Одиссея в особой реальности

Как-то со мной произошла одна невероятнейшая история. И хотя я прекрасно помню все, что со мной было, до мельчайших деталей, у меня нет каких либо вещественных доказательств или свидетелей (из живущих в наше время) того, что этот эпизод моей жизни вообще когда-либо имел место. У меня есть лишь вера в то, что это было на самом деле, и свежие, яркие (хотя прошло уже немало времени) воспоминания.
Кто-то, прочитав нижеприведенную историю, подумает, что я больной, кто-то скажет «парень забавляется». А кто-то вообще ничего не скажет, некоторым все равно. Надеюсь, тот, кто читает теперь эту историю, к последним не принадлежит. Итак…

Все началось с того, что 22 августа вернулся из Северной Америки мой университетский приятель Сергей. Он работал немного в детском лагере в Штатах, а потом ездил в Мексику посмотреть руины древних индейских городов. Вернулся, как водится, довольный и полный впечатлений. Только приехал, отоспался после поезда и сразу ко мне.
- Ну, как съездил? – задал я традиционный, не блистающий новизной вопрос. Однако сделал это с искренним интересом, поскольку в Мексике никогда не был, но о древних и загадочных Майя, Ацтеках и прочих племенах, а также оставленных ими грандиозными памятниками наслышан. Помню, когда я узнал, что одна из мексиканских пирамид в несколько раз больше пирамиды Хеопса, по мне, словно электрический разряд, пробежало удивление. И вот теперь передо мной сидит человек, который там побывал и это все – или, по крайней мере, многое из того – видел собственными глазами. Сами видите – мой интерес и любопытство самые искренние.
Серега ответил, что все прошло как нельзя лучше, что никаких препятствий, задерживающих его перемещение по североамериканскому континенту, не было, и что те, кто верит в удачу, могли бы назвать это редким везением. Но в наше время в случайности верит уже не всякий, и Сергей – один из таких людей.
Мы долго болтали на небольшой, уже требовавшей ремонта кухне (я в основном слушал, Серега говорил), а потом вдруг зазвонил телефон, и я, извинившись, выбежал в коридор. Вернувшись, я увидел перед Серегой на столе небольшую жестяную коробочку. На ее выкрашенных в бордовый цвет сторонах и крышке красовалось лучистое Солнце. От него в стороны тянулись длинные волнистые лучи.
- Это тебе, - сказал Сергей. – Индейский сувенир. Взял в одном из магазинчиков для туристов. Думал тебе понравится.
Сказать, что коробочка красива, значит не сказать ничего. Она неповторимо прекрасна.
- Спасибо! – Серега попал подарком в самое сердце. – Наверное, ручная работа?
- Ага. Местные делали.
Я взял подарок в руку, и почувствовал, что коробочка не пуста. Судя по звуку, заполнена каким-то порошком, но все равно легкая.
Первое, что пришло в голову – чай. Будет интересно попробовать чаек древних Инков, подумал я с улыбкой.
- Чего ты улыбаешься? – дружелюбно спросил Сергей. – Там вовсе не чай.
Я посмотрел на него со скрытым удивлением.
- Это, что, намек, чтобы выпить чайку? – спросил я. – У меня есть мята. Хочешь?
Я решил пропустить его реплику мимо ушей. Мало ли, что он угадал мою мысль. Да она любому бы пришла в голову, о ней легко можно догадаться по ситуации. Нас ведь обоих в университете учили угадывать значение незнакомых слов по контексту. Да и вообще, если угодно, люди частенько мыслят одинаково.
В общем, объяснение нашлось, и, слава Богу. А то мне еще не хватало Сереги-телепата.
Я зажег конфорку, со стуком водрузил на плиту неполный чайник.
«Там Серега, случайно, не начал ли употреблять зеленый чай? А то у меня тоже имеется», - в шутку подумал я.
И тут же раздался Серегин голос:
- Мне, если можно, черный. Зеленый все еще не перевариваю.
Я спокойно посмотрел на него. Шутка начинает затягиваться.
- Ты что это, Сергей, никак мысли мои читаешь? – холодно поинтересовался я.
- Да.
«Во, – подумал я, - приехали. Мексика, оказывается, влияет на психику».
- Загадай какой-нибудь месяц, - прервал Серега мои размышления.
- Что?
- Месяц, говорю, загадай.
Я загадал.
- Май, - тут же сказал он.
- Как ты догадался? – спросил я изумленно.
И, правда, ведь угадал, змей.
- Я же сказал, что могу читать твои мысли, - ответил он, глядя мне прямо в глаза.
- Только мои? – вообще-то я спросил в шутку, но, похоже, он воспринял это всерьез.
- Не только. Я могу прочитать разных людей на расстоянии полутора метров.
Судя по всему, Серега не шутит. Когда он шутит, видно по лицу.
- А почему не дальше полутора метров? – спросил я уже серьезнее.
- Дальше сигнал рассеивается.
Я прищурился.
- Можешь читать мысли кого угодно?
- Нет. Мысли всех подряд читать не получается. Открываются мысли только некоторых. А почему – не знаю.
- Серег, а ты не пробовал вывести закономерность, ну, что, по-твоему, общего у тех, чьи мысли ты можешь читать?
- Слушай, я только приехал, какие тут еще вычисления закономерностей! Я вообще обнаружил у себя эту способность только вчера, когда ехал в поезде. Такие мыслишки читались, что лучше б я их и читать не умел. Представляешь, одна девчонка, что со мной в купе ехала, лежала и проигрывала в памяти ночку, когда она со своим парнем такие извращения выделывала, что не берусь пересказать; мужик сидевший под ней на нижней полке мысленно ворчал о своем сыне и его жене. Хорошо, что я иногда могу закрыть входной канал.
Я Сереге невольно позавидовал, во мне загорелся огонь.
- Научи меня, - попросил я. – Можешь?
Просьба самая заурядная – а кто в детстве и даже позже – не мечтал научиться читать чужие мысли? Ребята – мысли девчонок, девчонки – мысли ребят, «нравлюсь ли я ему» и все такое. И те, и другие хотели бы читать мысли своих учителей или преподавателей. Случись это, и человек, чьи мысли тебе открыты, у тебя в кармане. Правда, все те неприятные мысли, что носятся в мозгу у других и нацелены непосредственно на тех, кто хочет их прочитать, в расчет почему-то не принимаются. Но я, видимо, все еще непроизвольно иногда погружаюсь в детство, и в данный момент результатом такого погружения стала моя просьба к Сергею.
- Я вон принес тебе порошок, - Серега показал взглядом на коробочку с Солнцем. – Подумал, тебе будет интересно. Видишь ли, я из любопытства добавил себе в колу, пока ехал в поезде из Москвы. Один тамошний старичок сказал мне, что эта фигня помогает ему видеть полицейские посты на дорогах задолго до того, как их видят нормальные люди, и заблаговременно снижать скорость. Я вот теперь, как видишь, читаю чужие мысли. Может, и у тебя получится то же самое. Хотя гарантировать, что будет то же, что и у меня, трудно. Тут, думаю, дело все в том, что мозг каждого человека реагирует на эту штуку по-разному.
- Но ты правда купил коробочку в сувенирном магазине или нет?
- Правда. А порошка мне отсыпал один местный, наш экскурсовод.
На этом разговор о порошке, собственно, и закончился. Мы еще посидели, выпили по чашке душистого мятного чая и немного поговорили. Серега рассказывал про свою поездку, а я слушал, лишь иногда задавая вопросы, поскольку мне рассказать было нечего – он и так знает о том, какая жизнь бывает летом в нашем городе.
Затем Серега ушел, оставив меня один на один с подаренной коробочкой и вертящимся в голове вопросом – «что будет, если я попробую этот порошок? Как отреагирует мой мозг?».
Теперь где-то два часа дня. Солнечные лучи нежаркие и жить особенно не мешают. Если я и собирался предпринимать что-либо относительно нахождения ответов на заданные вопросы, то сегодня единственный день, когда у меня есть для этого все условия – моя любимая, единственная и неповторимая жена Виктория уехала поухаживать за непонятным образом схватившей грипп мамой. Вика уехала в десять часов утра, сказав, что вернется часам к шести, что оставляет мне четыре часа на проведение эксперимента и ликвидации всех негативных последствий, если таковые будут. Женушкину просьбу сходить в магазин я уже выполнил и теперь полностью свободен.
Итак, после нескольких минут размышлений и взвешиваний всех «за» и «против» я решил рискнуть.
В холодильнике, разлитый в две полуторалитровые пластиковые бутылки, стоял приготовленный мною апельсиновый квас. В него-то я и решил добавить порошка из подаренной Серегой коробочки.
Порошок оказался серо-зеленого цвета и вкусом напомнил грецкий орех. Я опустил чайную ложку этого вещества в небольшую чашку с квасом, хорошенько помешал и поднес чашку к губам.
Вкус и цвет напитка слегка изменились – доселе желтоватый квас позеленел и стал горчить. После первых двух глотков я выпил содержимое чашки смелее и, на всякий случай, принялся заметать следы. Первым делом как следует вымыл чашку. Затем убрал с глаз долой коробочку с порошком – не дай Бог придет Вика и найдет, я же потом утону в объяснениях и обещаниях «больше не пробовать». Делая все это, я ждал в голове каких-нибудь изменений: вдруг, думаю, потеряю сознание или начну слышать мысли соседей. Так что морально я уже приготовился. Но через две минуты я понял, что вся моя готовность лишь иллюзия.
Понимание этого началось с того, что меня вдруг резко качнуло. Все поплыло перед глазами, закружилось. При этом я ощутил, как мне на голову выливают ведро ледяной воды, а затем я стал непроизвольно опускаться на колени, почувствовал удар в правую часть подбородка.
А потом все прошло. Это странное состояние исчезло так же легко и неожиданно, как и началось. Разноцветный смерч до этого крутившийся у меня перед глазами, рассеялся, и я обнаружил, что стою на коленях перед тумбочкой с ящиками в коридоре, опираюсь на нее. Болит лишь ушибленный подбородок.
За исключением ушиба, я вновь почувствовал себя превосходно, и даже лучше, чем до того, как выпил квас с порошком. Цвета абсолютно всего вокруг вспыхнули, стали ярче и начали искриться. Одежда на вешалке показалась мне воплощением неземной красоты. Материал, из которого сшиты куртки на вешалке, стал невероятно красивым, каким-то нереальным. Хотелось смотреть только на него и больше ни на что. Зрелище неописуемое.
Так бы и провел я весь день, созерцая куртки на вешалке, если бы не боль после удара - место, на которое он пришелся, дает о себе знать. Поднявшись, я сделал три шага к зеркалу, чтобы посмотреть, крепко ли ушибся. И здесь началось то, от чего у меня захватило дух.
Глянув в зеркало, я обомлел – моего отражения там не было и в помине. Вместо себя я увидел улицу какого-то, судя по типу построек, восточного города. Прямо напротив меня пролегает асфальтовая дорога, с редко проезжающими машинами. Слева к небу поднимается узкая красная пагода. В неведомом городе вечер, небо окрашено красным. Экран зеркала передо мной пересекают редкие прохожие с открытыми бутылками кока-колы или пива. Прошла держащаяся за руки молодая пара.
Мое внимание привлекли три человека, стоящие впереди, на обочине дороги. Один из них, с заплетенной в косу на восточный манер бородой и одетый в черного цвета пальто, мне откуда-то знаком.
Внезапно к ним подбежала женщина с какой-то странной картиной в руках и закричала: «Сейчас землетрясение! Быстро едем все ко мне!». Один из троих подошел к обочине, его рука поднялась в голосующем жесте. Неспешно проезжающее мимо такси остановилось. Каждый полез в карманы за деньгами, но, судя по выражению лиц и растерянным взглядам, денег нет. Тут мой знакомый снимает пальто и отдает его первому прохожему, взамен получая несколько купюр. Затем все садятся в пойманное такси, и машина с ревом мчится прочь, исчезая за правой стороной зеркала.
От, мягко выражаясь, неординарности всего произошедшего моя голова и ноги налились свинцовой усталостью, а сердце вдруг переместилось в виски и начало бешено колотиться. Чтобы спастись от последствий увиденного, я решил уединиться в своем любимом месте – туалете, где я в школьные годы проводил много времени, используя его не только по назначению, но и, делая там уроки или просто отдыхая от окружающего мира.
И вот, как в старые времена, я, не снимая штанов, сел на унитаз, прикрыл дверь и сделал глубокий вдох. Серегин порошок начинает действовать. Если это только начало, - подумал я, - что же будет дальше?
Как бы в ответ на свой немой вопрос я вдруг услышал голос в коридоре. Красивый молодой женский голос, беззаботно что-то напевающий. Это оказалась песня «Мое сердце». А в следующее мгновение дверь туалета распахнулась, и в мой уединенный уголок собралась войти девушка в халате с замотанными полотенцем волосами. Увидев меня, она покраснела, перестала петь и быстро скрылась за дверью.
«Извините, - услышал я. – Но нельзя ли поскорее? Мне тоже нужно».
Первой моей мыслью было: «Что она делает в моей квартире, да еще и в подобном наряде?!». Но буквально через секунду я понял, что с вопросами поторопился, - дверь снова распахнулась, и на этот раз на пороге туалета возник парень лет двадцати восьми. Он посмотрел на меня, как на пустое место, и молча расстегнул ширинку.
На меня напал ступор. Этот парень собирается мочиться, словно меня перед ним и нет!
Наглец все делает очень неторопливо, его, словно пьяного, пошатывает. Тут позади него показалась уже знакомая, обмотанная полотенцем голова девушки.
- Извините его, он пьян. Славик, уйди. Ты что не видишь – здесь занято. Она вытащила Славика из туалета и закрыла дверь.
Мой ступор как-то незаметно перешел в рвотный позыв. Тошнота подкатила к горлу, я сполз с унитаза и повернулся к нему лицом, упершись руками в края. Но унитаза передо мной уже нет. Теперь я стою лицом к такого же диаметра отверстию в полу. Его края представляют собой золотистого цвета овал.
Мое тело слегка дернулось. Я почувствовал, как что-то стремительно двигается по пищеводу и вылетает изо рта.
Открыв глаза, я увидел перед собой ограниченное оправой отверстия голубое небо, в которое только что из меня, как из подушки, вылетели перья. Затем - еще один позыв, и в небеса выпорхнула еще одна порция белых перьев. Но на этот раз вместе с перьями из меня вылетели две ласточки.
Желание повторилось, веки упали на глаза.
Меня мутит, в голове – туман, он жжет мне виски. Я медленно открыл глаза.
Передо мной то же небо, что и секунду назад. Но на этот раз там нет перьев, а летят люди. Трое. Судя по всему, парашютисты. Где-то рядом гудит скрытый от взора самолет, из которого они, должно быть, только что совершили прыжок.
Внезапно в голове у меня забилось подозрение. Оно показалось настолько нелепым и нереальным, что мозг отказался воспринимать его всерьез – эти трое появились только после того, как меня в очередной раз вырвало. До этого их не было. И, следовательно, этот самый скрытый от моего взора самолет, что гудит где-то неподалеку, - не кто иной, как я сам.
Со стороны я действительно чем-то напоминал самолет – я уже не опираюсь вытянутыми руками на отверстие в полу. Мои руки согнулись, я держусь за края только на локтях и вполне могу сойти за самолет. В то же мгновение звук двигателя зазвучал ближе, я почувствовал вокруг головы холодный затягивающий ветер. Странное отверстие меня засасывает, и в следующую секунду… я парил в небе.
Но я не самолет, что невидимый остался теперь где-то наверху. Я лечу вниз в окружении двух других парашютистов. Один справа от меня, другой – слева. Огромной силы ветер поднимает нас и опускает, треплет одежду. Он подбрасывает нас, словно штормовое море игрушечный кораблик. Мы летим лицами вниз, сквозь нас струится ветер.
Часть земли, приближающейся к нам, окрасилась в синий цвет.
Под нами вода, - понял я. – Река или море.
Рядом с синим пятном в глаза бросалось что-то зелено-коричневое.
Кто-то невидимый будто надавил на педаль газа, и мы стали падать быстрее. Я вспомнил, что у меня за спиной парашют, рука, с трудом сопротивляясь мощному ветру, нащупала на груди кольцо. Пальцы за него уцепились, и в следующий миг надо мной послышался звук плотной разворачивающейся ткани. Падение стало замедляться.
К моему удивлению, мои спутники не последовали моему примеру, и продолжают лететь без парашютов. Те по-прежнему висят у них в свернутом виде за спинами.
Мы по-прежнему летим рядом, хотя скорость их падения должна быть выше моей.
Внезапно над головой раздался конский топот. Удивленно задрав голову, я увидел подъезжающего к моему парашюту всадника, одетого в черное. Черное на нем все: включая шлем с опущенным забралом, доспехи, плащ, который немного прикрывает и коня, несущего всадника, и сам конь. Всадник едет прямо на надутую ткань парашюта. Затем он… въезжает на него и скачет, будто по мосту – я услышал стук подков о камни!
«Да сожрет тебя один из моих сородичей, подмостовый тролль!», - злобно прокричал он и помчался прочь.
Он исчез так же внезапно, как и появился.
Пробыв в роли парашютиста некоторое время, я уже перестал удивляться происходящим вокруг ненормальным с точки зрения законов моего мира вещам. Однако то, что меня назвали «подмостовым троллем», показалось мне странным, ибо уж на кого-кого, а на тролля я не тянул при всем желании.
Тем временем мы все ближе подлетали - или падали - к земле. Она притягивала нас, как пламя притягивает ночных мотыльков, как смерть притягивает жизнь, и не в наших силах было отменить или отсрочить момент тяжелого и болезненного соприкосновения.
Вот уже глаза мои отчетливо видят сине-зеленые волны и обрывающийся возле них высокий берег. Он заканчивается обрывом и являет собой сплошной красноватый камень с редкими плешами высохшей травы. Там же виднеется и скала с пещерой. Земля неотвратимо приближается…
Краем глаза я заметил, что мои спутники исчезли. Тел их на земле не видно, значит, они не разбились и даже не приземлились - просто исчезли, как исчез самолет, которым я был, и как исчез всадник, назвавший меня троллем. Несколькими минутами позже я осознал, что его пожелание исполнилось... Хотя бы частично.
Земля все ближе…
Летя все это время под парашютом, я был уверен, что посадка будет мягкой. Но, как оказалось, в этом неизвестном мне мире, как и в том, в котором я жил, мало в чем можно быть уверенным.
Тросы парашюта, за которые держался, внезапно исчезли, и между моих пальцев оказалась пустота. С диким криком я понесся к земле.

