Горячие ломти любви

Была у нас девушка в группе.
Страшненькая такая. Глупенькая. Лет двадцати пяти. Мы-то все шмакотявками по сравнению с ней казались - каждому лет по девятнадцать-двадцать.
Выражение лица нашей матроны скрывалось за толстым слоем штукатурки, и звали девушку... Впрочем, какая разница, как её звали.
Суть не в этом.
А вот в чём. Втюрилась наша девственница по уши! В лектора философии, бывшего физика.
Физик-философ носил очки в тяжёлой оправе, был бородат, а от того - импозантен, хоть и мелок ростом. Нос физика-философа располагался где-то на уровне великолепного бюста нашей аксакалши, которая бросала на мужчину томные взгляды, а по прошествии некоторого времени принялась забрасывать объект своего воздыхания записочками следующего содержания: "Почему Вы не смотрите на меня?", "Посмотрите прямо и налево", "Вы хороший, я Вам не нравлюсь?".
Все эти чудесные послания подслеповатый физик выбрасывал в плевательницу, но так как ни одно из них не достигало цели, то и были мною любовно подобраны и бессовестно исследованы. Ни девушка, ни тем более философ об этом не догадывались.
Как ни странно, я сочувствовал обоим сторонам.
Правда, при этом мне ужасно не нравилось одно обстоятельство, физик-философ стал нервным. А это было плохо, потому что приближался экзамен, и мне совершенно не хотелось получить очередной банан. Он бы явно отыгрался на мне, как на самом ничтожном представителе группы, где его так беспардонно атаковали глупыми записочками. Так мне, во всяком случае, казалось. "Конечно! - рассуждал я, запивая неприятные мысли пивом. - Физик будет мстить. А кому? Самому... беззащитному... Мне то есть..."
И я решил отвлечь нашу девушку. Я решил... я... (какая же я сволочь!) я принял это решение... я отвёл аксакалшу в сторонку и... признался в собственных чувствах, обуревающих меня вот уже целый месяц... я признался ей в ЛЮБВИ! Ах, придурок! Что же я наделал?!! Я признался и тут же пообещал, что, если она не перестанет клеиться к нашему физику-философу, я сделаю что-нибудь ужасное! Например, я подожгу кабинет философии!..
Ох-х, как она на меня посмотрела, наша милая глупенькая старушенция!
Глаза её неожиданно наполнились чем-то необыкновенно прекрасным, потом она покраснела и, ничего не ответив, вернулась в аудиторию.
Несколько раз после этого мне пришлось с ней целоваться.
Делать этого она не умела. А я был плохим учителем. Не было во мне учительского дара. Или страсти?
А физик-философ успокоился, и даже сбрил бороду.
Он превратился в маленького замухрышку, но "удовлетворительно" мне подарил.
Добродушным был человеком. И при слове "любовь" улыбался. Тихо так, пьяненько... Это уже когда мы с ним пиво распивали. В забегаловке одной чудесной, известной на весь город, там ещё картошку подавали жареную - божественную такую - большими горячими ломтями.