тысячелетним камням текли реки крови бедных животных. Здесь Христос сказал, что Бог не жертвы хочет, а милости.
Но вот мы выходим на Улицу Скорби, по которой Спаситель нес Крест наших грехов. «...Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить Его», - с улыбкой цитировала гид, избивая меня своим пренебрежением. Я отошел в сторону и молился о даровании мне спокойствия. Прошли и мы этим скорбным путем. Нас толкали шумные торговцы и горластые толпы туристов. Шел я по камням, по которым ступал под тяжкой ношей Христос, по истертым камням, впитавшим навеки кровь и пот Спасителя. Скорбно и тяжело было на душе моей. Это ради нас, вот таких, добровольно принять мучения?.. Нет, никогда не понять нам такой любви Бога к человеку.
Здесь Пилат представил Иисуса на суд толпы («Се Человек»), и озверевшая толпа кричала: «Распни Его! Распни!» Здесь римские солдаты играли в кости на одежду Христа. Здесь Он упал в изнеможении. Здесь Он встретился с Пречистой Матерью Своей. Здесь Симеон Киринеянин возложил Крест на себя и нес Его за Иисусом на Голгофу.
Вот мы и вышли на небольшую площадь перед Храмом Гроба Господня. Сейчас это здание принадлежит общинам православных греков, римских католиков, армян, коптов, сирийцев и эфиопов. Перед входом - та самая треснутая и оплавленная колонна, из которой молнией вспыхнул благодатный огонь. Сразу у входа внутри Храма - камень помазания, длинная плита из розового известняка, на котором оплакивала Его Пресвятая Богородица и Никодим, «приходивший прежде к Иисусу ночью, и принес состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли Тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают иудеи...» ( От Иоанна, 19, 39-40).
Затем мы спустились в подземелье. Здесь располагалась тюрьма, где по преданию Иисус провел ночь после ареста. Стоять в таком камере-мешке из камня можно в полусогнутом состоянии, касаясь всем обнаженным израненным телом влажного холодного камня - мучительно и унизительно. После нескольких минут такого стояния мышцы трясутся, затекают, ноют. От духоты и напряжения пот льет ручьем. От касания холодного камня можно за несколько часов можно получить серьезные заболевания суставов, воспаление легких, ревматизм - все, что угодно.
Здесь же захоронение праотца Адама, которое символически изображается на Распятии черепом с костями - «адамовой головой». Гроб Иосифа Аримафейского («Он, купив плащаницу, и сняв Его, обвил плащаницей и положил Его во гробе, который был высечен в скале; и привалил камень к двери гроба...»(От Марка,15, 42-43,46).
В одной из пещер у древней Богородичной иконы, глаза Которой наблюдают за каждым входящим, стояла на коленях монахиня в черной рясе. Какое светлое и красивое, спокойное и благостное лицо! Как я хотел удрать от этой шумной группы и также уединиться в пещере и предстать перед Ней и ощутить Ее здесь близкое присутствие. Но, гид гнала, гнала нас дальше.
Вот Часовня Распятия с иконами в человеческий рост. Под стеклом - трещина в скале от землетрясения: «Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух. И вот завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли...» (От Матф. 27,50-53). Под мраморной плитой в нише я встал на колени и коснулся рукой серебряного кольца, которое обозначает место крепления Креста. Прости нас, Господи! У греческого батюшки купил свечи и поставил их в песок подсвечника, одну - о здравии всех моих ближних и дальних, одну - о упокоении моих дорогих покойников. И сразу спокойно и тепло стало на душе.
Отошла на время суета, ушла из сердца черная тоска. Благодарю Тебя, Господи, что Ты открылся мне. Как же душа болела без Тебя!
В центре величественной ротонды Воскресения в строительных лесах стояла Кувуклия - Святая Гробница. Вокруг толпились и голосили на разные языки сотни паломников и туристов. Но там началась служба, и нас внутрь не пустили. К нам подбежал шустрый араб и позвал к задней стене Кувуклии. Там, отвалился кусок стены и обнажился кусок плиты от Гроба Господня. И мы выстроились в очередь, приготовив деньги. Араб и молодой греческий священник пропустили нас в нишу, мы коснулись плиты и за десять долларов получили пучок свечей и набор с освященными водой, землей и елеем. Но в этой суете и толчее сердце мое тупо молчало...
