Как я пишу

4 Как я пишу

Когда я пишу, я выпадаю из окна…
Выпадаю из темного дома в солнечный день, и как правило в цветущий лес.
Конечно же, все это иносказательно.
На самом деле я продолжаю сидеть за столом и писать Драгоценное. Но это так здорово, выпасть!
Все остальное время, лишь приготовления.
Все, что я испытываю в своей судьбе: все мои переживания, скупые улыбки и тихие депрессии (где-то внутри себя), сомнения и поиски смысла жизни (глупейшее занятие), - все-все лишь приготовления и примеривания к тому, чтобы снова вывалится из окна очевидности в подкупающую радость нереального.
Вот поэтому, когда я пишу, я выпадаю.
А все началось с обычного зимнего дня. В тот вечер вьюга на пару с метелью, танцевала вальс по улицам поселка. Колючие шелка снега хлестко били по стенам домов, и на высокой ноте подвывал ветер. Январь перевалил за середину. И не смотря на разгар зимы, душе тосковалось по зелени лугов и симфонической разноголосице лета.
Я сидела у окна и писала стихи.
Как вдруг окно раскрылось, и на подоконник влез,- как бы вы думали кто?- Сатир! Да-да! Сатир с мохнатыми бедрами, копытами вместо ног, рожками в белесых кудрях и хвостом, который постоянно накручивался на руку, как змея, только с мохнатой кисточкой на конце.
Но сильнее всего меня удивило не наличие ухмыляющегося и довольного Сатира (еще бы, удивил девочку, она сидит вытаращив глазищи, и рот никак закрыть не может), нет! За открытым окном гудело цветущее лето! Настоящий праздник! Сияло ослепительное солнце, звенели пчелы и вся та радостная разноголосица, о которой я писала выше.
Снежная метель нещадно лупит мой дом, а у меня за окном – лето! Да еще ухмыляющийся Сатир с цветочком в зубах. Он словно прорисовался нитями света, принеся с собой незнакомый мне аромат южных стран.
Не знаю сколько бы еще я пребывала в ступоре (как говорит один мой знакомый «раззявив хлебало»), но Сатиру видно надоело сидеть. Он поднялся с подоконника и спрыгнул в мою комнату. До всего дотрагивался, короткими пальцами рук перебрал корешки книг и тетрадей. Процокал до полки с фотографиями, задержал взгляд на фото с Драгоценной Музой. Неодобрительно покачал кучерявой головой.
Пока он путешествовал по комнате, я тихонько, как мышь, взобралась на стол и подползла к краю подоконника. Глаза, нос и уши меня не обманывали. Лето! С цветами, травой, чистым небом и даже комарами. Но пока я переживала восторг по этому поводу, сзади подошел Сатир и хлопнул меня по деликатному месту ниже пояса. Взвизгнув от неожиданности, я вывалилась из окна в копну душицы…
Сатир расхохотался, подкинул меня пару раз в воздух и посадил себе на шею. Пока я соображала, что выпав из окна превратилась в пятилетнюю девочку, мой похититель, со скоростью небитого запорожца, нес меня через лес к винограднику.
А надо сказать, я никогда не видела настоящего виноградника, разве что по телевизору.
Живя в глубокой тайге, я все время мечтаю о невозможном. О том, что ужасно хочется облазить горы – например, Гималаи, и щелкнуть Сфинкса по разбитому носу; искупаться в голубой лагуне, испугав бледностью местных папуасов и любоваться звездами на дне каньона; взобраться на вершину пирамиды Хеопса и проораться от восторга на всю оставшуюся жизнь.
А тут виноградник! Я плакала и смеялась, плюхалась лицом в листья и жадно втягивала пьянящий аромат. Сатир одобрительно улыбался и кормил меня крупными ягодами. А потом, мы гуляли по межам и пели песни:
Раз мимо в желтых башмаках,
Том из трактира шел.
- Эй, тролль, что у тебя в руках,
Откуда взял масол…
И меня совсем не удивляло, откуда это Сатир – житель южных стран, знает хоббитские песни.


Когда я проснулась за столом, было далеко за полночь. За окном завывала метель. Разгоняя мрак, горела лампа. Я долго не могла привыкнуть к окружавшему меня миру. Сон, похожий на явь, сладкое наваждение, в которое я выпала, все еще билось в груди и опадало виноградными листьями в моих глазах.
Правая рука с ручкой между пальцев, что-то прижимала к столу. Я приоткрыла ладонь, а под ней лежали три изумрудные виноградины, как три орешка для Золушки.