Иллюзия. Попытка понять

- Знаешь, что самое смешное?- он не только увидел, но и кожей ощутил, как она почему-то покраснела.
- Что?
- Я по тебе соскучилась. Правда, смешно? – она затаила дыхание, пока он молчал. Он молчал долго. Она посмотрела на него с трудом, а он все молчал. Она прокляла свою настойчивость, свое смущение, и прокляла его, такого непробиваемого, такого толстокожего. Он молчал.- Ладно, я все понимаю.
- Вот и хорошо, лапуль. – ей стало совсем жарко, а потом ее зазнобило, и захотелось рвануть с места куда подальше, подальше от него, от этого чертового кафе, и от себя, идиотки. Но ведь она не маленькая девочка. Уже. И надо принимать жизнь такой, какая она есть. Со всеми отказами и неудачами. – Я на самом деле тебе очень благодарен…за друж…- она вскинула голову и посмотрела ему в глаза, в его такие красивые глаза с длинными ресницами, и такие безразличные к ней.
- У тебя есть девушка?
- Да.
- Ну что ж… - Этого следовало ожидать.
- Вернее, у меня не одна девушка. – Он спокойно продолжил, несмотря на неловкость свою и ситуации. - Понимаешь ли, у меня нет намерения, заводить серьезные отношения с кем бы то ни было. И меня это устраивает. – Она почувствовала что-то страшное в сердце, страшную холодную пустоту, которую не испытывала уже много лет. Ощущение, что тебя предали. - Ты очень хороший человечек, и врать тебе нехорошо. – Он собрался с мыслями и продолжил. - Мне очень, очень комфортно жить так, как я живу. И ты знаешь, что я живу с родителями. Не зря. – Он смолк. Догадывайся сама, как умеешь.
И она поняла. Это удобно. Ведь, на самом деле он мог позволить себе не только отдельную квартирку. Он мог позволить себе отдельную усадьбу в любой части света. А ведь так удобно оправдываться отсутствием жилья и денег, чтобы не влюблять в себя девушек, польстившихся на эти самые блестящие глаза с длинными ресницами, густые с ранней сединкой волосы, на с ума сводящий голос и все остальное, что прилагалось к голосу. Она поняла, только теперь поняла, что ей повстречался самый настоящий холостяк, обожающий свое «холостяцтво» и страшащийся любых перемен, ведущих к семейным узам. Боже, я ему совсем не нужна! Вот что самое обидное. А ведь так было приятно думать, что я ему нравлюсь, причем обстоятельно так нравлюсь, неторопливо, как и подобает серьезному человеку.
- Я думала, что неправильно тебя поняла, я думала, ты встречаешься с кем-то серьезно, то есть что у тебя есть любимая девушка. – Она решилась еще раз посмотреть на него. И он не успел спрятать тот самый взгляд, который она обычно не успевала заметить.
- Нет у меня любимой девушки, и кажется, я прояснил ситуацию. Надеюсь, ты не в обиде на меня. По крайней мере, постарайся понять и простить. Ладно?
Год назад она обиделась на него из-за какой-то пустяковой фразы, которая сорвалась у него в самый неподходящий момент. И она разозлилась настолько, что хранила молчание около трех недель, и когда в очередной раз читала коротенькое письмо от него в электронной почте, не удержалась от удовольствия съязвить. И он понял, что она обиделась. И написал громадное покаянное письмо, где обстоятельно описал тот сумасшедший день, когда он делал десять дел одновременно, и еще пытался проявить радость по поводу ее неожиданного приезда.
«И я его простила, потому что невозможно было сердиться на него. Я ведь тогда его не любила. Совсем не любила и даже не думала».
- Меня вполне устраивает та жизнь, которую я веду, и тот тип девушек, с которыми я встречаюсь. – Она словно очнулась.
- Тебе нравятся блондинка? – и именно в этот момент ему надо было отпить чаю. И подавиться. – Ну, ты же сам сказал «тот тип девушек»? Если я, брюнетка, тебе не нравлюсь, значит, тебе нравятся блондинка? Так?
«Я только пытаюсь понять почему «нет». И он мне не помогает это понять. Что за привычка, постоянно уходить от ответа, заставлять гадать, угадывать, домысливать, а потом раздражаться за неправильно домысленное».
- Я имел в виду другое. – И он снова замолчал, с ужасом наблюдая, как до нее доходит смысл сказанного им. – Давай не будем больше портить друг другу настроение. Ты отличный человек, ты умница, красавица, обаятельнейший человечек, и мне не хотелось бы делать тебе больно. А тебе будет больно, если я по глупости закручу с тобой романчик. Ты достойна большего, чем банальный…- он удержал слово в последнюю минуту. «Достаточно объяснений. Она же не маленькая и сама поймет, что я имею в виду».
