Подготовка

 
 
 
 

 
 
 Ты знаешь кто ты. Но может это всего лишь иллюзия?
 Я знаю кто я. Но может мне это только кажется?
 Бессонница.


 Вот уже восемь с половиной месяцев Кейго посещал Плацено. Он не пытался определить, что это за заведение - бар, кофейня, зал индивидуальных аттракционов или не что еще. Зачем? Главное что, пребывая там, он чувствовал себя комфортно. Когда Кейго находился в Плацено, он совершенно забывал, где находится его дом. Оказавшись дома, удивлялся, как ему удалось добраться, ведь после бокала выпитого в Плацено он совершенно не помнил дороги назад. Кейго не знал, что он пьет, барменша сама ему подавала высокий бокал с какой-то жидкостью. Содержимое было очень приятным, но самое главное, оно заставляло Кейго на время становиться другим человеком и проживать кусочки необычной жизни.
 Кейго никогда не говорил барменше, что ему дать, просто брал поставленный перед ним бокал и начинал пить. Судя по тому, что он проживал жизни четырех человек, Кейго пил четыре разновидности напитка. После трех напитков он оставался мужчиной, а вот после одного из сортов коктейля у него появлялась иллюзия того, что он - женщина. Что интересно, этот напиток ему всегда приносил бармен-мужчина. Из-за полумрака в помещении Кейго не мог рассмотреть его лица, но по низкому голосу и еще по каким-то необъяснимым ощущениям он знал, - это мужчина. Точно также Кейго определял и женщину. Он слышал их голоса, но не старался вслушиваться в то, что они говорят, и поэтому никогда не понимал смысла услышанного.
 Помимо этих приятных, всегда знающих чего хочет выпить Кейго барменов, в Плацено никого не было. Похоже, что он был здесь единственным клиентом, а если другие посетители и приходили в Плацено, то Кейго никогда с ними не сталкивался.
 Еще здесь звучала приятная музыка, что это были за произведения Кейго не знал, собственно он даже не понимал, слышит музыку или чувствует. Скорее чувствую, - решил для себя этот вопрос Кейго.
 Кем я буду сегодня? - улыбнулся Кейго и сделал глоток из принесенного ему бокала. Сумрак сгустился настолько, что Кейго перестал что-либо видеть. Со временем он стал различать свет, сочащийся сверху. Потоки света были спокойными, лишенными напрочь какой-либо агрессии, но их было достаточно, чтобы почувствовать:

 :приятную округлость вишневых четок. Отец Винити не помнил случая, когда бы он заходил в исповедальню без этих четок.
 Когда-то четки представляли из себя тридцать три коричневых ромбика, но со временем от постоянного общения с пальцами отца Винити грани ромбиков постирались и они превратись в бесформенные овалы. Хотя, быть может, овал и есть высшая форма, ведь чем меньше человек имеет собственных принципов и убеждений - тем он ближе к богу. Так и в геометрии и в других науках, - считал отец Винити.
 Он расправил складки сутаны и приготовился к очередной исповеди. За тридцать семь лет служения богу это стало для него привычным делом. В кабинке за перегородкой никого не было и у отца Винити было время поразмышлять над жизнью, но поскольку никаких откровений в последнее время к нему не приходило он позволил памяти похозяйничать в своей голове.
 Отец Винити вспомнил, как двадцатипятилетним священником впервые вошел в исповедальню. В легком волнении Винити сел на скамью, думая о том, сможет ли он помочь мирянину.
 - Святой отец, исповедуйте меня, - услышал он женский голос.
 Судя по голосу, женщина была немолодой. Отец Винити не помнил, в чем заключалось ее прегрешение, но ему никогда не забыть откровение, явившееся тогда: все люди, живущие на земле одинаковы, но одних господь выбирает в проводники своего учения, а другим уготована доля внимать первым. В том, что так и есть, отец Винити не сомневался, ведь как можно объяснить, что у пятнадцатилетнего юноши появилось непреодолимое желание служить богу, чему он и посвятил всю свою жизнь.
 Женщина вверяет ему свою тайну, потому что не чувствует в себе силы для общения с богом, но она верит, что отец Винити является прямым посредником между ней и богом, верит, что он правильно объяснит богу, какие обстоятельства заставили ее совершить этот грех, а милостивый господь ее простит. И это действительно так!.
 Такие мысли придали молодому священнику уверенности и он без труда провел свою первую исповедь. Вскоре отец Винити полюбил принимать исповедь у прихожан, а те в свою очередь испытывали самые добрые чувства к священнику. Они не только исповедывались ему, но и просто приходили за советом в желании услышать какую-нибудь библейскую мудрость, изложенную простым языком и применимую к той ситуации, которая заставила их искать ответа в церкви. Такое внимание и уважение со стороны людей, зачастую более, чем в два раза старше отца Винити, было ему очень приятно.
 Как-то ночью ему приснился сон. Он стоит во дворе и смотрит в звездное небо. В небе появляется яркая точка, стремительно увеличиваясь, она приближается к земле. Через несколько секунд точка превращается в пылающие буквы ГОРДЫНЯ.
 На следующий день он рассказал о своем сне отцу Джоано, который уже не один десяток лет шел по дороге, ведущей к богу. Старый священник выслушал молодого, но ничего не ответил. Вечером в саду за церковью падре нашел отца Винити и протянул ему новенькие четки. Старик увидел, что Винити хочет что-то спросить, он предупредил вопрос отрицательным движением левой руки, повернулся и пошел по тропинке.
 Четки очень понравились отцу Винити. Аккуратные ромбики из вишневого дерева, покрытые тонким слоем темного лака. Священник настолько их полюбил, что уже не мыслил, чтобы его рука не чувствовала приятную ребристость маленьких ромбиков.
 Отец Винити стал ловить себя на том, что даже во время мессы ему хочется прикоснуться к четкам. С каждым днем это желание становилось все сильнее, в конце концов, он не выдержал и сделал в сутане потайной карман. В этой сутане Винити мог в любой момент незаметно прикоснуться к четкам.
 Теперь он знал, что так же не совершенен, как и другие люди, раз позволил себе маленькую слабость, оказавшись не в силах побороть искушение.
 Подарок старого священника привил отцу Винити пожизненный иммунитет от страшного заболевания:

 Пошатавшись по дому Кейго, понял, что хочет снова отправиться в Плацено выпить бокальчик, что он и сделал. Барменша сама приблизилась к его столику и поставила коктейль. Как всегда, Кейго не увидел ее лица, но почувствовал добрую улыбку. Он поднес стакан и стал с наслаждением пить. Быстро наступила кратковременная тьма, сменившаяся сумраком...

