Судьба дарует красные маки

1
Её молодое лицо внезапно постарело: проступили морщинки, синяки и отёки, но самое страшное – оно наполнилось таким диким отчаяньем и болью, при чём так неожиданно, что Валентин чуть было не упал с дивана. Казалось, даже накаченный торс этого невероятно красивого молодого человека выражал полную озадаченность.
- Ань, ты чего? – спросил он.
Голубые глаза его спутницы с каждой секундой всё больше и больше набирались какой-то неизвестной ему пустоты.
Она откинулась назад, картинно заняв своим сводящим с ума телом большую часть их общего лежбища. Её чёрные локоны уже благополучно заняли пол, полуоткрытые губы дрожали, ей вдруг стал противен этот кареглазый, темноволосый красавец, сидящий перед ней, так же противен, как и звучание его имени, непрестанно резавшее её изысканный слух.
- Ань… - повторил он.
- Иди к чёрту! – бросила она, отталкивая от себя руки Валентина. Её голубые глаза сверкнули. – Ты меня не понял?! Иди к чёрт!
Его сердце непрестанно сжималось в приступах боли… а ведь он любил…

2
Слёзы текли по лицу и трясущимся рукам, она попросту захлёбывалась в них, когда добралась до телефона.
Аня совсем забыла о своей ведьминской сущности, о том, какие заклинания таят её слова… «Иди к чёрту! Иди к чёрту!» - не прекращая, звенело у неё в ушах. Так он и пошёл!
Кое-как заставив себя набрать номер, Аня с замиранием сердца ждала. Гудок. Ещё гудок. Ну же, отвечай! Возьми трубку!!
На другом конце провода послышался сонный голос.
- Ань, с ума сошла, пять утра! Что стряслось?!
Её голос дрожал…
- Антон… - попыталась было сказать она, но голос сорвался, и она снова предалась безудержным рыданиям.
- Да что стряслось, чёрт возьми?! – Антон уже начал волноваться.
- Валентин… его больше нет… он покончил с собой…
За окном была майская гроза, дождь хлестал по стёклам, то и дело сверкала молния… тишина замирала на одном конце провода. Прерывало это молчание только Анино мелодичное всхлипывание в такт дождя.

3
Дверь с разрывающим тишину грохотом захлопнулась. Скарлет выбежала на закутанную в снежный полог улицу, босая, в лёгком шёлковом платьице. Столько глупостей было сказано, сделано… она уже утомилась считать, решившись оставить их позади.
Снег таял под её горячими ногами, а она бежала, оставляя за собой следы, тут же снова исчезавшие в белизне нововыпадшего снега.
Девушка остановилась у старой детской площадки. Сейчас, засыпанная этими холодными хлопьями, она напоминала какой-то запылённый, давно забытый сказочный мир. Когда-то здесь… Скар села посреди песочницы и, как было всегда, как было в детстве, начала строить замок, правда, не из песка, а из снега. Она снова и снова переживала одну и ту же сказку, что когда-то этот замок растает, выпуская на свободу заточённую в нём принцессу.
Послышался скрип снега под чьими-то сапогами. Стройный кареглазый красавец с чёрными, как смоль, волосами шёл в её сторону. Его черты – такие далёкие, но, в то же время, такие знакомые - поразили девушку до таких глубин её души, что ей стало противно, и она отвернула лицо. Что-то медленно и плавно проскользнуло по морозному воздуху, и на сугробе возле Скар вдруг очутились кроваво-красные маки.
- Простудишься! – констатировал Валентин, снимая с себя дублёнку.
«И откуда только в этом цинике взялись чёрточки романтика?!» - подумала про себя Скарлет.
- Где ты их нашёл?! – тут же спросила она, сверкая своими голубыми глазами.
- Они растут здесь, неподалёку… я покажу тебе, когда придёт время. – он было остановился, но тут же поспешил добавить :- Оно придёт скоро, и оглянуться не успеешь, а сейчас… сейчас тебе пора, репортаж через час, а ты в таком виде.
- Но я хочу…
- Не торопи события… до скорой встречи. – бросил он, изобразив улыбку, холодную и коварную, скорее даже напоминающую оскал.
Скарлет повиновалась, и скоро странный знакомый исчез за стеной снегопада, плотного и непроглядного.