Гид снова торопила нас к выходу. Мы шли по древним улочкам, и я все высматривал хотя бы мизерный клочок земли, чтобы взять хотя бы горсточку. Но, не было, дорогой брат, не было там среди плит и камней земли. Не было.
В автобусе я уже сам пытался рассказать народу о христианских чудесах, гид бесцеремонно прервала меня и снисходительно спросила: «Вы, что, действительно во все это верите?» — «А разве можно иначе!» Сидел я в том автобусе и думал, что ж мы за люди такие. Тысячи лет ждали Христа (весь Ветхий Завет пронизан ожиданием Мессии), а когда Он к нам пришел, проповедовал, явил множество чудес, — предаем, казним Его. И самое страшное, до сих пор, каждый день и час распинаем Господа своим гордым безумием.
Иерусалим, казнивший пророков, Самого Христа, казнил и мое паломничество. А я — себя…

На следующий день состоялась поездка в Тель-Авив и Яффу, богемный пригород столицы. Это - чисто светская поездка с посещением магазинов, смотровой площадки с видом на набережную, биржи бриллиантов.
Собрав по отелям в микроавтобус, нас привезли в Яффу и мы пошли по узеньким каменным улочкам. Раньше здесь были сплошные притоны, процветала преступность. Но вот криминальных жителей отсюда расселили кого куда, а здесь совершили капитальный ремонт всего старого города. И сейчас тут проживают художники, поэты, актеры. Здесь до сих пор сохранился дом, в котором жил апостол Петр. Несмотря на то, что время обеденное, жителей мы не видели. Они отсыпались после ночных общений с Музой.
По извилистой улочке нас привели на террасу, под стенами которой плескалось ярко-голубое море. Невдалеке среди пенистой волны высилась гряда скал. К одной из них змей в свое время приковал Андромеду. Пришел сюда Персей, побил змеюку подлую, а девушку увез на Кипр и жил с ней счастливо до 120 лет. Скалы, черневшие из-под воды, — останки змея.
Через «мост поцелуев» мимо финиковых пальм подошли к фиговому дереву. Здесь, якобы, Ева с Адамом впервые осознали свою наготу, устыдились ее и прикрылись фиговыми листиками с этого древа. Я с трудом допрыгнул до самого нижнего листика и сорвал его на память. Все нижние ветви дерева остались без листвы, видно туристы любят гербарии. («Что б вы без нас делали!» - спрашивают женщины мужчин. - «До сих пор жили бы в раю», - печально отвечают мужчины.)
Попробовали финики, которые уже созрели и осыпались с высоких раскидистых пальм. На вкус они оказались вязкими и горькими. Гид объяснила, что перед употреблением финики на сутки кладут в морозилку, тогда они станут сладкими.
Со смотровой площадки открылся просторный вид на набережную Тель-Авива, Средиземное побережье и белые высотки. Здесь же белеют «ворота веры», составленные из частей человеческих тел, потому что полностью тело человека ваять у них запрещено. Кто станет под ними и загадает желание, может надеяться на его исполнение. В прошлом году один старичок постоял тут, позагадывал, а в этом году снова приехал, разыскал нашего гида и доложил, что его желание исполнилось: он женился на молодой красивой женщине, несчастный...
Зашел разговор об эмигрантах. Гид Лена призналась, что ехать сюда не очень-то хотела, но муж настоял из-за детей и больной матери, которую здесь бесплатно и квалифицированно лечат. Поначалу возникли трудности с языком. Они совсем не знали древнего иврита (при написании в этом языке даже отсутствуют гласные), но упорно изучали его, причем она успешнее, чем муж. Доходило до того, что он боялся подходить к телефону и вытаскивал ее из ванны, чтобы она поговорила с его родичами. На отчетный период они имели хорошо оплачиваемую работу, дети имели учебу в хороших школах, свекровь имела успешное лечение. Говорить она это пыталась бодро, но смертельная усталость навсегда легла на ее лицо глубокими морщинами.
