До следующей остановки

Она держится за поручень правой рукой, в левой болтается рюкзак. Я обтираю курткой надпись «Не прислоняться», свой рюкзак болтаю обеими руками. Он правой рукой иногда касается ее левой, а своей левой – моей правой. Все представилось? Тогда закройте глаза и повторите.

 Ладно, помогаю. Она держится за поручень правой рукой и вполоборота, с левого скоса головы смотрит на него, иногда (через палку поручня) - на меня, взгляд – подтип «найди десять различий на картинках». Он - с правого бока- на нее, предвлюбленно, с напряжением, прямо- на меня, взгляд – подтип «мамочка, я еще десять минут поиграю во дворе, еще не темно». Я – слева - на нее, прямо – на него. Все запомнилось?

Хорошо, еще раз. Но последний. Вот мой брат, двадцать четыре. Едет с работы домой, ноги расставлены, руки обрисовывают слова. Когда на словаруки не слушамотрят, правая отвлекается от речи и чуть-чуть задевает ее левую руку (молчаливую – в ней ведь рюкзак), а левая теребит мою правую. Вот не-его -девушка, двадцать один. Правая рука неловко держится за поручень. Едет с работы (той же) не-к-нему-домой. Вот я, скоро двадцать два. Просто еду.

 Запутано, понимаю. Сейчас попробую с другого конца. Ему двадцать четыре, он едет в метро. А когда ему было четыре, он бежал по дорожке, а за ним бежала собака. Она лаяла, он плакал. Она громче лаяла, он быстрее бежал. Не успел, укусила. Сейчас мы вместе едем в метро.

- Лелька - моя старшая сестра. У нас просто разница небольшая.
- Да, иногда мы даже разыгрываем кого-нибудь и говорим наоборот: что я младше.

Не-его-девушка смаргивает удивление, перелистывает картинки с его лица на мое - в поисках второго различия («мальчик – девочка», это было первое, очевидное, а «старше- младше» – уже труднее. Иногда мне кажется, я сама запутываюсь. В самом маленьком детстве я сомневалась даже насчет первого пункта. Помню, как на даче под вишнями попробовала писать стоя – все как он. Наверное, первое воспоминание о даче).

 Сейчас она едет с нами в метро, а когда ей было четыре, она испытала первый оргазм. По крайней мере, так она написала в форум на каком-то сайте. Но я сама не читала, он читал.

 Звонит мне и орет в трубку: «Она извращенка!!!!....Слушай: «статус: нижняя, предпочитаемые техники: бандаж, флагеляция, первый оргазм – в четыре года»… - и вдруг как заорет еще громче – НУ И ЧТО, А МЕНЯ В ТРИ БЫЛ, я точно помню!!». А у меня думается: «Не знаю, что там за бандаж, а вот ты, когда пьяный, рвешься собак насиловать и резать, я же не считаю тебя извращенцем». У него: «Но я же не пишу об этом в форум». У меня: «Ну и зря. Может, ко мне бы меньше приставал со своими идеями маниакальными». Но вслух об этом ни слова не сказали.

 Сейчас она едет с нами в метро, отпускает поручень – рука затекла. Я смотрю на эту руку, он смотрит на эту руку. Он чуть-чуть задевает меня локтем, но я и сама об этом же думаю: вдруг манжет куртки задерется над запястьем…а там – след от веревки…любимые техники: бандаж, флагеляция… Пока я - на ее рукав, она – на меня: «Старше? Младше? Кто из них издевается? Оба? В каких они отношениях?»
 - Сегодня ночью мы с мамой по всей квартире искали шприц, нужен был специальный, типа как инсулиновый, чтоб иголка совсем тоненькая, – снова рука на поручне. У него глаза совсем ощелились. А мне вдруг так весело и так легко, и так хочется с ней подружится.
- Кому-то поплохело?
- Да нет, не для медицинских целей, - засмеялась.

Тогда, когда он звонил (вчера, было три часа дня, мне срочно нужно было на работу), я подумала, что он уже проорался и отключилась. Через минуту опять звонит:
-Я видел фотки на этом сайте, ты знаешь, в какие места они втыкают друг другу иголки??? Нет, ты понимаешь, это была ЕДИНСТВЕННАЯ нормальная девушка, с которой я мог просто поговорить обо всем, пойти куда-нибудь, с ней ИНТЕРЕСНО, понимаешь???? Она меня понимает всегда, с полуслова. И ГЛАВНОЕ, Я ДУМАЛ, И Я ЕЕ ПОНИМАЮ.
-Слушай, в этих клубах взрослые люди, они договариваются обо всем заранее, это же не насилие. Да в конце концов - чем бы дитя не тешилось…В голове заканчивается: лишь бы в белой горячке не носилось по двору за болонкой с криком: «Вы..у во все дыры! Зубами разорву!» Он мысленно огрызнулся: «Это сто лет назад было, и я был совсем пьяный, а ты все вспоминаешь. Ты же знаешь, у меня это из детства, ненависть к собакам». У меня подумалось: «Откуда ты знаешь, что там у нее из детства? Может ее родители во младенчестве в одной ванне с живыми крокодилами купали?»

