Love story

Огненные искры весенним дождем слетали с пылающих кончиков сигарет и, озаряя печальную тьму, мерцающим плащом покрывали застывшие силуэты деревьев, между которыми величаво брели высокие длинноногие животные, более всего напоминающие жирафов, к спинам которых были прикреплены небольшие домики, светящиеся всеми цветами радуги.
- Понимаешь, - задумчиво говорил Вадик, всматриваясь в этот огненный дождь, - У нас… как бы это сказать… уже нет любви, наверное. Только секс и привычка быть рядом. Нам больно расстаться, но оставаться вместе, может быть, еще больнее. Я смотрю на нее… и вспоминаю, как когда-то одна мысль о ней рождала безудержный полет фантазии и желание быть с ней, посвятить ей всего себя. А теперь пустота, - он залпом допил бутылку «Золотой бочки» и с горечью добавил, - Как и везде – одна лишь пустота…
Я молча докуривал свою сигарету. И он и я знали, что какие-либо слова сейчас были не нужны.
- Ну а ты как? – наконец посмотрел он на меня.
К моей радости ответить я не успел – балконная дверь внезапно отворилась и вошла Наташа, держа в своих руках надутого динозаврика.
- Скучаете? – улыбнулась она, мягко обнимая Вадика.
- Да нет, просто предаемся очередной саморазрушительной депрессии, - улыбнулся я в ответ.
- Как романтично. Правда, Дино? – кивнула она динозавру.
- Это кто? – рассеянно спросил Вадик.
- Это моя душа, - кокетливо подмигнула ему девушка.
- Какая-то она маленькая… - заметил я.
- Зато веселая.
Вадик вдруг коснулся динозавра своей еще не потухшей сигаретой.
- Ну вот… а говорили, что души бессмертны.
- Эх… И тут врали… - вздохнула Наташа, выкидывая в окно бесполезную теперь тряпочку.
- Не расстраивайся, - сказал Вадик, обнимая ее. - У меня есть для тебя кое-что получше души.
Вадику, как и мне, было 23, Наташе – 22. Вадик был высоким красивым брюнетом с притягательными глазами, Наташа – миниатюрной блондинкой с восхитительной улыбкой. Глядя на то, как они целуются, я вспомнил его последние слова. А теперь пустота. Как и везде – одна лишь пустота. «Ты справишься, дружище. Ты всегда справлялся,» - подумал я и вышел.
И сразу же погрузился в темную глубину комнаты, озаренную волной экстатической музыки, под которую, полностью отдавшись этому потоку, танцевала Светлана. Самая, наверное, загадочная из всех виденных мною девушек. Моя девушка.
Несколько минут я просто наблюдал за ней, а потом, чувствуя, как музыка постепенно входит в меня, просачивается сквозь кожу и зажигает внутри опаляющий огонь страсти, сам бросился к ней, сам ворвался в эту бешеную круговерть, в которой исчезают мир, ты, остаются лишь неясные образы, проистекающие из самой глубины, и твое тело, страждущее и желающее. Мы танцевали, а потом повалились на диван. Я жадно целовал ее губы, лицо, груди, чувствуя, как ее пальцы скользят по моей спине и, задрав вверх рубашку, в порыве страсти вгрызаются в слабую плоть.
- Да, продолжай. Мне нравится, - внезапно произнес кто-то рядом.
Еще полубезумным взором я посмотрел в ту сторону, и увидел самого себя, сидящего на противоположном краю дивана, с полуулыбкой курящего небольшую сигару и насмешливо за мной наблюдающего. В тот же миг все силы оставили меня и я, обессиленный, упал на пустой диван…
А потом мы все вместе сидели в этой же самой комнате, мой друг с Наташей на диване, а я со Светкой на коленях на кресле, и Вадик играл на гитаре. Подумав немного, он запел:

Четыреста лет, потолок и ночник,
Старая ваза с водой для гвоздик,
Приготовленный ужин и заваренный чай,
Терпкий дым сигарет.
Содравший всю молодость старый матрас,
Укрытая хитрость за тению глаз,
Прижавшись спиною к холодной стене,
Я не сделал шаг, нет…

Я здесь непрошенный гость,
Я здесь как в горле кость,
Да проходи и садись,
Извиняться брось.
И желтой лампы круг,
И пепел жжет пальцы рук,
Разговор за глаза,
И он сойдет нам с рук.