Придя в себя после удара, я сначала не мог пошевелить ни одной из ног – скорее всего они сломаны. Это предположение пришлось отвергнуть, поскольку такой сильной боли, какая должна быть при переломе костей, я не ощутил.
Помимо ног, болит все тело. Все до кончиков ногтей и корней волос. И еще – какая-то скованность. Я будто связан по рукам и ногам. Затем я почувствовал, что улетаю в забытье, словно проваливаюсь в глубокий колодец.
Не знаю, как долго я спал, но когда проснулся, то чувствовал себя лучше. Боль в мышцах и суставах притупилась, однако чувство скованности не исчезло. Я с огромным трудом заставил себя подняться. Как только я это сделал, ослабленные столкновением с землей ноги затряслись под тяжестью моего тела и… цепей, которыми оно опутано. Они сразу бросились в глаза: крупные, коричневые от ржавчины звенья. Одежда же моя оказалась изодранной да еще и чужой – вместо спортивных синтетических штанов и футболки на мне нечто вроде грязной, выцветшей тоги. Я словно очутился где-то в древности.
Неожиданно у меня в голове вновь прозвучал конский топот и крик: «Да сожрет тебя один из моих сородичей, подмостовый тролль!».
А вслед за этим меня яростно швырнуло на землю, тело мое забилось в конвульсиях. Изо рта у меня полезла пена, я бессознательно пытался разорвать сковывающие меня цепи. В ушах раздался громкий, леденящий душу хохот. А потом это отступило.