 ...пыльная лампочка, висевшая на коротком проводе под самым потолком давала не свет, а сумрак. В узком длинном коридоре находилось человек тридцать. Все они были мужского пола, постриженные под машинку. При виде их напрашивалось слово - пацаны. Так оно и было. Все они являлись пацанами, два месяца назад закончившими школу, но не успевшими воплотить свои мечты и даже приступить к их воплощению, потому что на настольном календаре в кабинете, перед которым они стояли было 28 августа 1941года.
 Дверь кабинета открылась и хриплый голос прокричал: - Стороженко.
 Один из толпившихся под дверью зашел в кабинет.
 - Стороженко Валерий Сергеевич? - прочитал на листе бумаги сидевший за столом мужчина с вытянутой яйцеобразной головой.
 - Я, - тихо ответил вошедший.
 Мужчина отложил бумагу и, поблескивая стеклами круглых очков, стал разглядывать паренька. На правой части стола стояла огромная пепельница с горой выкуренных папирос. Последний окурок, оказавшийся на вершине, еще дымился, от чего пепельница напоминала маленький действующий вулкан. Стол был завален тонкими картонными папками с гордым названием ДЕЛО. В каждом деле было по паре листков, - на которых вместилась вся жизнь пацанов находившихся за дверью.
 - Василий, еще чая, - попросил мужчина и достал из портсигара очередную папиросу.
 - Хорошо, товарищ подполковник. - Чернявый молодой мужчина, с петлицами лейтенанта взял костыль, прислоненный к стене, с силой на него оперся и встал из-за стола, стоявшего у самой двери. Припадая на левую ногу он вышел из кабинета.
 - Что ж ты Валера родину свою не любишь? - подполковник чиркнул спичкой и поднес огонек к папиросе.
 - Почему не люблю? Люблю.
 - Так почему же тебя приходится повесткой вызывать? Враг топчет нашу землю, угоняет советских людей в рабство, а ты не спешишь пополнять ряды Красной Армии.
 Подполковник сделал глубокую затяжку и выпустил клуб сизого дыма. Прикрывшись дымовой завесой и прищурив глаза, он без всякого интереса наблюдал за реакцией молодого человека.
 Валера перевел взгляд с подполковника на висевший на стене портрет Сталина, тот ожидал ответа от парня, глядя с таким же прищуром, как и военком. Валера смутился и опустил голову. Что он мог сказать в ответ? Конечно, он любит Родину без всякого сомнения и готов ее защищать и, если потребуется, умрет за нее. Но не будет же он говорить, что решил прийти в военкомат первого сентября. Почему первого? Да потому что двадцать второго июня, когда объявили о начале войны, он, Валера Стороженко, понял, что с сегодняшнего дня мир перевернулся и уже не будет никогда таким, как был. Сказать, что у него испортилось настроение, значит ничего не сказать. Валера понял, что сейчас ему на все наплевать, в нем клокотала злость. В тот момент она не имела конкретного адресата в виде напавшей страны и готова была выплеснуться на первого подвернувшегося. И случай скоро представился.
 Стороженко шел по улице и думал, отчего так не справедлива судьба, он только закончил школу, мог поступить в один из вузов - учеба давалась ему легко - но судьбе было угодно все поломать. Из раздумий его вывел женский крик: - Что вы делаете? Отдайте.
 Валера увидел девушку протянувшую руки к двум убегающим подросткам. Бушующая, но все-таки находящаяся под контролем злость мгновенно достигла своего апогея и заставила Валеру рвануть вслед за подростками.
 Мальчишки свернули в подворотню и скрылись во дворе. Стороженко, не сбавляя скорости, вбежал во двор. В углу двухэтажного дома возле обшарпанной двери стояли юные грабители и что-то запыхавшись говорили огромному детине в кепке с черным блестящим козырьком, полосатом пиджаке и белых брюках. В руках у верзилы была дамская сумочка. Увидев здорового мужика, Валера остановился, его взгляд автоматически уперся на череп с костями, вытатуированный на правой кисти того, кто держал сумочку.
 - Ты что же это не комсомолец что ли? - голос верзилы соответствовал его размерам, говорил он хриплым надтреснутым басом, - страна в опасности, детей надо защищать, а ты их обидеть норовишь. Так ведь, Юркеш? - обратился он к одному из подростков.
 - Ага. Гы-гы-гы, - засмеялся рыжий, его смех подхватил второй пацан. Он уже прикурил и стоял с лихо зажатым мундштуком папиросы в зубах, подражая какому-то знакомому жигану.
 Такая ситуация поубавила Валерино желание наказать воров. На его памяти было два случая, когда ему пришлось применять кулаки и оба раза не очень удачно. И дело заключалось не в физической слабости или неуклюжести, просто Стороженко не являлся любителем драк и по своей натуре был не агрессивен.
 Верзила приблизился к Валере. Теперь, когда они оказались рядом, стала еще заметнее разница в их размерах. Роста Стороженко был приблизительно такого, как и амбал в фуражке, но по ширине плеч мужик в два раза был больше Валеры и имел кулаки, похожие на кувалды, которые наверно столько же и весили.
 Неожиданное хлопанье крыльев заставило мужика поднять голову и посмотреть в небо
 - Ух ты, сизарь дает! - восхищенно произнес он.
 Пепельный голубь с белыми крыльями, запущенный парнем в майке, который сидел на самом краю крыши, стремительно набирал высоту.
 Казалось верзила в кепке забыл про существование Валеры, он стоял и наслаждался полетом голубя. Валера и мальчишки тоже задрали головы и стали смотреть в небо. В этот момент кулак-кувалда врезалась в живот Стороженко и для Валеры наступило самое мерзкое состояние, которое испытывает человек, когда ему дадут под дых.
 В этот раз удар был особенно сильным, Валере показалось, что сейчас он просто умрет. У него подогнулись ноги, и он упал на колени.
 Мальчишки, увидев своего преследователя, стоящего на коленях перед их авторитетом, начали громко смеяться.
 - Что вы ржете, по-моему, вы от него пятки делали. Ну-ка покажите этому фраеру, что значит иметь дело с остряковскими, - остановил их смех зычным голосом детина в фуражке.
 Подростки перестали смеяться, их лица превратились в холодные маски и они стали приближаться к Стороженко. Задремавшая было злость внутри Валеры снова проснулась: Да что же это такое? Одни собаки объявили войну и теперь все пошло наперекосяк, а эти считают, что надо мной можно потешаться, как над остолопом.
 Злость на какое-то время отключила его мозг и взяла контроль над телом. Пальцы правой руки Стороженко самопроизвольно сжались в кулак и рука понеслась снизу вверх, пока не уперлась в промежность щеголя в белых брюках.
 - Хык, - только и смог произнести верзила и стал на колени рядом с Валерой, а потом и вовсе растянулся на земле.
 Все произошло настолько неожиданно, в том числе и для Стороженко, что некоторое время все участники событий сохраняли полную неподвижность. Валера почувствовал выступившую на лбу испарину, рукой он вытер пот и медленно встал с колен. Застывшие тела подростков, еще только что олицетворявшие неприятности, которые может преподнести шпана, превратились в фигурки трусливо убегающих мальчишек.
 Валера отряхнул колени, забрал сумочку из рук пребывающего в нокауте мужика и вышел со двора.
 Девушки на том месте, где у нее вырвали сумочку, не оказалось. Стороженко покрутил головой и увидел, что она идет по улице опустив голову.
 - Возьмите. - Валера догнал девушку и протянул ей сумочку.
 - Ой, спасибо! - Девушка улыбнулась.
 Валера посмотрел в светло-зеленные глаза и понял, что вернул сумочку одной из самых красивых девушек, которые когда-либо ему встречались.
 - Я думала что рассталась с ней навсегда, это папин подарок, - девушка отвела взгляд, но этого мгновенья было достаточно, чтобы Стороженко стало ясно - к нему он шел всю свою пока еще недолгую жизнь.
 - Кстати меня зовут Валера, - он попытался быть серьезным, но улыбка самопроизвольно появилась на его лице.
 - Оля.
 - Ваше имя вам очень идет.
 - Почему?
 - Ну, так вообще: - замялся Валера, не найдя точного ответа, ему хотелось сказать, что Оля очень красивая и имя у нее такое же замечательное, но он не решился.
 В голове у него промелькнула мысль, что любовь с первого взгляда бывает не только в книгах, но и в жизни.
 Этот было действительно так, Валера сразу влюбился в Олю, но что делало этот случай еще более раритетным, так это то, что то же самое произошло и с Олей. Вспыхнувшая между ними любовь своей сладостью на время перекрыла горечь войны, которая отравила жизнь всей страны. Валера и Оля, расставшись поздним вечером, с трудом дожидались следующей встречи, происходившей на следующий день.
 Как-то вечером, когда они подошли к Олиному дому, девушка сделалась вдруг серьезной и сказала: - Валер, не уходи на войну до сентября.
 Стороженко вздрогнул, потому что он хотел сказать Оле, что почти все его одноклассники ушли на фронт и он то же собирается стать добровольцем. Но после слов любимой Валера представил, как трудно ему будет расстаться с ней и он решил, что пойдет в военкомат через месяц, когда закончится лето.
 Теперь, когда Стороженко находился в кабинете военкома, все это пронеслось в его голове...

 С каждым днем Кейго все меньше и меньше времени хотелось проводить дома, его беспрерывно тянуло в Плацено, чтобы снова испытать фантастическое воздействие от выпитого коктейля.
 Сегодня к столику Кейго подошел бармен. Кейго ощутил добрую незримую улыбку бармена и взял принесенный им бокал. Уже после нескольких глотков его окутала знакомая темнота...

