Про меня, Васю и фотоаппарат

Тук-тук-тук - «Но я бамбук», - тук-тук-тук-тук, - «пустой бамбук» – тук-тук-тук, - «я московский» – тук-тук-тук, - «пустой бамбук»…
Дурацкое радио над верхней полкой не выключается, - не работает ручка. Если будет продолжаться в том же духе, я, наверное, сойду с ума. Я бы сейчас с удовольствием послушал что-нибудь из Верди или Доницетти, но здесь про таких ни слухом, ни духом. Я погрел руки о стакан с чаем. Поезд «Москва - Лабытнанги» нес меня уже вторые сутки через нашу необъятную Родины, и, несмотря на то, что по радио уже второй день крутили запись этого певца, имени которого я все никак не могу вспомнить, я был рад хотя бы тому, что в купе я один. Чуть позже я собираюсь добраться до вагона-ресторана, дабы там отобедать. Пожалуй, позволю себе пару рюмочек водки, - иногда я позволяю себе такие вольности. Да, что греха таить, - частенько. Почти все прекрасно: за окном белеет зима, а на моих коленях лежит открытая на 245 странице «Анна Каренина», - символично, для чтения в поезде. Классика, как в литературе, так и в музыке не умирает, а все остальное - ширпотреб и массовое производство. Сейчас все ненастоящее, - и искусство в первую очередь. Вместо картин в галереях выставляют фотографии, - какое же это искусство? Фотографировать любой дурак может, а вот рисовать, - мало кто способен. Категорически против фотографии в любом виде, предпочитаю исключительно натуральные портреты, - у меня даже есть два моих собственных: один висит у меня дома, а другой в кабинете. Мне, как доктору исторических наук, по статусу положено…
Поезд дернулся и остановился. Я чуть было не выругался, потому что чай расплескался, и несколько капель оросили мои брюки, но мое интеллигентное воспитание не позволило мне это сделать, даже наедине с самим собой. Благо, не кипяток, и то ладно. Я с интересом выглянул в окно, - передо мной расстилалось белое блестящее покрывало, деревья в меху и красные точечки, - снегири. Я подпер щеку рукой, и стал любоваться природой. Эх, если б только этот, как его там, не пел про свой дурацкий бамбук и про то, что его что-то там напрягает (что именно – этих слов я так и не разобрал), я был бы вполне доволен. Красота… Естественно я сразу же вспомнил стихотворение из моего любимого поэтического сборника: "Белая береза под моим окном, принакрылась снегом, точно серебр…" Дверь в купе резко открылась.
- Хелло, папаша!
На пороге стоял не человек, - на пороге стоял инопланетянин. Высокий, тощий, как жердь парень, с волосами до плеч и серьгой в подбородке. На шее у парня висели, как я начал с тревогой подозревать, - чехлы от фотоаппарата. Он протянул мне руку.
- Василий.
- Петр Михайлович.
Жать его руку не было никакой охоты, но и уподобляться низшим бескультурным организмам тоже не годится. Парня сразу же стало как-то много. Он был слишком громким, слишком подвижным, слишком живым. Не люблю таких поверхностных людей. Если бы он побольше думал, то понял бы, что мешает мне, и замолчал, и перестал бы напевать эту дурацкую песенку, - не знаю уж, чего он там напевает.
Парень продолжал насвистывать какой-то мотивчик и разбирать сумки. Из одной он достал какие-то непонятные свертки, из другой шлепанцы, зубную щетку, мыло, трусы, - конечно же, ничего из этого не было упаковано в отдельные полиэтиленовые пакеты. Он засунул сумки под полку и пробормотал: «Эх, надеюсь, мы здесь будем одни». Я же промолчал, потому что надеялся на обратное.
- Ну, и как тут проводницы, папаша? Есть хорошенькие? - он, наконец, уселся и стал снимать свои непонятные огромные ботинки.