Я сидел на земле возле пещеры, не в силах куда-либо идти или просто шевелиться. Кроме того, у меня не было ни малейшего желания показываться на глаза кому бы то ни было в моем теперешнем виде.
Через несколько минут меня припадок повторился. Затем снова и снова. Тело мое стало ныть еще больше. И все же что-то мне подсказывало, что в таком положении долго оставаться не придется. Я здесь явно не на месте, скорее всего, чье-то место я занял, и скоро должен буду его освободить, хочу я того или нет.
Рядом со мной лежал еще один человек, одеянием весьма схожий со мной. На нем тоже цепи. Судя по его виду, его, как и меня, мучают припадки, но в сознание он не приходит.
Мне казалось, что уже должно было пройти несколько часов, но солнце как было в зените, так в нем и остается и жарит немилосердно.
В это самое время в нескольких метрах от пещеры показалось стадо свиней с сопровождающим его пастухом. Тот недобро на меня покосился и, судя по выражению лица, здороваться не собирался.
Пастух отвел взгляд и…меня вновь швырнуло на землю, тело мое задергалось, будто меня кто-то щекотал с немыслимой силой и удовольствием. Губы снова омочила пена, а в ушах загремел хохот.
Внезапно хохот прекратился, и меня резко поставило на ноги.
Казалось, сердце колотилось не в груди, а где-то в висках.
Ко мне приближается человек в белом одеянии. Рот мой открылся и кто-то, используя его, заговорил низким, свирепым голосом:
- Что тебе до нас, Иисус, Сын Божий? Пришел Ты сюда прежде времени мучить нас. Но если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней!
Человек в белом ответил:
- Идите.
В тот же миг я почувствовал, как из меня что-то вылетело, и я вновь стал свободным. Свиное же стадо вдруг резко изменилось – животных словно что-то напугало и взвинтило. Они со всех ног кинулись к обрыву и с визгом исчезли в море.
Мышцы все еще болели после пережитого, но сил не упасть у меня, в отличие от моего товарища по несчастью, хватило.
Не дождавшись моей благодарности, человек в белом удалился вместе с появившейся толпой людей, недобро смотревших на Него.
Больше всего на свете мне хотелось поскорее убраться с этого места и забыть, что в меня вселялся демон. Моя прежняя одежда вновь на мне, цепей как не бывало. Превозмогая усталость и боль в мышцах, я отправился в путь.
Я не знал, как долго длиться действие порошка и, следовательно, когда наступит пробуждение, мне тоже не известно. Но пробудиться отчаянно хочется. Хочется обратно в свою реальность, где все зиждется хотя бы на относительно известных и понятных законах.
Я шел довольно долго. По законам моего мира должно было пройти уже два дня, и я спал, как если бы прошло уже две ночи. Но солнце по-прежнему не заходило, а лишь стало чуть менее ярким, и закат приблизился не намного. Казалось, время остановилось, но все же оно идет, двигается в соответствии с какими-то неизвестными мне местными законами.

Спустя час после моего второго пробуждения я вышел в пустыню. Вокруг лежали пески, громоздились барханы, и нигде не было видно ни травинки, ни колючки. Лишь в метрах двадцати от меня в небе кружат две птицы. Стервятники. А если я увидел их, то, значит, вскоре мне предстоит увидеть труп. Этого сейчас мне хотелось меньше всего, и я решил идти мимо места, над которым кругами летают эти пожиратели падали.
Однако когда я поравнялся с предметом интереса птиц, то помимо мертвого, увидел и живого человека. Он стоял над трупом, взгляд его устремлен в даль. Я решил расспросить его о том, что случилось с тем, кто лежит бездыханный у его ног, и направился к нему.
- Добрый день, - обратился я к незнакомцу.
Он перевел взгляд с горизонта на меня.
- Привет.
Под ногами у этого тридцатипятилетнего парня с бородой лежал прошитый в нескольких местах пулями человек примерно его возраста. Неподалеку валялось инвалидное кресло, что навело меня на мысль, что убитый был калека.
- Что произошло с этим несчастным? – был мой вопрос. Но тут я заметил на поясе у парня кобуру с револьвером, и ответ нашелся сам собой.
- Ничего особенного, - ответил мой собеседник, посмотрев на труп. – Я его застрелил. Разве не видно?
- Да, - сказал я. – Теперь я вижу. Вы оборонялись? Он пытался вас убить?
- Меня? – переспросил незнакомец с улыбкой. – Да нет. Я убил его просто так. Просто потому, что мне этого захотелось. Ты что, вчера родился? Не слышал лозунг Дэвида Шимоды из книги Иллюзий? «Каждый из нас свободен делать все, что захочет».
- Но ведь это может не совпадать с тем, что хотят другие, и даже мешать их счастью. Это может причинить им вред.
- Тогда пусть те, кому это не нравится, не допустят, чтобы им причиняли вред, - хохотнул он. - Так говорил Шимода. От нас самих зависит, причинят нам вред или нет. Мы все свободны, ты и я можем делать все, что хотим. И другие тоже. Откуда ты взялся в этой пустыне, невежда?
- Не знаю, - мрачно ответил я. – Просто шел и вот пришел.
- А куда идешь? – добродушно спросил парень. Он улыбается, щурится на солнце. По его лицу и не скажешь, что совсем недавно он застрелил человека, к тому же инвалида. Застрелил просто потому, что ему того захотелось.
- Хочу вернуться домой, - сказал я. - Для этого мне нужны крылья.
- Крылья? – переспросил он.
- Да. Крылья, - сказал я. – Я упал с неба.
- Ну, тогда все понятно, - он понимающе улыбнулся. – Иди отсюда по тому пути, где в лицо дует ветер, и через час придешь в город. Там живет Дедал, он продает крылья. Это то, что тебе нужно, - он снова хитро улыбнулся, словно подыгрывал мне.
Я исполнил ритуал благодарности этому добродушному убийце и отправился дальше.
Сначала ветер дул мне в правый висок, но потом я повернулся и почувствовал его прохладное дыхание на лице. По этой дороге - хотя никакой дороги на самом деле там не было - я и пошел.
Вскоре впереди показался город. Пустыня простиралась вокруг него, как бы держа в своих смертельных объятиях.
Входом в город служила узорчатая каменная арка в метр шириной и полтора метра высотой. И хотя она стояла сама по себе, без всяких стен или заборов, войти в город можно только через нее, а во всех других местах словно натыкаешься на сплошную стеклянную стену. Это не голословно – я попробовал.
По другую сторону арки на камне сидит мальчик и грызет яблоко. Рядом с ним расположился крупного сложения старик в потертых кожаных доспехах с мандолиной в руках. Когда я проходил сквозь арку, он сыграл чудную, правда, короткую и незнакомую мне мелодию.
- Здравствуй, добрый человек, - сказал старец. – Впервые ли в нашем городе?
- И вам здоровья, - ответил я. – В вашем городе раньше не был. Как он хоть называется?
- Бладолад, - ответил старик.
- Ни разу о таком городе не слышал, - сказал я спокойно. Меня здесь уже трудно чем-либо удивить, разве что я где-нибудь встречу ангелов. – Мне сказали, что у вас есть человек по имени Дедал, торгующий крыльями. Где мне его найти?
- Вот, еще один, - брезгливо сказал старик. – Пойдешь по этой улице до конца, первый дом направо – там его лавка, - сказал он и отвернулся, давая понять, что беседа окончена.
Но я все-таки решился задать еще вопрос:
- Скажите, любезный, а почему в ваш Бладолад ведет только тот путь, на котором в лицо дует ветер?
- А когда ты идешь по подземелью и хочешь выбраться наружу, то какой дорогой пойдешь?
Я поблагодарил и пошел по указанному маршруту.
Вокруг стояли невысокие коробки домов с плоскими, но иногда, редко, треугольными крышами. Судя по всему, город возведен на руинах – повсюду развалины колонн и зданий. По улицам, словно змея, бежала песчаная поземка.
Через несколько минут я дошел до места, про которое говорил старик у ворот. Там стояли развалины древнего амфитеатра. Оттуда доносились аплодисменты, которыми осыпают уже исчезнувших из этого мира актеров. Похоже, в этих руинах смешались все времена – до меня доносились и выкрикиваемые похвалы, и приказы казнить «дерзких лицедеев».
- Ты не ко мне, случайно? – окликнул меня чей-то голос.
Я обернулся и увидел человека, стоящего возле открытой двери с надписью «Аптека». Ему, наверное, за тридцать. У него выгоревшее на солнце европейского типа лицо, волосы острижены «под ноль», а лицо покрывает густая щетина. Одет парень в белую рубаху, заправленную в свободно сидящие темно-зеленые штаны с какими-то непонятными узорами. На ногах сандалии с желтыми крылышками по бокам, в левом ухе серьга с искрящимся от солнца изумрудом.
- Вряд ли я к вам, - ответил я. – Мне нужен Дедал. Не скажете, как его отыскать?
- А чего его искать? Вот он я, Дедал. И я знаю, что ты, уважаемый, явился ко мне.
- С чего вы это взяли?
- Птичка из пустыни прилетела и рассказала.
- Вы про того больного, который убил человека ни за что, ни про что? Он вам сказал?
- Да тот парень просто сбрендил на одной книге, и в город теперь его не пускают. Чтобы он тут не начал творить, чего ему вздумается. Но это он мне сообщил, что тебе нужны крылья.
- А как? – спросил я. – Телепатически?
- Да, силой мысли, - ответил Дедал. – Пошли со мной. Ведь тебе нужен мой товар? – на слове «нужен» он сделал ударение.
Мы спустились в полуподвальное помещение аптеки.
На каменных стенах висели полки с бутылочками, разноцветными пузырьками и прочими вещами, которые можно купить в местах подобных этому. Дедал зашел за стойку и подошел к весам с двумя чашами, висящими на цепочках.
- Послушайте, а как вам удается не впускать этого ненормального в город? – спросил я, продолжая разглядывать полки с пузырьками.
- Да очень просто. У ворот сидит старик с мандолиной, он – страж города. Пока он играет, ворота открыты. Он прекращает игру, и все желающие войти остаются за воротами.
Дедал усмехнулся.
- Интересный способ, - ответил я совершенно искренне, ибо подобный метод охраны я встречаю впервые. Я подумал, что музыканты с инструментами гораздо лучше смотрелись бы в моем мире вместо громил-охранников с каменными лицами и дубинками.
- Так сколько вы хотели приобрести? – вывел меня из размышлений вопрос Дедала, который неизвестно почему вдруг стал обращаться ко мне на «вы». – И какие именно крылья вас интересуют. Вы, извините, раньше пользовались?
- Нет. В первый раз. И мне все равно, на каких крыльях лететь, лишь бы подняли высоко. Я, видите ли, попал в ваш мир с неба.
Как и тот тип в пустыне, Дедал понимающе улыбнулся.
- Любые из моих крыльев (слово «крылья» он выделяет уже не первый раз) домчат вас до небес, - сказал он.
- Полагаю, вы выражаетесь всего лишь фигурально. Я не хочу, чтобы солнце растопило на крыльях воск, и я полетел вниз на камни, - мимоходом ответил я, рассматривая на полочках различные средневекового вида пузырьки с разноцветными жидкостями.
- Хорошо. Я лично выберу вам товар. Только идиот может додуматься использовать воск при изготовлении того, о чем мы с вами говорим. В моих крыльях подобных дефектов нет. Но, правда, они и выйдут подороже. – Он поймал мой вопросительный взгляд, и добавил успокаивающим тоном:
- Не волнуйтесь. Моя цена лишь ненамного превысит цены моих немногочисленных конкурентов. В конце концов, вы платите за качество. При том, я гарантирую, что в случае падения («падения» он опять произнес как-то странно и при этом хитро улыбнулся; у меня возникло ощущение, что я чего-то не понимаю, но он думает наоборот), руки-ноги останутся целы, и вы снова сможете летать через два или три дня. Прошу вас, мой друг. Вот ваши крылья.
Я подошел к нему.
Сначала я подумал, что аптекарь изволит шутить, - ни у него в руках, ни на прилавке не лежит ничего, что хотя бы отдаленно похоже на крылья. Вместо этого тот, кто называет себя Дедалом, протягивает мне пакетик с каким-то белым порошком. Лицо его сияет улыбкой.
- Попробуйте эти крылышки, дружище! Эта доза бесплатная, в рекламных, так сказать, целях. Но если понравится, то вы заплатите и за эту, и за следующую. Идет?
До меня мгновенно долетело, что этот бритоголовый называл «крыльями». Он предлагает мне побаловаться наркотой, а я-то всерьез подумал, что он мне сейчас вынесет два крыла. Не смотря на то, что я сам оказался в этом мире благодаря далеко не чаю или газированной воде, мое отношение стоящему за прилавком наркоторговцу резко изменилось. Кто знает, кому он продает свои «крылья», и сколько человек уже упало вниз с огромной высоты удовольствия и разбилось о ломку, вызываемую его «крылышками».