 ...Хорошо, что в сентябре быстро темнеет, если попадется кто-то из знакомых может меня и не узнают, но с другой стороны вдруг клиент не заметит и пройдет мимо, а нет ничего хуже, чем ожидание. А тем более ожидание вот этого, уж лучше пусть все произойдет побыстрее и тогда можно пойти домой с тридцатью долларами в кармане. Подумать только, тридцать долларов за несколько часов. А если Мэрион все наврала? Да нет, откуда у нее тогда новая шубка, туфли красные, белые, черные. Коробочки с пудрой меняются постоянно, а сколько тюбиков губной помады. Мне ничего не надо, только бы Джонни и Бетти не плакали и не смотрели такими жалостливыми глазами.
 Ребекка стояла на Стэнтон-стрит и пыталась выбросить все мысли из головы.
 Все, решение принято и хватит об этом, - в который раз убеждала она себя в правильности принятого решения.
 Девушка подняла воротник пальто, подошла к стене дома и оперлась об нее спиной. Подошву правой ноги она прислонила к стене, руками раздвинула полы пальто и приподняла юбку, чтобы было видно выставленное вперед колено.
 Эту позу она запомнила, когда Мэрион рассказала ей чем занимается и предложила прогуляться вместе с ней. Мэрион повела Ребекку на семьдесят третью улицу, которую облюбовали жрицы любви. Это было два года назад, когда еще была жива мама и отчим жил вместе с ними. У Ребекки тогда и в мыслях не было заниматься тем, чем зарабатывала себе на жизнь Мэрион, и она пошла просто ради любопытства. На семьдесят третьей стрит прогуливалось множество проституток, но Ребекке почему-то запомнилась рыжеволосая девица, стоявшая именно так, как сейчас стала она. Появившийся на улице форд проехал мимо большинства девушек и остановился напротив рыжей. Джентльмен в машине что-то сказал стоявшей у дома проститутке и она окинув победоносным взглядом коллег парящей походкой прошла к автомобилю и укатила в неизвестном направлении.
 - Опять Герде повезло, - усмехнулась тогда Мэрион.
 Ребекка постаралась вспомнить то похотливо равнодушное выражение на лице, которое было у Герды, чтобы потом изобразить его самой. Дома она долго думала, как одеться так, чтобы было видно, что - она девушка легкого поведения. Перебрав свой нехитрый гардероб, состоящий из двух кофточек, платья, подаренного ей отчимом три года назад на ее восемнадцатилетие, юбки и пары чулок, она остановилась на красной юбке и белой кофточке. На кофточке она предварительно срезала верхнюю пуговичку, чтобы увеличить декольте.
 У себя на службе Ребекка считалась хорошим работником, а поскольку то, чем она собиралась заняться, тоже должно приносить деньги, значит и здесь нужно выполнять все качественно. За три доллара она купила черные чулки, за семьдесят центов ярко-красную помаду. Ей казалось что при виде женщины в таком одеянии ни у кого не останется сомнений в том, что она профессиональная проститутка.
 Когда Ребекка оделась и жирно накрасила губы шумевшие Джонни и Бетти вдруг замолчали.
 - Ре, ты куда? - спросил Джонни.
 В глазах девятилетнего братишки застыла настороженность, граничащая с испугом.
 - Ре, ты такая красивая, - восторженно пролепетала шестилетняя Бетти.
 У Ребекки больно сжалось сердце от взглядов детей. Они меня так любят, а я потратила последние деньги на эти чулки и помаду, но ничего, завтра утром у нас будет много денег, аж тридцать долларов! Почему завтра, сегодня, я раз схожу с клиентом и вернусь домой. А может тридцать долларов дают не за раз? Дура, я не спросила у Мэрион. Все равно хоть десять долларов, но дадут, а два раза я сегодня не смогу, - думала Ребекка смотря на брата и сестру. А если ничего не получится, ко мне никто не подойдет? Сегодня только среда, а жалованье мистер Кроун платит по пятницам. Что тогда? Попробую одолжить у миссис Райс, я ведь не раз ее выручала, оставалась и доделывала работу, которую Райс не успела сделать, потому что спешила по каким-то делам.
 - Я нашла еще одну работу, вернусь поздно, меня не ждите. Джонни в девять ложитесь спать.
 - А кто мне сказку расскажет? - захныкала Бетти.
 - Джонни расскажет, - улыбнулась Ребекка.
 - Он не знает сказок, - хмурилась девочка.
 - Я не знаю? Очень даже много знаю! - обиделся мальчик.
 - А почему тогда никогда не рассказываешь?
 - А потому, а потому, - не знал что ответить Джонни.
 Ребекка всегда перед сном рассказывала детям сказки, поскольку денег на книжки не хватало она придумывала их сама. Вчера вечером, когда Бетти уснула, Ребекка рассказала брату новую сказку, чтобы сегодня когда она уйдет, Джонни смог ее рассказать сестренке.
 - Джонни, я на тебя надеюсь. - Ребекка обняла детей и поцеловала каждого в лоб.
 - Ре, только ты недолго, хорошо? - Джонни внимательно посмотрел на старшую сестру.
 Девушке показалось, что мальчик о чем-то догадывается. Глупости, он еще маленький и ничего знать не может, - сказала себе Ребекка и вышла из дома.
 Ребекка посмотрела на свое колено в черных чулках и попыталась оценить насколько соблазнительно оно выглядит. Стэнтон стрит, где она решила поджидать клиента, освещалась плохо. Могут не заметить, - подумала она, - но зато здесь не так страшно и противно, как на семьдесят третьей. Возможно, и клиент здесь будет почище и богаче.
 Тот факт, что неподалеку находится Гэмилтон Фиш Парк, где днем всегда много людей, гуляют мамы с детьми, помогал Ребекке преодолеть неуверенность и волнение.
 А вдруг когда клиент узнает, что я девственница не захочет иметь со мной дело. А как он узнает? Я ничего не буду говорить. А когда узнает, будет уже поздно.
 Остановившийся напротив Ребекки автомобиль прервал поток ее мыслей. Автомобиль был большой и черный, хотя из-за темноты в последнем Ребекка не была уверенна, он мог быть и темно-синим и коричневым. Она знала только две марки автомобилей - форд и бьюик, стоявшая перед ней модель была ей не знакома.
 Может Крайслер или Роллс-ройс, - гадала девушка и удивлялась, почему никто не выходит из авто. Прошло наверно пара минут, но из машины по-прежнему никто не показывался. Ребекка почувствовала себя неловко, она понимала, что на нее смотрят из автомобиля, а она все стоит в одной позе. Нужно что-то делать, отойти от стены или пройтись или что-то еще.
 Да, не такая уж это легкая работа - быть проституткой, - Ребекка поставила другую ногу на землю, - плевать я на тебя хотела, не хочешь меня, проезжай мимо и не мешай мне, - разозлилась она.
 В это время окно в автомобиле приоткрылось и из него вылетел светящийся огонек не докуренной сигареты.
 - Эй, красотка, подойди сюда, - хрипловатым баритоном произнес мужчина, сидевший рядом с водителем.
 Ребекка, как могла, сымитировала походку, которую она наблюдала у девиц с семьдесят третьей стрит. Она подошла к машине и наклонилась над окном, пытаясь разглядеть мужчин, сидящих в салоне.
 - Как тебя зовут, крошка? - задал вопрос обладатель баритона.
 - Ребекка.
 - Ты давно этим занимаешься?
 Да что за вопросы такие, зачем это им надо? - Ребекка лихорадочно соображала, что ответить.
 - Еще никто не пожалел, что взял Ребекку, - придав вульгарности своему голосу девушка подмигнула смотрящим на нее мужчинам.
 - Брюс, ну что скажешь? - тот, кто сидел рядом с водителем, повернул голову и посмотрел на приятеля.
 Теперь когда Ребекка увидела его в профиль она заметила что у него переносица имеет большой горб.
 Водитель наклонился в сторону окна, возле которого стояла девушка, и стал ее рассматривать.
 - А-а сойдет, у босса все равно вряд ли что получится, - вынес резюме Брюс неожиданно тонким голосом.
 Горбоносый закурил сигарету.
 - В общем так, крошка, проведешь ночь с одним очень уважаемым джентльменом, получишь пятьдесят долларов.
 - Сколько? - Ребекка не поверила своим ушам. Пятьдесят долларов за одну ночь да это мое жалование за полторы недели работы в конторе Кроуна. Она почувствовала, как волна радостного экстаза побежала по ней.
 - Ты что плохо слышишь или тебе кто-то больше давал? - приятель Брюса выпустил дым в лицо девушке.
 - Повезло вашему боссу, - стараясь чтобы в голосе не было излишней радости усмехнулась Ребекка и села в автомобиль...

