Всем миром

Жил я в маленьком селе, что стоит на границе двух районов, домов у нас было всего восемь, а жителей 15. К нам и газ-то не проводили – дескать, бесперспективный населенный пункт! Одно спасибо, при советской власти нас электрифицировали. Была у нас почта, магазин приезжал по субботам («Газель» с торговой будкой), даже телефон был, но только один – зато мобильный, всем селом на него скидывались. Из достопримечательностей – церковь 17 века, наша заступница и хранительница, о ней и расскажу подробнее.

До революции село наше большим было, зажиточным: сто с лишним дворов и в каждом лошадь и корова, а то и по несколько голов! Разводили гусей, уток, индюшек, ну про кур-то я вообще не говорю. Знатные были у нас крестьяне, настоящие хозяева земли! А тут бац и революция, кого раскулачили, кого сослали, кто сам все отдал – жизнь-то дороже. Церковь в 18-м году разорили, золото с икон смыли, всю утварь на переплавку, колокола и кресты позбивали. Конечно, прихожане кто что мог, спасали, прятали на сеновалы, в погреба, да разве много укроешь, когда в селе безумство творится. Не успокоился комиссар, приказал всю штукатурку со стен сбить, чтобы росписи исчезли, а затем велел похабщину на этих стенах краской писать. А после и вовсе отдал церковь под скотный двор…

Вроде бы все ничего, и земля таже, и скотина вся наша, да только начало село с той поры вымирать, люди в город подались, уже никто не сеял, не пахал и, постепенно, лет за пять, из ста дворов осталось двадцать, поля пахотные да пастбища бурьяном заросли. Плюнули большевики на нас тогда и забыли. А жизнь в селе все затухала и затухала…

 Одно хорошо – не довели они своих дел до конца: коммунизм не построили, и веру православную не сгубили. В общем, когда от села осталось восемь домов да 15 жителей, рухнул Союз. Церкви по всей Руси матушке поднимать начали, и к нам приехал молодой священник, батюшка Владимир. Юнец еще, всего-то 25 лет, а уже батюшка. Со старухами он быстро общий язык нашел, а вот с мужиками повозиться пришлось, ну никак не хотели мы понимать, что к Богу возвращаться надо, к Вере.

 И случилось тут первое чудо. Батюшка в храме еще ни одной службы не провел, так как служить то было не где: крыша провалилась, стены ругательствами исписаны, пол загажен. Он все звал нас, просил помочь, дескать, приходите во славу Божию трудиться, воздастся вам. Да где уж… За неделю так намаешься, что в выходные охото дома полежать, телевизор поглядеть. Старухи некоторые помогали, а толку то от них. И вот однажды уж не знаю как, ведь никто в церковь и не собирался, но в воскресенье (тогда шла неделя о блудном сыне) мы все как один, все 15 человек пришли к храму, где нас ждал батюшка. Стояли мы все и никак в толк взять не могли, как же такое случилось, а отец Владимир улыбаясь, сказал: «Слава Богу, не умерли еще души ваши, не зачерствели. Истосковались они по вере и любви, вот и привели вас сюда». Он перед входом читал нам Евангелие, псалмы, пел молитвы, и все крестились, и такая благодать ко мне в душу сошла, что не мог я с места сойти, а над храмом вдруг засияло солнце. И стали мы потихоньку с того дня всем миром Церковь возрождать, вспомнили плотницкое дело, каменщицкое. Бабы внутри прибирались, стены отмывали, а мужики крышу латали, новые рамы в окна вставили. Затем настелили новые полы, оштукатурили все, побелили. Нашлись спонсоры из города, помогли с крестами и колоколами, железом и деревом, другими материалами. Батюшка вновь храм освятил, начал внутри службы вести – сам священник, сам пономарь, сам хор, мы и рады бы помочь, да не знаем ничего. В общем, сами не заметили, как из руин храм подняли, а ведь было нас всего-то 16 человек, да и те старики, дети, женщины, и мужиков четверо. Это было второе чудо.

 Постепенно в храме и хор появился: бабка Агафья, бабка Антонина, соседка моя с сыном, да дед Аким. Не было ни у кого из них образования музыкального, зато пели так, что заслушаешься: все у них получалось сообща, ровно и гладко, а ведь даже не репетировали и нот не знали. Батюшка нарадоваться не мог: «Это сам Господь ими дирижирует, не голосом они поют, а душой». Ну, разве это не чудо?

