Мой дом Петербург 4

Скука. Павел Николаевич, слегка покачиваясь на ногах, заложа руки за жилет, смотрел в окно. Ему была видна часть пустынной дороги, пожелтевший клен у дома и рябина с красными огненными гроздьями. Скука. Недавно мелкий дождь прибил пыль, на небе еще гуляли тучи, пахло сыростью, тянуло холодком и хотелось поежиться. Скука. Павел Николаевич осмотрелся вокруг, ища, чем себя занять, и ничего не отыскав, остановил свой взгляд на носке своего сапога. Ему показалось, что на этом черном, блестящем носке пристала соринка. Однако, не порядок это, ходить с сором на ногах. Павел Николаевич, слегка нагнувшись, дунул на носок, но результата не обнаружилось. Непорядок, однако, ходить в грязных сапогах! Павел Николаевич нагнулся еще ниже и снова дунул, но не тут-то было. Он поднял слегка ногу, тряхнул ею, а потом начав приседать, чтобы, наконец смахнуть это безобразие рукой, не удержал равновесие и, звякнув шпорой, большими шагами попятился назад, и с силой влетел в стоящее у стены кресло. «Однако повезло! – подумал он, - кресла на месте поставлены». Он огляделся по сторонам, не видал ли кто его столь нелепого положения, и медленно встав, снова осмотрелся вокруг, представляя себе, как он падал, ухмыльнулся и вышел на крыльцо. Немного подождав и пройдя вдоль крыльца пару шагов туда и обратно, негромко и с ленцой позвал:
- Гаврила-а.
Ответа Павел Николаевич не услышал и подумал, не устанет ли он, пока дозовется Гаврилу. Где его вечно носит, когда он барину нужен немедля.
- Гарила-а, - позвал он также во второй раз.