Ботинки

Ботинки
 
 Вырос я уже, и стал большим. И это точно. Для убедительности, могу снять свои прошлогодние ботинки, и показать на ногах натертые пальцы. Это первый признак, что ботинки малы. А я значит, вырос.
 - Вырос, не вырос, - говорит мать, - а в доме нет олии, ни капли! Надо идти в олийницу!
 - Ну вот! - говорю себе под нос, а сам рад. Любил я ходить туда, где подсолнечное масло бьют.
 Городские пацаны не знают, и не видели, а я видел, и знаю, как подсолнечное масло бьют.
 Зырить, то есть смотреть можно всем. Это так же интересно и завораживающе, как смотреть на блестящие золотые кресты нашей церкви.
 - Господи! - говорит мать, - подсоби!
 И кидает мне на плечи огромный мешок с подсолнечными семечками. И я понес. Гордый такой, ведь обратно принесу целое ведро подсолнечного масла.
 - Иван Афанасьевич уже там! - крикнула мать мне вдогонку.
 Больше, наверное, для того, чтобы меня подбодрить. Потому, что я тоже видел, как мимо нашего двора проходил на работу в маслобойню, Иван Афанасьевич.
 Он там старший. Не по возрасту, а по чину.
 Вот пока я несу этот тяжеленный мешок, расскажу вам, кто там работает. Значит так… Ой, чуть не забыл! Все мужики работающие в маслобойне, все с усами. Их всего три, но каждый усатый.
 Как я сказал ранее, старший - Иван Афанасьевич Бачковский. У него карандаш за ухом и очки на резинке. И два труженика: Петр Васильевич Косолапов, всегда лицо сияет улыбкой и Степан Миронович Куксенко, у этого лицо всегда сосредоточено.
 - Ух, слава Богу!- сказал я, опуская мешок с семечками на землю, - Донес!
 - Слава Богу! - подтвердил Бачковский, сидящий, как всегда за своим столом. Достал он у себя за ухом карандаш и занес мою фамилию в канцелярский свой журнал. Напротив фамилии, имени, отчества моей матери…
 Видите, какая несправедливость не меня записывают, а мать мою, потому, что хоть и жмут мне ботинки, я еще не колхозник. Как прейду домой, сразу - же их сниму! Лучше босиком бегать и ходить лучше босиком. Как вырасту,
усища запущу и куплю себе туфли парусиновые. Говорят, они мягкие и не жмут.
 А может обидно мне, что я еще не колхозник?! А тут и Афанасьевич рассерчал:
 - Ты,- говорит,- как будто в первый раз?! На весы сначала ставь мешок, потом уже неси высыпать!
 
«Ничего, ничего»,-думаю я,-«Ну поторопился, и что, так и волокиты ж тут много не нужной, потому и тороплюсь!»
Высыпал мешок семечек в общие закрома, и бегом в то место, где основные события происходят.
 Где горит огромная печь, где жарится смесь подсолнечных семечек. Но опять я тороплюсь.
 Сначала Косолапов и Куксенко, оба в замасленных фартуках, наносят глубокими носилками семечек в агрегат. Он будет долго гудеть, и дрожать, но дело свое сделает: очистит подсолнечные зерна от шелухи. Потом пройдя через
решето, шелуха падает вниз, а чистые белые зерна, дрожа, идут по элеватору на поджарку. Жарят зерна, той - же шелухой. Как она горит! Возле печи невыносимо жарко! Но так и надо. Огонь нужен для поджарки перемолотой смеси. Смесь засыпают в огромный пресс. Круглый и высокий как труба. Засыпали определенное количество смеси, положили сверху круглый диск. А потом еще, и еще. И так много раз.
 А какие запахи стоят вокруг! Небывалые! Стою и молчу. Не потому, что запахом одурманен, а потому, что Косолапов подойдет ко мне в чистой одежде, но замусоленном фартуке и улыбается. Потом подойдет Куксенко, в таком - же фартуке и так значительно поведет головой,
 

и бровями подтверждая значимость их работы. И все молча. И я молчу. Хотя какой дурень тут, что услышит. Грохот стоит еще тот.
 И вот, все диски заложены, пошел давить пресс. А через специальную лейку полилась золотистая олия. Или, как говорят городские - подсолнечное масло.
 Полилось радость, счастье и восторг. Все успокоились. Но тут опять новый грохот. Это диски вылетают, освобождая макуху.
 Макуха! Вроде, что здесь такого?!
 На вид, круглая крышка от бочки, и всё!
 Ан, нет! Если вместе с сеном подкармливать корову макухой то молоко будет ой, ёё! Каким вкусным и сытным!
 А если отломать кусочек макухи и пойти на ставок, на рыбалку?! Закинуть несколько штук «закидушек», то без ведра карасей домой не приходят.
 А если ты настоящий рыбак, то несколько карпов, такой велечины поймаешь, что домой еле дотащишь! Вот, что такое макуха!
 Пройдет еще немного времени и я, и Косолапов, и Куксенко, и сам Афанасьевич, выйдем во двор - подышать свежим воздухом и отдохнуть.
 Вышли. Дышим. Никто не курит. Маслобойцы - народ некурящий.
 Сидим. Слышим, церковные колокола: «Бум-Бум-Бум!» Хорошо!