Я снова шел по казавшейся бесконечной пустыне. Почти такой же безжизненный, как и пустыня, Бладолад остался позади вместе с разозленным и с полными глазами предлагавшегося мне героина «Дедалом» и стражем-гусляром, сидевшем подле ворот на другом конце города. После встречи с «торговцем крыльями» под глазом у меня остался синяк и побаливает нос, но и я в накладе не остался.
У меня еще оставалась надежда, что я смогу найти настоящего Дедала и попросить у него настоящие крылья.
Для меня вновь прошла ночь, но на то время, пока я спал на теплом песке, закутав голову футболкой, солнце не садилось.
Когда я проснулся, то обнаружил что, оно лишь слегка сдвинулось к западу. Тени песчаных барханов и редких колючек стали чуть длиннее.
Проснувшись, я вспомнил, что с того момента, как попал в этот мир, я еще ничего не ел. И чувство голода с жаждой мне не досаждают, что и хорошо, - где бы я сейчас посреди пустыни стал искать пищу и воду?
Я шел еще около четверти дня. Я начинал чувствовать себя древним человеком, существовавшим во времена, когда не было еще никаких удобств и приспособлений для облегчения жизни. Что-то вроде того, что показывают в фильмах Би-Би-Си «Живая Природа». Только там древние люди вынуждены добывать себе пропитание, и все их существование сводилось лишь к этому. Каждый день они просыпались, чтобы лишь выживать и бороться с природой. С той же мыслью о добыче еды ради жизни они и засыпали, а также пересекали огромные пространства суши, следуя за передвижениями животных. К счастью, думать о пропитании мне не пришлось. Иногда мне казалось, что многие беды людей идут от того, что им нужно питаться. Многие каторжно работают, чтобы заработать денег и прокормить себя и свои семьи. Нищие и калеки вынуждены просить на улицах, чтобы не умереть с голоду. Исчезни необходимость в ежедневном трехразовом питании, и решится множество проблем. Усилия и энергия людей направились бы на стремление к совершенству, а не к тому, чтобы заработать. Исполнение людьми этого желания нередко меняет их до неузнаваемости.
Вскоре после долгой прогулки вдалеке я заметил нечто, что могло бы мне помочь. Я поднялся на бархан и, прикрыв глаза от палящего солнца, стал оглядывать расстелившуюся передо мной песчаную равнину. Мой взгляд наткнулся на нечто вроде окна полтора на полтора метра, находящегося в центре равнины. За этим «окном» я разглядел совсем другой мир.
Там возвышаются колонны какого-то огромного здания, мимо проходят люди в белых тогах. Вероятно, этот проход ведет в Древнюю Грецию. Или в нечто подобное тому, что наши школьные учителя и университетские преподаватели привыкли ею считать.
Особых знаний об этой стране того периода у меня не было. Мне приходилось читать прозаическое переложение Одиссея, я знаком с Троянской войной и мифами. Один из этих мифов и подсказал мне возможность вернуться в свой мир: мастер Дедал и его крылья. Один «Дедал» мне уже повстречался, но на его «крыльях» я бы далеко не улетел, зато точно бы грохнулся о камни. Теперь я хочу найти настоящего.
Я двинулся в направлении «окошка». Расстояние между мной и ним сократилось до одного метра, и я ощутил, что какая-то сила меня к нему притягивает. Я пробовал свернуть в сторону или остановиться, но не тут-то было – ноги словно стали чужими, движутся вперед сами по себе. Окно медленно, но верно приближается.
А когда меня подтянуло совсем близко - так близко, что я начал почувствовал на лице ветерок, гулявший по ту сторону «окна», - меня резко дернуло вперед, я ударился лицом о твердый пол.

Я открыл глаза. Вокруг ничего, кроме темноты. Я осторожно поднялся, и в это мгновение мне в глаза ударил ярчайший свет, который я когда-либо видел. Странно, но этот свет не слепит глаз. И благодаря этому я смог разглядеть источник, от которого он исходит, - предо мной сидел лев, размерами в два раза больше обычного, а на его покрытой роскошной гривой голове восседал сокол. Глаза животного и птицы направлены на меня.
Лев спокойно закрыл глаза и как будто заснул. А в голове у меня зазвучал голос, очень напоминающий птичьи интонации:
- Ты прошел довольно далеко, Странник. Ведь ты ищешь дорогу домой, не так ли?
Мне только и оставалось, что кивнуть.
- Мы поможем тебе вернуться в твой мир, если ты дашь верный ответ на наш вопрос, - проклекотал тот же голос.
- Что за вопрос? – мысленно спросил я. Открывать рот для разговора почему-то не хотелось, тем более что мне очень понравился способ общения, описанный фантастами и людьми, пишущими о «запредельном». Передача слов и образов с помощью мысли оказалась невероятно удобной.
- Не перебивай, - ворвался в мой мозг спокойный, но рычащий голос – Лев открыл глаза и теперь смотрит на меня. В его взгляде есть что-то гипнотизирующее.
- Ты должен ответить на этот вопрос, не пользуясь обычной логикой и обычным мировосприятием, - продолжил Сокол. - Ибо то, как на него ответило бы большинство людей, и как на него отвечали многие до тебя, неверно. Если ты дашь правильный ответ, то в мире, в который ты хотел пройти через зеркало, ты найдешь путь домой.
- Давайте ваш вопрос, - пустил я к ним мысль.
- Он очень прост, - вновь раздался клекот в моей голове. – Что важнее и дороже всего на свете?
- Сколько у меня времени? – мысленно спросил я.
- Сколько угодно.
Тут я вспомнил Сфинкса с его загадкой и решил кое-что выяснить.
- Послушайте, - на этот раз я по привычке заговорил, - а что будет, если я отвечу неправильно? Меня ожидает смерть?
- Вовсе нет, - ответил Сокол. – Но до конца своей долгой жизни ты будешь бесцельно бродить и странствовать по этим мирам в поисках дороги домой и никогда ее не найдешь.
Его слова, громом отозвались у меня в голове.
Всю жизнь? Да еще и долгую? Бродить вне своего родного мира? Вдали от Вики? Быть вечным изгнанником?
От одной мысли об этом по моему пищеводу побежал холод, он стал превращаться в обмерзшую на морозе металлическую трубу.
- В таком случае, у меня к вам просьба, - мысленно сказал я Соколу и Льву. Уверен, они ощутили то, что я почувствовал при упоминании «странствия».
- Говори, - долетела до меня мысль.
- Если я не угадаю или дам неправильный ответ, - сказал я и ненадолго замолчал, - прошу вас меня убить. Я не хочу всю жизнь бродить по лабиринту, зная, что никогда не найду выход.
- Почему ты просишь об этом? – спросил Сокол. – Разве ты не боишься умереть?
- Скучная и заранее бесцельная да к тому же долгая жизнь мне не нужна. Тем более я не хочу жить такой жизнью вдали от жены. Я люблю ее.
Я знаю, что смерть есть переход в другую жизнь.
- И ты считаешь, что ты к ней готов? – немного надменно спросил Лев.
- Не знаю, - был мой ответ. – Но я знаю, что бродя по чужим мирам и тоскуя по своему миру, я мало что приобрету.
Лев и Сокол подняли глаза друг на друга.
- По крайней мере, эти слова были мудрыми, - сказал Сокол Льву, и тот утвердительно кивнул.
Сокол поднял голову на меня.
- Ты почти ответил на наш вопрос, Странник, - сказал он.
Я вновь повторил про себя вопрос, и в голове у меня из далекого детства всплыл эпизод из фильма-сказки, где огромный паук поймал богатыря и задал ему тот же вопрос. Там правильным ответом оказалось – «жизнь». Но что-то удержало меня от этого ответа – подобная концепция в последнее время стала казаться мне в корне неправильной. Главным образом из-за того, что я стал замечать нестабильность абсолютно всего, что касается жизни – здоровья, достатка, даже дружбы и любви, в общем всего того, чем полны новогодние пожелания. Причем, все это зачастую оказывается не просто нестабильным, а, перефразируя Булгакова, внезапно нестабильным. Омар Хаям писал: жизнь – это ветер, и горе тому, кто на ветер обопрется. Меня гораздо больше стала занимать смерть. И то, что будет потом.
- Наверное, многие мои предшественники отвечали «жизнь»? – спросил я.
- Ты забегаешь вперед, - беззлобно сказал Лев. – Каков твой ответ?
Я на секунду задумался.
- Для меня это Смерть, - ответил я. – И все, что будет после нее.
На морде Льва появилась улыбка.
- Ответ принимается, - сказал Сокол. - Но ты мог ответить и по-другому. Те, кто были до тебя, называли жизнь или любовь, но вкладывали в это слово совсем не то, что нужно. Да, важнее всего смерть и то место, в которое ты попадешь после нее. Жизнь тоже важна – тем, что дает возможность духовно развиться и после перехода, которым является смерть, жить в Свете.
- А любовь? – спросил я и тут же вспомнил Вику. При мысли о ней в груди защемило. Я так давно ее не видел. Безумно захотелось взять ее за руку, обнять.
- Любовь тоже важна, но не только к женщине или мужчине, а ко всем существам. Но это идеал, и достичь его могут не все. Поэтому засчитывается хотя бы стремление к нему. Так что, ответом на наш вопрос вполне могло бы быть слово «жизнь» или «любовь» при условии, что отвечающий правильно его объяснит.
- Теперь можешь идти, - сказал Лев. Справа от меня осветилось окно в предполагаемую Древнюю Грецию, к которому я шел до того, как попал сюда.
- Спасибо, - сказал я и повернулся, чтобы идти.
- Прощай, Странник, - прозвучал у меня в голове голос Сокола, и я оказался на залитом дневным солнцем песке.