4
Репортаж закончился, не успев начаться. Очередная мишура… теперь из этих многочисленных, ничего не значащих заметок, Скар предстояло «сделать конфетку». Но она не могла думать ни о репортаже, ни о прочей дребедени. Её мысли были далеко. То и дело поглядывая на маки, стоявшие в вазе, она всё недоумевала, откуда их достал Валентин, да и вообще, откуда он взялся?! Свалился как снег на голову! А ведь она его так давно не видела… с какой-то далёкой весны…

5
Скар проснулась среди ночи в холодном поту. Кошмарные сны часто посещали её в последнее время, но здесь было что-то другое…
Она попыталась встать на ноги, чтобы пойти умыться, но все её старания были обречены на провал. Слабость обдала всё её тело, голова непрерывно кружилась, а дышать было и больно, и тяжело. А потом голова начала беспощадно гудеть, тело же кидало то в жар, а то и в холод.
Всю ночь Скарлет промучалась, то и дело переворачиваясь с боку на бок, слева направо, справа налево, и так до бесконечности, будто бы от этого станет легче. Легче не стало, и вот, с утра, когда в дверь позвонили, она кое-как доползла до прихожей, чтобы открыть её.
Это был Антон.
- Выгладишь не очень… солнце, ты как?
Солнце не нашло в себе силы ответить. Вместо этого, ей стало душно, воздуха болезненно не хватало, слишком болезненно, дикий холод охватил всё её тело, конечности онемели, а в глазах начало непрерывно темнеть.

6
Белый фургончик с красным крестом нёс Антона по опустевшим улочкам города. Тут, неподалёку, лежала какая-то фигурка, отдалённо напоминающая его подругу. С полуоткрытыми глазами, бледным (особенно бледным в контрасте с чёрными волосами) лицом и обескровленными губами, она больше напоминала Белоснежку, чем известную журналистку Скарлет, которая всё ещё была без сознания.

7
Скарлет уже не помнила, сколько она пролежала на этой койке.
Врачи и медсёстры то и дело носились туда-сюда с таблетками и шприцами, от одного пациента к другому.
Здесь собрались все: пожилые, молодые и женщины средних лет. Букет разноцветных заболеваний! Кто-то уже шёл на поправку, а кому-то, как и Скар, был предписан постельный режим.
Дни тянулись долго и однородно. Иногда заходил Антон. Он стал её телепортом в тот далёкий мир за больничными стенами, рассказывал о том, что происходит в их жизни. Такие мелочи, которых так не хватало Скарлет.
Врачи отказывались говорить больной о том, что с ней, только Антон с каждым новым разговором с первыми всё больше и больше бледнел. Еле сдерживая слёзы, он всё жарче обнимал Скар, всё больше говорил об их будущем, когда её выпишут.
И вот, однажды, Антон не пришёл… и на следующий день тоже не пришёл… часы тянулись всё медленнее и медленнее, накрывая девушку с головой. Потолок начинал давить на её плечи с неимоверной силой… белый-белый потолок...

8
Белые-белые потолки и такие же белые-белые стены. Говорят, это конец. Я им не верю.
Я только что вновь вернулась на этот свет из того самого, непонятного, промежуточного, в который чаще всего погружаются ночью. Со мной ещё не расстался мороз и неприятное ощущение от резкого броска назад, в этот мир. От тела ещё не отошёл запах сна и смерти.
Так неприятно быть разбуженным сутра… просто омерзительно быть в очередной раз вырванной из того, легко досягаемого мира иллюзий. Как бы всё-таки хотелось остаться там… хоть на минутку дольше…
Я проснулась, и вновь передо мной эти белые-белые потолки.