Я даже не нашелся, что ответить на такой ничего не значащий вопрос. Есть ли здесь хорошенькие проводницы? Можно подумать, я на них смотрю. Проводница- это проводница, она должна приносить чай и постель, проводницы не могут быть хорошенькими. Но ему и не нужен был мой ответ. Он продолжал сам для себя.
- А то мне нужна хорошая натура. Я имею в виду фотографию. У меня ещё пока нет такого цикла, - фото в поезде. Вы, папаша, правда, тоже подойдете. Эх, хороший вы экземплярчик.
- Простите, я что-то не понял.
- Да, художник, я. Фото - художник. Причем, замечу без лишней скромности, весьма и весьма талантливый. У меня уже было несколько выставок в Москве. Да, да, да. Вам, стало быть, повезло, папаша, - запечатлею вас для потомков, так сказать. Можно прямо сейчас и начать.
- Вообще-то, Василий, я не фотографируюсь. Мне претит этот вид искусства. Я бы даже искусством его не мог назвать: этот симбиоз технологий и творчества не вызывает во мне никаких эмоций, никоим образом не воздействует на мою душу и не дает мне хоть сколько-нибудь пищи для ума. А для потомков я уже и так запечатлен на двух моих портретах.
- Не-е-е-е, так дело не пойдет. Я все - таки хочу вас снять. И чем больше вы мне будете отказывать, тем больше я этого буду хотеть. Может, я вам заплачу?
Я отрицательно покачал головой. Тут парень сделал очень серьезное лицо и сказал:
- Видите в чем дело. Вот увидел я вас и захотел сфотографировать, а вы мне отказали. И не будет мне покоя. Все время буду себя мучить, думать: «ах, вот какая была бы фотография, если бы тогда я все - таки уговорил Петра Михайловича!». И всю свою жизнь буду об этом жалеть и поминать вас, отнюдь не очень хорошими словами.
- Мне нет никакого дела до ваших мук совести, - сказал я, но не так уж уверено. Ну, подумаешь, сфотографирует он меня пару раз, вывесит в какой-нибудь задрипанной галерейке. А то ведь, – О, боже, - целые сутки слушать его нытье! Дурацкое радио и так уже достало, а тут ещё и этот субъект! И потом, он обещал заплатить. Деньгами я, конечно, не возьму, - меня не так воспитывали, - но от водочки, пожалуй, не отказался бы.
- А может, мы сначала накатим, для храбрости? - спросил парень, как будто бы прочитав мои мысли.
Во мне боролись два чувства: смерить этого субчика презренным взглядом, ничего не ответив на его вопрос, и уткунуться в книгу, или все же согласиться. Особенно если учесть, что он платит.
- Только у меня с собой ничего нет. Может, мы в ресторан пойдем?
- Можно и в ресторан, - смилостивился я, - в конце концов, время обеда. Я бы уже чего-нибудь и перекусил.
- Подождите тогда пять минуток, я тут разденусь, вещи разберу.
- Хорошо, но я пойду пока займу место.
- О! Здорово! И закажите там чего-нибудь. И не забудьте, - я угощаю.

Стоило мне переступить порог вагона-ресторана, как мне стало плохо. На секунду, мне даже показалось, что у меня помутился рассудок. Нет, правда. Я увидел за одним из столиков Александра Буйнова, - вот и вспомнил, как его имя. Я стоял на пороге и думал, то ли он мне мерещиться, потому что весь день пришлось слушать по радио его дурацкие песни, то ли просто-напросто он едет в этом же поезде, и поэтому по радио поставили его записи. Я сел за столик, все ещё с опаской поглядывая за тот, за которым сидел этот субъект. Он широко улыбался и пил водку. А потом взял и подмигнул мне. Мои слабые нервы не выдержали: я позвал официанта и заказал графинчик с водкой и «чего-нибудь поесть». Заказ принесли так быстро, что я даже не успел сосчитать про себя до десяти, чтобы успокоить мою разбушевавшуюся нервную систему. Тут же появился и мои новый сосед по купе. Он так радостно улыбался мне, будто бы мы были старыми приятелями, которые не виделись тысячу лет. Интересно, он когда-нибудь не улыбается?