Позади меня шумел прибой. Я никогда в жизни не слышал моря «вживую», и поэтому звуки, возникающие при столкновении волн с песчаным берегом, теперь доставляют мне огромное удовольствие.
Я повернулся лицом к набегающим волнам и сел, наслаждаясь морским пейзажем. На синем пастбище из воды пасутся редкие белые барашки. Над ними грациозно парят чайки. Их крики несутся далеко над водой.
Вдалеке едва заметно виднеется земля – столь необходимый мне Дедал должен жить на острове Крит, вспомнил я.
Я встал и осмотрелся. Захотелось искупаться, и я решил проверить, нет ли поблизости кого-нибудь, кто мог бы застать меня врасплох без одежды. Ко всему, конечно, подготовиться невозможно, и, к счастью или, к сожалению, сюрпризы будут всегда. Тем не менее, по привычке я все-таки покрутил головой из стороны в сторону, выискивая потенциальных нарушителей своей privacy.
По обе стороны от меня тянется и уходит вдаль омываемый волнами песок. В море виднеется лишь несколько рыбацких лодок, но все они на довольно большом расстоянии. Людей вокруг не обнаружилось, так что я снял одежду, оставив на всякий случай прикрытыми гениталии, и вошел в воду. Хорошим пловцом я никогда не был, поэтому далеко от берега не заплывал.
Морская вода приятно меня освежила. Солнце по-прежнему палило со своей недостигаемой высоты, и, когда я вышел обратно на берег, то обсох очень быстро. Затем я оделся и отправился на поиски кого-нибудь, кто бы мог перевезти меня на Крит.
Через несколько минут неспешной ходьбы я увидел зеленую бутылку цилиндрической формы. Она лежала совсем рядом с водой. Стенки ее облеплены водорослями и тиной.
Если там, в моем мире я верил в чудеса только на пятьдесят-шестьдясят процентов из положенных ста, то здесь моя вера в необъяснимое резко выросла до всех двухсот пятидесяти. Я смело нагнулся и подобрал бутылку, рассчитывая найти в ней джинна или что-нибудь в этом роде, что поможет мне переправиться на остров, который хорошо виден с берега, но на который я не в силах попасть. Пока не в силах. Я уверен, что дело лишь во времени, хотя порой, прежде чем произойдет то, чего страстно желаешь, времени проходит очень много, и желание пропадает. Так и проверяется, действительно ты этого хотел или то была лишь ненужная прихоть.
Поднатужившись, я вытащил пробку. При этом раздался характерный приглушенный звук.
Джинна в бутылке, однако, не оказалось. Я лишь разглядел внутри свернутый в трубочку кусок бумаги. Достать его не разбив бутылки было бы абсолютно невозможным и напрасным занятием. И поэтому, как ни нравился мне этот красивый древний сосуд, пришлось его разбить.
Я огляделся и увидел в нескольких шагах от себя голыш. Однако что-то внутри мне подсказывало, что сделать это надо как можно аккуратнее, потому как бутылка эта потом мне сослужит добрую службу.
Я аккуратно отколол нижнюю часть бутылки, и записка выпала на влажный от прибоя песок.
На пожелтевшей бумаге красивым почерком было написано: «Ищи рыбака с такой же бутылкой в руках».
А ниже, под текстом золотой краской изображены мои давние знакомые – Сокол и Лев.
И вот, я иду по пляжу в поисках рыбака, у которого была бы сестра-близнец найденной мною бутылки. И вскоре я его обнаружил.
Им оказался раздетый по пояс худощавый старик. Торс его из-за постоянного пребывания под солнцем сделался коричнево-бронзовым, седые волосы лежат на ключицах. На нижней части тела белеет нечто среднее между шортами и набедренной повязкой. Босые ноги одного цвета с бронзовой грудью и спиной, словно носки, подобранный под цвет галстука.
Старик сидит на корме старой рыбацкой лодки, вытащенной на берег, и, наклонившись вперед, смотрит на море. Позади него в лодке лежит сеть, а в руках в лучах солнца сверкает бутылка, идентичная моей. Время от времени старик подносит ее к губам и делает глоток.
Судя по тому, насколько задумчиво он смотрит в морскую даль, выпито уже немало. Перед его немигающим взглядом разворачиваются когда-то пережитые им морские сражения, падают за борт убитые и раненные, идут ко дну корабли. В воздухе парят птицы-девы с белоснежными лебедиными крыльями и одну за другой выпускают стрелы из луков по находящимся внизу врагам. Все это я увидел, как наяву, словно сам на мгновение стал этим седым рыбаком, сидящим в лодке передо мной и вперившим взор в морскую даль.
Вдруг я почувствовал что-то неприятное в горле и непроизвольно откашлялся.
Старик повернул голову в мою сторону и осмотрел меня с ног до головы. Взглядом он пригласил меня подойти.
- Твоя бутыль полна? – спросил он. Его голос оказался низковат, но приятен.
- Боюсь, что нет.
- Ты все выпил по дороге? Почему не оставил немного мне?
Вопрос ненадолго поставил меня в тупик, но потом я нашелся.
- Бутылка была пуста, когда я ее подобрал. В смысле, там не было вина, - спешно добавил я, поскольку в бутылке была записка и, следовательно, пустой она не была. Портить отношения с единственной возможностью вернуться домой из-за каких-то недопониманий мне отнюдь не хотелось.
- Что же тогда в ней было? – снова спросил старик, вновь переведя взгляд на море.
- Лев и Сокол, - ответил я.
- Лев и Сокол? – ровным голосом переспросил старик, продолжая смотреть в морскую даль.
- Да. Мне надо переправиться на Крит.
- Зачем тебе туда? Нет никакой разницы, где жить. Для чужестранца везде одно и то же. Нормальным людям хорошо на родине. А на чужой земле, какой бы разной она ни была, жизнь одинакова. Там она похожа на спортивные упражнения, когда партнеры прыгают друг через друга: сначала она прыгает через тебя, потом – ты через нее. Второе получается у единиц, первое случается со всеми почти каждый день.
Я осторожно прервал его философские рассуждения.
- Мне нужно попасть на Крит, - сказал я. – Оттуда я смогу вернуться домой. Я родился в другом мире. Не знаю, зачем я сюда попал, но я очень хочу вернуться домой. Лев и Сокол сказали, что ты можешь мне помочь.
- Лев и Сокол – лишь слуги Того, чей престол – Небо, а подножие – Земля. Звезды суть пыль у Него под ногами, - сказал старик не отрывая глаз от моря. Но тут он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел усталость, что уходит вглубь, подобно колодцу без дна. - Сокол и Лев сами ничего не решают, но если они сказали, что ты вернешься в свой мир, значит на то Его воля, и так оно и будет.
- Так ты меня перевезешь?
- Перевезу. Садись в лодку.
В лодке зияло несколько довольно больших дыр. Для меня загадка века – как старый рыбак выходит на ней в море и как собирается переправить меня на лежащий на горизонте остров. Но он, видимо, угадал мои мысли.
- Пусть твои сомнения вытекут сквозь эти пробоины, - сказал он, сталкивая лодку в воду.
Он сел внутрь и взялся за весло.
- Закрой глаза, - велел он.
Я повиновался. Тут же задул приятный бриз. А буквально через минуту я услышал голос старика:
- Можешь открывать.
Ожидая, что мы все еще плывем и, гадая, зачем нужно было просить меня не смотреть, командой мозга я поднял веки. Перед этим я еще подумал, что, как-то странно, но плеска весел не слышно.
Лодка стоит у берега острова, который, когда мы еще находились на материке, казался расположенным довольно далеко. Старик втащил лодку на берег несмотря на то, что я все еще находился в ней и тщетно силился понять, как мы могли за несколько секунд покрыть расстояние в три сотни километров.
- Это Крит? – спросил я.
- Крит. А даже если нет – какая разница?
- Спасибо, - сказал я старику, вылезая из лодки на берег. - Где мне найти Дедала?
- Ступай в город, - ответил старик. - Он где-то там.
Столь исчерпывающий ответ меня озадачил и заставил почесать в затылке. Старик тем временем пожелал мне удачи и, повернувшись спиной, стал возиться с лежащей на дне лодки сетью.

