Клопик с портфельчиком

Руководство для страхового агента
Здравствуй, дорогой товарищ страховой агент! Вижу тебя, несущимся по бескрайним русским просторам, сжимающим в своей правой руке чемоданчик, битком набитый разнообразными страховыми бумагами. Того застраховал от пожара, этого – от наводнения…
Вижу, работа тебя достала, и в короткие свободные часы ты готов прямо-таки выть и лезть на стенку, съедаемый своей суетливой тоской. Тебе надоели эти бесконечные людишки, трясущиеся за свои крохотные ломтики объективной реальности и ты страшно тяготишься своей обязанностью брать эти краюхи под свою страховку.
Небось, раньше представлял свою профессию иначе? Слово «Агент» у тебя прочно связывалось с таинственным человеком в темных очках, а «страховой агент», стало быть, что-то еще более кошмарное, отчего все окружающие запросто могут обмочиться в штаны? И теперь для тебя, познавшего этот род деятельности, стало странно, какое отношение клопик с портфельчиком может иметь к таинственному страховому агенту твоих снов? И ты уже мечтаешь бросить свое занятие, ибо тебе стало чудовищно тошно от столь издевательской подмены понятий?
Но ты просто еще не понял, что твои беды происходят всего-навсего от непонимания глубин своей профессии. В ней ты походишь на купальщика, мутящего водную гладь как раз в том месте, где на дне покоится древнеперсидский корабль, наполненный драгоценным вином тысячелетней выдержки. Стоит напрячь силы, нырнуть в темные глубины – и все вино твое, а можно, конечно, продолжать барахтаться на поверхности до посинения, а потом говорить, что за отпуск так и не увидел ничего интересного, зря только морскую воду своей мочой подпортил. Поэтому знай, что пока еще – ты не настоящий страховой агент, ибо берешь на себя это словосочетание только с рабочим портфелем, с ним же его и оставляешь…
Итак, сейчас, подобно былинному витязю, ты стоишь на распутье, или, как сказал бы величайший физик 20 столетия Илья Пригожин – в точке бифуркации. Идти налево – бросать свою некогда любимую работу и переквалифицироваться в менеджера охранной фирмы или шикарного салона VIP-унитазов. Если выбрал эту дороженьку – то молодец, желаю успеха, но сие руководство, по понятным тебе причинам, читать дальше не имеет смысла.
Другой же путь – это полное изменение тебя самого, своего рода смерть и рождение заново. После этого тебя, конечно же, не узнает никто, ибо ты станешь самым настоящим агентом страха, а, точнее, плотской формой самой идеи страха. Вот когда ты станешь таким, я с удовольствием пожму твою здоровенную страшную руку.
Теперь можешь закрыть глаза и помечтать о самом себе, только уже вступившим в новое пространства своего бытия. Это будет тогда, когда рухнут разом все былые стены и преграды, и свирепый ветер безбрежных океанов страха пропитает твою сущность.
И так, представим самый обычный рабочий день твоего будущего, когда ты, точно так же, как и сегодня, отправишься страховать какую-нибудь парикмахерскую или маникюрницу. Ее директор, разумеется, лысый и с обгрызенными ногтями, будет долго интересоваться, отчего же ты сможешь его застраховать. Ты будешь ему показывать свои бумаги, которыми битком набит твой саквояж, и перечислять: вот от наводнения, вот от пожара, вот от въезда пьяного грузовика в витрину заведения. Но лысого директора, конечно же, больше всего волнует падение метеорита, вроде Тунгусского, и его прицельного, сверхточного, попадания именно в его парикмахерскую (или маникюрницу). Что же, нет проблем, и от этого мы тоже страхуем!
Тогда он достанет носовой платок, вытрет пот со своей лысины, укусит себя за ноготь, и с удивлением спросит:
- А есть вообще что-нибудь, отчего вы не страхуете?
Вот тут-то и наступил твой звездный час, можешь подпрыгивать от радости и мысленно трубить в фанфары. Ведь всякому ясно, что любое «не- есть» неизменно шире и глубже, чем примитивное «есть».