9
Её размышлениям не суждено было продлиться, и они были прерваны стуком в дверь, но перед Скар предстал вовсе не Антон, а Валентин.
- Что ты тут делаешь? – с напускным безразличием пробормотала девушка.
- Слышал, ты здесь расположилась, вот, решил навестить.
Он сел на край её койки и начал рассматривать больную. Она не выдержала такого пристального взгляда и прыснула:
- Ну что ты, пялиться на меня пришёл?!
- Нет, я пришёл рассказать тебе о маках.

10
Валентин навещал Скарлет ежедневно, иногда могло даже казаться, что он сутки проводил у её койки.
Он рассказывал ей о маках, а она с упоением его слушала, слушала о том, что эти сказочные цветы растут постоянно, о том, что, стоит лишь переступить тонкую грань, и обязательно их увидишь. О том, что это за грань, Валентин безжалостно умалчивал, не щадя девичьего любопытства ничуть. Он предпочитал рассказывать Скар о лёгких феях и красочных бабочках, которые беспрестанно вьются вокруг этих маков, о вечном свете, о счастье, которое можно познать только там, среди этих чудных кроваво-красных цветов.
- Когда ты мне их покажешь? – спросила однажды Скарлет.
- Завтра. – с неизвестно откуда взявшейся горечью в голосе произнёс Валентин. – Завтра…

11
Ночь была особенно мучительной, Скарлет всё вертелась из стороны в сторону, разрываемая небывалой болью. Но даже при этой боли она не переставала думать о маках.
Наконец, после длительных терзаний, девушка уснула. Ей казалось, что её сон длился минуту – не больше, а потом кто-то взял её за плечо, и она открыла глаза.

12
Свет. Неестественно яркий и неестественно белый, он ослепил её. Он был повсюду. Скар щурила глаза, которые будто резало. Стоя на месте, она не чувствовала ни тепла, ни холода – только странное чувство комфорта и золотой середины.
Когда её глаза привыкли, они начали открываться всё шире и шире, дабы объять весь открывшийся перед ними простор, в потрясении, в удивлении, в восторге. Её слух уловил легкий трепет – трепет крыльев. Это были феи, те самые, о которых рассказывал Валентин: маленькие красавицы с детским личиком, весёлые и радостные, грустные и печальные, полные сбывшихся и несбывшихся надежд. Они окружили Скарлет, закружили в своём хороводе. Больничная одежда больше не имела места быть, вместо неё на девушку был одет лёгкий летний сарафан цвета неба. Феи звенели и хихикали, играли с длинными чёрными волосами Скар, подталкивали её, провожая дальше в этот невероятный мир.
Здесь было всё: снег и трава, месяц и солнце, а главное – свет, много-много света, порождавшего лёгкие клочки тени. Здесь Скарлет впервые за всю свою жизнь почувствовала себя свободной, тянущаяся к небу, за её спиной вырастали крылья, которых у неё никогда не было. Её боль исчезла – её смыл этот фантастический свет вместе со всей той грязью, что прилипала к Скар за всю её недолгую жизнь.
- Ань, посмотри, какие маки!
Ань… Скарлет поняла, что это её зовут, она вдруг вспомнила своё давно забытое имя. Оно сказало ей многое в ту секунду, девушка осознала всю неправильность своей прожитой жизни, но здесь… здесь для неё есть место, здесь для неё уготовлено счастье, только здесь она узнала своё настоящее имя. «Все мы, мы были всего лишь нарисованными…»
- Ань, да ты только посмотри, какие маки!
Валентин взял девушку за руку, и они побежали вверх по холму навстречу распускающимся снова и снова цветам. За холмом – целая бескрайность, полная этих сказочных цветов, кровавым морем расстелившихся посреди этой безграничной поляны. Вокруг вились феи, играющие в салки, в прятки, танцующие… а какой у них был потрясающий голос! А в ЭТОМ бескрайнем небе кружились миллионы птиц, вольных птиц, чьей свободе ничего не угрожало, чьи крылья не подчинялись ни рукам, ни ветру.
Держась за руки, Аня и Валентин под щебетание птиц и пение фей вышли в глубь этого невероятного поля.
- Посмотри, разве это не прекрасно?
Аня кружилась посреди этого макового поля, её ноги чуть касались земли, пока маки не слились перед её голубыми глазами. Она плюхнулась наземь… маки… снег… трава… бабочки… разноцветные и крылатые, вольные, небывалые, такие, как она…
Бездонное небо перед глазами девушки было ничем в сравнении с её бездонным счастьем. Теперь его и её чистые голубые глаза слились воедино, теперь… «Небо, если ты можешь, если ты меня слышишь, передай Антону…»
- Ань, посмотри, какие маки! Аня, ты только посмотри, какие маки!

