Весна, маргаритки и раскрытое окно

Наступало утро. Это становилось понятно и по посветлевшему небу, и по сонным работникам всяческого труда, выползавшим из своих подъездов и набивавшимся в машины, вагоны, автобусы и маршрутки. А еще окончательно закоченевшая Алиса, просидевшая у раскрытого окна всю ночь и только сейчас начавшая согреваться, поняла и почувствовала это по изрядно потеплевшему воздуху. Она поежилась. Спать не хотелось, двигаться не хотелось. Не было сил даже думать. «А надо бы!» - мелькнуло у нее в голове. «Просидела на подоконнике без сна всю ночь, даже холода не чувствуя – это что-то настораживает…» - с этой мыслью она отняла руки от колен, взъерошила светлые волосы и со стоном сползла с подоконника на пол. Лежала на спине, смотрела в потолок и думала. «Только не смей себе врать! Когда ты последний раз ела? Или когда ходила куда-нибудь? Ты вот уже второй день не можешь даже из квартиры выбраться и дойти до школы!» - такие мысли крутились в голове Алисы, когда она лежала на полу единственной комнаты своей квартиры.
Эта ее личная жилплощадь, так же, как и ее самостоятельная жизнь, была предметом зависти многих. Но мало кто задумывался, как одиноко может быть шестнадцатилетней девушке, каждый день возвращающейся в пустую квартиру. И как тяжело справляться со всем самой и самой нести ответственность за все, что происходит в твоей жизни. Об этой оборотной стороне мало кто знал, а сама Алиса никогда о ней не распространялась. Она не любила ни жаловаться, ни говорить о своих проблемах – мешала не только гордость, но и хороший характер и удивительная жизнерадостность. Зато ее окно всегда было открыто, а любой гость знал, что здесь ему будут рады.
«Послушай, не дури, признайся себе честно: ты просто по нему скучаешь! Но вспомни-ка, это ведь была твоя идея – устроить десятидневный перерыв. Помниться, ты это придумала, чтоб не привязываться к нему слишком сильно и чтоб уметь жить без него, как раньше. Но, похоже, самое время признать очевидное: ты уже к нему привязалась и уже не можешь без него. Ну сама подумай – прошло всего пять дней, а что с тобой твориться?!» - рассуждая таким вот образом, Алиса заставила себя подняться и начала варить кофе.
Она действительно уже давно старалась ни к кому не привязываться, даже к своим родным. На то были причины, ведь даже родные нередко ее подводили. Это казалось и друзей. Она не могла не нравиться, а многие ее просто обожали, но в то же время она никого не подпускала близко. У нее и настоящей подруги не было, хотя почти каждая девушка старается такой обзавестись. Алиса казалась другом всем, но все же всех держала на расстоянии. Оно и верно, ведь причинить боль могут только близкие, значит, чем их меньше, тем меньше шансов, что тебя ранят. А Алиса боялась, что ее ранят. Слишком часто это случалось раньше. Она не хотела рисковать и зависеть ни от кого не хотела. Но теперь, впервые за долгое время, она совершила промах. И как ни старалась Алиса убедить себя в том, что осталась такой же свободной и независимой, факты были против нее.
Приютившись на кровати с чашкой кофе, она уставилась на телефонную трубку. А та, в свою очередь, уставилась на нее. Но звонить было нельзя. «Нет, нет, нет!» - твердила она про себя и, чтобы как-то отвлечься, взялась за книжку. Но строчки плыли перед глазами, сосредоточиться не получалось. В голову начали лезть предательские мысли: «А что он сейчас делает? Он, вроде бы, собирался с друзьями уехать…Знаю я эти их мальчишники! Уж он-то наверняка по мне не скучает! А если он меня разлюбит? Забудет? А если я и вовсе ему не нужна?» - и все в том же духе. Обычно на такие вопросы она давала один универсальный ответ: «Он меня любит. Точно. А если нет, то пускай проваливает! Без него и жить легче, и проблем меньше!» Но иногда держать себя в руках не удавалось, и тогда она просто утыкалась носом в подушку и тихо, но очень горько плакала. Несмотря на то, что ее никто не видел, ей в такие моменты все равно было очень стыдно. Перед собой. Ведь плакать – это слабость. А уж когда закрадывалась мысль о том, что неплохо бы сейчас пожаловаться какой-нибудь подружке, то тогда Алиса и вовсе от стыда сгорала. И брала себя в руки. Также она поступила и сейчас – успокоилась, умылась, сходила в душ и, нацепив джинсы и любимую толстовку, которую позволяла носить себе только дома, уселась за уроки. Хотелось отвлечься.