- Маш, я серьезно. Тебе, конечно же, сейчас очень неприятно слушать то, что я говорю. Но если ты согласна, я хотел бы оставить наши отношения на том, уровне, на котором они были все это время.
- Дружба…- тихо сказала она.
- Да, дружба. И помнишь, как ты боялась реальной встречи? - он старался тщательно подбирать слова.
- А помнишь, как ты осторожничал тогда? - еще бы ему не осторожничать. Чуть что. Так смолкал сразу. Как сейчас.
- Помню, потому что ты очень хороший человечек, а я знаю жизнь. И не хочу ломать твою. Ты слишком мне дорога, чтобы потерять тебе из-за банального … - она вскинула глаза на него, и тут же спохватился.
- Спасибо.
- Не надо, Маш. Ты же все понимаешь. Я горд твоим отношением ко мне, но я его не заслуживаю. Честно. Давай просто оставим все как есть. Я понимаю, что легко не будет, но я не хочу терять такого друга. Подружек мне и так хватает. А ты мой друг. – Он судорожно опорожнил чашку с остывшим чаем, и пожалел, что не курит. Это было бы естественно схватиться за сигарету и отвлечься.
- Ладно. – И тут зазвонил телефон, и он не успел спросить, с чем именно она согласна. - Да, мы тут. А вы где? – она оглянулась, - вижу. Сейчас выйдем. Ленка с Ванюшкой приехали. Пошли? – она встала, взяла сумку и солнечные очки. Он расплатился с официантом, и с облегчением нацепил свои очки.
 Они ехали довольно долго. Ленка как обычно трещала не останавливаясь, а Ванюшка похохатывал. Тоже как обычно. Вроде никто ничего не заметил. Она всю дорогу сидела молча, сложив руки на коленях. Изредка шевелилась, чтобы закурить сигарету. Всю дорогу она не снимала очков. И упорно не смотрела в его сторону. А ему так хотелось увидеть ее лицо. Такое расстроенное, такое любимое… «И все-таки я мудак», подумалось ему. «И все равно я ничего не могу изменить. Это надо было сделать. Для нее же. Ради ее пользы. Ради нее». Ленка что-то тараторила, и он поймал себя на мысли, что завидует Ванюшке. Для них все так просто. Причем, он сам все усложнил, и теперь не знает, как выпутаться из всего этого. Он смотрел в окно, а за стеклом мелькали сельские пейзажи, роскошные виллы, леса и полянки. Ленка громко восхищалась красотами природы, а Ванька предвкушал предстоящий шашлык и три дня, свободных от работы, рутины, надоевших лиц.
 Все были на месте. И радостно махали им кто с балкона, кто с порога, а кто и вовсе выбежал их встречать.
- О, как здорово, ребята. – Ваньку почти вытащили из машины – Ленк, подь сюда, девочки откормите ее, а то отощала. Того и гляди разлюблю.
- Я тебе разлюблю. - Пригрозила Ленка, - только посмей. – Ванька закружил Ленку в воздухе, и вся толпа мигом унеслась в дом.
- Ты идешь? – она все еще сидела в машине, не двигаясь.
- Я посижу тут немного, ладно? – он вернулся к машине, открыл дверцу с ее стороны и присел на корточки. Она сидела, опустив голову, а из-под темных почти черных стекол по лицу текли слезы.
- Маш, посмотри на меня. - Она покачала головой. – Маш, посмотри на меня.
- Мне нужна одна минута. Все хорошо, просто не хочу, чтобы ребята что-то заметили. – Волосы прикрыли ее щеку.
- Маша… - он взял ее за руку. – Маш, прости меня а? Жизнь такая сложная штука… - он мысленно обругал себя. Большей банальности он не мог вспомнить. Он слегка погладил ее руку. Такая маленькая рука, такие маленькие пальчики. Сейчас руки были слабыми, беззащитными, обиженными. Обычно она отвечала на его прикосновения и поглаживание руки щипком. Это заменяло им дружески проявления симпатии. Но сейчас руки были обижены на него. Ему стало очень обидно и больно. Он наклонил голову, и прижался губами к ее руке. В голове, будто что-то зазвенело, зашипело, как таблетка аспирина в воде, и потом что-то тренькнуло. Ее пальцы дрогнули, как и его сердце. Он прижался лицом к ее ладони, и пальчики слегка коснулись его глаз. Слегка, как бы извиняясь, как бы раскаиваясь в том, в чем не было их вины. Он увидел пульсацию на запястье, поцеловал бьющуюся жилку, и больше не мог сдерживать ни себя, ни ее.
