Ландыши

- Нет, мы тебя, конечно, совсем отвязать от отсоса не можем, но в обед поставим тебе вместо этой трубки маленький дренажик. Тебе с ним легче будет… - пропагандирует Борис Данилович.
Я покорно киваю головой. Ничего другого мне не остается. Если бы я вздумала возражать, Борис Данилович сделал бы «страшные глаза» и все равно поступил бы по-своему. Напевая какую-то знакомую мелодию Борис Данилович скрывается за дверью.

После Бориса Даниловича заходит Нежнейший Заведующий, смотрит на меня, явно оценивая, не помру ли я при перестановке дренажика, и спрашивает:
- Как настроение?
- Отлично!
- А что так грустно?
Скалюсь в улыбке.
И…
- КАШКУ КУШАЛА СЕГОДНЯ?! – коронный вопрос Заведующего.
- Да-а-а-а…

Обед. Процедурка, кафельные пол и стены. Пахнет жженым. Когда я чувствую этот запах, всегда представляю, что здесь за минуту до меня прижгли волосы запущенному больному. Из угла в угол мечется Леша, как будто это его прижгли:
- Че делать будем? – это он меня спрашивает.
- Да так…– если Леша не знает о «новом маленьком дренажике» предпочитаю не говорить ему: а вдруг еще все отменится?
- Это на пару дней! – «ага – делаю вывод, - а Лёша-то в курсе…»
- Правда? – с надеждой спрашиваю.
- Инна, ну я тебе когда-нибудь врал?
Пытаюсь что-нибудь вспомнить. Ничего не вспоминаю, но честность Леши все равно под сомнением.

В коридоре - знакомые шаги Бориса Даниловича. Когда я слышу эти шаги в палате, я всегда распрямляюсь, демонстрируя бодрость духа. В процедурке – скукоживаюсь. Борис Данилович появляется из-за двери: половина Бориса Даниловича еще в коридоре продолжает отдавать кому-то распоряжения, другая половина уже в процедурке и показывает мне, чтобы я пересела на табуретку.

- Лицом к стене! Руку вверх! – теперь Борис Данилович целиком в процедурке, - Новокаин! Шприц!
Леша щедро плещет новокаина в баночку. Я улыбаюсь… Много налил!
А потом появляется шприц… И я перестаю улыбаться… В детстве я видела, как такими шприцами делали укол корове. Становится совсем не по себе.
- Я – корова… - думаю я, глядя в кафель.
- Я – корова… - говорю я Борису Даниловичу.
- Инна! Это лечится! – радуется Леша.
- Ты - Инна Василенко – Борис Данилович возвращает мне самосознание и втыкает шприц в мои ребра.
«Афигеть! – думаю я – это не со мной!»
И внимательно смотрю на шприц и руки Бориса Даниловича.
- Найди на стене какую-нибудь мушку и смотри! – Борис Данилович или стесняется, или считает меня слабонервной.
- Последнюю мушку Вы здесь утром прибили.
- Это был комар! – возмущается Борис Данилович.
- Нет, мушка! – подхватывает Леша. Для Леши комар или мушка – принципиально.

Громовой голос в коридоре и в процедурку влетает Сергей Иванович – «Дяденька ЛОР».
- А! Ты тут! – говорит он Борису Даниловичу, - А! И ты – тут! – замечает меня Дяденька ЛОР.
- Здравствуйте… - сдавленно шиплю я и машу Дяденьке ЛОРу поднятой рукой.
- А к тебе там подружка приехала! – сообщает он мне и смотрит на меня ( что смотрит? Я все равно лицом к кафелю повернута…)
И вот я лицом к кафелю говорю:
- Это – Сова.
Поворачиваюсь к хирургам. Сергей Иванович стоит над Борисом Даниловичем и серьезно так изучает, что Борис Данилович мастерит с помощью скальпеля из капельницы. Отворачиваюсь.
Дяденька ЛОР - скептично, со спины:
- Ну и че? Думаешь, поможет?
Поворачиваюсь на Бориса Даниловича. Понимаю, за секунду до моего поворота Борис Данилович сделал в сторону ЛОРа страшные глаза.
- Поможет – поможет! Как же иначе! – говорит Борис Данилович с интонацией Нежнейшего Заведующего, когда тот разговаривает с нами, слабоумными пациентами.
Опять смотрю на кафель. Чистый. Даже зацепиться не за что.
- И так эта подружка на тебя похожа! Я даже подумал: «Во блин! Уже сидит!»
Понимаю, Борис Данилович опять делает ЛОРу страшные глаза.
ЛОР улетает из процедурки.
- А что? может не помочь? - спрашиваю я Бориса Даниловича.
- Кто сказал? Поможет, конечно!
- А Дяденька ЛОР...
- Да что он понимает этот Дяденька ЛОР?!!