И тут ты ему расскажешь, что можешь застраховать только его маленькую крупицу бытия, все равно как застраховал бы песчинку в большой песчаной куче от склевывания ее домашними курами. Это вполне возможно сделать, ведь никакой куриной стаи и в жизни не одолеть песчаной горы. Ну, а если приедет экскаватор? От него песчаную груду застраховать уже никто не в силах, ибо и сам страхователь не больше песчинки.
Клиент, конечно же, ничего не поймет, и попросит рассказать попроще, без всяких там аллегорий. Попроще? Пожалуйста!
Вот знаете ли Вы, что Солнышко – то наше может в любой миг погаснуть, обратиться в абсолютно черный шар. Луна и разные планеты, которые лишь отражают свет, конечно же, погаснут тоже.
- Ну, это будет только через миллионы лет, нам не дожить, - перебьет он, - А на наш век вполне хватит.
- Если что-то может случиться, то оно может случиться всегда, для события нет времени! – ответишь ты.
- Но ведь говорят…
- Кто говорит?
- Астрономы…
- Ну и что?! Я три дня назад говорил с авторитетнейшим астрономом, доктором наук и академиком, он мне и рассказал все то, что я теперь излагаю Вам. Только о нем нигде не пишут, ведь здоровому человечеству нужен, как это понятно, здравый покой.
Клиент застынет в оцепенении, но ты упорно продолжай свою речь, и сделай ее как можно красочнее, чтобы в эти секунды перед глазами лысого директора парикмахерской как будто бы эффектный видеофильм крутился.
Сперва небеса обрушатся лавиной снега, сначала – обычного, водяного, пока Земля еще тепла и отдает свой жар жадным и ненасытным космическим глубинам. На уютных городских улицах воцарится небывалая стужа, отопление, шубы, телогрейки и прочие человеческие ухищрения окажутся здесь совершенно бессильными. Ничего не спасет земного тепла, и оно неотвратимо будет уходить в мировое пространство, нагло демонстрируя все бессилие человека перед тем, что называется коротеньким словосочетанием «Мировой лед». Разумеется, людишки станут искать защиты у того, кто посильнее. Женщины и дети – у глав семейств, те – у различных начальников и руководителей, а последние будут всем остатком сил стараться скрыть свое тотальное бессилие, которое ничем не будет отличаться от бессилия самого захудалого человечешки. И эта тоска, должно быть, отчаянно отравит последние секунды их земного пребывания.
А миллионы их подопечных уже перестанут чувствовать в своих черных, как глубины космоса, квартирах, лютый мороз. Тепло из них уже выйдет, а вместе с ним и то, что здесь именуется жизнью, а каждый замерзающий, как известно, чует перед своей смертью лютый жар.
А снежок за окнами уже вовсю порошит, только уже не привычный, водяной, а углекислотный, азотный, а там – и кислородный, наша атмосфера тоже весьма нежная и на прикосновение Мирового Льда никак не рассчитана.
- Но ведь люди будут бороться за жизнь! Устраивать убежища, сжигать топливо и греться! – воскликнет он.
- Чтобы топливо горело, нужен и кислород, а его уже не будет, - резонно ответишь ты, - Уже и дышать станет нечем.
- Но есть ведь и атомная энергия, ее надолго хватит! – взвизгнет собеседник.
Но ты заметишь, что атомных реакторов в мире не так уж и много, поэтому даже если бы они и могли чем-нибудь помочь, то все равно за них бы непременно разразилась злейшая война. А попробуй-ка повоевать на космическом холоде. Да и участь «счастливчиков», спрятанных в «атомном раю» будет гораздо печальнее, чем остальных, попавших в число «несчастных». Представь себе жизнь в окружении кромешной тьме, в искусственно отрытой берлоге, когда тебе уже нечего делать, кроме того, как бороться за свою, уже никому не нужную, жизнь. Но иначе нельзя, проклятая пружина твоего тела продолжает давить на сознание и заставлять его упорно сохранять мясную оболочку. Самое же гадкое в такой жизни будет в том, что ты будешь математически точно знать момент своей смерти. Ведь она неминуемо произойдет тогда, когда кончится запас урана, без него реактор уже работать не сможет (если, конечно, не сломается еще раньше). А добыть этот материал во мраке и холоде – уже явно за пределами возможного. Впрочем, «ядерные оазисы» – это все утопия, ибо атомная техника тоже не выдержит ледяного поцелуя, и разлетится на груду радиоактивных обломков…
Клиент раскрыл от удивления свой рот, обрамленный не в меру толстыми губами. Теперь самое время совсем буднично заметить:
- Вот такой случай мы не страхуем. Потому, что он совсем не страховой. Ведь парикмахерская (маникюрница) Ваша останется стоять на месте, где и была раньше, и даже многие предметы (например, хрустальные вазочки для цветов или пепельницы) никуда не денутся. Все можно посмотреть и потрогать. Другое дело, что некому будет смотреть и трогать, да и самой парикмахерской уже никто не увидит, ибо прощальный взгляд последнего обитателя Земли увидит лишь однородную и мерзлую черную массу, в которую тьма сплавит все, что существовало и существует на планете. Но такие вещи мы не страхуем, ведь это – не имущество, да и тяжело выяснять, является ли такой случай и в самом деле несчастным.