Вадим спросил, как тут реагировали на убийство премьера Израиля. Она сказала, что это было трагедией и позором. Ей звонили из Москвы и спрашивали только одно: неужели убийца еврей?
Проезжали в автобусе по тихой улочке, густо застроенной одно- и двухэтажными коттеджами, обнесенными бетонными заборами. Вокруг каждого имелась территория, усаженная цветами и травой, но очень небольшая, может быть сотки по две, а то и меньше. На крышах сверкали темные панели солнечных батарей. Анна пояснила, что мы въехали в самый богатый район Тель-Авива. Жить здесь могут себе позволить только очень состоятельные люди: здесь самая дорогая земля на Земле. Как хорошо, что я не отношусь к таковым и жить в этих безликих бетонных коробках, похожих на объекты гражданской обороны, при 40-градусной жаре мне не грозит...
Поздравила нас Лена с революционным праздником 7 Ноября и почему-то огорчилась, что мы его перестали отмечать. Опять пробежали стадом мимо христианского храма апостола Петра, зато на бирже бриллиантов парились часа два. От нечего делать, присмотрел сыну моего друга золотой крестик и купил его, решив освятить в Галилее. Вспомнил, что согласно решению какого-то из соборов, любой крест, к которому относятся с благоговением, имеет крестную защитную силу. Кто-то долго покупал «дешевые тут» бриллианты, а кто, как я, пил кофе в биржевом кафе, благо это здесь бесплатно.
Там как-то сама собой завязалась беседа на вечные темы. Мои нестареющие романтики Лариса с Вадимом, и две пары среднего возраста возмутились: ну, почему у людей, жизнь такая сложная, что это за «эксперимент такой» с нами производят? И кто? Лариса пояснила публике, что я, как ей кажется, знаток вопроса, в чем они убедились, слушая мою пламенную речь в Иерусалиме. «Давайте послушаем Андрея»,— сказала она, иронично поглядывая на меня, как, мол, ты выкрутишься. Но я не испугался и своими словами изложил мистику сакрального бытийного вопроса.
Так, в оживленной беседе о Боге, человеке, о вечности мы провели всю обратную дорогу до Нетании. Мне подумалось: нет все-таки людей, которых эти темы не волнуют. Надо только об этом с ними говорить. Я отвечал на десятки вопросов, и, кажется, во многом убедил этих людей. Они с сожалением прерывали беседу и выходили из автобуса, развозившего нас по отелям.
Вечером мы опять встретились с Сашей и еще с одним эмигрантом из Тбилиси - Геной, школьным другом моего соседа по дому. Печальный Гена жил там уже три года, сильно тосковал и собирался вернуться в Россию. Только сначала нужно заработать денег на покупку дома где-нибудь на Ставрополье, тысяч десять долларов. Вот он и вкалывает по 12-14 часов, развозит овощи «богачам, от которых не дождешься и медной монетки на чай». На встречу я прихватил две бутылки «Кристалловской» водки и подарил каждому. Эти двое смотрели друг на друга исподлобья. Гену мы посадили в такси и отправили домой в пригород Тель-Авива, а сами решили прогуляться по вечернему городу.
На площади у фонтана десяток девушек весьма нестрогого вида сидели на лавочках и мраморных плитах, и томно разглядывали прохожих. Саша пояснил: это проститутки. «Лариска, дай прикурить», - протянула одна с украинским распевом.
Заглянули в русский ресторанчик. За стойкой скучала бело-розовая блондинка. Удивительно, как это можно остаться такой беленькой после жаркого солнечного лета?.. Она горько улыбнулась: мы летом носимся от кондиционера до кондиционера. Саша говорил с ней, как со старой знакомой. Но вот появились трое богато одетых парней. Мигом забыв о нас, она вспыхнула улыбкой Маты Хари, бросилась к ним. «Ничего мне здесь не обломится», - грустно вздохнул мой попутчик. «Радуйся, - успокоил я. - Если к другому уходит девица, точно известно кому повезло».