Старая дверь, но в ней новый замок,
Не пускавший меня на порог,
Броня светлых штор укрывала от глаз,
Но что тут делала ночь?
Ведь здесь над наивностью царствует ложь,
А честное слово достоинством в грош,
Занозою в сердце чья-то любовь,
Но что тут делала ночь?...

И был вечер, и была песня, и были мы, и больше ничего, лишь божественный налет тоски и одиночества…
- Ладно, пошли мы, - внезапно сказал Вадик, откладывая гитару.
- Уже? – удивилась Наташа.
- Пора… - как-то грустно ответил ей Вадик и вышел.
Я нашел его на кухне. Невидящим взором он смотрел прямо перед собой и медленно курил «четвертый Кент».
- Последняя… - сказал он, увидев меня.
- Бросаешь?
- Да, с этой и брошу.
- Поздравляю.
- Да не с чем, в принципе…
Некоторое время Вадик смотрел на меня, а потом задумчиво спросил:
- Как ты думаешь, если бы существовала сто процентная вероятность того, что ты тоже бросишь, попроси я об этом, это было бы хорошим поступком, если бы я попросил?
- Если бы чистосердечно попросил, то наверное.
- Хех, доброе дело… - усмехнулся Вадик. - Искупление… - он неспешно потушил сигарету и поднялся. – Так вот, Андрюх, бросай-ка ты курить.
Наташа уже оделась. Они со Светкой молча ждали нас. Вадик крепко пожал мне руку.
- Пока, дружище. Я… да ты и сам все знаешь. – он с трудом отвернулся и посмотрел на Свету. – Прощай, Светлана.
Она подошла к нему и мягко поцеловала в губы:
- Прощай, Ищущий… Надеюсь, ты найдешь свой остров.
- Да, найду… - улыбнулся Вадик и, пропустив вперед Наташу, вышел.
Когда через пять минут я вошел в свою единственную комнату, Света сидела в пустом углу, обхватив руками колени и положив на них голову. Я молча сел на диван. Несколько минут никто ничего не говорил.
- Давай напьемся… - предложила вдруг Света.

На следующий день от его обезумевшей от горя матери я узнал, что Вадик покончил с собой, спрыгнув вниз с крыши их дома. В короткой записке, оставленной им, было написано лишь: «Я сам. Простите…»

* * * * *

Курить я все-таки бросил. Не потому, что он попросил – просто надо было как-то пометить его смерть в моей жизни. Сама жизнь меняться как-то не хотела. Мне так же надо было спать, ходить на работу, есть… Я попробовал уйти в запой, думая, что так надо, но после первого же похмельного утра пить расхотел. Странно, но я не чувствовал особой грусти или боли, только мир стал вдруг совсем безразличным. Как робот я просыпался, шел на работу, общался с сотрудниками, ехал обратно, ел купленную в ближайшем супермаркете пиццу, смотрел телевизор и ложился спать. И мне было абсолютно все равно, выгонят меня завтра с работы или нет, проснусь я или нет, буду я есть опять пиццу, или куплю наконец каких-нибудь сосисок. Со Светкой я старался не видеться, не знаю почему, а она, казалось, совсем не заметила, что мой лучший друг умер. Только поцеловала меня, когда я сказал ей об этом, и потом долго, обняв меня, гладила мои волосы. Больше я с ней об этом не заговаривал. Отстранившись от мира, я углубился в себя, но ничего не нашел. Только впервые по-настоящему почувствовал прикосновение той пустоты, о которой говорил Вадик.
Так прошли полторы недели…