 Кейго давно перестал размышлять, правильно ли он поступает, проводя почти все время в Плацено.
 Ну и что здесь такого, если мне там приятно, а коктейли доставляют удовольствие, почему я не могу себе позволить этого?
 И Кейго снова и снова отправлялся в Плацено. Вот и сейчас он сидел за столиком и держал только что принесенный барменшей бокал. Кейго сделал несколько глотков и наслаждался тем, как жидкость приятно расползается по телу. Сумерки, предшествующие погружению в другую жизнь, не заставили себя ждать, только теперь к обычной темноте добавились розовые оттенки:

 :лучи вечернего солнца окрашивали туго надутые паруса в розовый цвет. Гай Лэйтон оторвал взгляд от подзорной трубы и окинул взглядом горизонт. Солнце светило со стороны кормы и не препятствовало этому.
- Черт меня побери, как красиво! - оценил увиденное Гай.
 Картина действительно была впечатляющей. Мир состоял из двух частей: верхняя часть - серо-голубое небо с плывущими светлыми облаками и нижняя - черно-синее море с белыми барашками волн. Между двумя частями находился темный корпус корабля с розовыми парусами, которые резко контрастировали с окружающей цветовой гаммой.
 Но во всей привлекательности этого рисунка присутствовал грозный штрих. Этим штрихом являлась трехмачтовая шхуна с розовыми от угасающего солнца парусами и золотой буквой N: на борту. Грозу шхуна представляла для барка, делающего все возможное чтобы избежать встречи со шхуной. Лэйтон снова стал смотреть в трубу на убегающий корабль.
 - Ахшахенская роза, - пробормотал Лэйтон название барка и погромче добавил, - Бэн, пусть добавят парусов, надо догнать их до острова, когда пойдем на абордаж, будет не лоции, а мне совсем не хочется посадить N... на рифы, - произнес Лэйтон, не отрываясь от трубы.
- Ставить трисель, если хотите повеселиться, да поживее, гром вас разрази, - рявкнул
матросам стоящий рядом Бэн Корман и принялся смотреть на темнеющий впереди по правому борту берег Пантеллерии.
 - Гай, ты прав мне тоже не нравится этот чертов остров. Он вполне может пощекотать наше брюхо камнями.
 - Не успеет, мы оборвем эту розу, раньше чем приблизимся к прибрежной зоне.
 Шхуна, получив еще один косой четырёхугольный парус на бизань мачте, добавила хода, расстояние между двумя кораблями стало заметно сокращаться.
 - Эй, безобразный Джим, ты как, стрелять еще не разучился? - бросил Лэйтон высокому матросу с идеальными чертами лица. На голове матроса была повязана косынка, из-под которой свисал хвост длинных темных волос.
 Когда Джим пришел наниматься на корабль, он поразил Лэйтона и Кормана красотой своего лица.
 - Джим, ты так красив, что аж безобразен, - пошутил Корман, с тех пор Джим приобрел второе имя безобразный.
 Безобразный Джим обладал от природы феноменальным глазомером. Лэйтон понял, что из Джима может получиться хороший канонир и приказал Корману обучить Джима всем тонкостям артиллерийской стрельбы. Корман, начинавший когда-то службу на флоте в качестве заряжающего, стал впоследствии хорошим артиллеристом, участвовал в большом количестве морских баталий.
 Корман преуспел в обучении Джима. Вдвоем, стреляя из одной пушки, они умудрялись за полтора часа на половину опустошать пороховой погреб N.... Обучения проходили и в штиль и в шторм, и днем и ночью, но затраченные усилия стоили того. Через семь месяцев безобразный Джим на спор из мелкокалиберной пушки сбил парящего альбатроса.
 - А вы проверьте меня капитан, - засмеялся безобразный Джим. Он задрал голову и посмотрел на стоящего на квартер-деке Лэйтона.
 - Сколько до барка?
 Безобразный Джим отвернулся от капитана и посмотрел на корабль, идущий впереди.
 - Ярдов восемьсот, могу ошибиться ярдов на тридцать, - через несколько секунд выдал он.
 - Сможешь щелкнуть их по носу?
 - Попробую, капитан. Роб ко мне, - на правах старшего артиллериста отдал он команду одному из матросов, - ну-ка поможем нашей красавице сказать свое громкое слово, а то она уже бедная устала от молчания.
 Пока Джим снимал фартук с длинноствольного погонного орудия, стоящего в носовой части опер-дека, Роб поднял из крюйт-камеры пороховой сундук. Безобразный Джим отмерил нужное количество пороха и засыпал его в ствол, Роб тут же затолкал в ствол ядро. Джим что-то бормоча наклонился к пушке и стал наводить ее на цель.
 - Джим, затонуть тебе на глубине триста футов, чего ждешь, - не выдержал затянувшейся паузы Корман.
 Безобразный Джим ничего не ответил, скорости в его действиях тоже не прибавилось. Он не спеша вставил запал и медленно поднес к нему тлеющий фитиль.
 - Бохх, - обрадовано произнесла пушка и выдохнула клуб белого дыма.
 К этому времени суда шли почти на параллельных курсах и все без труда могли видеть дальнейшее развитие событий. Первые пару секунд ничего не происходило, но вдруг бушприт барка взламывая нос стал падать в воду увлекая за собой такелаж передней мачты, а за одно прихватив и блинд-парус.
 - Молодец, Джим, отведать тебе плавников желтой акулы, - раздался рокот Бэна Кормана.
 Команда шхуны смехом и криками выразили свою похвалу меткости безобразного Джима. N..., не меняя курса, продолжала идти вперед. Ахшахенская роза, лишившись двух парусов, утратила свой ход и вскоре шхуна на несколько кабельтовых ушла вперед, чем вызвала полное недоумение команды барка, приготовившейся к самому худшему.
 Гай Лэйтон перешел на шканцы.
 - Восемь румбов право на борт, - отдал он команду рулевому.
 - Есть восемь румбов право на борт, - перекладывая штурвал ответил широкоплечий малый с рыжей бородой, - а то я уж подумал, что мы просто так их пугнули и пройдем мимо.
 Шхуна изменила курс и шла перпендикулярно ползущему барку. Не принимавшие до этого особого участия в поимке ветра кливера, теперь взяли на себя основную нагрузку уверенно сближая N... с пострадавшим кораблем.
 - Строф, ты готов? - Лэйтон никогда не повышал голос, но его всегда слышал тот, к кому он обращался, при этом было неважно, в какой части корабля находится Гай.
 - Капитан я всегда готов. Мои люди уже засиделись, еще не много и мы начнем сходить с ума от скуки.
 Джэй Строф невысокий и худощавый был великолепным фехтовальщиком, неплохо стрелял, но самое главное когда он сражался в нем просыпалась дьявольская неистовость, и тогда его ни что не могло остановить. Строф не различал боя на палубе вражеского корабля и драки на спор. Даже превосходивший его по физическим данным в несколько раз противник вскоре понимал, что имеет дело с сумасшедшим и это ускоряло его поражение.
 Гай Лэйтон имел на борту шхуны по сути две команды. Первая из сорока прекрасно знающих свое дело матросов под командованием Бэна Кормана. Второй группой людей командовал Джэй Строф. Это были отчаянные головорезы, которых он сам подбирал. Из-за постоянного участия в боевых операциях их количество колебалось от пятнадцати до двадцати пяти.
 Лэйтон сразу объявил Строфу свое единственное требование к людям, которых тот подбирал, - железная дисциплина. От людей Строфа требовалось беспрекословное подчинение трем человекам: капитану корабля то бишь Гаю Лэйтону, Бэну Корману, который совмещал должность первого помощника и боцмана, и Джэю Строфу, своему не посредственному начальнику. За нарушение дисциплины Лэйтон карал жестоко.
 Имя Гая Лэйтона было хорошо известно в морском мире. Правда после фамилии Лэйтон, как правило следовало слово корсар. О его подвигах ходило множество рассказов, хотя отдельные моряки считали некоторые истории явно придуманными. Не все было понятно и в психологии нападений Лэйтона на другие судна. Бывали случаи, когда Лэйтон беспрепятственно пропускал проходящие рядом лакомые кусочки, но мог сутками, не взирая на погоду, преследовать совершенно не имеющее ценности с точки зрения простого пирата судно, чтобы в конце концов догнать его и выпотрошить.
 На самом деле все объяснялось довольно просто. Гай Лэйтон уже много лет состоял на тайной службе у Ее Величества и выполнял ее приказы. Королева неоднократно прибегала к помощи Лэйтона, когда официальная политика Англии не позволяла сделать шаг, дискредитирующий ее как союзника, но необходимый королевскому двору. Уничтожение судна, принадлежащего кому-либо из знатных особ, ведущих игру не угодную королеве, перехват важных документов, отправленных морским путем, или экспроприация крайне дорогих вещей, способная ослабить тот или иной двор, - со всеми этими заданиями безупречно справлялся Гай Лэйтон с командой.
 По уговору с королевой пятьдесят процентов добычи оставалась в распоряжении капитана шхуны. Если выпадали случаи длительной безработицы, то Лэйтон мог проявить инициативу и самостоятельно выбрать жертву. В выборе судна, которое подвергалось разбою Лэйтон проявлял исключительное политическое чутье и еще не было случая, чтобы это вызвало гнев Ее Величества.
 О том, что Лэйтон служит королеве не знал никто, за исключением Бэна Кормана, который возможно о чем-то и догадывался, но предпочитал не знать всей глубины тайны. Плавать вместе с Гаем Лэйтоном, означало иметь жизнь полную приключений, зачастую весьма опасных, но не один из моряков на N... не мог пожаловаться на тощий кошелек. Сказать в кабаке: - Я хожу на N..., - означало верное внимание к своей персоне со стороны других посетителей. Желающих плавать на шхуне было предостаточно, но в силу жесткого отбора немногим удавалось ступить на палубу корабля с золотой буквой N... на борту и отправиться в поход под его парусами.
 Сейчас Лэйтон выполнял очередное задание Ее Величества. Королева не терпела когда за ее спиной велась двойная игра. И без того напряженные отношения с турецким султаном осложнялись заигрыванием первого министра короля Испании графа Хольяноса с главнокомандующим турецкой армии пашой Абу Альхаимом. Как стало известно граф, Хольянос отправил на Ахшахенской розе ценный подарок турецкому паше. И вот теперь Гай Лэйтон должен был сделать все, чтобы этот подарок не достался Абу Альхаиму.
 Прождав Ахшахенскую розу двое суток у Пальма де Майорка, Лэйтон понял, что барк вышел из Валенсии либо раньше, либо они его пропустили. Гай бросился в погоню и на четвертые сутки N: нагнала корабль испанского графа.
 Расстояние между шхуной и барком быстро сокращалось.
 - Шесть румбов лево на борт. - Лэйтон перешел на правую сторону шканцев.
- Взять рифы на пол паруса, - зычный голос Кормана заставил матросов стремглав
взлететь на фок и грот мачты, сворачивать и увязывать риф-штертами марсельные паруса.
В результате многолетнего совместного плаванья Лэйтон и Корман понимали друг
друга без слов, что позволяло им выполнять сложные маневры в любых условиях. Трехмачтовая шхуна словно легкая шлюпка филигранно подошла правым бортом к борту Ахшахенской розы.
 Тотчас абордажные шесты с крючками зацепились за борт испанского корабля.
- Ну, Строф, давай. Женщин не насиловать, безоружных не убивать, - как всегда дал
Лэйтон напоследок наставление абордажной команде.
- Ну-ка, ребятки, покажем этим задницам, кто хозяин в море, - заорал Джэй и, оголив
клинок, первым перебрался на борт Ахшахенской розы.
 Два десятка людей, одетых самым разнообразным образом, вооруженных различными видами холодного оружия бросились за своим командиром, издавая при этом невероятный крик и свист.
 Испанские матросы пытаясь защищаться при помощи ножей начали отступать к центру судна. Дальнейшее событие повергло всех в изумление. После прозвучавшей на испанском языке команды матросы барка вдруг выхватили пистолеты спрятанные за кушаками. Воздух затрещал пистолетными выстрелами. В считанные секунды от команды Строфа почти никого не осталось, раненых тут же добили ножами.
 Только теперь до Лэйтона дошло, почему одежда испанских моряков показалась ему чем-то странной. Они специально подпоясались кушаками, чтобы спрятать в них пистолеты.
 У каждого матроса пистолет, невероятно, - изумился Гай, но времени на изумление не было.
 - Не посрамим честь N: и английских моряков. Каждому по десять процентов от того, что найдем на барке. Корман, оставь десять человек, остальные за мной. - Лэйтон вытащил шпагу и бросился на палубу вражеского корабля, стараясь пробиться к единственно уцелевшему и продолжающему сражаться Строфу:
 