Подошла бабушка в обносках и, загадочно улыбаясь, поинтересовалась не хотят ли молодые люди развлечься. «Это с тобой, что ли, бабуля?» - «А что, не нравлюсь?» - спросила та, кокетливо приглаживая седенькие волосы. Спровадив ее, Саша саркастически пояснил: эта пожилая мадам - родоначальница местной проституции, знаменитость, так сказать.
К нам за стол без спросу подсел парень лет двадцати, по виду столичный фарцовщик с Беговой. Они с Сашей заговорили о друзьях. Когда Саша меня представил, тот не среагировал. В паузах его голова клонилась к столу, а глаза навыкате устало закрывались. При этом речь его осталась трезвой, но замедленной. «Это героин», - шепнул мне Саша и предложил усталому товарищу проводить его до дома. Тот покладисто согласился. Мы простились, я вернулся в номер отеля.

Наступило утро последнего дня. После завтрака в ожидании автобуса я сидел перед отелем, подставив яркому ноябрьскому солнцу лицо. Вокруг меня на всех горизонтальных плоскостях, освещенных солнцем, распластались тощие кошки, похожие на больших крыс. Пахло срезанной травой, олеандрами и кофе. По синему небу носились птицы и весело пересвистывались. На душе появилось предчувствие чего-то светлого. Я отправлялся на экскурсию в Галилею - северную провинцию Израиля, родину Христа.
Весь день нам сопутствовала прекрасная погода. Сегодняшний гид Анна приехала из Питера. Она с детства была «влюблена в Галилею» и увлеченно рассказывала нам об этом священном месте. Проезжали портовый город Хайфа по берегу моря.
Слева от шоссе плескалась голубая морская волна. Справа стеной высились каменистые горы, изрытые черными дырами. Спросили, что это за перфорация? Анна невозмутимо ответила: это пещеры древних отшельников. Тысячи-тысяч пещер, но ни одного кустика вокруг, ни одного ручейка с пресной водой. Это ж какую силу веры надо иметь, чтобы уйти сюда из зажиточных родительских домов? Ведь именно дети знатных родителей в основном пополняли сонмы пустынников. А мы ехали на автобусе с кондиционером и мягкими пилотными сиденьями, и ворчали: укачивает…
Потом свернули в горы, и вокруг появились поистине библейские картины: коровки, овечки, пастухи в светлых хитонах, селения, утопавшие в цветах и зелени цитрусовых деревьев.
И вот мы въехали в Назарет, где прошло детство Иисуса. Этот гористый городок походил на Алупку или Гурзуф. Только вместо тамошних грузин и татар, здесь овощами и фруктами торговали такие же смуглые и шумные арабы. В Назарете мы посетили две церкви - сначала католическую и после православную, — воздвигнутые в честь Благовещения. Католический — громадный трехэтажный бетонный собор, православный - небольшой уютный каменный храм, почти весь ушедший от древности под землю — «культурный слой». Внутри храмов протекал ручей, у которого юная дева Мария услышала от архангела Гавриила весть о рождестве будущего Спасителя человечества: «Богородица, Дево, радуйся!..» Мы с радостью набираем в ладони и в бутылки воду из святого источника. И парень с серьгой в ухе, который только что рассказывал пухленькой смешливой подруге о тачках, баксах, кабаках, вдруг преобразился и с мягкой улыбкой предлагал всем умыться святой водой: «Попробуйте, правда, поможет - она ведь святая!» К католическому храму от автобуса на инвалидных колясках везли калек. Слышалась немецкая и английская речь. «Придите ко Мне все труждающие и обремененные!..» И приходят. И приезжают со всех стран. В лицах людей светилась радость и надежда на исцеление. Истинно, святые места!
По пути от церкви к автобусу, нас с Ларисой и Вадимом нагнала пара девушек, сопровождавших старушку, ехавшие с нами от аэропорта. Девочки выглядели утомленными, обгоревшими, носы облупились. Рассказали, что устроили себе каторжный режим, зато посетили все самое интересное. А на Красном Море в Эйлате даже купались и загорали. Там понравилось больше всего. Лариса спросила, как себя чувствует бабушка. На удивление хорошо, сказали, только сегодня отказалась ехать в Галилею и решила пообщаться с родственниками из Тель-Авива.
