Монолог

МОНОЛОГ
В память о маме

Желтый цвет – цвет разлуки. Словно в типографии знали, что мы с тобой расстанемся и потому окрасили бумагу в этот цвет. Я нашла этот дневник в диване. Он был твоим, но в нем нет ни одной строки, написанной тобой. Мне захотелось поговорить с тобой, но это совершенно невозможно. С мертвыми не говорят – они не слышат.
Ты умер давно, с того самого дня, когда переступил порог своего нового кабинета. Ты не заметил своего умирания, своего перевоплощения в начальника. От тебя прежнего ничего не осталось, но ты никогда этого не поймешь. Где тот паренек – простой и веселый, добрый и бескорыстный? Ты стал тщеславным, грубым и жадным. Дошло до того, что придумал записывать в блокнот отчет о купленных вещах и продуктах. А я бы все отдала, согласилась бы жизнь свою укоротить, только чтобы вернуть тебя прежнего, такого родного, любящего и бесконечно дорогого. Я знаю, что это невозможно, и поэтому пишу в этот дневник, как будто говорю с тобой прежним.
Мертвые не воскресают. Я это знаю. И поэтому не бегу на автостанцию, не сажусь в автобус, не еду к тебе, чтобы сказать, как тяжело мне без тебя, как плохо, как силы порой покидают меня и мне не хочется жить. Я не еду к тебе, потому что ты меня не услышишь. Тебя нет. Есть совсем другой человек, а он мне чужой, он не поймет моей боли, моей тоски. Этот человек живет своими инстинктами, своей гордостью, своими друзьями. Если бы в моей надежде, в моем разуме и сердце было маленькое зернышко веры в то, что тебя можно воскресить, и ты услышишь меня, я бы пешком пошла к тебе, бросилась бы в ноги и просила вернуться домой. В наш дом, ко мне, к нашему сыну, которому ты так нужен. Не гордость меня удерживает. Нет! А сознание и уверенность в том, что ни наш дом, ни наш сын, а тем более я, тебе не нужны. И от этой уверенности и безнадежности я плачу. Иногда плачу тихо, в подушку. Иногда кричу на весь дом, когда остаюсь одна. Плачу от своего бессилия воскресить тебя.
Я запретила приходить тебе в наш дом. Мне тяжело видеть тебя такого чужого. Сколько сил мне стоило это сделать. Я была зла к тебе и противна себе. Я оскорбила тебя, закрывая дверь. Мне хотелось кричать тебе совсем другие слова. Мне хотелось сказать тебе: «Не уходи!». Но я знаю, что это не ты. Тебя нет, любимый мой.
Я постоянно, бесконечно вспоминаю дни нашей любви. Ты все забыл. А может, их для тебя и не было. Я смотрю на фотографии тех лет. Даже если бы ты сам сравнил их со своими новыми снимками, то смог бы заметить, как отразила твоя внешность измененный внутренний мир.
Я говорю не с тобой нынешним, а со своей памятью о тебе прежнем. Ты знал слово «прости». А разве сегодня оно для тебя существует? Для тебя, который получает такие большие деньги, пользуется неслыханным авторитетом у окружающих, разве может быть такое слово для меня – ничтожной, недостойной ни одного твоего «друга», ни одной твоей сотрудницы. Сколько горя ты мне принес! Сколько бессонных ночей я провела в ожидании тебя. Сколько позора я вынесла от тебя перед соседями и сыном. Сколько раз ты меня бил. За что? В чем я перед тобой виновата? В том, что нет высшего образования? В том, что перенесла три операции и впоследствии – тяжелое заболевание, которое ты мастерски во мне поддерживал? Почему ты оставил нас? Разве я была плохой женой? Разве хотя бы раз, придя домой, ты застал меня в кровати перед телевизором, или на столе не стоял горячий обед? Разве я была лентяйкой? Если я что-то не успевала делать, то только потому, что у меня не хватало сил. Ведь это так просто понять! Но не тебе. Ты, слава Богу, не знаешь, что такое болезнь. И не дай Бог тебе это узнать.
Как страшно осознавать, что ты никому не нужен. Каждый вечер, ложась спать, и каждое утро, открывая глаза, я молю судьбу, чтобы все мои близкие были живы и здоровы. И какой бы тяжкой ни была на тебя обида, я никогда не забываю назвать твое дорогое мне имя. Может, это покажется тебе смешным…
Любимый мой, дорогой человек, где ты сейчас, с кем? Я вспоминаю слова одной песни, кажется так:
Там дела у тебя, видно, важные,
Ты заботами разными маешься.
Я минуточку думаю каждую:
«Как ты там без меня управляешься?»
Мне иногда кажется, что тебе очень плохо без нас. Где правда, как ее найти? Почему ты такой, зачем все усложнил в нашей жизни? Как устала я жить! Когда остаюсь одна, все чаще думаю о смерти…
У Сергея Кирилловича инфаркт! Вот она и вся наша жизнь с ее суетой, надеждой, такой ценой заработанной пенсией. Родной мой человек, Санечка, криком хочется кричать: что же мы делаем с тобой, куда и зачем растрачено столько здоровья? Как мало осталось жить! Как нужно жалеть друг друга! Мне стало страшно от мысли: а вдруг я нужна тебе, но твой характер не позволяет унизиться? И ты так же мучаешься, как и я, но молчишь. Зачем? Нужно ехать, объяснить тебе все, спросить. Черт с ней, с моей гордостью! Вдруг с тобой что-то случится, при чем тут гордость! Если б знать – нужно ли тебе это.
