Пёсика звали Пьер

Тишка пропал! Белый, с рыжими пятнами на мордочке и спине, с черными пуговками-глазками, заросшими шелковистыми кудрями.
Траур длился уже три дня. Сын принес несколько «двоек», оправдывался: «Ни о чем не могу думать – Тишка перед глазами». Муж на балконе был замечен с сигаретой в зубах, хотя вот уже полгода выдерживал характер, подавая сыну пример мужской стойкости; я упорно все пересаливала и пережаривала. Словом, мы были безутешны.
Наконец, муж решился на самые радикальные меры. В ближайшую субботу со словами: «Я больше этого не вынесу!» - он оторвался от дивана, собрался и ушел из дома. А через час вернулся, ведя на поводке пса, заросшего с ног до ушей, лохматого, белого, очень смахивающего на пропавшего Тишку, но раза в два длиннее и толще.
Пёсика звали Пьер. Чей он сын – установить было трудно, но его атрибуты были неоспоримого достоинства. Его белизна, его лохматый хвост торчком, его совершенно волосатая морда и такие же заросшие уши, его огромный коричневый курносый нос – все было непередаваемо!
Пьер нам сразу понравился. Деловито обнюхав углы комнаты, он попробовал было поднять ножку около серванта, но был пристыжен и, сконфуженный, улегся на палас посреди комнаты. Мы умилились. Наивные души! Горя любовью к животным, мы поверили, что это волосатое чудище заменит нам незабвенного Тишу.
Поначалу поведение Пьера было безукоризненным: он не прыгал на людей, в меру лаял, услышав шаги на лестничной площадке, помахал благодарно хвостом, когда перед ним поставили миску с едой. Аккуратно все слопал, облизнулся, ожидающе глянул на хозяйку (может, еще что дашь?), но не получив добавки, спокойно опять улегся на палас. Словом, вел себя по-джельтменски, как воспитанный гость.
Приближалась ночь, одна из кошмарнейших в нашей жизни.
Пожелав нам спокойной ночи, ушел к себе сын. Остались мы втроем в комнате – муж, пёс и я. Вот тут-то всё и началось.
Пьер, видя приготовления ко сну, забрался под диван и вылезать оттуда не пожелал, хотя мы его и просили об этом. Даже кусок копченой колбасы не помог – пёс нюхнул его и задвинулся подальше.
Я начала стелить простыню – из-под дивана послышалось рычание. «Ну-ну! Что разрычался? Веди себя прилично. Спать пора!» Мы улеглись, включили телевизор – рычание не прекращалось. «Может, его свет раздражает?» – высказал предположение муж. Торшер потушили. Пес примолк на несколько минут, но стоило нам обменяться репликами по ходу фильма, как опять раздался грозный рык. Выключили телевизор – рычание только усилилось, причем оно стало переходить в настоящий рёв с бульканьем, прерываемый время от времени лаем в самом нижнем регистре.
Не помня себя от страха, мы, поджав ноги, затаились на диване. Рычание стихло. Но стоило нам дохнуть, пошевелиться – рев возобновлялся с новой силой. На нашу попытку включить свет Пьер ответил таким взрывом негодования, что мы оцепенели.
Ни уговоры, ни обещания отвести Пьера прежним хозяевам, посвятить ему одному завтра мясную подливку – ничего на него не действовало. Пёс бесновался. Он не только не выпускал нас из комнаты, он не давал спустить ноги с дивана!
Всю ночь мы не сомкнули глаз. Малейшее движение, шепот или вздох – всё вызывало яростное негодование пса. Еле дождались утра!
Стук в дверь, и не успели мы раскрыть рты, как дверь отворилась, вошел сын. Пьер вылетел из-под дивана и вцепился в его тапочек. Сын пулей вынесся из комнаты. «Что с ним такое?!» – донесся его вопль из-за дверей. «Сыночка, - запричитала я, выручи нас!» – и, насколько могла связно, поведала о наших мытарствах. Пока я говорила, Пьер неистовствовал – его лай растревожил, наверное, всех собак в радиусе ста метров от нашего дома. Стоило мне замолчать, как заткнулся и он. Тут мы обнаружили, что этот негодяй уволок под диван наши тапочки, лишив нас возможности перемещаться без опаски лишиться пальцев ног. Потому и атаку на сына он начал с тапочек. Цель этого волосатого дьявола была – вывести из строя еще одного представителя вражьего стана.
Выслушав меня и вволю нахохотавшись, сын предложил план действий: мужчины отвлекают врага на себя и предоставляют даме (мне, то есть) возможность пройти на кухню и заняться завтраком.
Мы приготовились. Из коридора в отворенный проем двери один за другим к нам полетели два валенка – для мужа. Тот обулся, секунду помедлил, собираясь с духом, и крикнул: «Готов!» Дверь отворилась, и муж, вместе с вцепившимся намертво в валенок псом, умчался в коридор. И всё стихло… Ни звука!
На цыпочках подкравшись к двери, я отворила ее ровно настолько, чтобы просунуть один глаз. Идиллическая картинка предстала предо мною: Пьер стоял, помахивая хвостом, уткнув коричневый нос в ладонь сына, а муж торопливо, не веря своему счастью, пристегивал к его ошейнику поводок. Через десять минут, не побрившись, не позавтракав, муж вывел Пьера из квартиры. Больше мы этого изверга не видели.
Прошло уже два года, но мы все еще не можем решиться завести собаку. Поговариваем о приобретении черепахи.