Вадик играл на гитаре. Рядом с ним на диване сидела с закрытыми глазами Света и, казалось, спала.
- Прикинь, мне приснилось, что ты умер, - засмеялся я.
- Ха, разбежался, Ищущие не умирают, - подмигнул мне Вадик.
- Кто? – удивился я. То, как он себя назвал, показалось мне очень знакомым, но я никак не мог вспомнить, от кого такое уже слышал.
- Хочешь сам им стать? – Вадик внезапно оборвал игру и протянул мне гитару.
- Нет, Вадик, пожалуйста, не надо! – закричала откуда-то появившаяся Наташа со слезами на глазах.
Мне вдруг стало страшно. Увидев это, Вадик разозлился и бросился на меня. Он замахнулся гитарой, я схватил пепельницу, оказавшуюся рядом и ударил его по голове. Вадик свалился как подкошенный. Я с ужасом смотрел на неподвижное тело.
- Он ведь и так уже был мертв, - подойдя, прошептала Наташа и обняла меня.
Все исчезло. Остались лишь я со Светой, стоящие в поле, полном прекрасных красных роз.
- Ну, что будем делать? – спросила она, выдыхая сигаретный дым.

«Сон?» - с облегчением подумал я, открывая глаза. Через секунду звонок в дверь повторился. Еще не совсем проснувшись, я, натянув первые попавшиеся под руку штаны, открыл ее. На пороге стояла Наташа. После смерти Вадика мы виделись лишь однажды, на похоронах, да и то почти тогда не разговаривали. Она сильно осунулась за это время.
- Я… только ничего не говори, - сказала она и поцеловала меня…

Через полчаса мы, обнявшись, нагие лежали на кровати и смотрели вверх, на глубокое небо, по которому неспешно текли белоснежные облака.
- Только не презирай меня, пожалуйста, - прошептала она.
- Никогда… - ответил я.
Впервые я чувствовал себя вновь способным жить. И это было удивительно.
- Как думаешь, он сейчас смотрит на нас?
- Не знаю…
- Он возненавидит нас?
- Думаю, нет.
- Я люблю тебя. Я не хотела показывать этого, но когда он так внезапно умер, и таким образом… Прости, но я не смогла сдержаться…
- За любовь не надо просить прощения.
Странное, удивительное чувство жизни…
- Спасибо. Думаю, теперь мне надо идти…
- Нет, останься.
- Остаться? – в ее взгляде было удивление… и радость.
- Да, - я улыбнулся ей, - Пожалуйста…
Она сейчас была нужна мне, как никто другой. И она осталась.

Весь день мы слушали музыку, смотрели фильмы и занимались любовью. Все внезапно приобрело значение и преисполнилось смыслом. Мы почти не разговаривали: тоска объединила наши души сильнее, чем слова. На ночь она осталась у меня. А потом наступило завтра. И пришла Света.
Странно, но я если и думал о ней, то как-то не останавливался на этих мыслях. Все было как будто во сне. Когда же я увидел ее – я проснулся. И понял, как же счастлив видеть ее. Она была моей девушкой – и я принадлежал ей. И был рад этому. Тогда я не чувствовал своей измены: то, что произошло у нас с Наташей – это был как глоток живой воды перед чертогами смерти, он был необходим и неизбежен, однако с моим оживлением ожила и моя прошлая любовь. Наташа же осталась в полуночной тьме прекрасным воспоминанием об исцелении, но не более. По крайней мере, мне так казалось…
Света была в очень хорошем настроении, много и весело говорила, а, главное, сегодня был один из тех редких моментов, когда она полностью принадлежала мне. Искренне обрадовалась, увидев Наташу; последняя же сразу поникла, хотя и старалась быть «как обычно». Втроем попили чаю с тортом, принесенном Светой, а потом вместе поехали в кинотеатр. После сеанса долго гуляли в Коломенском, соединяя прекрасные виды, общение и пиво. Вечером мы, простившись с Наташей, поехали к Светке, где провели бессонную, и от этого еще более прекрасную, ночь. Утром, изможденный и усталый, но счастливый, засыпая, я думал только о Свете и о небесах, с которых она сошла ради меня.