«С другой стороны», - рассуждала она, склонившись над алгеброй, - «без него даже лучше. И спокойнее, между прочим». Это была правда. Если об Алисе все знали, как она доброжелательна, спокойна и терпелива, то о его взрывном характере просто ходили легенды. Он мог ругаться по любому поводу, никто никогда не знал, когда его понесет и как его тогда остановить. Но его обиды исчезали также быстро, как и появлялись, и уже на следующий день он подходил к тебе, улыбаясь, и заговаривал, как ни в чем не бывало, хотя еще вчера закатывал истерики, бил посуду, орал и убегал, хлопая дверью. Или, преданно глядя в глаза тем взглядом, каким умел смотреть только он, спрашивал: «Ну ты же на меня не обижаешься?» И как тут было ответить, что ты убить его готова? Эти трюки он проделывал со всеми: и с друзьями-приятелями, и со знакомыми (и не очень) девушками, многие из которых, были если и не влюблены в него, то души в нем не чаяли – определенно. С Алисой все было также, хотя нет - хуже. Вот только если других он мог легко ранить или обидеть, даже не заметив, то по отношению к ней он никогда не позволял ничего подобного. А если и случалось что-то ляпнуть, не подумав, сразу понимал, шел на попятную, извинялся. Но самым главным было то, что злился он на нее также самозабвенно и также сильно, как и обожал. И, как ни старался он избегать подобных разговоров, любил он ее безумно, хоть и сам себе в этом боялся признаться. Он никогда не задавал себе вопросов вроде: «Как? За что? Почему?» Она, конечно, была умной веселой, красивой, но дело было не в этом. Есть много веселых и красивых девушек, а вот любил он только одну – Алису. Не за что-то, а просто любил – и все.
Капли тающего снега, падающие с крыш, стучали по подоконнику. Солнце уже освещало почти всю комнату, и каждая вещь в его свете становилась ярче, красочней, словно бы искрилась. Даже Алисино настроение заиграло новыми красками и заметно улучшилось. Она откинулась на спинку стула и подставила лицо золотистому свету. Жмурясь на солнце и вдыхая весенний запах талого снега, мокрых тротуаров, воды и теплого ветра, Алиса почувствовала себя гораздо лучше. «Все-таки, несмотря на грязь по колено и авитаминоз, весна – чудесное время года. К тому же, я сейчас, похоже, впервые по-настоящему влюблена – придется это признать», - подумав это, она рассмеялась, - «Надо же, как мало нужно, чтобы почувствовать себя счастливой: нужно всего лишь признать очевидное! И что я так волновалась? Уверена, он меня тоже любит. И все у нас будет замечательно! Потому что весной все просто обязано быть замечательным. Потому что весна – она для нас. Для меня и для него». Она уже поднялась и, напевая что-то, собиралась наконец-то позавтракать, как вдруг услышала за окном голоса. Знакомые голоса. Точнее, один очень-очень знакомый голос с компанией других, не особенно сейчас важных для Алисы голосов. Из-за шума на улице слов было не разобрать, но ошибиться она не могла. И для того, чтобы этот голос зазвучал под ее окном, могла быть только одна причина. Хохот, крики, потом пищание кнопки домофона.
Алиса понеслась к двери и прижалась к ней ухом. Она слышала голоса на лестнице, потом удаляющиеся шаги. Едва закрылась входная дверь, она выбежала из квартиры, босиком сбежала вниз и вдруг резко остановилась напротив консьержки. Та протягивала ей букет – яркие солнышки маргариток. Много-много солнышек. Алиса, слегка подавшись вперед, обхватила цветы руками и зарылась в них сияющим от улыбки лицом.
А он тоже улыбался, стоя на улице, мокрой от тающего снега и блестящей от солнца, и, не отрываясь, смотрел на ее распахнутое окно.