девяносто 9

Пока я смотрел вслед исчезающей в пелене моросящего дождя электричке, её равномерное постукивание еще доносилось до меня, как только мой взгляд вернулся на пустую платформу, украшенную кое-где по краям желтыми кленовыми пятнами, шум стих, и стал слышен лишь звук крупных капель, падающих на мой зонт с деревьев. «Барабаньте, барабаньте – всё равно не открою», - захотелось сказать мне. Я спустился по скользкой лестнице, перешел неожиданно радостно блеснувшие в этом приглушенном пейзаже рельсы, пошел по прерываемой кое-где коричневыми лужами лесной дорожке. Если б я остановился, и стал вглядываться в ожившее старое зеркало какой-нибудь лужицы, взволнованное падающими каплями, то наверняка разглядел бы самого себя – дрожащего, с искривленным лицом, роняющего капли слёз, как будто слёз…
Ступать от налипшей грязи было тяжеловато, ноги, того и гляди, норовили изменить мне и бросить своего хозяина, но я, применив все свои ничтожные навыки эквилибриста, минут через двадцать всё же в сухости и невредимости добрался до своей дачи. Огромный зеленый ключ долго шумел в замочной скважине, разговаривал с кем-то, ругался, стучал кулаками – в конце-концов, уговорив замок сдаться, он, засиявший от радости, вылез наружу. Появившаяся за дверью комната от одиночества, должно быть, насытила себя полумраком, который беспокоили лишь пробивающиеся сюда любопытства ради неяркие лучи уставшего осеннего света. Воздух в комнате был сырой, будто стал наполненным взвешенной влагой воздухом морским, каким тот бывает во время дождя, лишь свежести, присущей морю, здесь было немного меньше. И ветер, даже в полный штиль не оставляющий морские просторы гуляка, здесь давно не появлялся – старый календарь, запасшийся нарисованными ракушками, маяками и парусниками, уже ждать устал своего друга…
Поставив на стул скромную сумку, начал доставать из неё угощения, что полагались каждому уважающему себя Дню рождения, моему Дню рождения. Сыр с плесенью – в этой сырости так не хотелось говорить про плесень, но что поделать, сыр был с нею – сладкие французские булочки, бутылка Bordeaux, еще кое-что… Последним из сумки был извлечен старый кассетный магнитофон, интересно его толстые бочонки батареек живы еще? Когда нажал на кнопку с солидной надписью «воспроизведение», зазвучал волшебный голос Vanessa Paradis, её старенький альбом 92-го года - о, мои сны воспоминаний! Лишь немного пригубив вина, и, мой Бог, Ванессы Паради, а, точнее, должен признаться, всего лишь нескольких её песен, я чуть было не пустился в танец, потому как настолько проникновенно, чувственно и весело звучал этот голосок, что удержаться было невозможно! Нет, всё же усидел… Эх, мой читатель, коль грустно станет, откупори бутылочку Бордо, и переслушай диск Ванессы Паради!
Ощутив прилив расслабленности во всем теле, я добрался до кровати – ох, уж эти перины, одеяла и покрывала! – забрался внутрь всего этого нагромождения, укрылся почти с головой. Как же грустно и спокойно! Сейчас бы помереть во сне - невидимо, тихо, мирно, покойно… Но, Боже, как же хочется… Как хочется спа…ть…

…И, засыпая, слышал голос дивный
Paradis