Разумный эгоизм

 
 Разумный эгоизм, или что положено Юпитеру, то не положено быку
 (притча)
 
 Жили-были два брата – двойника. Обычно эти люди бывают и близнецами, наши же были полной противоположностью между со-бой. И внешне были непохожи, а внутренне трудно было найти дру-гих столь различных людей. Как будто разрубили их топором на две половины, одному досталась левая, другому правая.
 Старший (условно) был подлец, каких мало, оторва, расчётлив до ужаса, комбинатор, целые защиты Филидора в голове прокручи-вал в борьбе за существование.
 
 По бурному житейскому морю плывёте вы в утлом судёныш-ке, и оно начинает захлёбываться и тонуть один из вас должен ос-вободить место. Так пусть это будет он, а не ты! говаривал он тос-ты на днях рождения своих товарищей по мыслям и идеалам.
 Звали его Абрикос.
 
 Младший Турнепс был, что называется, простофиля.
 Если были у него в дорожной суме две бутылки водки и попа-дался в поезде попутчик случайный, ни сном ни духом не знавший, есть водка в сумке или её нету, и в каком количестве, и никогда бы не узнавший никто Турнепса за руку не тянул, то обязательно сообщал случайному человеку, что едет жениться на станцию Коль-чугино тёща обещала за невестой машину хорошую (помешались на этих машинах), и дорожная сумка его отнюдь не пустая, а есть в ней пара (ну хоть бы сказал одна, дубина) бутылок отменной вод-ки, закусок, правда, маловато, но и они имеются; и предлагал осу-ществить компанию… И просыпал своё Кольчугино, просыпал и Юрьев Польский; а когда попутчик, не поняв резону, что Турнепс отчасти и по его милости проспал Кольчугино, начинал тянуться к выходу, не предложив даже для приличия кров и дружбу свою про-ехавшему станцию оплошавшему собутыльнику, а только спраши-вая без интонации, сколько должен, Турнепс радостно, будто и не проезжал никакой своей станции, начинал тараторить, что ничего тот ему не должен, а наоборот, и если для какой-нибудь благовид-ной цели деньги нужны, то он ему с удовольствием даст ну, ссу-дит, если обидно, потому как они ему в настоящий момент совер-шенно непричём, да и невеста помрачительно богата.
 И тут уж этот дармоед даже как-то весь передёргивался, рас-страивался до основания и вёл Турнепса в свой дом и поил неделю, одевал напоследок, как принца, и ещё несколько штук зелёных де-нег в дорожную торбу приплюсовывал, потому что, как в староанг-лийских романах, оказывался удачливым бизнесменом, а детей не имел и иметь не предполагал.
 Вообще всё Турнепсу сходило с рук, и его простофильство служило ему хорошую службу, хотя и с некоторыми шероховато-стями.
 Его ведь и по мордашке бивали, а он в ответ предлагал кровь застирать свою собственную, на рубашку обидчика неудачливо кап-нувшую, и тот целый отряд рекетиров к Турнепсу приставлял, чтоб в обиду его не давать, после этого.
 А раз его на Ярославском шоссе, когда он к Москве подъезжал на машине, доставшейся ему по другому случаю, потому что на кольчугинской девушке он тогда не женился после своей злополуч-ной неряшливости, один деятель знаком руки его остановил. Тур-непс подумал, что подвести просит и расплылся в улыбке, а тот процедил сквозь сжатые зубы, впрочем довольно вежливо:
 – В услугах квалифицированного киллера не нуждаетесь?
 – Не нуждаюсь . Я в тир хожу, дружок, по четвергам в зайчи-шек стрелять, а воскресенье – в баню, а людей убивать мне непри-ятно.
 И тот не обиделся, пол черепа ему не снёс, а телефон записал и свой предоставил на всякий случай.
 А раз, когда он спал с молодой раскрасавицей женой (женился всё-тки, подлец!) в своей квартире на первом этаже, по привычке не заперев двери, проснулся от каких-то звуков с чесночным запахом; встал, оделся , видит – любимые вещи жены выносят: телевизор, иг-ру компьютерную, видеомагнитофон, а вдобавок машину – стираль-ного калашникова.
 Турнепс приложил палец к губам и стал помогать выносить – вдвоём бы они упарились. Те рванули, как от чумы, машину с испу-гу бросили (а какое, спрашивается, право имели чужую автоматиче-скую стиральную машину-автомат бросать? Прежде, чем начать ка-кое-нибудь дело, надо взвесить и просчитать все возможные по-следствия). Задний испугался больше переднего, споткнулся, упал. Жена проснулась, вскочила в одежде, доставшейся ей от матери, и, красивая, дезодарантом в голову лежащую запустила. Тот от неожи-данности решил, что умер, и закрыл глаза. Турнепс на жену цикнул, что с гостями по-хамски вела, вспомнил, что был когда-то медбра-том в армии, ранку обработал, нос успокоил, подбросил деньжат на такси и грабителей отпустил, посоветовав больше так не посту-пать...
 Вообще какой-то Турнепс был юродивый что ли, не от мира сего человек. Питался раз в день, и то, если жена напомнит, а так – хлеба кусок солью обсыпет, огурец – в зубы, и, как крестьянский ребёнок, ухайдакает на целый день...
 
