Сказка о девушке в красном пальто

Сегодня я вылетела из школы первой. Дело в том, что для меня информатика длилась всего-то десять минут: написать программу – плевое дело… И я с разбегу упала в объятия ослепительного снега, отбеливавшего мир вокруг с самого утра. Снег падал с белого неба, и сугробы, пушистые и легкие, укутали землю; мне подумалось, что в такую погоду хорошо за городом уехать куда-нибудь в поле а машине и гулять, а вечером, поймав уютное радио, достать термос с горячим чаем и, сидя на заднем сиденье машины, после бодрящей кружки зарыться носом в густую шерсть большой лохматой собаки, рыжую с черным, такую уютно-домашнюю и живую, чтобы потом добродушный зверь лизнул мне руку и радостно заскулил под убаюкивающий джаз. И уснуть, поглядывая изредка на белоснежные, заметенные стекла машины…
Но меня разбудила она. В заснеженном прозрачном лесопарке увидела я ее, вдалеке, в аллее, в бездне просвета между деревьев алело пальто, отложенное мной в дальний угол шкафа несколько лет назад.
По-прежнему она носила это ярко-алое пальто, создававшее иллюзию огромной юбки с кринолином – пышный подол… У нее были все те же золотистые волосы, блестящие, как солома, но с благородным русым оттенком – жесткие, сухие, густые, стриженые вдоль мочки уха, в которой маленькое колечко, ниже, под затылком – короткий ежик, беззащитно гладкая шея… На шее – мощная серебряная цепь, какую на ротвейлеров вешают, а на цепи – соответствующий крест… И по-прежнему огромная бляха на истертом ремне, и по-прежнему огромные сапожищи, улыбающиеся всеми своими трещинками и складочками старой кожи…
Я вижу, как она внимательно вглядывается в мое лицо своими огромными глазами –не то зелеными, не то серо-голубыми; легкий прищур, губы приоткрыты, я вижу паутинку дыхания… Она не отрывает от меня взгляд, она смотрит, и по инерции ведет под уздцы своей тонкой и мускулистой рукой в черной кожаной перчатке без пальцев серую в яблоках лошадь. Лошадь добротная, сильная, темная, с густой гривой и крутым крупом, она хрипит и бьет копытом по мягкому снегу, но покорно следует за хозяйкой; от ее спины валит пар, а изо рта вырываются густые клубы дыма – не сравнить с легким ветерком от губ девушки в красном. Наконец, Она отворачивается и как-то определенно смотрит в сторону. Я вижу четкий профиль – мягкий нос, волевой подбородок, прямой, не то что у меня, лоб. Чернеет за спиной колчан, а мне теперь совсем виден сагайдак на бедре – тоже черный, как ни странно.
А она еще хотела сокола завести… Зачем ей такой антураж? Конечно, лучше нее верхом никто не ездит; лук и стрелы идут ей, будто она прирожденный эльф-срелок; я помню нашу репетицию танца с зонтиками – мы с ней в шутку фехтовали. Она тогда встала в фехтовальную стойку и сделала ослепительный выпад. И кто-то сказал:
- Черт, да ты потрясающе смотришься!
- А она же вроде бы занималась в каком-то клубе…
- Нет, - четкие контуры бровей слегка удивленно приподнялись.
Она идет, высоко и легко поднимая ноги. Она отменная прыгунья. И бегунья. И вообще, думаю, у нее редкий талант к легкой атлетике. Но она его не проявляет, ей нужна только накачанные руки и острое зрение, чтобы стрелять. Она каждый день тягает гантели, как безумная. Помню, как я сидела у нее на кухне и пила чай, вслух выучивая Лермонтова, а она в коридоре качала руки в непонятном азарте. Темно-синяя борцовка и белая повязка на лбу – вот что запомнилось больше всего. А еще я помню, как, подняв глаза, я замолчала на полуслове, увидев рельефные лопатки. «С ума сойти,» - подумала тогда я. А она продолжала поднимать и опускать руки со своими тяжеленными гирями, равномерно резко дыша.
- Ночь тиха, пустыня внемлет Богу, - подсказала она, не оборачиваясь.
- И звезда звездою говорит, - пробормотала я и вернулась к литературе.
Я не видела ее уже года три точно. Пальто, алое, как паруса Грея, давно поела моль в моем стенном шкафу, и я боюсь смотреть на него, потому что тогда глаза мои наполнились бы слезами - и не от пыли... А сейчас Она, в этом самом пальто, шла по Сокольникам, но, заметив меня, свернула с главной аллеи. Я так и не спросила у нее, почему. Наверное, на то были свои причины; но как-то странно ее не то зеленые, не то серо-голубые глаза впитывали в себя сухой морозный воздух… Наверное, она что-то вспомнила. Что-то, чего не было и, быть может, никогда не будет. Кажется, она слегка кивнула мне прежде, чем отвернуться… Или то мне показалось. Может, она вся мне тогда показалось – кто знает. Только имя осталось, да воспоминания в белой рамке зимнего леса…