Я двинулся в сторону города, его дома виднелись вдалеке. Вокруг – ни намека на стену или другое защитное укрепление. Солнце по непонятным причинам снова в зените. У меня сложилось впечатление, что дневное светило живет здесь своей жизнью, встает, садится и висит на небосклоне сколько хочет, не обращая внимания ровным счетом ни на что.
В воздухе витает запах соленой воды, шумит прибой.
Редкие встречавшиеся мне критяне непременно задерживают на мне взгляд. У одних он полон любопытства, у других – неприязни, а у третьих выражает безразличие, словно я есть никто и звать меня никак. А встречались мне рыбаки, направляющиеся к морю, девушки, что несли белье для стирки в плетеных корзинах, и мальчишек, которые либо шли купаться, либо просто шатались без дела. Намерения каждого возникающего на моем пути человека угадывались мною без особого труда, чего я за собой раньше не замечал.
После примерно двадцати минут ходьбы город приблизился настолько, что стали видны его окраины. И тут я остановил одного из топавших мне навстречу пацанят и поинтересовался, где можно отыскать Дедала. Тот указал на небольшой глиняный домик, стоящий на краю города в некотором отдалении от остальных домов. В коричневые деревянные ставни бьют яркие солнечные лучи, а на ступеньке, спускающейся вместе со своими двумя подружками от двери на землю, сидит старик в белой тунике и сандалиях. Его седые вьющиеся волосы аккуратно подстрижены, лоб перехватывает синяя с желтыми ромбами и кругами повязка, глаза устремлены куда-то в высь.
Я направился к старику. Перед ним лежит два листа бумаги, которые, когда я подошел ближе и как следует рассмотрел, оказались чертежами того, что я так долго искал - пары крыльев.
Услышав мои шаги, старик спустил очи с неба и посмотрел на меня.
- Бог в помощь, - приветствовал я Дедала, забыв о разнице верований между временем, в котором я родился и эпохой, в которой я в данный момент нахожусь.
- Благодарствую, странник, - ответил старик. – Какого только бога ты имеешь в виду?
- Бог один, – быстро нашелся я. – Через некоторое время вы и ваши соотечественники это осознают.
- Вполне может быть, вполне может быть, - философски сказал он и снова уткнулся в чертежи. Видя, однако, что я не ухожу, он спросил:
- Ты чего-то ждешь от меня, странник? Ну, конечно. Подожди. – Тот, кого я принимал за Дедала, хлопнул себя ладонью по лбу, поднялся со ступеньки и скрылся в доме. Через минуту он вынес маленький деревянный столик с табуреткой и снова скрылся за дверью. Когда он снова появился, в руках у него был кувшин с вином, две глиняные чаши и тарелка с финиками и орехами. Затем он опять ушел в дом и вернулся с хлебной лепешкой и кувшином, в котором оказалась вода.
- Прости меня, добрый человек, - изрек Дедал, ставя принесенное возле завалинки. Он смешал в кувшине воду с вином, налил в чаши и пригласил меня сесть на табуретку. Сам же он снова уселся на ступеньку, взяв в руку чашу. – Ты, наверное, устал и проголодался с дороги, а я старый дурень совсем заработался. Боги велят привечать гостей. Ешь и пей! По виду, ты – чужестранец, так что, быть может, тебе показалось странным, что я разбавил вино водой. Но с хорошим вином у нас поступают именно так – ведь оно очень крепкое.
Я кивнул. Поблагодарив радушного изобретателя, я отпил вина из простой, без наворотов, чаши.
Вино напомнило мне наши полусладкие и оказалось очень приятным на вкус. Оно быстро скатилось по пищеводу, и устранило царившую во рту засуху. Финики я тоже попробовал.
Наконец, я утолил жажду и голод, и решил взяться за дело.
- Как поживаете, мастер Дедал? – спросил я.
Мой собеседник вскинул брови от удивления – видимо, он не допускал мысли, что его имя знает какой-то там чужестранец. Подлив себе вина, старик ответил:
- Дела идут. Только не всегда в нужную сторону. На прошлой неделе, например, я закончил строительство лабиринта для царя Миноса. А он, видите ли, запустил туда какого-то урода с телом человека и головой быка и превратил мое каменное дитя в подземелье смерти: знающие люди из царского приближения мне говорили, что Минос собирается скармливать в моем лабиринте Минотавру живых людей! Да при том еще и молодых. Представляешь? Стариков-то – ладно. Мы уже свой век отжили, надо и другим место уступать, но чтоб молодежь отправлять на убой! Это, извините, нецарская глупость. За молодыми будущее. Эх, - вздохнул Дедал. Он отхлебнул еще вина и положил себе в рот финик. Косточку он извлек изо рта двумя пальцами, и она с едва слышным стуком упала на стол.
- А крылья вы уже сделали? – осторожно спросил я.
- Крылья-то? – переспросил он. – Нет, крылья еще не готовы. С ними я как раз сейчас и вожусь.
- Что же вам мешает закончить работу? И, кстати, где ваш сын? Что-то не его видно.
- Какой такой сын? – удивился Дедал. – Мой первый ребенок умер, когда мне было тридцать лет. Ему тогда было только пять. – Он тяжело вздохнул. - С тех пор детей у меня не было.
- А как же Икар? - непонимающе спросил я.
- Никаких Икаров у меня нет. Хотя имя-то недурственное и весьма. Если вдруг будет у меня снова сын, назову его Икаром. Уговорил.
- А насчет крыльев?
- Крылья скоро будут готовы. Они уже даже почти готовы. Не хватает одной мелочи, о которой я как-то и забыл. - Дедал внезапно устремил на меня взгляд полный подозрения. – А почему тебя так интересуют мои крылья, чужестранец? Ты откуда, вообще? Не из Афин ли? Уж не хочешь ли ты выведать секреты нашего вооружения?!
- Я потому интересуюсь вашими крыльями, мастер Дедал, - сказал я, - что хочу вернуться домой. Я решил, что только вы мне и сможете помочь.
- Домой… - Дедал закрыл глаза. – Домой. Далеко ли твой дом, странник? – спросил он поникшим голосом.
- Туда можно попасть только на крыльях.
Дедал открыл глаза и посмотрел на меня. В его взгляде ключом бьет тоска. Я показал указательным пальцем вверх. Сделав это, я ненароком задел опустевший к тому времени кувшин, и он, покачнувшись, глухо упал на землю.
Дедал поднялся и ушел в дом. Минуту спустя он вернулся с кувшином вина и миской фиников, поверх которых я разглядел еще и несколько маслин. Старик перехватил мой взгляд, в котором не было ни малейших признаков радости от увиденного, и сказал:
- Да это я себе. Ты вон финики трескай. А маслины я сам буду есть, коли ты не хочешь.
Он снова опустился на завалинку.
- Завтра, - сказал Дедал, посмотрев на горизонт, – будем думать, как доделать крылья. А потом улетим отсюда вместе.
- Мы склеим перья пчелиным воском, - сказал я. - Или наварим клея из рыб. Но воск, наверное, все-таки лучше. А еще можно сшить их нитями из льна.
Дедалу мое предложение понравилось, и он вновь наполнил чаши.
- Я не был дома уже очень давно, - вздохнул он.
- Как давно?
- Да считай с самого детства. Пару раз, правда, меня родственники туда отвозили погостить да посмотреть на места, где я был рожден. Сам я туда отправиться не мог – в Гиперборею только на крыльях долететь и можно. А здесь мне надоело, - понизил голос Дедал. – Сегодня Минос использовал мой лабиринт, мое детище, для того, чтобы устраивать там массовые человеческие жертвоприношения. Мне он об этом, само собой и словом не обмолвился, иначе я его отказался бы строить. А когда я закончу крылья, наверняка, захочет использовать их в качестве воздушного оружия. Летать умеют только мои родичи-гиперборейцы, и больше никто. Перехватив усмешку в моем взгляде, он добавил:
- Я проверял, спрашивал у Оракула в Дельфах. А если крылья попадут в руки этого Миноса, Афинам и другим городам, а не исключено, что и государствам на материке точно придет конец. Минос всех их завоюет. Так что полетим мы с тобой, голубь сизокрылый, по домам, а правителя здешних мест оставим без технических новинок, - старик закончил монолог и сделал глоток из чаши. Вино на этот раз он разбавлять не стал.
- Я думаю, нам не стоит больше пить, – предложил я. - Давай закончим этот кувшин и все.
Мне уже перестал нравиться отпускающий тормоза герой мифа. Вдруг он назавтра с похмелья как-нибудь не так доделает крылья, и наш первый в истории полет запомнится людям тем, что сразу же прервется? С Икаром, который, кстати, просто обязан здесь быть, именно это и произошло. Странно, что его нет. Неужели он был всего лишь вымыслом народной молвы или какого-нибудь барда-сказителя?
- Все дело не в вине, - прервал мои мысли голос Дедала. – Не оно не виновато в том, что человек превращается в свинью, когда пьянеет, если ты об этом. Все дело в том, что у этого человека внутри. Ежели человек в глубине души зверь и варвар, то, как бы он это ни скрывал в трезвом состоянии, вино поможет выйти этим инстинктам наружу. А ежели человек по натуре спокойный и добрый, то ты хоть все вино в мире влей в него, он никого не обидит.
Некоторое время мы сидели молча. Солнце постепенно меняло высоту и цвет и уже стало ярко-бордовым. Приближается ночь. Видимо, на этот раз я попал в более или менее реальный мир. Под «реальным» я подразумеваю то, что природные явления подчиняются определенным неписанным, но отчасти зафиксированным законам. Споры же и размышления по поводу того, что есть реальность, а что иллюзия, в отношении окружающего нас мира, наверное, не угаснут еще долго или, быть может, никогда.
- Знаешь, - вдруг вспомнил я. – Я ведь встречал уже одного человека, которого тоже называли Дедалом. И он торговал крыльями. Так он называл наркотики в порошках.
- Слыхал я про этого самозванца, - буркнул мой собеседник, поднимаясь со ступенек. – Его нужно сбросить в расселину Оракула, чтобы он там вволю «налетался». Пойдем спать, - сказал он устало. – Завтра нам предстоит большая работа. Будем надеяться, что управимся за один день.
- Послушай, Дедал, а почему ты живешь здесь, за городом? Разве у тебя нет дворца?
- Есть у меня дворец. В самом центре города. Он очень красив – с черными колоннами и красными росписями на стенах. Но в городе столько шума, что часто просто невозможно работать: вечно какие-нибудь гулянки, пиры или парады. Да и отсюда больше шансов улететь незаметно. Я ведь уже давно замышляю убраться с этого острова, а кто даст мне улететь в центре города из-под носа у Миноса?