Из Назарета мы отправились на Галилейское море (Тивериадское, Генисаретское, Киннерет). Проехали поворот на Магдалу, откуда родом святая Мария Магдалина. Мимо плавно проплывали Самарийские горы, по которым Христос ходил в Иерусалим, откуда добрый Самарянин. Анна выдвинула нам свою версию, почему раввин в отличие самарянина не оказал помощь избитому и ограбленному. Оказывается, по причине субботы. Я спросил, как бы она себя чувствовала, если бы в субботу сломала ногу, и все бы безучастно проходили мимо, а помог бы ей, скажем, добрый араб. Кто бы ей был ближе в ту минуту? Анна отпустила глаза и замолчала. Это хорошо. Предыдущие доморощенные богословки глаз не опускали.
Слева показалось стеклянно-бетонное здание в окружении пальм и забора. Кто-то предположил, что это, наверное, вилла. «А это тюрьма для особо опасных преступников», - вдруг бодро пояснила Анна.
И вот наконец, за перевалом из легкой дымки сверкнуло серебристое зеркало долгожданного Галилейского моря. Здесь рыбачили Петр и Андрей Первозванный, первые ученики Христа. Здесь Христос «ходил по морю как по суху». Анна рассказала, что в прошлом году археологи со дна озера подняли рыбацкую лодку, которой около 2000 лет. Возможно, на ней плавал Христос, потому что немыслимо, чтобы так долго могла сохраниться деревянная лодка, если бы не сверхъестественная сила. Дерево обычно сгнивает в воде меньше, чем за сто лет.
В ресторанчике «у самого синего моря» мы ели «рыбу Святого Петра» и опознали в ней знакомого нам карпа.
На легких волнах покачивалась большая парусная лодка, построенная по подобию той, которую подняли со дна озера. За моим столиком пил кофе старичок-шофер из Луганска, который приехал сюда третий раз. Я спросил: почему третий? Он удивился: так святые же места... Он меня сфотографировал на фоне этой необычной лодки и прекрасного озера. Я угостил его душистым крепким кофе. Почему-то с ним рядом было удивительно приятно и легко, как со старым другом. На прощание он мне пообещал, что я сюда тоже вернусь.
Потом на автобусе по серпантину шоссе мы поднялись на вершину Горы блаженств. Здесь Христос в Нагорной проповеди учил высшему совершенству - любви. Построен здесь прекрасный храм с домом для паломников. Территория вокруг храма с любовью украшена кустарником, дорожками, ровными газонами. Высокие эвкалипты рассеивали приятную тень. Я наконец-то, разыскал клочок каменистой земли в нише за скамейкой. Заслонившись от бдительной монахини гренадерского роста толпой американских туристов, наскреб ножом землицы в пакетик. (Уже дома я обнаружил в земле среди песка и листиков самшита маленькую улитку-путешественницу, которая еще долго ползала по нашему подоконному Ваньке Мокрому). Сделав сие благое дело, присел на скамью и залюбовался дивной панорамой.
Правда же, уезжать отсюда не хотелось: что угодно делать, кем угодно работать, но пожить бы здесь в этом блаженном месте! Время остановилось, блаженство опьянило меня, утоляя боль, затягивая раны. По узкой ленте асфальта спустились обратно к озеру. Перед нами проплывали горы, помнившие воплощенного Бога-Спасителя. Я проживал светлую радость и неумело, неправильно, наверное, благодарил Господа за возможность видеть все это, ходить здесь, дышать этим густым пряным воздухом, принимать в свою грешную душу эту светлую благодать и молча в восторге и страхе замирать в благодарственной молитве...
В таком невесомом состоянии, буквально не чувствуя ног, сошел (слетел? спланировал?) я с автобуса к реке Иордан. Здесь нам предстояло окропить лица и головы святой иорданской водой, омывавшей крестившегося здесь от Иоанна Крестителя Иисуса Христа.
