Письмо Курту Кобейну

Письмо Курту Кобейну


 Здравствуй, старина Курт, хотя о каком здоровье я говорю, смешно, это просто формальность, так сказать форма обращения, весь этот долбанный мир состоит из формалина, но я отвлекся.

 Извини, что я так фамильярно, но тебе уже все равно, а мне приятно называть тебя, словно старого друга. Мы ведь с тобой почти ровесники (я догнал тебя), так что и в этом плане я могу спокойно говорить тебе ты, тем более что в английском, все равно нет обращения на «вы».

 Ты и правда мой друг, почти единственный. Ты рядом, когда мне плохо, тебе ничего от меня не надо, наоборот, ты даришь мне свой голос в любую секунду, когда он мне необходим, ты всегда готов помочь.

 Я даже начал учить английский, чтобы лучше тебя понять, но видно теперь не успею…

 Извини, что я пишу по-русски, хотя, какая теперь разница, будь ты жив, ты даже читать бы не стал это письмо, дойди оно до тебя, да я бы его и не отправил, а теперь ты за пределами языковых и пространственных барьеров. Блин! Да ты стал мне даже ближе, умерев!

 А помнишь, как мы познакомились? Хотя откуда ты можешь меня помнить, у тебя столько таких знакомых, жизни не хватит, со всеми даже поздороваться. Да, не хватило…

 Познакомил нас Хрюндель, он притащил кассету с твоим концертом 91 года, а мы привели девчонок и купили вина. Вот это был сейшен! Я даже и не пил почти, этот меломан Хрюндель пустил рев «Нирваны» через АС-90 (акустика у нас такая раньше была), соседи вешались! Круто!

 Я забыл и про вино, и про девочек, меня так вставил ритм твоей гитары! А ударные, да у меня чуть голова не оторвалась, когда я пытался мотать ею в такт музыке.

 Помнишь, как я танцевал на стуле? Это было трудно и здорово, тело взлетало на волне каждого аккорда, душа рвалась в небо, голосовые связки просто рвались от крика и все это на крохотном пятачке в полуметре над полом.

 Все-таки он сломался, этот стул, так что последнюю песню я танцевал на столе, раскачивался в такт медленной мелодии, и плакал. Я не знаю почему лились слезы, хотя, это был 94 год, кто знает, может как раз на последнем здешнем аккорде, ты там нажимал на свой долбанный спусковой крючок. Все может быть…

 Наверное, я танцевал слишком хорошо. На новогодней вечеринке подружка Хрюнделя призналась, что любит меня, и ушла от него, такие дела. Но прикинь, Курт, как крепко братство фанатов «Нирваны», он все равно записал мне на кассету твой концерт, он даже со мной здоровается иногда.
(Прости Хрюндель, у меня не было выбора, она подошла ко мне, такая беззащитная, трогательная и сказала, что любит, а ведь я даже никогда не смотрел в ее сторону. Все равно мы потом расстались…)

 Курт, ты помнишь свой постер в «Popcorn»? Сейчас он висит над моей кроватью, ты там такой классный. Мы ведь даже одевались тогда почти одинаково, хотя я и не знал о тебе, так что о подражании не может быть и речи. Просто одинаковое мироощущение часто подразумевает один стиль одежды. Мы очень похожи, только ты звезда и умер, а я никто и пока жив, а так почти одно и то же.

 Так получилось, что послушать все твои песни, я смог только после твоей смерти. Ненавижу твой акустический, так всеми любимый, концерт 94 года. Ты знал уже, ты готовился к уходу… Зачем? Хотя о чем это я? Ты ушел, потому что устал. Я тоже устал…

 Это письмо я пишу лежа в ванной, извини, так удобнее, никто не мешает, в наушниках затихают последние аккорды "Rape me…", вода еще теплая, только вот цвет…, не думал, что красная кровь, может сделать прозрачную воду почти черной…

 Здравствуй, старина Курт…





03.03.06 22.55