13
Антон всё это время честно ходил в больницу к Скарлет. В последний месяц её состояние резко ухудшилось, и она не выходила из состояния бреда. Поначалу, когда он приходил, она будто его не замечала. Антон какое-то время даже злился на неё, на себя, на врачей, пока эта злость не выплеснулась наружу вместе с горячими, беспомощными слезами, слезами отчаянья.
Дальше стало хуже – Скар начала постоянно бредить о каком-то Валентине, каких-то маках, каких-то феях… «Врачи, эти беспомощные блошки! – Антон часто срывался именно на врачей. – Только и умеют, что кровь сосать!»
Осознавая, что доктора уже не в силах помочь, парень всё больше и больше времени проводил у койки Скар, в надежде, что как-нибудь она очнётся – естественно, одной надежды было мало.
И вот, теперь навещать уже было некого…
«С меня хватит!» - крикнул Антон на балконную дверь, яростно дёрнув на себя ручку. Угнетающую комнату наполнил тёплый майский воздух и полное жизни пение птиц.
Он переступил порог, выйдя навстречу этому тёплому свету, навстречу щебетанью птиц, окутавшим его, как мать укутывает ребёнка в тёплое одеяло. «Подумать только, она никогда больше не увидит этого света, не почувствует тепла этих лучей…»