На заросшем плакучим ивами берегу тихой реки толпились разноязычные паломники. Они набирали святую воду в бутылки, умывались, окропляли волосы, одежды. Некоторые переодевались в белые до пят рубахи, купленные здесь за десять долларов, и заходили в воду. Сверкали вспышки фотоаппаратов, некоторые снимали все это на видеокамеры.
С нашей группой ездила беременная женщина лет за сорок. В каждом храме она горячо молилась, стоя на коленях. И сейчас на берегу Иордана она умывалась святой водой, - и ее бледное болезненное лицо просветлялось и на глазах становилось красивым! Я любовался ею, ощущая близость чуда. Да, счастлив будет ее ребенок, в утробе матери посетивший святые места. Господи, помоги ей родить здорового младенца, плод ее столь поздней любви.
И я спустился к воде, приятно пахнувшей речной тиной. В зеленоватой воде абсолютно безбоязненно сновали большие и малые рыбки. Помолился, как смог, и окропил себя этой чудотворной водой. Будто помолодел на десяток лет! В груди ровно билось, пульсировало сердце. Внутри разливалось какое-то неземное тепло. Тихо, тепло, уютно. На округлых камнях таяли багряные пятна заката. Звучала негромкая мягкая речь, всплески воды. В ароматном воздухе рассыпались радужные брызги.
Гибкие ветви бесшумно колыхались над изумрудной водой. Маленькие серо-бурые птички порхали, перелетая с ветки на ветку, с камня на камень.
Совсем не хотелось отсюда уходить, но уже смеркалось, гид и шофер нервничали, звали, и мы побрели на стоянку машин.
В автобусе мое блаженство еще долго теплилось в груди.
Смотрел в окно на огни сельхоз-кибуцев и пограничных застав с электронной границей - за рекой Иордан темнели горы, принадлежавшие Иордану, соседнему государству.
Я видел темные горы и долины, разбросанные огни поселков, и краем уха слушал Анну, которая объясняла, почему иудеи не приняли Христа. Упущу эту версию из-за ее беспомощной нелепости. Только один вопрос задал ей: «Ну, ладно, если таких учителей, как Иисус Христос, было, как вы утверждаете, тысячи, то попрошу вас назвать хоть одного, который привлек к себе, к своему учению на протяжение двух тысяч лет сотни миллионов людей. Не надо тысячи - назовите хотя бы одного!..» Она опустила глаза и замолчала. Вернулась бы ты лучше домой, девочка…
Не хотел я тогда ни осуждения, ни обсуждения - совсем другие мысли ожили в моей голове. Я восторгался землей Иисуса. Благодарил Господа за возможность ее посещения, за те дивные чувства, которые она всколыхнула в моей усталой душе. Я восторгался народом, построившим в раскаленных безводных пустынях уютные зеленые города. На время стал я частью его и говорил в тот миг «мой Израиль». Но есть и Новый Израиль — это те, кто приняли Христа и полюбили Его. И это тоже отныне «мой Израиль».
Более четырех часов мы ехали в шикарном автобусе по вечерним дорогам среди гор и яркоосвещенных селений. У меня появилось время кое-что обдумать, прочувствовать, пережить. Я вдруг увидел эту уже не чужую и не чуждую, как раньше для меня страну, - как образ нашего земного мира. Да, здесь ярко проявились все человеческие достоинства и недостатки, великие грехи и великие одухотворения. Здесь люди среди камней и песков героическими усилиями воздвигали города, сажали сады и восстанавливали памятники духовных событий. Выращивали цветы и рощи, овощи и фрукты. Здесь молились Богу и своим богам с идолами миллионы людей - здешних и приезжих. Здесь жили бок-о-бок великие праведники и великие жулики. Паломники стяжали здесь небесную благодать - и их безжалостно обворовывали туристические фирмы, лавочники и карманники. Здесь учили истине и обману. Любили и ненавидели. Убивали и исцеляли. Воевали и мирились. Благотворили и грабили. Жили ожиданием Христа - и предали Его жестокой позорной казни. Веками возделывали почву для прихода Спасителя человечества, а Его, явившего свои чудеса и благодать, из зависти убили. Эта земля рождала святых апостолов и горделивых иуд. Таков Израиль. Таков человек! Таков и я…
Господи, прости всех нас, грешных и заблудших, но обязательно страдающих и жаждущих любви. Прости нас, если можно, и дай нам частицу Твоего терпения и Света. Господи! Спаси нас и сохрани!