А через несколько дней, обеспокоенный отсутствием вестей от Наташи и тем, что она не подходила к телефону, я пошел к ней домой. С глазами, красными от слез, она открыла дверь. Родителей не оказалось дома. И на этот раз я уже по-настоящему изменил своей девушке…

* * * * *

У Светы были завораживающие серо-зеленые глаза. И они были разными. Один смотрел вокруг, на окружающее и на меня, и он всегда принадлежал мне, другой же видел нечто совсем иное. Мир, до которого я никогда не мог добраться. Он принадлежал только ей, населенный жестокими богами, озаряемый бледным светом вечной луны, он жил только ее дыханием. И какая-то часть Светы всегда была там, недосягаемая до меня. Поначалу это интриговало, под конец начало раздражать. Даже когда мы говорили о любви, даже в моменты близости я встречался с этим безучастным взглядом, устремленном куда-то внутрь. Лишь в редкие моменты его свет внезапно загорался, и тогда Света всем своим существом была со мной, смотрела только на меня, переживала только меня. В такие моменты я готов был прожить с ней всю свою жизнь. Но вскоре ее половинка вновь отправлялась в неведомые дали и все мои слова о любви терялись во тьме.
Наташа дала мне то, чего никогда не было у Светы – уверенности. Со Светой я всегда жил в каком-то напряжении: не зная ее полностью, я и не знал, чего от нее ожидать. Я даже не был вполне уверен, любит ли она меня по-настоящему. Может быть, я был для нее лишь очередной фантазией. Наташа же любила меня, думала обо мне и всегда была счастлива быть рядом со мной. Она отдала мне себя – всю, без остатка. В ней я всегда мог найти опору и поддержку. Это вливало в меня новые силы, заставляло чувствовать себя уверенней. Поэтому я уже не мог от нее отказаться. Также как и от Светы. И если Света была небом – далеким, неизведанным и притягательным, то Наташа была землей, из глубин своих рождающей жизнь.
Света, естественно, не знала, что я встречаюсь с Наташей. Последняя же не решалась поставить меня перед выбором, боясь потерять. Я встречался с обеими и чувствовал, как постепенно скатываюсь в бездну…

- Привет! – весело улыбнулась Света.
- Привет, - несколько натянуто поприветствовал я ее, пропуская внутрь. Именно сейчас мне очень хотелось пойти к Наташе, кроме того я сразу заметил, что ее «мистический» глаз меня совсем не видит.
- Знаешь, у меня есть замечательная идея – давай накуримся и будем заниматься любовью всю ночь! Мне Кондратий как раз травки подкинул.
- За что это?
- По старой дружбе. Ну и перепихнуться пришлось, конечно…
- Что?
- Шучу, шучу, - она мне подмигнула и, обняв, долго поцеловала, - Разве могу я изменить моему богу с каким-то там смертным. Он же всемогущий и очень, очень жестокий… - прошептала она и, мгновенно отдалившись, прошла в комнату. Я сел на диван. Света прислонилась спиной к шкафу.
- Ну так как, покурим? Думаю, бокса нам с лихвой хватит, тем более что у Кондрашки плохой не водится.
- Ты же знаешь, я теперь не курю.
- Так это ты простые не куришь. Но разве можно отказаться от божественного дыхания Шивы?
- Травку я тоже не курю.
- Какой-то ты скучный, - зевнула она, - Придется смолить одной где-нибудь… - она внезапно встала передо мной на колени, - Но я склоняюсь пред твоим безразличием, о великий Абраксас, и, как истинная раба твоя, принимаю твою волю, - с этими словами Света нарочито мне поклонилась.
- Слушай, Свет, как меня зовут? – раздраженно спросил я. При мысли о Наташе этот фарс внезапно очень раздражил.
- В смысле?
- Имя. Ты помнишь, как меня по-настоящему зовут?
- Андрей, - удивленно ответила она.
- Вот именно. Я простой смертный, а вовсе не какой-то там Абраксас. И я хочу, всего лишь, чтобы ты говорила со мной, а не с ним.
Света пристально посмотрела на меня, а потом медленно поднялась с колен.
- Какой-то ты и правда скучный, - с какой-то безразличной задумчивостью произнесла она, - А я думала, ты меня развеселишь перед отъездом…
- Каким отъездом?
- Я завтра в Псков с мамой уезжаю. В пансионат какой-то. На неделю. Ужасно скучный, наверное.
- Почему же ты мне раньше этого не сказала?
- А что бы это изменило, Эдип? – она как-то странно посмотрела на меня и пошла в коридор.
Через несколько секунд я последовал за ней. Она одевала сапоги.
- Я пошла, - сухо сказала она.
- Тебя проводить? – мне вдруг правда захотелось ее проводить. Побыть с ней еще.
- Не надо.
Света в молчании одела пальто и открыла входную дверь.
- Знаешь, мне там будет не хватать тебя, - не оборачиваясь, произнесла она и вышла.
С какой-то внезапно нахлынувшей неприятной пустотой внутри я прошел в комнату и снова сел на диван. А спустя пару минут позвонил Наташе.