Я сижу и думаю, что понимает Дяденька ЛОР и что Дяденька ЛОР непременно не ходит, а летает, сметая всех в коридоре, что Борис Данилович передвигается короткими перебежками, что Борис Данилович, наверняка, мог бы передвигаться длинными перебежками, но его постоянно ловят и чего-то хотят. Что один только хирург Букин мог бы передвигаться длинными, но никто не помнит, когда его последний раз видели в коридоре. А Нежнейший Заведующий ходит с такими повадками, как будто чего-то ищет. А Леша-медбрат по коридору скачет, но не так, как если бы он был жизнерадостной маленькой девочкой, а так, словно у него на ногах сапоги-скороходы, которые ему велики и сползают, поэтому он и скачет в них, и шаркает одновременно. А Алла всегда ходит громко: «Ёптыть!!!» - разносится по коридору и вслед за «Ёптыть» появляется Алла.


В моем боку торчит огромная игла, и шприц такой некислый покачивается, а Борис Данилович ковыряет скальпелем капельницу, превращая ее в дренаж, и поет:

- Ландыши! Ландыши!

- знаете, Борис Данилыч, - поворачиваю я голову, - я на всю жизнь запомню, как у меня в ребрах шприц торчал, а Вы про «ландыши» пели.

Потом каким-то непостижимым образом капельницу засовывают в меня, мне это всё безумно интересно, но мне не разрешают смотреть. Потом капли спирта текут по коже и щекочут, потом Леша путается в пластыре, пытаясь зафиксировать хитроумную конструкцию дренажа, потом Борис Данилович объясняет, что этот дренаж – очень модный и его можно пережимать под мышкой.
Потом меня наконец-то отправляют в палату.
- Дойдешь? – интересуется Борис Данилович.
- Не знаю…
- Леша! Нашатырь! – методы Бориса Даниловича трезвят моментально.
- Не надо нашатырь!– и я, бодрячком, чтобы не догнали и не всунули нашатырь, ухожу в палату. Перед палатой вспоминаю, что внутри меня ждет Сова. Делаю измученное лицо, чтобы Сова сразу прониклась тяжестью моего положения, и вхожу.
Сова проникается моментально и очень заботливо помогает мне улечься. Смотрит, как я подсоединяюсь к отсосу, смотрит на мою крутотеньскую капельницу, как лошадка, у которой под носом внезапно оказался волк. Что называется, косит лиловым глазом. Я понимаю, что дальше по сценарию я должна безропотно умереть. Откидываюсь на подушку, закрываю глаза и начинаю скромно помирать.
- Как ты? – наивно интересуется Сова.
- Хорошо… - я помню, что помирать надо трогательно, - Как у тебя дела? – апофеоз мученического отречения и страдальческой кончины!
- Да дети в школе… - и Сова неуверенно рассказывает, как воюет с учениками.
Тем временем я помираю, с разочарованием сожалея, что, скорее всего, не помру. Чтобы как-то меня поддержать, Сова начинает гладить меня по голове. Я люблю, когда копошатся в моих волосах и переползаю к Сове поближе. Помирать становится приятно.
Смотрю на беленый потолок в палате, закрываю глаза – стерильный кафель. И бесконечной шарманкой в мозгу – тихий голос распевом:
«Ландыши! Ландыши!»


Рецензии
Кому "Ландыши", а кому шприц в ребро! Парадокс человеческого эгоизма - всё, что не в тебе, не существует!

Владислав Бидеев   30.10.2006 14:21     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.