Водитель автобуса высадил нас на автовокзале Нетании, несмотря на указание гида развезти нас по местам дислокации. Мы впятером взяли такси, шестидверный длинный «Мерседес», и добрались до наших отелей.
Заспанный портье вместе с ключами от номера протянул мне факс от местного представителя турфирмы Миши. А сообщал тот, что меня в 14-00 у входа в отель будет ожидать автобус, который и довезет меня до аэропорта. Заглянул в обратный билет и обнаружил, что мой самолет отлетает в 8-00. Кажется, эти ребята пытались сорвать напоследок мой отлет домой... «Это чтобы в прелесть не впасть».
Позвонил по домашнему телефону Мише, — в ответ длинные гудки. Вспомнил, что сегодня «шабат», когда иудеи даже свет не включают дома, чтобы не замараться грешной работой. Господи, помилуй. Только в два часа ночи он снял трубку, и я сообщил, что мой отъезд на грани срыва. Он, как всегда, вежливо извинился и через полчаса перезвонил. Сказал, чтобы я в 4-00 утра с вещами стоял у отеля. Глянул на часы - спать мне осталось полтора часа.
Утром, кряхтя, проснулся под настойчивые звонки портье, принял холодный душ и с вещами спустился в рецепшен. Пока я в пустом ресторане пил крепкий кофе, портье с тем же кряхтением долбил пальцем по клавиатуре компьютера. Затем, убедившись, что я поел и аппетит он мне не испортит, вручил мне счет за телефонные переговоры на сумму больше сорока долларов. Все эти переговоры я вел по поводу срывов экскурсий, и был уверен, что их оплачивала турфирма. Но, поздно метаться: этому парню нет дела до наших отношений с туристическими жуликами, ему деньги подавай. Хорошо, что у меня случайно осталось шестьдесят долларов, а то бы случился конфуз.
Ровно в 4-00 ко входу подъехал пустой микроавтобус, и я сел рядом с водителем. Мы тронулись в сторону Тель-Авива. Водитель сказал, что он из Питера, приехал в Израиль два года назад. Минивэн купил на свои советские сбережения и работал на трансфере и еще на одной работе. Потом он спросил меня, похож ли он на таксиста. Я сказал, похож, только на очень классного. Тогда он спросил, не узнал ли я его. Конечно, говорю, ведь это он вез меня из аэропорта в отель. Он сказал, что я просто обязан его помнить по России, потому что его там знали все автомобилисты. Он работал директором магазина автозапчастей. Тогда я понял, откуда у простого советского человека пятьдесят тысяч долларов на минивэн. За окном в это время по левому скоростному ряду нас обгоняла на микро-мопеде юная девушка в темной юбке и белой блузке. Скорее всего, ехала в Тель-Авив на работу.
Я спросил, почему здесь так много автомобилей «Субару», у нас в России это была не очень популярная марка. Он рассказал, что однажды весь арабский мир заявил, что перестанет покупать машины тех фирм, которые торгуют с Израилем. Только одна маленькая, но гордая «Субару» не испугалась и продолжила поставки. А евреи народ консервативный, если папа ездил на «Субару», значит и сын купит себе такую же. А вообще, машины у них дорогие, потому что «армию и полицию надо содержать, ведь они в Израиле самые лучшие в мире». Не знал я насчет армии, но полиция здесь хоть и не видна, но всегда тотчас появлялась на месте преступления. И взяток полицейские не берут, а если предложишь, так тебя же за это - под суд.
На дорогах голосовали молодые военные с американскими автоматами. Среди них встречались и девушки. Водитель пояснил, что они возвращались в расположение воинской части из дома, где проводили выходной. Его сын тоже служил в армии и очень гордился этим. Если парень не служил в армии, значит, он неполноценный, а уж «косить» от армии - это совсем позор.