 Прошло всего несколько часов со времени последнего посещения Плацено, а Кейго снова потянуло туда, и он, недолго думая, отправился в заведение с уютным полутемным залом, чтобы подучить наслаждение от предлагаемых там напитков.
 В этот раз к нему подошли мужчина и женщина вдвоем, чего никогда не бывало прежде. Они поставили перед ним на столик два бокала.
- Сегодня вы последний раз посещаете наше заведение. Вам как постоянному нашему
клиенту два коктейля по особому рецепту, - понял Кейго смысл не произнесенного барменшей предложения.
 Почему последний раз, у меня еще достаточно средств? - хотел возразить Кейго, но вместо этого взял бокал и стал пить.
 В этот раз напиток отличался вкусом, но по-своему был приятен. Кейго, не останавливаясь, выпил до дна. Он поставил пустой стакан и удивился, жажда стала еще сильнее. Не раздумывая, Кейго принялся за второй коктейль. Он выпил его, особенно не оценивая на вкус.
 Прошло минут десять, но никаких изменений Кейго не чувствовал.
 Наверно сегодня мне не доведется пожить другой жизнью, - появилась у него мысль.
 Яркий луч уперся Кейго в глаза и он от неожиданности зажмурился:

 :отец Винити еще плотнее сжал веки, но солнечный луч настаивал на том что пришло утро и пора просыпаться. Впервые за шестьдесят два года священник не испытал радости от того, что настал новый день и он может продолжать свое благое дело по очищению человеческих душ, по приобщению все большего количества людей к пути господнему, от того, что он просто может любить мир, любить бога.
 Недавно прошедший дождь напоил деревья и цветы в саду и те в благодарность источали волшебный аромат.
 Господи, прости меня за то, что я позволил унынию проникнуть в душу мою. Ты велик во всех делах, своих Господи!. - Отец Винити испытывал раскаяние за утреннее настроение и одновременно благость от пребывания в саду:

 :Наверно я немного оглох. - Стороженко показалось, что грохот разрывов стал тише. Противный вой однако не прекратился. Черное пятно немецкого танка двигалось прямо на Валеру. Черное пятно - это если смотреть через мушку прицела трехлинейки, а если убрать бесполезную винтовку, то хорошо видна башня с белым крестом, выемка в броне с торчащим пулеметом, вокруг ствола которого периодически возникает красивый желтый зигзаг. Хорошо видно, потому что до танка осталось метров пятьдесят.
 Валера посмотрел в углубление в стенке окопа, противотанковая граната лежала на месте: Только бы получилось, я ведь никогда не бросал гранат. На сколько я смогу ее бросить? Валера взял в руку гранату, пытаясь определить ее вес и как далеко ее можно швырнуть.
 Сухой хлопок заставил прервать его свое занятие. Танк остановился и пускал в небо черный дымок. Несоизмеримость огромного танка и легкого дымка, заставившего танк прекратить свое движение, даже удивила Стороженко. Он, конечно понимал, что танк остановил не дымок, а выстрел из противотанкового ружья, сделанный Петькой-хряком.
 Валера почувствовал, как вся неприязнь, которую он питал к хряку за то, что тот был редкий жадина и очень плохо говорил о женщинах, сейчас исчезла, а вместо нее появилась благодарность, за то что он Петька подбил этот танк и теперь ему не придется бросать гранату. Молодец, Петька! Не такой он уж и плохой мужик.
 Из дымящего танка выбрались три человека в комбинезонах, один из них дал очередь в сторону окопов. Валера снова взял в руки винтовку и с бьющимся сердцем стал целиться в одного из танкистов. Разорвавшаяся мина заставила его нырнуть на дно окопа. Стороженко показалось, что он услышал треск разрываемой земли, как будто чьи-то гигантские руки рвали кусок материи. А ведь земле наверно тоже больно, - промелькнула мысль у Валеры, но он тут же прогнал ее.
 Тут действительно поверишь в бога, - пришла ему новая мысль. Немецкие танкисты были убиты:

 :Ребекка разглядывала в окно автомобиля дома, стоящие на Атлантик авеню. Улица по ширине превосходила Чарч и Мюрэй стрит, по которым ей приходилось ходить, добираясь на работу, хотя они находились недалеко от Бродвея и считались центральными. Она никогда не бывала в центре в такое время и теперь с интересом смотрела на ночной город, подмигивающий ей разноцветными огнями.
 Автомобиль остановился у отеля Гудзон.
 - Приехали, крошка, - повернулся к ней горбоносый.
 Девушка ступила на тротуар и подняла голову, пытаясь определить количество этажей здания.
 - Пошли, сверху будешь смотреть, - нетерпеливо оглянулся мужчина.
 - Гудди, если боссу понравится, скажи, что мы вместе выбирали, - раздался из машины голос Брюса.
- Окей, если не понравится, скажу что выбирал ты, - усмехнулся Гудди.
 В лифте он нажал кнопку с номером двенадцать. Ребекка в волнении смотрела, как над дверями лифта загораются огоньки с цифрами. Ее голова стала абсолютно пустой, тело сотрясала мелкая дрожь.
 Господи, только бы никто не заметил. - Ребекка улыбнулась Гудди, который бесцеремонно разглядывал ее, пытаясь определить, чего ожидать от босса за сделанный ими выбор.
 - Мистер Шотфилд, разрешите, - постучал в дверь номера горбоносый. Его баритон очистился от хрипотцы, с которой он разговаривал в машине.
 - Войдите:

 :Гай Лэйтон вышел из своей каюты и прислонился к борту. Море, как и люди, устало после долгого дня и теперь отдыхало. Паруса тщетно пытались поймать хоть немного ветра. Штиль позволил луне раскатать на поверхности моря длинную дорожку.
 Прошло восемь суток, как Лэйтон взял на абордаж Ахшахенскую розу и все это время он находился в непривычном для себя состоянии растерянности.
 От сорока матросов Кормана и двадцати людей Строфа осталось семнадцать человек, четыре из которых имели ранения. Таких потерь у Лэйтона не было еще никогда, хотя ему приходилось сражаться с экипажами в несколько раз большими, чем экипаж Ахшахенской розы.
 Матросы Кормана были отличными моряками, но им редко приходилось воевать на палубах чужих кораблей, все это делали головорезы Строфа. В результате хитрости испанцев абордажная группа была убита в первые минуты боя. Испанцы дрались с ожесточением за каждый дюйм корабля. Каково же было удивление Лэйтона, когда оказалось что ценным подарком Абу Альхаиму за который полегла вся команда барка, являются четыре женщины.
 Но вовсе не из-за этого Гай Лэйтон находился в растерянности. Причина несвойственного Лэйтону состояния заключалась в стройной фигурке в белом платье, смуглой коже, черных длинных волосах и раскосых глазах.
 Когда Лэйтон, убив двух испанцев, охранявших двери одной из кают, с окровавленным клинком ворвался вовнутрь, первая, кого он увидел, была Нэй. В ее светло-карих, почти песочного цвета глазах не было страха. Девушка стояла ближе всех к выходу, как бы стараясь закрыть собой остальных.
 Гай осмотрел каюту. Две женщины с белыми от испуга лицами сидели за столом, еще одна стояла у дальней стены, прижимая руки к груди. Он снова посмотрел на девушку, стоящую перед ним, поражаясь спокойствию ее глаз.
 - Здесь нет врагов, можете убрать оружие, - на чистом английском языке произнесла девушка.
 Да врагов здесь нет, это точно, - Гаю захотелось улыбнуться, но вместо этого он произнес: - Не бойтесь, вам ничего не угрожает, - и вышел из каюты.
 Переход от яростного боя с криками и стонами к тихой атмосфере в каюте с женщинами почему-то выбил Лэйтона из колеи.
 Когда все закончилось, Гай сам пришел в каюту и попросил женщин перейти на шхуну.
 Теперь N: держала путь в Англию. Команде Лэйтон объявил, что женщины не являются пленницами и тот кто, посягнет на какую-нибудь из них, будет сурово покаран. Нэй была самой молодой из четырех женщин и единственной не испанкой. Поначалу женщины держались друг друга и настороженно смотрели на пиратов.
 Из-за отсутствия большого количества членов экипажа нагрузка на оставшихся возросла в трое. Моряки, занятые своим делом, вскоре перестали обращать внимание на женщин или делали вид, что не обращают. Все, кто плавал на N:, знали, что Гай Лэйтон слов на ветер не бросает, а заканчивать свою жизнь на рее, никто не хотел.
 На вторые сутки Гай ранним утром вышел на палубу и увидел Нэй. Она стояла на юте и, приложив руку к глазам, смотрела на туманную полоску берега по левому борту.
 - Доброе утро, мисс, почему не спите?
 - Доброе утро, в каюте душно, не хочется спать, а здесь хорошо. - Девушка вдохнула полной грудью свежий морской воздух.
 - К сожалению, я не могу вернуть вас на родину. - Лэйтон стал рядом с девушкой.
 - Моя родина далеко.
 - При хорошем ветре мы бы достигли берегов Испании через трое суток.
 - Нет.
 - Что нет?
 - Так быстро туда добраться нельзя.
 Девушка смотрела вдаль и Лэйтон видел только ее профиль. Он не мог понять, говорит она серьезно или шутит.
 - Я родилась на острове Аруба в Карибском море.
 Нэй рассказала, что, когда ей было семь лет, остров посетила последняя волна конкистадоров. Ее и тех, кто не успел спрятаться в лесах, силой погрузили на корабли. В Испании капитан корабля продал ее графу Сортесу. Граф купил девочку в качестве живой игрушки для своей дочки. К удивлению графа девочки сильно подружились и стали не разлей вода. Поэтому у нее в отличие от других пленных была не такая уж плохая жизнь. Сортес хотел дать ей испанское имя, на что маленькая островитянка ответила, что она была, есть и будет Нэй Атуа. Графа поразило, с какой гордостью девочка произнесла свое имя, и он больше не делал попыток назвать ее по-испански. Вместе девочки изучали иностранные языки, обучались светским манерам. Так продолжалось, пока Сортес не отдал свою дочь замуж. Граф водил дружбу с графом Хольяносом, одним из тех, кто непосредственно делал внешнюю политику Испании. Когда у Хольяноса возникла идея подарка турецкому паше, Сортес предложил подарить Абу Альхаиму женщин. Разве не согреет сердце Абу такая красавица, - показал Сортес на Нэй, с чем Хольянос не мог не согласиться. Так Нэй и еще три девушки оказались на Ахшахенской розе.
 Вроде бы и недолго рассказывала Нэй о себе, но когда Лэйтон посмотрел на солнце, он с удивлением обнаружил, что прошло более двух часов с того момента, как он подошел к девушке.
 Не было дня, чтобы Гай не беседовал с Нэй. Он рассказывал ей разные истории из своей богатой приключениями жизни, стараясь чтобы в них было поменьше жестокости и крови, а побольше смешных ситуаций. Девушка с живым интересом его слушала и просила не упускать даже мелких деталей, а иногда задавала очень правильные вопросы для не искушенного в искусстве мореплаванья человека.
 Лэйтон стал ловить себя на том, что чаще, чем это нужно, выходит из каюты, чтобы посмотреть на палубу: нет ли там девушки с песочными глазами. Когда он видел, что среди женщин нет Нэй, Гай начинал думать, не заболела ли она. Если его взгляд находил фигурку в белом платье, на лице Лэйтона возникала улыбка.
 Все это было настолько не характерно для него, что Гай стал испытывать легкую растерянность.
 В Англии Гай Лэйтон был вхож во многие знатные семейства. Окруженный ореолом тайны, прекрасный рассказчик для многих он являлся желанным гостем. В светском обществе Лэйтон из грубого пирата превращался в галантного в полной мере владеющего этикетом джентльмена.
 Многие женщины были рады знакомству с ним, а некоторые открыто предлагали себя сами. Женщин, которые нравились Гаю, но не проявляли особого желания к общению с ним, он рано или поздно покорял романтическими рандеву, изысканностью своих манер и умением женщинам говорить о них красивые необычные слова. Добившись победы, Лэйтон уходил в море и дальнейшего продолжения история не имела.
 Ему было приятно общение с женщинами, но не более того. Гая вполне удовлетворяло такое положение вещей, да он и не подозревал, что может быть как-то по-другому. И вот теперь простая девушка с далекого острова что-то сделала с его душой. Ни одной шикарной аристократке не удавалось такого.
 Может быть, действительно стоило прожить четыре с лишним десятка лет, десятки раз обниматься со смертью, ходить в самые дальние походы, чтобы однажды повстречать эту девчонку и понять, что все что было раньше, делалось именно для этой встречи. Подумать только - разговаривать с Нэй мне стало приятней, чем управлять кораблем, - никак не мог привыкнуть к новому для себя состоянию Лэйтон...