* * * * *

Шел пятый день со времени отъезда Светы, а вместе с ним дождь. Наташа сегодня оставалась у меня.
Она сидела в туалете, а я разглядывал пустой холодильник. Наслаждался своей усталостью и тем, что рядом девушка, с которой мне приятно быть. Которой интересна моя жизнь и которая всегда готова подарить мне частицу своего тепла.
- Ну как? – обняла меня сзади Наташа.
- Да вот… если только эти полки на ужин погрызть…
- Одинокий мужчина в самом расцвете сил, да? – усмехнулась она.
- Ну, в данном случае не совсем одинокий, - захлопнув дверцу надоевшего холодильника, я повернулся и игриво поцеловал ее.
- Что ж, раз так, то, думается, надо бы мне украсить его пустоту.
- А поконкретнее? – я легонько укусил ее за ушко.
- Пойду в магазин сбегаю.
- Может просто закажем пиццу и будем свинячить ее под бессмысленный видеоряд телевизора?
- Не, так не интересно.
- Хм… тогда я с тобой.
- Нет. Не знаю, как это объяснить… но я должна все сделать сама.
- Я понимаю, Наташ, - я серьезно посмотрел ей в глаза, а потом опять поцеловал, - Тогда я буду ждать.
- Я быстро.
Когда она одевалась, я вдруг понял, что есть в ней одна великая загадка и тайна – ее чистая и светлая любовь… Тихая и теплая река, нежно обнимающая тебя и влекущая куда-то вдаль. Иногда такой любви хотелось причинить страдание, но только не сейчас.
- Ну, я пошла?
- Давай. Кстати, зонтик не забудь.
- А, точно. Спасибо.
Закрыв за ней дверь, я устало присел на табуретку. Дождь, кажется, стал сильнее. Я любил ее. Но Свету я тоже любил. Она сказала, что ей будет не хватать меня. В ней, на самом деле, жило очень смущенное и хрупкое существо, жаждущее любви и защиты. Как я мог обмануть его? И, между тем, обманывал… Наташа боялась заговаривать о Свете, а я боялся того, что она все-таки заговорит. Потому что не знал, что ответить. Я боялся потерять Наташу. Я боялся потерять Свету. Но больше всего я боялся потерять их обеих…
Я встал и посмотрел в окно. Буду ее ждать.

Наташа вышла из подъезда и, раскрыв зонтик, поспешила вперед.
- Привет, - вдруг услышала она слева.
Удивленно обернувшись, она увидела Свету. Та сидела на скамейке, уже вся промокнув от дождя, и как-то безучастно смотрела на нее.
- С-свет? П-привет… А мы… я… думала ты в…
- Я никуда не ездила.
Наташа потерянно замолчала. Света поднялась и, подойдя к ней, медленно взяла зонтик.
- Человек захотел свободы и человек получил свободу, - задумчиво сказала она, разглядывая его, - Было ли это грехом? А зонтик хороший… розовый… такой красивый… и обыкновенный.
- Можешь забирать его, - через несколько секунд сказала она, подняв глаза, - А я возьму зонтик. Думаю, это будет до обидного честно, не так ли?
С этими словами она повернулась и не спеша пошла в дождь.
- Свет! – крикнул я, выбежав на улицу.
Она не обернулась и вскоре исчезла. А мне не хватило сил побежать вслед за ней.