 Старший брат Абрикос в первые десятилетия жизни ухмылял-ся на младшего. Учительница даже с уроков его прогоняла за эти ухмылки. А потом призадумался.
 Вот я хитрю-хитрю. ловчу-ловчу, а что в результате всего имею несчастный? Машину, жигуль поломанный? С голоду, правда, не вымираю, это верно, но и не роскошествую ничуть. Ресторан за-был чем пахнет, в загранке был только в Турции, дача у меня – на куличиках, не наездишься. Скоро – итог в жизни подводить, а что детям оставлю? А этот-то дурак-дурак, а дом – полная чаша, жену какую отхватил, друзей – навалом, с которыми, не будь он просто-филя такой, в двадцать два раза больше иметь бы мог. Да ему и это-го много... Но полно, дурак ли он, не под дурачка ли лишь косит? А все клюют! Получается – выгодно так поступать? Вот он и поступа-ет. А не будь выгодно уж не поступал бы, верно. Прав Лев Николае-вич, прав Корнеги, прав Николай Гаврилович, чем не шутит!.. Но я не таков, как этот человек. Я далеко пойду, максималист упрямый, меня мелочовкой не удовлетворишь!..
 Сказано-сделано. Стал он опыт брата своего изучать и перера-батывать.
 Пришёлся ему день рождения вскоре, и решил он его по-новому спраздновать – не дома в кругу семьи. То есть дома-то дома, но не в кругу семьи. И, потопав ногами, прогнал домочадцев с без-честьем к жены родителям. А сам пошёл воскресным утром ранё-хонько по первым и по последним вагонам кольцевого метро бом-жишек разных, алкашей обоего пола расталкивать, от сладкого уют-ного сна отвлекать, приглашая к себе на день рождения с полной учтивостью и визитной карточкой, про себя думая:
 Главный принцип моего брата – действовать вопреки логике и здравому смыслу себе в убыток, якобы, говорят, из любви к ближ-ним, поменявшись с ними местами. Если я приглашу родных и зна-комых, это не будет убытком – они мне подарки хорошие подарят, а придёт срок, сами к себе пригласят и уж конечно больше меня потратят. А э т и не пригласят, э т и уж точно не пригласят. Какая уж тут выгода! Зато наверняк по большому счёту в выиг-рыше останусь, по этой странной теории...
 Одни бомжи от него, едва проснувшись, из вагона вылетали испуганной пулей, другим так уж выпить было необходимо, что они ко льву бы в клетку полезли, если б пообещал...
 Пир удался на славу. Гости сидели сначала пристыженные и церемониальные, но после первой чашки (Абрикос почему-то ре-шил, что подобному контингенту приличней будет напитки пода-вать в чашках с отбитыми ручками и долго накануне провозился, ручки отбивая, самих чашек при этом не потревожив) разошлись и осмелели, а после второй хозяин больше ничего не запомнил. Там не просто все обыкновенные безобидные алкаши оказались – были и люди с изюминкой. Один ему в чашку с водкой клафелину сыпанул, когда он по необходимости в туалет вышел, и потребовал выпить на брудершафт до дна, если он его действительно за брата считает и счёл возможным на день рождения пригласить...
 Проснулся Абрикос с выломанными рёбрами, одним глазом, полуоткушенным левым ухом в пустой разграбленной, загаженной, как Зимний дворец в революцию, квартире. Даже обои, насколько могли, изувечили и с собой унесли...
 После этого эксперимента стал Абрикос форменным инвали-дом и получил право бесплатно пользоваться общественным транс-портом, поскольку машину водить он уже не мог.
 Ему б успокоиться – всё-таки кое-что благодаря своему опыту (хотя бы проезд бесплатный) он приобрёл – да где там.
 Вон Турнепс, разудала голова, о здоровье своём не беспокоит-ся, живёт в проголодь, на пище одной сколько экономит – и здоров, как десять тысяч братьев. Читал я также, что все постники зна-менитые по девяносто-по сто лет проживали. Попробую и я эту линию, может, организм поправлю, а тогда с новыми силами возь-мусь за дело. Какая-то ошибка всё же произошла в расчёте моём. В следующий раз буду умнее – не алкашей неблагодарных приглашать, а просто помогать бедным людям. Чего проще, в шапчонку рублик-другой положил и больше его никогда не увидишь...
 Но следующего раза не наступило. Абрикос, по жадности сво-ей, решил Турнепса перещеголять и вообще сорок дней отказался кушать...