14
Зелёные глаза Антона устремились к самому сердцу угасающего солнца, впитывая в себя и отражая всю ярость кровоточащего неба. Ноги его, свисавшие с балкона пятнадцатого этажа, казалось, так и норовили ступить на прозрачную ступеньку почти свежего воздуха. Он принял решение, подался вперёд, дабы ощутить всю полноту своей свободы, объять всю необъятную ширь своего одинокого царства.
Он решил. Решил, что это была последняя капля. Решил, что в его мирке нет места чувствам и бедам; отныне и навсегда там, где когда-то были катарсис и боль, будет лишь блёклая радость, ничем не возбуждаемая, постоянная. Сам он никогда не задумывался, откуда он возьмёт такое количество блёклой радости – она просто будет; он знал, что она будет.
И именно в этот момент что-то в Антоне надломилось. Все те принципы, которые были ещё с детства в нём заложены – всё казалось пустым и бессмысленным. Именно тогда он пустил новые корни, которые породила всего одна мысль… Антон перечеркнул веру в Бога, жившего в нём все его девятнадцать лет… «Я - Бог» - гласила эта мысль. Она не давала юноше покоя, постоянно жужжала над ухом, как назойливая муха, пока тот с ней не смирился.
Проклиная чёртовых романтиков, принадлежность к которым он так яро отрицал, Антон поморщился, отвернул голову от усыпляющего солнца, встал и направился к стеклянной двери, ведущей с балкона в спальню.
Дверь оказалась закрытой. «Сколько же я тут просидел?» - недовольно пробурчал он. В ярости, Антон ударил дверь ногой. Стекло легонько треснуло. За этим незамысловатым действием послышался его же голос: «Нина!»
Через несколько минут дверь открылась. В роли портье сегодня была сестра юноши, рыжеволосая девушка семнадцати лет. Серо-голубые глаза, невысокий рост. Безусловно красива. Так похожа на брата. Но была одна семейная черта, которая несколько портила общий вид, больше брата, чем сестры. Большой угловатый нос, чем-то напоминающий клюв какой-то птицы, какой – до сих пор загадка.
- Надо жить дальше… - начала было она.
- Знаю. Надо. Всё будет хорошо, я знаю, что будет.
Антон сказал это с такой твёрдой, каменной и, в то же время, холодной уверенностью в голосе, что Нина не нашла ничего лучшего, кроме как уйти. Отпустив его, она вскоре скрылась в коридоре.
Антон убрал с кровати свою возлюбленную гитару, сел напротив тумбочки, на которой стояла пепельница, и стал затягивать миниатюрную сигарку. Пепельница была не столько дорогой материально, сколько дорогой как память, память о загадочном «том времени». Теперь в его памяти «то время» - самое тёплое, что было в его насыщенной жизни… и есть за что его любить… и есть за что себя укорять… хотя, по решению Антона, эти мелочные чувства не имеют места быть в его и так переполненном сердце.
Помимо пепельницы, на тумбочке ещё лежала фотография. Фотография девушки. Живые голубые глаза, густые чёрные брови, длинные ресницы, вьющиеся волосы. Черты её лица были странными, дикими. Кожа бледная, вздёрнутый носик. Её было сложно назвать красавицей, но, почему-то, рано или поздно, все приходили именно к этому мнению. Просто было в ней что-то особенное, неуловимое взгляду. Что-то, неподвластное природе. Не то что бы очарование, хотя его в ней тоже было пруд пруди. В ней была загадка… в ней была душа…
Фотография превратилась в горстку пепла. Зеркало, висящее над тумбочкой, отражало молодого человека с русыми волосами с претензией на длину, зелёными глазами, размокающими в солёном растворе и, наконец, большим носом.
Не прошло и минуты, как лицо этого романтичного паренька сменило ехидно ухмыляющееся лицо мужчины. Антон вообразил, как где-то там, по весенним улицам Москвы, гуляет та же душа с той же девушкой. И душа действительно гуляла, только далеко не по улицам Москвы, да и девушку, её тело, она оставила на упокоение земле.

15
Хватит! Хватит надеяться, что она вернётся! Она не вернётся!
Всё! Нить оборвалась! Девушки нету! Нет! Скарлет!
Всё, что недавно установил для себя Антон, всё это оказалось таким мнимым и непрочным, всё это слилось в очередном приступе, в очередном приливе слёз. Сколько раз он ломался вновь и вновь за последний месяц?! Много. Он уже даже перестал считать. И вот, он снова сломался, только начав с чистого листа. Он в очередной раз перечеркнул всё и снова оказался в точке отсчёта.
«Надо жить дальше… - свернувшись в клубочек, говорил он, пока на лице высыхали недавние слёзы. – Надо научиться жить дальше… но, Господи, как?!»

16
Жизнь начала постепенно налаживаться.
Антон шёл по летней улице с огромным букетом красных маков в руках. Никто не мог объяснить, откуда парень достал эти сказочные цветы, никто не мог объяснить, почему именно красные маки. Никто, даже сам Антон.
Неожиданно, он остановился и поднял лицо навстречу этому безмолвному синему небу. Поднял и не могу уже отвернуться… «Небо, если ты можешь, если ты меня слышишь, передай Скарлет, как мне её тут не хватает».
Солнце освещало город, а вместе с ним и суетящихся, торопящихся людей. Здесь, в этом хаосе, Антону становилось особенно одиноко, стоило только подумать о том, что в этой толпе, да и в любой другой толпе, он никогда уже не найдёт её.
- Ань, ты только посмотри, какие маки! – воскликнула малютка старшей сестре.
Антон улыбнулся. Широко, как всегда, но впервые за последние несколько месяцев искренне.
- Ань, да ты только посмотри, какие маки!