Понаехали

Городок был маленький, и все в нем было маленькое: и улочки, и дома на этих улоч-ках, и люди, которые в них жили, тоже были маленькими. Жили они себе и жили, ходили всю жизнь на работу, а потом на пенсии до самой смерти, сидели на лавочках у палисад-ников, калякали промеж собой.
Летом все в городке было покрыто ровным слоем пыли, а зимой его заносило снегом, и он мирно спал до весны. И казалось, что так и будет всегда. Но грянула перестройка, и в городе начались сначала робкие, а затем все более решительные перемены. Суть их была в том, что жить с каждым днем маленьким людям становилось все хуже и хуже. Работы бы-ло все меньше и меньше, зарплату стали платить сначала один раз в месяц, потом один раз в два месяца, потом раз в полгода, а затем и вовсе прекратили.
Из большого соседнего города вдруг понаехали какие-то люди с дурными огромными деньгами и стали скупать утлые домишки, сносить их и строить на освободившемся месте свои огромные нахальные коттеджи.
Вот так же в один прекрасный день напротив дома Ивановых также закипела стройка.
Николай Иванов, бывший токарь-универсал бывшего секретного оборонного завода, а теперь безработный, каждый день от нечего делать выходил к воротам, садился на лавоч-ку и неодобрительно наблюдал за стройкой.
- Понаехали тут, - тихо бормотал он себе под нос, потягивая едкую кислую «Приму», которую приходилось курить из-за полного безденежья, - понаехали, ворюги…
Всех, у кого были деньги, Николай считал ворюгами, потому что у него самого денег не было, и он не знал где их взять. Жил он по-крестьянски, огородом. Завел десяток кур и это хоть как-то подсобляло. Завод, где он проработал двадцать пять лет, сначала остано-вился, а потом и вовсе развалился. Попытался, было он торговать на базаре, но так и не смог преодолеть в себе стыд и брезгливость, тем более что торговать ему пришлось жен-ским нижним бельем. Работа сама по себе была не хитрая, не тяжелая, но его убивала сама мысль о том, что вот он, здоровый сильный мужик, классный специалист, способный вы-точить из обычного куска металла черта с рогами, стоит у всех на виду и торгует бабьими тряпками. Тьфу! Срам! И хотя никто вокруг не обращал на него никакого внимания, все равно было не по себе.
А втянул его в это дело старый приятель, с которым вместе работали на заводе, на од-ном участке, Мишка Абрамов. Он в ответ на все Николаевы переживания только смеялся и приговаривал:
- Ты радуйся, что все так получилось! Какого черта мы с тобой на этом заводе батрачи-ли? Много что ли чего поимели? Забыл, как по партийной линии за что ни попадя выгово-решники вкатывали? Нет, вот это теперь настоящая жизнь пошла, вот это – жизнь! Только не ленись, крутись, а на тряпки эти не обращай внимания, это же просто – товар! Товар, понимаешь. Помнишь, как нас учили: капитализм - это сегодня деньги, завтра – товар, а послезавтра снова - деньги?..
Николай, конечно, помнил, но легче от этого не становилось. А однажды это ему так надоело, что он напился и начал сдуру цеплять кружевные бюстгальтеры себе на грудь, ну и порвал несколько штук.
Мишка тогда его прогнал и больше никогда с ним не здоровался.
Жена погнала, было, Николая на биржу труда, но он так на нее зыркнул, что она все поняла и отстала.
Вот поэтому он и выходил каждый день ко двору и бормотал:
- Понаехали, ворюги…
Дом строил молодой парень, из новых русских, лет тридцати, не больше. То есть сам-то он ничего не строил, а только давал указания бригаде строителей, набранной из местных бродяг и пьяниц.
В один прекрасный день в бригаде образовалась прореха – один из «тружеников» про-пал, и тогда парень обратился прямо чрез дорогу к Николаю:
- Слышь, мужик, что сидишь просто так? Иди, поработай, нормально заплачу!
Николай хотел, было, пустить его вдоль по матушке, но тут парень достал из кармана пачку дорогих сигарет, и смачно закурил. Николай, глядя на него, чуть слюной не пода-вился, очень уж захотелось курнуть чего-нибудь нормального, а не этой поганой «При-мы». Так что вместо того, чтобы послать его куда следует, Николай спросил:
- Закурить дашь?
Парень утвердительно кивнул. Николай перешел через дорогу. Парень протянул ему пачку, на которой Николай прочитал странное название: «Самец».
- Это что за сигареты такие – «Самец»? Первый раз вижу!
Парень сначала не понял, а когда до него дошло, стал смеяться во все горло.
- Да не самец это, а «Camel», ну умора, это же по-английски…
До Николая тоже дошло, и он тоже покатился со смеху…
Так и он стал строителем дома для ворюги.
Дом строился споро, деньги у хозяина водились, да и платил он нормально. «Приму» Николай больше не курил, но когда приходил домой на обед или с работы, то оглядывался на дом нового русского и тихо бормотал:
- Понаехали…
Но вот подошла осень и стройка завершилась. Хозяин расплатился с Николаем по-божески и даже спросил:
- Не в обиде?
Николай мотнул головой и пошел домой. И пока они переходил дорогу, его вдруг больно стегнула мысль о том, как же он теперь будет жить. Снова придется курить ока-янную «Приму», сидеть на лавке… Ну не на базар же идти!
Дома он отдал деньги жене, и сел перед телевизором мрачнее тучи.
Вечером, когда стемнело, он вышел ко двору и долго смотрел на построенный им дом. Дом был красив, не дом, а дворец…
- Почему я проработал честно всю жизнь и ничего не имею? Почему тот хлюст, кото-рый в жизни даже гвоздя вбить не может, имеет все?
Эти вопросы лезли в голову Николаю, и не было на них ответов.
Нет, несправедливо это все и потому не должно так быть на свете.
Из сарая достал он канистру с бензином, который берег на всякий случай, и пошел с ней к дому. Старательно облил бензином веранду, плеснул под входную дверь. Отнес ка-нистру в сарай, поставил на место. Вернулся на лавку, закурил, поблаженствовал от вкуса и запаха дорогого табака, а затем с наслаждением щелчком пальца отправил окурок в сто-рону дома. Окурок светлячком промелькнул в темноте, и следом за этим полыхнуло ог-ромное зарево.
Николай довольно пробормотал:
- А то, понаехали тут!