Встав с деревянных лож на следующее утро, мы с Дедалом трудились непокладая рук. Во-первых, нам пришлось добывать мед. Пчел поблизости ни у кого не оказалось, и мы довольно долго бродили по лесным частям острова, пока не набрели на висящий на дереве улей. Бортничество – дело опасное, так что если у вас есть возможность зарабатывать на жизнь как-то иначе, избегайте добычи дикого меда и/или воска, как это делали мы, ибо пчелы, как когда-то сказал бессмертный Винни Пух, суть неправильные создания. Они то и дело норовили нас ужалить и всячески препятствовали тому, чтобы нам в руки попала хотя бы капля воска из улья.
Но, в конце концов, изрядно покусанные – так, что до конца наших дней у нас обещал быть мощный иммунитет к ревматизму, - нам все-таки удалось разжиться медовыми сотами. И здесь нам предстояла задача едва ли не более сложная и трудная, чем добыча воска, - мы должны были склеить птичьи перья заготовленные Дедалом.
Чтобы лучше понять, что я имею в виду, представьте себе, человека, пытающегося склеить из спичек небоскреб в натуральную величину. Согласитесь, задачка не из легких.
Итак, после короткого, но сытного обеда, состоявшего из фруктов, жареного мяса и вина, мы немного отдохнули, повытаскивав из своих измученных пчелами тел их жала, и принялись за работу.
За склеиванием крыльев мы провели весь оставшийся день и вечер.
Необходимо было соорудить две пары крыльев: для Дедала и, соответственно, для меня. Что до Икара, то, как в последствие выяснилось, он все-таки существовал, но об этом позднее.
Более кропотливой работы мне выполнять не приходилось ни в моем мире, ни уж тем более в этом. Множество перьев, крупных и мелких, нужно было склеить между собой, причем склеить так, чтобы их не испортить. Плюс еще нужно было приклеить по кожаной подкладке с ремнем для руки на внутреннюю сторону каждого крыла. Спасибо, их было всего четыре, а не десяток.
Когда вечер сменил день на сторожевом посту, и полная луна засияла на небесах, мы, наконец, закончили работу и облегченно вздохнули. Вылетать решили на рассвете, что было вполне разумно – лететь на ночь глядя уже не оставалось сил, да и в небе уже трудно было что-либо разглядеть, кроме кристалликов звезд да диска луны. А для того, чтобы найти верный путь наверху, нужна полная видимость. Поэтому вылет решили перенести на завтра. Разбавлять кровь вином мы не стали, ибо для подъема с земли и ориентировки в небе нам потребуется свежая голова. А поскольку мы смертельно устали за день, то спать решили прямо на улице возле дома. Благо ночи стояли теплые.
Ночь прошла спокойно и без злоключений. На заре меня растолкал Дедал, и указал мне на кадку с водой и ковшиком рядом.
После того, как я ополоснул лицо, мы наскоро позавтракали и стали надевать крылья.
Поскольку Дедал был изобретателем и создателем оперений, он помог мне облачиться. Мои руки были вставлены в ремни под крыльями, и я держал их, как воин держит щит. Я был готов к взлету.
А Дедал тем временем развел возле дома небольшой костерок и бросал в него скомканные листы бумаги. Нетрудно было догадаться, что мастер сжигал чертежи крыльев. Затем он надел свои, посмотрел на меня и спросил: «Готов, сынок»?
В ответ я лишь кивнул. Я не смог выдавить из себя слово «Да», ибо всего меня переполняли чувства, и говорить я не мог. Я с нетерпением ждал возвращения домой, в свой жестокий, но родной и часто благосклонный мир. Меня немного трясло от мысли, что через пару секунд я буду парить в воздухе, словно птица, а подо мной будет проплывать Земля и Средиземное море. Такое же чувство я испытал, когда падал из унитаза, но мой приход в этот мир казался мне произошедшим настолько давно, что я уже с трудом мог припомнить то, что чувствовал тогда при полете. Тем более что тогда я всего лишь падал, а сейчас собирался подниматься ввысь.
От мыслей меня пробудил Дедал. Я почувствовал хлопок мощной ладони по плечу.
- Пора, - сказал он.

Ощущения, испытываемые при полете, невозможно сравнить ни с чем в мире. Я чувствовал себя птицей, величественным орлом. И Средиземноморье было подо мной всего лишь полем с маленькой синей каплей. Сначала, правда, мне пришлось нелегко, врать не буду. Накануне Дедал вкратце изложил мне теорию полета на крыльях, которую он разработал, но, как он сам мне сказал, основанную на поведении птиц во время полетов. Дедал обладал превосходным зрением, что и позволило ему подробно разглядеть их траекторию и использовать ее применительно к своему изобретению.
Вначале было, мягко говоря, трудно: приходилось неустанно махать крыльями, чтобы набрать нужную высоту. Но таков один из законов жизни, и с этим ничего не поделаешь. Зато потом я в полной мере ощутил блаженство полета. Вниз я, правда, старался смотреть пореже, - согласитесь, весьма непривычно смотреть вниз с огромной высоты не из иллюминатора самолета.
Ветер насквозь продувал нас с Дедалом. Перед взлетом мне казалось, что полет провалится (и мы вместе с ним) сразу после того, как мы наберем высоту. Если честно, то сам факт того, что даже взлет будет иметь место, ставился мною под сомнение, поскольку я думал, что ноги будут тянуть нас обратно вниз. Так было вначале, но когда мы после долгих и утомительных стараний поднялись достаточно высоко, то воздух сам держал наши нижние конечности, не давая им упасть. И в этом полет напоминал мое падение, путем которого я оказался в этом мире.
Забавно, даже находясь на пути домой, я все еще понятия не имел, где я находился все это время. Древний Крит я-то само собой узнал.
Но Бладолад и то, как я попал из окружавшей его пустыни на южный берег Древней Греции, плюс еще эта беседа «о жизни» с Соколом и Орлом по-прежнему оставались для меня загадкой. Ведь не ответь я тогда правильно на вопрос, скитался бы я сейчас неизвестно где.
Перед тем, как подняться в воздух, мы с Дедалом растерли друг друга какой-то темно-зеленой мазью, до боли напоминавшую грязь, и теперь холодный ветер, продувавший и обдувавший нас со всех сторон, не причинял нам беспокойства. Мы мерно парили высоко над Землей, и, возможно, даже, скорее всего, тем, кто мог разглядеть нас снизу, мы казались большими птицами.
Я, наконец, достиг своей первой цели, - нашел настоящего Дедала и лечу по небу на изготовленных им крыльях. Более того, он сам парит рядом со мной, что для меня просто подарок, и на что я даже и не надеялся. Осталась вторая и заключительная цель: попасть домой. Но как? Попал я сюда, как вы помните, довольно необычным образом.
Дыры на небе, в которую я мог бы залететь и оказаться в своей квартире, я нигде не вижу и поэтому лечу, куда глаза глядят. Дедалу вон гораздо проще, – он знает, куда летит, и где лежит цель его путешествия. Так что, судя по всему, покину я этот необычный мир так же необычно, как в него и попал. Но как это произойдет, известно одному Богу. Люди – не боги, как некоторые полагают, и знать чего-либо наверняка не могут при всем желании, как бы ни были убеждены в противоположном.
Вскоре я заметил возле ослепительно яркого солнечного диска нечто необычное. Небольшой кусок неба справа от Желтой Звезды кривится и колышется, словно где-то под ним горит костер, и дым заставляет воздух колыхаться. Только никакого костра нигде нет, и быть не может.
Вот оно, - подумал я, – То необычное и странное, что нужно мне для возвращения домой.
Я посмотрел на летящего рядом Дедала. Старик молча смотрит вперед, и, видимо, занят какими-то своими мыслями. Он вернется домой в свою Гиперборею, если ее еще не смыло в океан, и все у него будет хорошо.
Я потихоньку начал работать руками, набирая высоту. Вот я поднялся уже на полметра над Дедалом. Теперь на метр. Прогресс не дается легко.
Тут Дедал, похоже, вынырнул из забытья и повернул голову туда, где я был две минуты назад. Голова его моментально описала дугу в сто восемьдесят градусов перед ним, он лихорадочно глянул вниз, а потом вверх. Увидев меня, он успокоился, но еще не до конца.
- Что ты там делаешь? – спросил он с тревогой в голосе.
- Спасибо тебе за все, Дедал, - крикнул я в ответ, продолжая подниматься вверх. – Мне пора. Я, кажется, нашел путь домой.
На секунду я перестал работать крыльями и указал на колышущийся кусочек неба возле солнца. Но лицо Дедала вдруг стало испуганным.
- Немедленно вернись! – закричал он. - Подниматься близко к солнцу нельзя! Пчелиный воск не выдержит и растает!
- Не могу. Возможно, это мой единственный шанс вернуться домой. А ты лети в Гиперборею и будь счастлив!
- Безумец! – крикнул Дедал. – Ты ведь разобьешься! Я не смогу тебя поймать, и никуда не полечу без тебя!
Он попытался подняться на одну высоту со мной, но силы и ветер его подвели, и Дедал беспомощно продолжал лететь в трех метрах ниже меня. А я поднимался все выше и выше.
- Остановись! – снова услышал я. – Я не смогу лететь домой без тебя. Ты стал мне как сын, который мог бы вырасти. Я прошу тебя, остановись! – в голосе старика слышалась мольба.
- Прости, Дедал! – крикнул я в ответ. – Твоя просьба невыполнима!
- Но то, что ты задумал, тоже невыполнимо! Солнечные лучи растопят воск в твоих крыльях раньше, чем ты подлетишь к нему на расстояние выстрела из лука!
- У меня нет выбора! Не для того я столько времени искал тебя и помогал тебе мастерить их, чтобы потом променять пусть и рискованную возможность вернуться домой на безопасность и вечные скитания в чужом мире! Прощай!
Я вновь замахал крыльями, и Дедал уменьшился до размеров автомашины, если смотреть на нее с крыши шестнадцатиэтажного дома.
Становилось все теплее, а Солнце увеличилось совсем не намного. Глаза стали хуже видеть из-за слепящего света.

Дедал медленно летит на север. Там находится его дом – Гиперборея. Страна долгого дня и долгой ночи. Страна вечного тепла и счастья, где каждый восход и закат отмечаются бурным весельем и восхвалениями богов. Дедал мечтал вернуться туда многие годы. И вот после долгих наблюдений за парящими над морем и Критом птицами, Дедал, наконец, понял, как он сможет это сделать, не спрашивая при этом разрешения у царя Миноса, который все равно бы не позволил – он решил сделать себе крылья и улететь прочь с опостылевшего острова. Но он не хотел лететь один, понимая, что перелет будет довольно долгим. А старикам все время хочется с кем-то общаться. Им не обязательно нужны собеседники, самое главное, чтобы были слушатели, люди, которым было бы интересно послушать рассказы об их прошлом, в котором они, старики, были молодыми и сильными.
«Этот мальчишка, - размышлял Дедал, - был просто даром богов. Я не должен был его отпускать. Я так к нему привязался. Он ведь погибнет там наверху. И я ничем не смогу ему помочь! И себе тоже, ибо я стал считать его своим сыном. О горе мне!». Слезы выступали на лице старика, но ветер тут же сдувал их.
В этот момент откуда-то сверху послышался какой-то странный звук с легким свистом. Дедал не придал этому значения из-за своей печали и продолжал неспешно лететь.
Звук все нарастал. Свист становился громче и громче. А две секунды спустя что-то большое и длинное рухнуло вниз в полуметре от летящего Дедала, оставив в воздухе лишь немного белых перьев.
Дедал посмотрел вниз. Это «что-то» падает, оставляя после себя в воздухе перья и крик. Но то был крик не страха. То был крик глубокой досады и отчаяния.
Обезумевший от горя Дедал сделал единственный почти правильный вывод – «Сынок! Икар!» – крикнул он и неуклюже ринулся вниз.