Клиент окончательно застынет на месте, как будто ледяные уста уже успели коснуться его плоти. Его взгляд выскользнет за окно, намертво приварится к ясному светилу (его счастье, если день ясный, а не пасмурный, и не зимние сумерки). Это очень подходящий момент для того, чтобы сообщить, что солнечный свет идет до Земли восемь минут, а потому, вполне возможно, взгляд несчастного уже устремлен в абсолютно холодный черный шар, только сам он об этом еще не знает…
Теперь оставь клиента в покое, свое он уже получил. Властная рука могучего Страха сгребла и отодвинула куда-то в сторону его маникюрную – парикмахерскую, освободив центр его сознания для чего-то, что гораздо важнее. Можно подхватить свой чемоданчик, снова напялить на нос неизменные темные очки, и двигаться дальше.
А по дороге еще припомнить историю про один город, где смертельно боялись воды. Там кто-то когда-то предрек, будто город погибнет из-за огромнейшего наводнения, и это пророчество засело в головах жителей на много поколений вперед. Первый десяток поколений справедливо считал воду чем-то иносказательным, и потому старательно молился, а когда случались частые в те времена войны, то жители этого города первыми рвались в бой. При этом они чувствовали, как пылающий огонь их душ испаряет и осушает темные воды, так грозящие их городу. Страх перед водами сплачивал этих людей, собирал их в единого надчеловека, противостоящего некоему потустороннему злу, но он порождал и необычные толкования будущего потопа, сказывали даже, что город будет упрятан водами от всех зол, которые к тому времени пойдут по миру. Однако, согласно этой легенде, в конце времен воды должны расступиться, и их город снова явится миру во всем своем блеске.
Но следующие пять поколений решили бороться с водой технически и навсегда застраховать себя от потопа. Это стало смыслом их существования, и поверх старых дамб они то и дело возводили новые, менее красивые, но зато более прочные и убедительные. В городе возникла даже своя, совершенно оригинальная, школа градостроителей, умы которой с большой охотой брались за щедро оплачиваемые иноземные заказы. В конце концов, они сотворили для своей речки искусственное, полностью контролируемое бетонное русла, и ее течением стали управлять два сменяемых оператора, сидящие за пультом управления в небольшом домике, торчащем в самом центре города. Одним нажатием кнопки они могли пустить воду в обход, по дальним обводным каналам, и о самом страхе потопа стали говорить как о каком-то историческом анекдоте, как о слепом суеверии предков. Железобетонная страховка придавала их словам такую же непробиваемую железобетонную твердость, и, конечно же, вода этот город так никогда и не тронула.
Но добившиеся своей цели люди уже не смогли заметить, что их город медленно, но упорно врастает, стекается в землю. По полметра в год, по метру, по два…
Вот земля, вытеснив все живое и движущееся, напрочь закрывает окна первых этажей, вот подбирается ко вторым…
Теперь на месте этого города стоит лишь поросший травой земляной холм. Он очень похож на могильный холмик, только размеры совсем не те. И еще журчит, так и не освободившаяся от бетонных оков, несчастная река…
Вот и все, что я хотел тебе сказать, мой дорогой страховой агент. Теперь скорее бери в зубы свою папочку, и смело шагай страховать дальше, и скорее забудь про свою недавнюю тоску.

Товарищ Хальген
2006 год