Он перевел дыхание, и снова потянулся к ней. К ее губам, ее глазам, волосам, всему тому, без чего он вот уже год не мог жить.
- Почему?- она плакала, не сдерживаясь. Слезы непрерывно текли по ее лицу, смешивались с его поцелуями. – Почему, почему?
- Не спрашивай, только не спрашивай. – Он торопился ее целовать, вцеловывать ее в себя, чтобы только она перестала рассуждать, думать о его поведении, о себе. – Только люби меня.
- Я тебя люблю. – Едва слышно прошептала она. – Я люблю тебя, понимаешь? – уже громче повторила она, боясь, что он не услышит, не поймет.
- Я знаю, Машуль, я знаю. И я тебя люблю, слышишь? – Ноги затекли до полного онемения, он не мог встать, но в любом случае ему пришлось бы отпустить ее.
 Она смотрела на него с ужасом. Вот так просто он признался, что любит ее, и знает, что она его любит. А как же… и тут она окончательно поняла, что все плохое закончилось. Все. Свершилось. Ее любит именно тот, кому надо ее любить. - Мне все-таки придется отпустить тебя. – Она снова похолодела. – Иначе я сейчас свалюсь прямо в грязь. Ноги не держат. – Он со стоном встал, поплясал на месте. Потом повел плечами, в спине что-то страшно хрустнуло. – Так. Что теперь? - она сидела в машине и не шевелилась.
- Я не знаю.
- А я знаю. – Он силком вытащил ее из машины, пересадил на переднее сидение, обошел машину и сел.
- Что ты делаешь?
- Уехать собираюсь отсюда. Ты хочешь остаться? – он вынул ключ зажигания.
- Нет, нет! – он улыбнулся.
- Ну вот. Поехали отсюда.
Он остановил машину у светофора, потом свернул в маленький переулок и остановился.
Всю дорогу из пригорода он гнал машину как ненормальный. Она боялась ужасно, но не решалась ему сказать. И вообще боялась посмотреть на него. Боялась его глаз, его улыбки, его сопения. А он просто вел машину на страшной скорости, как будто гнался за кем-то. Или уходил от погони. И только один раз, на разъезде, стоя в очереди машин ожидая прохода поезда, он повернулся к ней, внимательно посмотрел на нее. Очень серьезно, молча смотрел на нее. Потом наклонился к ней очень медленно, и поцеловал ее в губы, как будто заклеил ей рот и запретил всем вопросам и сомнениям появляться на свет.
- Выходи. – Он помог ей выйти из машины, открыл массивные двери и вошел первым. – Не отставай. – Она замешкалась, и он схватил ее за руку.
- Где мы?
- Дома.
- У кого?
- У меня, то есть, у нас.
- Ты же живешь в другом месте. – Лифт соизволил прибыть, из него вышла дородная дама, широко улыбнувшаяся ему.
- Добрый вечер, молодые люди.
- Добрый вечер, Элеонора Витальевна. – Он оттеснил Элеонору Витальевну, и затолкал Машу в лифт.
Черная земля. По ней раскиданы листья от желтого до бурого. Серые асфальтовые дорожки мелькают в глазах. Хочется спрятаться. Мокрые вороны ошалело пытаются увернуться от голо-костлявых деревьев. И это вид из моего окна… Великолепно
Невероятные мысли проскакивали со скоростью арбы, запряженной черепашками. Он успевал разглядеть каждую мысль в подробностях и мельчайших деталях, еще раз убеждаясь в собственной гениальности. Как просто, как просто, как гениально просто….
- И?
Как просто, как просто…
- Ты меня слышишь?
- Что? Конечно, слышу.
- Что я сказала?
- Ты спросила мое мнение по поводу…. По поводу…
- Ну?
- Слушай, остань, а? Меня и так колотит.
Двери хлопнули, где-то что-то зазвенело-задрожало. Ну и ладно, ну и ладно. Надо подумать, а чтобы подумать, надо остаться одному в тишине, главное, остаться одному. Осталось, самое меньшее, два дня. Надо прожить эти два дня и…
- Телефон!.
Вот надо только потерпеть и…
- Ты все еще любишь меня? – он, удивленно или надеясь, смотрел на нее. Она прислушалась к своим ощущениям. Вроде, ощущения приятные. Потом присмотрелась к мыслям. Тоже вроде ничего. Сердце послушала. Стучит. Взволнованнее обычного.- Ну, если я, в день несколько раз внезапно думаю о тебе, то, наверное, да.
- Ну, тогда, пошли?
- Пошли.