Висельники

 Висельники.

Посреди площади у храма на свежесрубленном помосте на фоне серого хмурого неба зловеще чернели три высокие виселицы. Ранним утром здесь никого еще не было, кроме двух оборванцев, сгорбленного старика с посохом и озорного мальчонки с котомкой за спиной. И повешенных. Порывистый осенний ветер слегка качал их крупные остывшие тела. Казненные были похожи друг на друга, все в богатой одежде, со все еще суровыми гордыми лицами, впрочем уже основательно попорченными вороньем.
Мальчонка проворно вскарабкался на помост и подпрыгнул, пытаясь дотянуться до красивых сапог того, что висел чуть пониже других. Не достал. Попрыгал еще и досадливо обернулся к деду:
- Шибко высоко, не достать. А жалко, добрые сапоги-то! И чего их оставили?
- Слазь, паршивец! Неровен час, нас бы самих не вздернули… - старик опасливо озирался. – Не вишь, не простых людей сказнили…
Мальчонка так же споро спрыгнул вниз и внимательней присмотрелся к мертвякам.
- Ага, я таких платьев и не видал никогда. Бояре, что ль?
- Бери выше, Емелька. Кто у нас на Руси носит красные сапоги, те, что ты по своему скудоумию собирался давеча стащить?
Малец ахнул и вытаращил голубые светлые глаза:
- Князь?!! Дак ведь того, Горбыля, князей-то не вешают! Кто ж их повесит? На то они и князья, они сами кого хошь повесят, деда. Да просто разрубят мечом, рраз, и наполы!
- Так то оно так… Да на все видать воля Божья. Вишь как оно вышло. Да мал ты еще…
- Деда, а кто они, Рюриковичи?
- Ну а кто ж, других у нас отродясь не водилось. Черниговские они, Ольговичи, родные братья, из одного гнезда.
Емелька стоял разинув рот и заворожено смотрел на казненных, будто только их увидел.
Не отрывая взгляда прошептал:
- За что ж их, Горбыля?
Старик еще больше заозирался, и пригнувшись, тоже прошептал:
- Галича искали… Да видать не осилили, соколы, коль на веревках качаются…
- Кто же? Кто их повесил, деда? Можа угры или ляхи? Али другие какие князья?
Горбыля ухватил Емельку за руку и торопливо потащил прочь.
- Пойдем, малец, от греха подале… Да не угры и не ляхи. И не князья. Великие бояре галицкие, Кормильчичи, Молибоговичи и прочие, вот кто! Иные из них богаче князьев будут, дружины свои имеют, города. Сила у них. Вот и не хотят в княжьей воле ходить. Сами собой хотят княжить… Да ты про то забудь, не наше то, смердье, дело.
И еще долго виселицы жалобно скрипели под порывами ветра, и их противный скрип сливаясь с завыванием промозглого ветра, казался страшной заупокойной песней на тризне мертвых князей.

Единственный на Руси беспрецедентный случай публичной казни князей из правящей династии Рюриковичей боярами имел место в Галиче в сентябре 1211 года. Черниговские князья Роман, Владимир, Ростислав и Святослав Игоревичи (сыновья знаменитого героя «Слова о полку Игореве») пытались в начале XIII века овладеть Галицко-Волынским княжеством. Местное исключительно могущественное боярство (сравнимое разве что с новгородским) занимало постоянную изменническую позицию между претендентами (Волынские, Киевские, Черниговские князья, Венгрия и Польша), стремясь, таким образом к собственной независимости и самовластию. Игоревичи летом 1211 года устроили расправу над ними, перебив, по словам летописи, до 500 бояр. Избежавшие казни бояре призвали на Галицкий стол волынских князей Романовичей и венгров. В сражении у Звенигорода черниговские князья и союзные им половцы потерпели поражение и трое Игоревичей Роман, Ростислав и Святослав попали в плен. Галицкие бояре, именовавшиеся не иначе как великие, вытребовали их у венгров и публично казнили, чего не случалось ни до, ни после, лишний раз подтвердив свое, повторимся, исключительное для Руси могущество.