В полном молчании мы с Наташей поднялись ко мне. Разделись и прошли в кухню. Сели на табуретки. За окном шел дождь.
- Будешь чай? – тихо спросил я.
- Пожалуй, мне лучше уйти, - она отвела глаза в сторону.
- Наташ…
- Прости. Но сейчас я… не могу.
Она ушла. Я прошел в комнату, открыл шкафчик, достал купленную недавно бутылку вина, налил себе полный стакан и залпом выпил. С отвращением поморщившись, поставил бутылку обратно и упал на диван. Вдруг зазвонил телефон. На десятый звонок я все-таки поднял трубку.
- Звоню с сотового. Если все же любишь меня, приходи через два дня к четырем часам на наше обычное место. По-прежнему уже никогда не будет, но…

* * * * *

Не дай вам бог выбирать между теми, кого вы любите.

С большим букетом красных роз я подходил к автобусной остановке рядом с метро. Света стояла рядом с ней, устало докуривая сигарету. Я подошел к ней, не зная, что сказать. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга. Я чувствовал, как плачет ее сердце, а от того ощущал себя еще более отвратительно. Наконец, я протянул ей букет. Она посмотрела на него.
- Дурак, - горько усмехнулась Света и, выкинув сигарету, пошла в подземный переход.
Я вдруг вспомнил, что никогда до этого не дарил ей цветы…

Наташа осторожно открыла дверь.
- Привет.
- Привет.
- Это тебе, - сказал я, протягивая ей розы.
- Красивые, - улыбнулась она.
- Пойдем в кино?
…
- Да.

Маленькие камешки, куски штукатурки и разбитого стекла приятно хрустели под ногами. Пройдя по очередному коридору заброшенной стройки, Света присела около стены, облокотившись на нее спиной, и закурила. Внезапно рядом с ней остановился довольно приятный на вид юноша с светлыми волосами.
- Можно? – спросил он, указывая на незажженную сигарету во рту.
Света пожала плечами и, достав зажигалку, безразлично ему протянула. Юноша присел рядом, закурил. Несколько минут они просидели в молчании.
- Ты кто? – наконец спросила Света.
- Я – твоя мечта.
- Какая-то неказистая мечта.
Юноша лишь усмехнулся.
- Знаешь, - сказал он через несколько секунд, - Когда-нибудь ты прокатишься на радуге. И маленькая девочка, заброшенная среди цветов и неба, наконец-то улыбнется по-настоящему.
- Сказочник, - буркнула Света.
Незнакомец нагнулся и осторожно поцеловал ее. Она не сопротивлялась.
- Пойдем, - прошептал он ей на ухо и исчез.
Через минуту Света нашла лестницу. Поднялась по ней на крышу и, подойдя к самому краю, посмотрела вниз. Юноша стоял на земле и, запрокинув голову вверх, улыбаясь смотрел на нее.
- Так же и я стоял когда-то, - задумчиво произнес вдруг Вадик, оказавшийся рядом, - Смотрел в эту притягательную землю. За спиной были осколки жизни, а перед глазами зияющие высоты смерти. И не знаешь – утонуть ли сразу, или продолжить резать себя этими осколками.
- И как, ты нашел свое бессмертие, Гильгамеш?
- Нет… - тихо сказал Вадик, глядя в небо, - Только в твоих глазах, Свет.
- Я бы хотела, чтобы ты сейчас спел мне… я бы тебе улыбнулась.
- Я бы тоже хотел, - посмотрел на нее Вадик, - Но я мертв, а ты еще жива. И знаешь, это очень грустно – умирать вот так…
- Не уходи… - прошептала Света, но он уже исчез.
Она вновь посмотрела на землю. А потом пнула ногой маленький камешек. Он полетел вниз и, пролетев сквозь юношу, упал на землю. Все так же улыбаясь, тот медленно растаял, уносимый дыханием ветра.
- Сказочник… - грустно сказала Света и отвернулась.
Сделав несколько шагов, она вдруг остановилась. Достав пачку сигарет, посмотрела внутрь.
- Последняя… - задумчиво протянула она и, вытянув сигарету, закурила.