Прошло три дня. Сережу из реанимации перевели в палату. Состояние неважное. Римме тоже плохо. Сколько было у них скандалов из-за пьянок! Если бы все вернуть, начать жизнь по-другому. Но это блеф! Нужно нам не повторять чужих ошибок. Но что делать? Нужна ли я тебе? Может, и, правда, поехать и спросить?
У Расула Гамзатова есть хороший стих:
Я за твое здоровье пил,
А чтоб была совсем здорова,
Потом еще стакан разбил,
Но ты взглянула так сурово,
Что показалось мне: я сам,
А не стекло – лежу в осколках,
Что это сердце пополам,
А вот тебе не жаль нисколько.
Скорей поднять его спеши,
Ведь ты тепла его не знала.
Сбрось серьги, к уху приложи,
Ты трудный стук его слыхала?
Ну слышишь, как частит оно;
Как шепчет: «Эх, моя тупица,
Я все обидами полно,
Я так и впрямь могу разбиться!»
Стакан пропал, ну что нам в нем?
Возьмем и выпьем из другого,
А если сердце разобьем,
Кто нам его починит снова?
…Не хватило сил, страшно соскучилась, плюнула на гордость и поехала к тебе. Знала, что ты там один в холодном доме. Знала, что исход нашей встречи будет именно таким, как был. Сколько зла в тебе! За что? Что преступного я хотела: чтобы сын наш видел тебя трезвым, чтобы ты любил меня, разве я не достойна твоей любви? Сколько страшных слов ты мне наговорил! Как хотелось сказать мне тебе много-много: и о бессонных своих ночах, и о том, как жалко мне смотреть на тебя, такого одинокого, похудевшего, измученного. Ты ненавидишь меня за то, что бросил пить: «Пока пил – жил с тобой, бросил пить – не живу!», «Лучше повеситься, чем жить с тобой!». Как можешь ты быть таким жестоким?
Только бессонные ночи мои знают, сколько пролито слез, сколько всего передумано. Не хочется жить!
Лежу в больнице уже три дня. Зачем? Лечусь ради сына. Знаю, что пока еще ему нужна. Он любит меня и очень жалеет. Если бы ты только знал, как он жалеет меня. И тебя тоже он любит и жалеет. Бедный мой сынок, за что же мы так тебя так наказали? Как тяжело тебе порой бывает! Санечка, если бы ты все это мог понять, то вернулся бы домой ради него.
Там, в холодном доме ты спросил меня, смогу ли я измениться. Ни тебе, ни мне меняться не нужно. Мы обыкновенные люди, такие же, как и все. Нужно было только изменить тебе свой образ жизни. Но ты этого или не понимаешь, или не хочешь понять.
Написала тебе очень длинное письмо, но не отправила. Ты над ним или посмеешься или рассердишься. «Я знаю, зачем ты приехала – мне назло!». Неужели простой мой приезд – это уже зло? Все, что я ни сделаю, все, что ни скажу – все оборачивается для тебя злом. Почему? Ведь я просто соскучилась! Понимаешь? СОСКУЧИЛАСЬ! Просто хотела видеть тебя. И лучше бы ты ни о чем меня не спрашивал, лучше бы молчал в этом пустом, холодном доме. Когда ты уснул, я сидела и слушала твое дыхание. Ты был рядом, и это было счастьем. Я хотела, чтобы эта ночь не кончалась. Все думала, что когда ты проснешься утром, я скажу тебе об этом, но побоялась, что не поверишь мне. Грубым словом своим прикоснешься к моему такому коротенькому и большому счастью. Промолчала. И правильно сделала! Ты и так наговорил мне столько, что до сих пор не могу переварить.
Лежу в больнице и, конечно, уверена, что не придешь. А все равно, дура, жду. Интересно, на мои похороны пришел бы? Наверное, да. Ведь там уж я точно буду молчать!
Сынок сказал, что ты приходил к нему и на 20:40 поехал к маме. Я ушла из больницы и ждала твой автобус на остановке около парка. Он остановился, зажегся свет, и я увидела тебя, сидящего в левом ряду по ходу автобуса. Я мысленно пожелала тебе счастливого пути, и плача, поплелась назад в больницу. В парке играла музыка, танцевали люди, а мне так хотелось побежать за автобусом, сесть рядом с тобой на свободное место и просто молча ехать. Но меня ждала больничная постель, да и тебе мое присутствие совсем ни к чему.
Все спят, а я пишу. Куда деть свою память, что мне с ней делать? Таблетки не помогают. Если бы ты пришел, навестил меня хотя бы раз за эту неделю, наверное, я сейчас спала бы. А так, все время представляю тебя, сидящего в этом автобусе…
И снова долгая неделя в больнице. Знаю, что не придешь, но продолжаю ждать. Никогда не поумнею! Почему не пишу чисел в этой исповеди? Наверное, потому, что без тебя для меня нет ни дней, ни ночей, ни чисел, ни месяцев. Все слилось в черное горе, в страшную безысходность...