 На какое-то мгновение видения исчезли и Кейго вновь очутился в Плацено. Такого не было еще никогда, чтобы Кейго проживал жизни своих героев одну за одной.
 Если так будет продолжаться, я могу вообще не ходить домой, потому что..., - Кейго не успел додумать мысль, снова погрузившись в сумерки...

 ... - Святой отец, я совершил грех, исповедуйте меня.
 - Я слушаю тебе сын мой. - Отец Винити неожиданно почувствовал сильную усталость.
 День ведь только начался, с чего бы это? - задал себе вопрос священник и понял, что это усталость не физическая.
 Он устал от человеческой грязи, от людских пороков и грехов. Устал от топтания на месте. Тридцать семь лет он пытается очистить души своих прихожан тайной исповедью, богослужениями. Миряне знают, что в любое время дня и ночи можно прийти к отцу Винити, рассказать о своих страхах, спросить совета, как поступить в том или ином случае и никогда священник ни откажет, всегда выслушает и поможет сделать шаг, не ведущий к греху.
 И не взирая на все его усилия, все эти годы он слышит на исповеди одно и тоже: Святой отец, я совершил грех... и дальше идет очередной рассказ о воровстве, побоях, прелюбодеянии, обо всем том, отчего он пытается уберечь свою паству.
 Впервые священник не устыдился своих мыслей, не усмотрел в них отступничества от воли божьей.
 Тяжелый груз, возникший в груди, заставил священника откинуться назад и опереться о стенку исповедальни.
 Господи, позволь мне отдохнуть, я так устал сегодня.
 Отец Винити посмотрел вверх и не удивился, что поток света каким-то образом проходит через купол церкви. Свет медленно опускался, пока не достиг священника.
 Как хорошо, Господи, спасибо тебе, что ниспослал мне отдых.
 Отец Винити с наслаждением отдыхал. Господь разрешил ему ничего не делать, ни чего, даже не дышать.

 ...не надолго наступившая тишина снова стала заполняться мерзким воем стальных жуков. Стороженко выглянул из окопа и насчитал семнадцать танков, поднимающихся из низины. Он вспомнил слова командира роты перед боем, мол дескать у нас более выгодная позиция, мы на высоте, немцам будет труднее.
 Как же будет труднее, на всю роту одно противотанковое ружье и десяток гранат. Вдруг Валере пришла мысль, что не важно, где остановить танк перед окопом или после, но бросить гранату вслед танку значительно легче. Он почувствовал себя первооткрывателем и, выглянув из окопа, с удовлетворением отметил, что один танк движется в его направлении. Стороженко опустился на дно окопа и взял в руки гранату.
 - Спокойно, спокойно, - попытался он успокоить себя и свое колотящееся сердце.
 Только бы не обвалился окоп. - От наступившей темноты Валера вжался в самую землю.
 Танк газанул и двинулся дальше. Стороженко выждал несколько секунд и, боясь, чтобы танк не отъехал на расстояние, куда ему не докинуть гранату, встал в полный рост, швырнул смертоносную болванку и нырнул в окоп. Глухо бухнула граната. Взрыв показался Стороженко не очень сильным. Неужели попалась бракованная, - промелькнула у него мысль. Но нет танк стоял на месте и от него валили замечательные клубы черного дыма.
 - Ага, есть! - радостно крикнул Валера.
 Разорвавшийся рядом снаряд отбросил его в сторону. Падая, Стороженко сильно ударился головой о стенку окопа. Когда он открыл глаза, то увидел себя сидящим на земле. Правая сторона шинели стала красной, клочки вырванного войлока некрасиво торчали.
 Как странно, голова болит оттого что я ударился о землю, а кусок железа, попавший в меня, совсем не причиняет боль.
 Грохот боя исчез, вместо него стоял странный звон. В пространстве перед Валерой медленно проплывали бесцветные шары. Некоторые кругляшки из бесцветных становились матово-голубыми.
 Вот откуда идет звон, - также медленно, как передвигались шары, родилась у него мысль.
 Валера прикоснулся к пробитой шинели. Она как губка, которую сдавили рукой, выпустила из себя пенящуюся красную жидкость.
 Говорят, что умирающие ничего не чувствуют, потому что у них отмирают нервные окончания.
 Левой рукой Стороженко взял снег и протер им лицо, ощущая приятный холодок.
 Нет, я не умираю.
 Из свежей воронки вдруг пахнуло весной.
 Как здорово пахнет, как будто сейчас и не декабрь вовсе. Весна! Весной Оля будет в красивом платье. Оленька, милая Оленька, ты такая сладкая! - Валера вспомнил их единственную близость, которая у них случилась накануне его отъезда на фронт.
 Он вспоминал Олины волосы, ее губы, почему-то пахнущие сливочным пломбиром, ее нежные руки. Чтобы ему ничто не мешало вспоминать Олю, Валера закрыл глаза. И ему уже больше ничто не мешало.

 ... Если бы ворону можно было научить говорить, наверно она бы говорила таким голосом, - подумала Ребекка после первых же фраз мистера Шотфилда.
 Худой высокий старик с седыми расчесанными на прямой пробор волосами и резким каркающим голосом чем-то и впрямь напоминал ворону. Он был в халате, и взгляд Ребекки невольно падал на его тощие ноги. Шотфилд с сигарой в одной руке и бокалом в другой сидел на диване и рассматривал Ребекку, устроившуюся в кресле напротив него. Она закинула нога на ногу и чтобы не смотреть на ноги старика принялась, рассматривала шикарный номер. От спертого воздуха у нее начала болеть голова. На фоне запаха дорогих сигар, приторных духов и алкогольных паров доминировал какой-то неприятный запах.
 Шотфилд рассказывал ей о том, как он и еще несколько таких людей как он, в начале века заложили основные концепции экономического развития страны. И вот через полтора десятка лет результаты в полной мере оправдали затраченные ими усилия. Пройдет еще немного времени и США в своем развитии уйдут так далеко, что ни одной стране мира будет уже не под силу догнать Америку.
 Ребекка практически не слышала Шотфилда. Она вспомнила свою мать. Ах мама, если бы ты не вышла за Генри, то не было бы Джонни и Бетти. Сама я как-нибудь прожила и не нужно было бы думать об этих проклятых деньгах. Не нужно было бы сидеть в этом душном номере и слушать этого мерзкого старикашку.
 Ребекка очнулась от своих мыслей только, когда увидела прямо перед собой Шотфилда.
 - Ну а теперь, красотка, доставь удовольствие тому, кто так много сделал для страны, в которой тебе посчастливилось родиться. - Старик распахнул халат и на лице девушки появилась гримаса отвращения.
 - Тебе что, не нравится мой член? Давай, Ребекка, поиграй на моей флейте, покажи на что ты способна. - Шотфилд рассмеялся дребезжащим каркающим смехом.
 Девушка вскочила и с силой отпихнула старика, так что тот с трудом сохранил равновесие.
 - Ах ты, шлюха, Гарольд Шотфилд держал в своих руках сотни тысяч жизней, ты думаешь, что я не справлюсь с тобой. Все равно возьмешь в рот.
 Запертая дверь окончательно привела Ребекку в состояние паники. Видя приближающегося Шотфилда, она рванулась к балконной двери, та слава богу легко открылась. Ребекка выбежала на балкон, перелезла через перила и стала на узкий карниз. Прижимаясь всем телом к стене, приставными шагами девушка двинулась к другому балкону. Она не слышала, что кричит появившийся на балконе старик, все ее внимание было сосредоточено на передвижении по карнизу.
 Ребекка прошла с десяток шагов и оказалась перед светящимся окном. Она увидела двое голых людей. Мужчина сидел на диване, а женщина стояла перед ним на коленях и делала то, что хотел от нее Шотфилд.
 От неожиданности Ребекка сделала шаг назад, но не почувствовала твердой опоры. Ее руки оторвались от стены и окончательно сместили центр тяжести. Ночной сентябрьский воздух не мог противодействовать движениям девушки, и Ребекка набирая скорость отправилась в свой первый и последний полет.