 А вот еще случай: жил у нас в селе Андрейка, ума ему Бог не много дал, с рождения был он глухонемой, но зато талантище даровал ему огромный. Мог Андрейка из любой коряжки произведение искусства вырезать, и получалось это у него легко как-то. Бывало, идет по селу со своей сумочкой, где резцы хранились, остановится у дома, подойдет, да и вырежет из доски заборной фигурку сказочную. Не ругались мы на него, да и как за такую красоту ругаться. У нас ни одного дома не осталось, где бы андрейкиной резьбы не было. Узнал о его таланте и батюшка, позвал, долго с ним разговаривал, а потом тот заперся в церкви один. С неделю Андрейка не выходил из храма, мы, было, волноваться начали, как бы не случилось чего, но отец Владимир успокаивал: «Для Бога старается, а Он в обиду не даст». И вот, перед Троицей, только петухи запели, выскочил Андрейка на улицу, бежит, улыбается, руками машет – зовет всех. Зашли мы в храм и рты раскрыли: иконостас огромный, под самый потолок, резной с ангелочками и голубками, а по краю орнаменты разные причудливые, да звездочки. И все это словно не из дерева выточено, а на коклюшках сплетено… Я обернулся и увидел, как батюшка плачет, и Андрейка вместе с ним, и дети, и старухи, и бабы, и даже мужики носом шмыгают, но слезы эти были слезами радости и очищения. В тот же день отец Владимир поехал в город и привез иконы, подсвечники, лампады, осветил иконостас. Теперь церковь стала нам еще родней, а в ней нам стало еще теплей и уютней.
 
 Все текло своим чередом, храм оживал, и зимою, в канун Рождества, случилось очередное чудо. Пришел к нам в село молоденький паренек, лет 19-ти, назвался Димитрием, сказал: «Сирота я, по свету брожу, а ваша сторона мне очень приглянулась, приютите, чем смогу отслужу». Батюшка пустил его на постой, не смог отказать просящему. Помогал ему Димитрий службу вести, за делами следил. Месяца два спустя, попросил Димитрий краски, кисти и время две недели. Пустил отец Владимир его в храм и все необходимое дал. Мы заволновались, ну ладно Андрейка – он наш, родной, а этот-то пришлый. Батюшка снова успокоил: «Пути Господни неисповедимы, не нам судить, кто привел к нам отрока». А ровно через 2 недели храм открыли, в центре, перед иконами, стоял на коленях исхудавший Димитрий и молился, а стены и купол были расписаны ликами святых. Ангелы словно летали, а святые, казалось, вот-вот сойдут со своих мест. Особенно мне запомнился купол – небесно голубой, глубокий, смотришь в него и тонешь, по краям четыре голубя, а в центре Иисус, а глаза у него добрые, отеческие, словно говорят: «Приходите ко мне, дети неразумные, я не наказывать вас, а прощать и любить буду». И снова все мы плакали от счастья, переполнявшего нас.

 Но и это еще не последнее чудо! На Пасху, после службы сели мы трапезничать, а Дмитрий пошел на колокольню, звонить. Художником он был великим, но вот звонарь из него не получался, уж он и так и эдак прилаживался, а все одно мелодия не выходила. Ну и этому мы были рады, ведь другие-то и вовсе кроме лязга и дребезга ничего из колоколов извлечь не могли. И вдруг мы услышали благовест, да такой красивый и переливистый, что в душе все задрожало. Басом выводил большой колокол, поддакивали ему чуть выше средние, а маленькие выводили радостную мелодию, от которой душа рвалась ввысь. Бросились мы наверх, смотреть, кто звонит, и обмерли… На колокольне стоял наш Андрейка и, улыбаясь, даже смеясь, дергал за веревки, и так ему это нравилось, что он даже глаза закрыл! Вот тебе и глухонемой, любой здоровый позавидует!

 Все односельчане изменились, душевней что ли стали, мужики не пьют как раньше, не ругаются, по воскресеньям на службу ходят, причащаются. Сам я тоже стал батюшке при храме помогать, меня старостой приходским назначили. А раньше и думать не думал, что креститься буду, теперь же без молитвы ни одного дела не начинаю. Кстати, у нас в селе теперь никто двери не запирает, знаем - хранит нас Господь.

 В общем, вырос наш храм, воспрял, снова стоял на самом видном месте и сверкал на солнце куполами и крестами. В праздники по округе разносился мелодичный перезвон Андрейки, за ним даже из города приезжали, но он спрятался, не захотел из родного села уезжать. А вот и главное чудо, вместе с храмом возродилось и наше село, а мы и не заметили как. Снова по улицам побежали куры, утки, гуси, снова в хлевах мычали коровы, снова ребятня скакала купаться на лошадях, снова по субботам топятся бани, и пахнет дымком, снова по весне воздух наполняется сладким ароматом цветущих садов, а летом свежескошенной травы! Снова по воскресеньям в храме собирается большой приход: старики, мужики, бабы, ребятня, детишек новорожденных приносят. Снова батюшка готовит причастие в большой чаше. Снова начались крестины и венчания!

 Менее чем за 10 лет из умирающего бесперспективного населенного пункта, который не отмечали на картах, село стало процветающим. Теперь к нам приезжают отдохнуть от городской жизни. Теперь у нас не 8, а 57 домов, газ провели, телефоны есть городские, правда пока только 4, но все еще впереди! Прав был Сергей Есенин, говоря: «Село без храма не стоит»! Слава Богу, что есть у нас Вера – опора и помощница.