В аэропорту девушка из службы безопасности допрашивала меня на чистом русском, где я был и что видел. В какие ворота в Иерусалиме мы входили и в какие выходили. С кем я встречался и о чем разговаривал. Кого как звали, и почему я с ними встречался. Я тщательно отвечал на ее вопросы и любовался дежурной улыбкой с белыми зубами, ее белоснежной форменной блузкой, длинной шеей и пушистыми ресницами, родинкой над пухлой верхней губой. Потом она спросила, нет ли в моем багаже вещей, взятых мной для передачи в Россию. Под прицелом ее глаз сознался, что взял мягкого на ощупь зайца, которого мне подсунул Саша для своей подруги. Безопасная девушка попросила изъять его из сумки и просветила на рентгеновском аппарате. Мы с ней прилипли к монитору, но к своему удивлению мины не обнаружили. Когда она завершила вежливый допрос и тактичный обыск легким кивком очаровательной головки и отошла к очередной жертве, я даже пожалел, до того мне это понравилась. Да, симпатичная у них служба безопасности.
На паспортном контроле в очереди, как простой турист, стоял Валерий Меладзе с волосатыми товарищами. Скучающая толпа наблюдала за каждым его движением. Он это чувствовал и нервно двигал челюстями, жуя что-то плохо поддающееся зубам. Среди нашей безголосой эстрады он чуть ли не единственный имел сильный красивый голос. И песни он пел необычные: про любовь. И Ви-Ай-Пи из себя не изображал. Из окна, выходящего на летное поле, сидя в баре, где тратил свои последние шекели с окородами, наблюдал как толстые дяди с тоненькими девушками, на голову выше их, солидно усаживались в длинный персональный лимузин до самолета. Валерий сидел с народными массами в зале ожидания, читал израильские газеты на русском языке и цедил через соломинку сок. Секундочку. Так, кажется, апельсиновый.
В самолете мой сосед в потертом пиджаке всю дорогу разглядывал фотографии и вздыхал. Я пробовал привести свои впечатления в порядок. Сколько же там было всего намешано: восторги и обиды, красоты и уродства, величие и низость. Только воспоминания о минутах блаженства чистым светом перекрыли все остальное.
Так зачем ездил я в эту древнюю, непонятную, но великую страну? Как это объяснить моим близким? Ну, верующим и объяснять не надо, но ведь остальные просто не поймут: столько денег, столько испытаний - и все это ради нескольких светлых минут. Но ведь это не надеть, ни съесть, ни показать на фото, ни даже толком объяснить на словах...
Я решил, что время все расставит на свои места, впечатления устоятся, плохое забудется, но уж то хорошее и светлое, что произошло, это останется со мной навсегда.
Родина встретила нас холодным ветром. Мы, быстро привыкшие к теплу, сразу окоченели. Меня никто не встретил. Впрочем, что там удивляться - после многодневных революционных праздников в душах и телесах отмечавших - разруха. Взял такси, сторговался на остаток денег и попросил водителя включить печку. Он спросил, откуда я такой загорелый? Ну, меня и понесло… За час езды выдал ему все самое главное, при этом я согрелся, как от включенной печки, так и от воспоминаний. Парень слушал внимательно, иногда задавал вопросы, но вывод на прощание сделал интересный: «Да, обязательно надо съездить на Святую землю, ты прав!»
Спустя некоторое время, обиды стихли. Меня перестало тянуть по заграничным красотам: все самое интересное, что может быть, я уже видел. В душе поселилось какое-то глубоко сокрытое спокойствие. Не перестал я удивляться поворотам жизни, но явственнее стали обозначаться причины любого события. Нет хаоса, нет страха, все происходит согласно законам соотношения добра и зла, гордыни и смирения. В каждом из нас, хочет он того или нет, есть вечная частица Бога - наш дух, голос которого мы называем совестью, и только благодаря ему мы еще живы. Все мы, блудные дети, вернемся к Отцу нашему, только весь вопрос - с каким багажом. Что там у нас за спиной будет преобладать: милосердие и любовь, или эгоизм и ненависть? Выбор за каждым живущим. А я, кажется, уже выбрал…