Я летел навстречу Земле. Сначала падение шло медленно, некоторый опыт у меня уже был, но, несмотря на это, когда мои крылья вдруг начали рассыпаться в воздухе, и собственная тяжесть резко потянула меня вниз. Но уже потом падение мое слегка замедлилось, и я получил еще одну возможность полюбоваться Землей с высоты птичьего полета. А затем, я снова камнем полетел вниз. Когда я падал в первый раз, все было иначе, - на других скоростях. Ох уж этот мне другой мир! Особая реальность!
Я вдруг вспомнил, как закончился полет Икара, и мне стало не по себе. Тем более что в этот момент сверху донесся крик: «Сынок! Икар!».
Так вот откуда взялась вся эта история! Икаром был не кто иной, как я сам! О, Боже…! То, как я приземлюсь теперь ясно вырисовывалось в моем лихорадочно работающем мозгу. Почему он у меня лихорадочно работал? Да просто по привычке, ведь все равно пользы мне эта работа мозга в ту минуту не принесла никакой.
Но как же так, думал я. Как это может быть?! Ведь Сокол и Лев обещали, что я вернусь в свой мир, и я как-то подумал, что они само собой имели в виду, что я попаду туда живым. А что же теперь?!
Ответ пришел сам собой. Моря подо мной не было, и я на полной скорости ударился о твердый желтый песок. Страшная боль заполнила всего меня, словно я был сосудом, в который налили воды до самых краев. А потом боль ушла, и наступила тишина.

Очнулся я от ощущения, что вода омывает мое лицо. Медленно открыв глаза, я увидел мчащуюся на меня волну. Вода должна была попасть мне в ноздри, но этого почему-то не произошло. Вместо этого она плавно оттолкнулась от моей головы и ушла обратно в море.
Я не сразу заметил, что боли нет. Казалось, что я только что поднялся не после падения на землю с огромной высоты, а просто после долгого и сладкого сна. Но в следующий миг иллюзия этого быстро улетучилась – рядом с местом, где я лежал минуту назад, распластался…я.
Мое тело лежит на мокром от прилива песке. Море еще не до конца смыло кровь возле меня, и песок, на котором лежит моя телесная оболочка, окрашен в ярко-алый цвет.
Возле моего изувеченного тела сидит Дедал. Остатки его крыльев валяются рядом – то, на что он потратил столько времени и умственных усилий, теперь разодрано в клочья, судя по всему, им же самим. Лицо Дедала исказила печаль, по щекам текут слезы.
- Вот видишь, до чего ты довел человека, - услышал я знакомый птичий клекот.
Я посмотрел в направлении, откуда прилетели слова, и увидел, спускающегося с неба Сокола.
- Не говори ерунды, - вступился за меня опять же знакомый мне рык.
Я обернулся. Лев сидел у меня за спиной и вытирал лапой морду. – Он же жаждал вернуться домой. Сам знаешь – если бы он послушался Дедала, то путь в его мир был бы для него заказан.
- Кстати, - вновь заговорил Сокол. – Нам нужно, я думаю, уточнить этот пункт.
Он обратился ко мне:
- По-прежнему ли ты хочешь вернуться в свой мир? Мир, где царит несправедливость, где хоть и внешне, но правят деньги? Где добро запрятано в людских душах так глубоко, что зачастую его невозможно извлечь на белый свет и кажется, что люди боятся, как бы его не отобрали на улице, угрожая ножом?
- Хочу, - ответил я. – Вы мне обещали.
- Мы и не отказываемся от своих слов, - прорычал Лев. – Открывай дверь, Сокол.
Тот повернулся ко мне спиной и стал водить крылом по воздуху, словно стирал с чего-то многовековую пыль. Через несколько мгновений из воздуха стала появляться самая настоящая деревянная дверь темно-коричневого цвета. Когда дверь показалась полностью, Сокол легонько толкнул ее, и я увидел туалет в своей квартире. Я согнулся над унитазом. Судя по всему, меня рвет. Когда процесс завершился, тело мое устало сползло и замерло без сознания на полу. Ноги находятся в коридоре, а руки, туловище и голова лежат в туалете.
Зрелище не из приятных. Создалось впечатление, что какой-то алкаш не дотянул до унитаза и рухнул прямо перед ним. Слава Богу, вокруг моего лежащего тела чисто.
Похоже, то, что я только что видел, произошло непосредственно перед тем, как я «прыгнул с парашютом». Выходит, объективно с того момента прошло всего лишь несколько секунд? Это как-то не укладывалось в голове. Я обратился за разъяснениями к Соколу.
- Обычное дело, - спокойно ответил он. – Твое тело лежит здесь, отдыхает от стрессов, а странствует твоя, друг мой, душа. Что ж тут непонятного? Субъективно для тебя прошла почти неделя, а объективно ты лежишь здесь на полу в туалете меньше минуты.
- Но у меня ведь было тело там, то есть здесь, - не унимался я.
- Ясное дело, - проворчал Лев. – Без физического тела ты бы здесь не выжил, поскольку был бы очень ограничен в своих возможностях. Это в Загробном Мире физическое тело – обуза, а в материальном ты как будто спускаешься на дно морское, и тело твое суть скафандр, без которого под водой не обойтись. Зато как легко будет, когда ты его снимешь на суше.
- Лучше давай, иди в себя, - сказал Сокол. – Скоро вернется Вика, и если она увидит тебя на полу без пульса и дыхания, то можешь представить, что с ней будет.
- Подарите мне что-нибудь, друзья мои, - попросил я Птицу и Льва.
Они вопросительно сдвинули брови.
- О чем ты просишь? По-моему, все то время, что ты здесь провел, уже было подарком. Да таким, который многим и не снился, - заметил Сокол.
- Я понимаю, о чем ты, - сказал я. - Но я имел ввиду другое.
Я сделал вдох, чтобы подавить волнение.
- Я хотел сказать, что, когда вернусь обратно, я со временем… в общем, все, что со мной здесь произошло, и даже само мое пребывание в этом мире исчезнет у меня из памяти. Или, что еще хуже, будет казаться, что все это мне привиделось или приснилось. Ведь, когда я стану рассказывать об этом путешествии друзьям, они только из вежливости не поднимут меня на смех. Они будут убеждать меня, что все произошедшее со мной – сон, который я видел, пока был без сознания. Поэтому я прошу вас дать мне что-нибудь в память о моем пребывании и приключениях здесь, чтобы помнить, что это было на самом деле.
- Тем, кому ты захочешь рассказать о своих странствиях, понимание того, что твой рассказ – правда, не принесет ничего хорошего. Они захотят испытать то же самое, а это превратит их жизнь в погоню за недостижимым. Поэтому будет лучше, если ты не расскажешь никому о своем путешествии сюда.
- Но жене-то рассказать можно? – спросил я. – У нас с ней друг от друга секретов нет.
Сокол медленно моргнул обоими глазами сразу.
- Жене рассказать можешь, - милостиво сказал он. – Но, когда ты очнешься по ту сторону двери, руки твои будут пусты. Вместо этого мы наполним твою голову воспоминаниями о том, что здесь с тобой случилось. Воспоминаниями, которые не иссякнут и не пропадут, пока ты сам того не захочешь. Да, и не принимай больше тот порошок. Действовать он больше не будет. А теперь ступай.
Сокол поднял крыло в знак прощания, а Лев кивнул мне, от чего грива его содрогнулась.
- Спасибо вам за все, – сказал я.
Я повернулся и стал осторожно подходить к Двери, что ведет в мою квартиру, в мой мир.
«Я не вижу во всем этом путешествии никакого смысла, - вдруг подумал я. - Зачем все это было нужно? Да, я хорошо провел время; да, я узнал много того, о чем раньше не мог и помыслить. Но неужели для этого меня нужно было протаскивать через все это? Ведь не все, что здесь со мной случилось, было сладким клубничным вареньем. Моя первая встреча со Львом и Соколом чего стоила!».
Тут, уже войдя в Дверь и в ту же секунду оказавшись дома, я повернулся, чтобы высказать Соколу мучавшую меня мысль и потребовать ответа, но вместо этого увидел, как прямо на меня как-то очень быстро движется захлопывающаяся Дверь. Я ощутил приятный морской бриз и, видимо, поэтому подставил ему лицо и остался на месте, забыв про мчащуюся на меня Дверь. В следующее мгновение я почувствовал сильный удар по лицу, и свет померк.

Пришел я в себя в больничной палате. Как выяснилось, у меня было сотрясение мозга, и я пролежал сутки, не приходя в себя. Вика дежурила возле меня все время, пока я был без сознания. Ради такого случая ее даже отпустили с работы. Но потом мне пришлось задержаться в больнице еще на неделю, и она навещала меня каждый вечер.
Первое, что стало происходить со мной наиболее часто после того, как я пришел в себя, была тошнота. Тошнило раз пять в день. Мне давали какие-то горькие на вкус таблетки, заставляли блюсти пастельный режим. Правда плюсом было то, что врач говорила мне, что я иду на поправку как-то очень уж быстро, что с моей травмой другой бы еще не вставал неделю и не ходил гулять во двор, тогда, как я делал это без посторонней помощи уже на третий день.
Врач все пыталась дознаться, что со мной произошло. Она повторяла «при каких обстоятельствах вы получили столь тяжелую травму? Ваша жена сказала, что обнаружила вас лежащим на полу в туалете вашей квартиры и сразу же позвонила нам». Единственный ответ, который бы удовлетворил безудержный профессиональный интерес моего заботливого врача и в то же время не заставил бы ее задуматься над тем, не отправить ли меня на осмотр к психиатру, был «извините, Мария Александровна, я не помню».
Во время прогулок по скромному больничному саду Вика тоже пыталась получить от меня ответ на почти идентичный вопрос (но ставила его, сами понимаете, по-другому). Ей мне тоже приходилось отвечать то же самое. Одно дело, когда тебя принимает за сумасшедшего лечащий врач и совсем другое, когда подобные подозрения появляются в голове любимой супруги. Если бы меня отправили меня к психиатру, я легко доказал бы ему, что у меня с головой все в порядке, а потом выписался бы из больницы и забыл бы об этом. С Викой же все иначе.
Если честно, я сам до конца не понимал, откуда у меня могло взяться сотрясение мозга, да и почему я, извините, провалялся целые сутки без сознания? Ведь, по логике вещей, мое тело просто должно было сползти с унитаза на пол, и никаких ударов головой об пол – тем более сильных! – быть не могло. Но опять же, врач говорила, что я не просто шел к выздоровлению, что называется, семимильными шагами, я за одну неделю в больнице прошел все то, через что другой проходил бы за три-четыре! Что ж, необычная травма, необычно и исцеление.
«Ничего, - пообещал я себе во время одной из наших с Викой прогулок уже после моей выписки, - когда я все вспомню и все пойму, то обязательно расскажу тебе».
- Солнышко, - обратился я к ней во время одной из наших прогулок, - давай представим гипотетическую ситуацию: если бы люди стали считать меня сумасшедшим, что бы ты об этом сказала?
Ответ Вики затерялся где-то в легком шорохе падающих сверху желто-красных листьев, но от него у меня на лице заиграла счастливая улыбка.