- Здорово, папаша. О, я смотрю, вы все уже заказали.
Он тут же налили нам по рюмке водки и залпом выпил свою. Ничем её не закусил и только зажмурился.
- Эх, хороша, - сказал он так громко, что все повернули головы в нашу сторону, - мне стало стыдно за него.
 Потом он наклонился ко мне, и я, почувствовав запах только что выпитого спиртного, поморщился.
- Видали, кто сидит за соседним столиком?
- Видел, конечно.
- Может, пригласит его к нам, угостим водочкой. Попоем песни. Душевненько так посидим!
- Думаю, не стоит.
- Отчего же? Мне не жалко.
Я пытался его остановить, но он уже шел к соседнему столику, сел рядом с самими Буйновым и что-то начал ему говорить, Буйнов улыбался в ответ. Я налили себе ещё водки. Идиоты! Все здесь, в этом чертовом поезде, идиоты. Мне понадобиться сегодня немало водки. Вася вернулся быстрее, чем я ожидал, и к тому же один. Без Буйнова.
- Он сказал, что с с радостью бы к нам присоединился, но он пошел отдохнуть, поспать, устал после гастролей. Обещал, что вечерком за ужином, обязательно. Как водочка? Хорошо, правда. Так что, вы согласны?
- На что?
- Быть сфотографированным?
Я ничего не ответил, но Вася уже потирал руки. Отлично, отличненько, я уже и аппаратуру настроил, сейчас придем в купе и быстренько чик-чик-чик.
- Позвольте, я закончу обед.
- Конечно, конечно, - он снова налили нам водки.
За этим графином последовал ещё один. Что ж, мне стало хорошо. Я уже готов был запеть, но, как назло, не мог вспомнить ни одной песни, кроме той, про бамбук. Когда мы пришли в купе, единственным моим желанием было лечь спать, но Вася сказал:
- А теперь фотографироваться! Прошу.
Я встал, прислонившись к двери. Пусть фотографирует, - мне все равно.
- Нет, так не пойдет, - сказал Вася, - раздевайтесь!
- Что?- я никогда ещё не трезвел так быстро.
- Раздевайтесь, ну снимайте одежду, я фотографирую только ню.
Я глупо смотрел на него.
- Но я не могу так! Я не буду!
- Да, не стесняйтесь, вы. Хотите, я тоже разденусь. И каким-то чудесным образом, он уже стоял передо мной в одних трусах.
Я понял его коварный замысел: сначала напоить меня, а потом покуситься на мою честь! Маньяк! Псих! Извращенец!
Вася смотрел на меня и приговаривал.
- Ну! Снимайте, снимайте же, - и он протянул ко мне руки.
 Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание. Я, профессор исторических наук, сейчас буду раздет непонятным голым субъектом.
Где-то: то ли в моем сознании, то ли в соседнем купе, то ли по радио заиграла песня «Мои финансы поют романсы… Заморский берег, закат в крови… Мои финансы - с волками танцы… Ни на чужие я гуляю, на свои…»
И я закричал, да так громко, как не кричал никогда в своей жизни.

И в этот самый момент я проснулась. Ещё никогда мне не снилось таких кошмаров! Я была мужчиной (не просто мужчиной, а доктором исторических наук!), который ехал в поезде с фотографом Васей. Этот самый Вася (кстати, вполне ничего) уговаривал меня сфотографироваться голым (или голой, не знаю, как будет правильнее)! Но самое страшное, - мне всю ночь снились песни Буйнова, да и сам Буйнов, кажется! Эх, наверное,не надо было мне вчера заходить на сайт прозы.ру и читать там про конкурс фотопрозы, - может быть, и не приснилась бы такая ерунда!