Автобоян

Current Mood: дионисиката экстатика
Current Music: Therion, Summernight City (remixed - bonus track)


Около трех лет от рождения, прочел у Фрейда о сублимации детской сексуальности в анальной зоне.
Впечатлися, пошел какать. Понравилось в принципе, но если при этом еще и пальцем в носу ковырять, то получалось все гораздо фееричнее.

С течением времени, я все больше и больше стал предпочитать горшок другим занятиям. Понятно, что какать беспрерывно невозможно и сам акт подчиняется размерянному ритму метаболизма, про который я тоже прочитал что-то около того времени, но уже не у Фрейда, а в каком-то пособии по культуризму. Чтобы как-то урегулировать свои желания со своими возможностями, я стал много и часто есть.

Теперь, если у кого-то возникало такое желание, меня можно было увидеть оседлавшим горошок, в состоянии глубочашего сосредоточения жующим дежурный хавчик.

Моя детская сексуальность в это время качественно изменилась. Будучи по началу спонтанной и фонтанирующей переизбытком ощущений и новизны, она стала по-настоящему глубоким и интимным переживанием, творческим началом и движителем кропотливой внутренней работы, когда оргазмическое состояние начиналось с предвкушения, с поедания какой-нибудь мюнхенской колбаски, чтобы затем, внутренне участвуя во всех ее метаболичиских перепитиях, чуственно пройдя с ней весь путь и превращения, вздрогнуть в пароксизме наслаждения, освобождаясь от напряженного ожидания чуда последних часов, расставаясь с теплой квитэссенцией своего эго.

Однажды, а это была весна, уныло побултыхав содержимым горшка перед тем как слить его в унитаз, я был неприятно поражен увиденным.

Я до сих пор уверен, что это было озарение.

Чуткое ли соучастие организма в общем пробуждении природы, или же подспудное, инстинктивное чуствование некоей незавершенности и пустоты своей эгоценрии тому было причиной, но я уже не мог находить того всеобъемлющего удовлетворения в этом безостановочном порождении некротической материи, каким был поголощен ранее.

И тут же, не смея более противиться охватившему меня демиургическому экстазу, засучив рукавчики своей зеленой пижамки с динозавриками, я в глубочайшем трепете опустился на колени и запустил пухлые рученки в горшок. Я начал творить.

Я не имел четкого представления о том, что я хочу получить в итоге. Напротив, охваченный неистовым безумием, исполненный экстатическим восторгом, разрываемый противоречивыми стремлениями, я мял и терзал податливую материю, неистово стремясь передать ее природе весь тот восторг, всю ту полноту бытия, коей был захвачен сам в этот момент. В моей голове грохотали барабаны и бешенно вопили флейты. Безобразные женщины с распущенными волосами жывотными голосами пели древние песни о торжестве жизни и обезумевшие мужчины поедали свой кал, смеясь над тщетными страданиями смерти. Никогда еще в жизни я не чуствовал себя более совершенным и избыточным.

Но вот, в сгустившихся сумерках, бесконечно усталый, вздохнув и утерев испарину, я критически оглядел вышедшее из моих любвеобильных рук небольшое существо. Нечто, одновременно ужасающее и восхищающее свой архаичной грубостью, стояло на четырех толстых ножках. Нехватало самой малости, одного небольшого завершающего штриха. И разгладив большим пальцем его лоб, ногтем среднего я начертал букву Aleph. - Я нарекаю тебя Быком, - сказал я и опрокинув горшок в унитаз, спустил воду.