 ...днем море штормило, женщинам не здоровилось и они не покидали каюты. К вечеру волнение улеглось, и Нэй вышла на палубу. Лэйтон и Нэй наблюдали, как солнце на половину погрузилось в море.
 Гай открыл для себя, что с женщиной можно и не говорить, а просто стоять рядом и от этого испытывать удовольствие.
 - Капитан, а почему ваша шхуна носит такое странное название? - нарушила молчание девушка.
 - Когда вернемся в Англию, прикажу чтобы к букве N добавили A и Y, - Лэйтон сам удивился тому, что его губы ответили раньше чем мысль окончательно сформировалась в голове.
 Нэй быстро повернулась и посмотрела на Гая.
 - Я не шучу.
 - Я знаю.
 Они смотрели друг другу в глаза - Гай наклонив голову, а Нэй подняв.
 Черт меня побери, а не забросить ли мне корсарство и осесть на берегу. Нэй нарожает детишек, я им буду рассказывать морские истории...
 - Гм, гм, - деликатное покашливание Кормана прервало мысли Гая.
 Лэйтон оторвал взгляд от Нэй и посмотрел на Кормана.
 - Что случилось?
 - Капитан, на баке пьяный Строф буянит, двух матросов покалечил.
 - Мисс Атуа, оставайтесь здесь. - Лэйтон быстрой походкой направился в сторону бака.
 Ром на шхуне выдавался только по приказу Лэйтона, но уже двое суток Гай таких распоряжений не выдавал.
 - О-о, сам капитан пожаловал. Женщин не насиловать, безоружных не убивать, - передразнил Лэйтона Строф.
 Он стоял, широко расставив ноги, и недобро усмехался.
 - Сам сдашь оружие или отобрать с позором? - Лэйтон остановился в полутора метрах от Строфа, краем глаза он отметил сидящего у бакштага матроса, закрывающего лицо руками. Еще одного повели под руки двое товарищей.
 - Сдать оружие? - голос Строфа был тих, - а ты забери, еще не родился тот человек который бы смог это сделать.
 Джэй выхватил шпагу и бросился на Лэйтона. Гай сделал шаг в сторону и Строф проскочил мимо. Лэйтон обнажил свою шпагу и приготовился к новой атаке. Как только клинки коснулись друг друга, Гай сделал молниеносное движение кистью. Клинок его шпаги обвил лезвие Строфа. Лэйтон сделал шаг в правую сторону, а руку со шпагой резким движением переместил к левому боку. Раздался звон оружия вылетевшего из руки Джэя.
 - Как видишь, родился.
 - Давно пора наказать гада.
 - Совсем озверел, душегуб, - послышались возгласы среди обступившей их команды.
 - Арестовать, - отдал приказ Лэйтон.
 Строф сделал рывок в сторону, схватил стоявшую среди моряков Нэй и вернулся в центр круга. Он приставил нож к груди девушки.
 - Ну что, капитан, посмотрим что тебе дороже, выполнение твоих команд или эта девчонка? - засмеялся Джэй, - бросай шпагу.
 - Убей его капитан.
 - Таким не место на флоте.
 - Угробил своих людей.
 - Он позорит честь N:, - стали выкрикивать моряки.
 Лэйтон знал, что Строф не блефует и убьет девушку не задумываясь. В светло-карих глазах Нэй не было страха. Она внимательно смотрела на Гая ожидая его решения.
 И снова раздался звон упавшей на палубу шпаги, только теперь добровольно брошенной Лэйтоном. Строф отшвырнул девушку, подобрал шпагу и приблизился к Гаю. Конец шпаги уперся в грудь Лэйтона.
 - Капитан, а может, хватит тебе командовать. Говорят, у тебя какие-то дела с королевой, а это не гоже для настоящего корсара. Если я буду командовать шхуной, все будут дрожать при одном упоминании о N....
 Строф сделал поступательное движение правой рукой, клинок вошел в грудь Лэйтона. На его голубой рубахе в районе сердца появилось бурое пятно.
 Совершенный поступок отрезвил Джэя. Он отступил назад и опустил шпагу. Глаза Строфа очистились от хмельного дурмана.
 А еще говорят: "холодная сталь". Жжет, как будто клинок только сняли с наковальни. - Гай почувствовал, что падает и чтобы сохранить равновесие сделал шаг вперед.
 Нэй бросилась к Лэйтону, она обхватила его, но хрупкой девушке было не под силу удержать мощное тело капитана, и они вдвоем опустились на колени.
 Кричавшая чайка замолчала и только лишь поскрипывающий такелаж нарушал наступившую тишину.
 - Гай, милый, не умирай, пожалуйста, я всю жизнь ждала нашей встречи. - Нэй смотрела в его глаза, пытаясь увидеть в них хоть какую-то надежду.
 Как и ты тоже? - хотел сказать Лэйтон, но понял что у него не хватит сил произнести такую фразу.
 - Я тоже, - прошептали его губы.
 Гай не помнил, что первое увидел при рождении, но он совершенно точно знал, что за всю свою жизнь не видел ничего прекраснее этих раскосых, песочного цвета глаз.

 Как же так? Зачем? - Кейго был потрясен и обижен. Все люди, жизнями которых ему так нравилось жить, прекратили свое существование.
 Больше никогда не приду в Плацено. - Кейго тут же решил покинуть заведение.
 Он хотел подняться, но стены двинулись ему навстречу. Кейго снова плюхнулся на стул. Через несколько мгновений он понял, что это не стены, а движется он сам. У него закружилась голова и Кейго зажмурил веки. Когда он открыл глаза, то не увидел привычной обстановки Плацено, Кейго вообще ничего не увидел из-за темноты вокруг. Тем не менее он чувствовал, что продолжает двигаться, только теперь в горизонтальном положении, головой вперед. Но больше всего его поразило то, что он стал очень маленьким и почему-то голым. Потрясенный этим открытием Кейго отдался течению, позволив ему нести себя.
 Через некоторое время он уперся головой в невидимое препятствие. Да что же со мной происходит, - успел подумать Кейго, как его голову что-то сжало. Он почувствовал толчок, яркий свет ударил в глаза и невыносимо громкие звуки резанули уши. Кейго успел заметить силуэты в белом, но от всех этих событий он перестал что-либо понимать.
 А силуэты в белом продолжали говорить.
 - Тужься, милая не время отдыхать. Так, молодец! Головка вышла. Тужься, кричи не стесняйся, это поможет. Давай, родимая, вот так. Молодец!
 - Ирина Васильевна, прямо богатырь какой-то!
 - Да большой младенец, ух как мы кричим! Галя, вытри ей пот. Инночка, поздравляю ты стала мамой, смотри какого красавца родила. С рождением тебя человечек! Добро пожаловать в мир!

       май 2005