Тут он заорал с новой силой:
- И родителей ведь мы ее знаем, замечательные люди, интеллигентные, ну скажи, разве не так??? Святослав Александрыч с нашим отцом сто лет дружит…ВРОДЕ НОРМАЛЬНЫЕ родители, куда еще лучше, а О ЧЕМ они думают, когда она ездит к своему садисту???? (про «ее садиста» он прочитал на том же сайте: «статус: топ; предпочитаемые техники: бандаж, флагеляция; в клубе состоит: больше двух лет; сейчас партнер: есть»).

У меня свое строчится в голове: «Ну и что это за аргумент – дружит с нашим отцом?

А помнишь: лето, вечная дача, мне двенадцать, возвращаюсь с речки, пить хочется до изнеможения, нет сил тянуться за чашкой, прижимаюсь губами к трехлитровой банке компота, бабушка не увидит: мытарится в самом конце дачи со шлангами. На ковриках отпечатываются следы мокрых лап, между пальцами свербит песок. Пинаю дверь – вроде закрылась, быстрее, быстрее, стягиваю выгоревший купальник, липнет - куда вечно засовывают мои футболки? – боюсь не успеть, ты видел, как я открывала калитку, уже заходишь в домик, быстрее, не развязывается узелок лямок, быстрее, черт, нельзя бросать мокрое на подушку, вот уже водянистое пятно расплылось, и на полу такое же, под купальником все в песке, хоть полотенцем стряхнуть, не успею, ты зайдешь, ладно, так, натянуть хоть пижаму, да хоть дедову прокуренную рубашку, только бы не голой, когда ты толкнешь дверь, она не запирается изнутри, быстрее. Не успела.

А что наш отец? Он же не на даче. Он пишет книгу про этические нормы в разных религиях. Я не читала (я читаю этим летом «Войну и мир», но где про саму войну больше пол-абзаца, честно говоря, пропускаю), но, мне кажется, знаю про что это. Это про то, что любить ближнего своего– хорошо, но надо знать, как любить и какого ближнего, а то если всякого ближнего и неудержно, может и нехорошо. Тогда будет называться всякими словами, «прелюбодейство», «блуд», «адюльтер» или еще что-нибудь. Бывают спорные вопросы, а бывает, когда все религии на чем-нибудь соглашаются. Например, инцест – точно плохо, во всех религиях.
Папа допишет книгу и покажет своему другу, Святославу Алесандрычу (он же дядя Слава). Он художник и философ, играет в го, может с ходу сочинить японскую танку. Знает, как взять нож за лезвие и не порезаться, потому что детство провел в Чечне или потому что йогой занимался, или потому что боли не чувствует, - тут точно не помню, могу присочинить. Правда, что они с папой дружат сто лет, что у него тоже есть дача и что он тоже отвозит туда дочку, которая только чуть-чуть меня младше». Все это десять лет назад, а сейчас мы едем с ней в метро.

Мы едем в метро, она рассказывает (смотрит на меня, а говорит ему), зачем они с мамой вчера ночью искали иголку от инсулинового шприца.

- Просто домашнего задания по каллиграфии накопилась уйма, и надо было как раз сдавать шрифты тушью.

Я легко представляю, о чем она - один раз, когда мы с папой останавливались у дяди Славы, она показывала свои работы. Мотки желтоватой бумаги, на узких полосках - буквы, иероглифы. Где-то тарабарщина наплевана цветастыми красками, а где-то тонко-тонко прорисованы эстетические непонятности, черное на желтом – мне показалось, красотища. А еще у них вся семья увлекается японской литературой, и она тоже затрехстишивает походя разные мимолетности. Вчера, когда он позвонил и начал про то, что случайно нашел ее личную страничку на «сайте клуба извращенцев», моя первая мысль была: «Инициалы могли совпасть, не она, наверное. Или друзья постебались, и фотографии могли они разместить». Он тоже сначала так подумал. Третий раз звонит (второй оборвалось – деньги на телефоне кончились у него или у меня. На работу не пошла):
-Как я понял, что это точно она: под фотографиями стихотвореньица такие, в японском стиле.
-Скажи ей: увидел, мучаюсь: ты - не ты? Только не ори сразу про то, что ты там об этом думаешь. Просто поговори с ней. (Додумывается: с НЕЙ, А НЕ СО МНОЙ)
 – Как???? Мы каждый день вместе на работе, позавчера в кино ходили. Мы ВСЕ ВРЕМЯ говорим. Обо всем: о жизни, о работе, о ветках за окном, о снеге, о том, какое все дерьмо, о сексе даже, но об этом не…
- сам говорил, что с ней легко, потому что все понимает без слов, просто мысли читает (Додумывается: а разве с тобой можно по-другому? Он в ответ орет телепатически: Это все от тебя. Я НЕ СУМАСШЕДШИЙ!! Я могу словами тоже). Вслух:
- Ладно, поговорю с ней завтра, спрошу. На работе увидимся. А вечером домой вместе поедем, нам по одной ветке. Если она опять не поедет к своему ублюдку- садисту.


Я думала, он никогда не положит трубку. Это было вчера, сейчас мы вместе едем в метро. Она вдруг снимает правую руку с поручня и делает шажок к выходу, разрушая равностороннесть нашего треугольника. В формуле его равностороннести заложена еще и формула какого-то взрывчатого вещества. И взрывается.

-Мне надо, честно. Обещала сегодня отвезти один заказ. Это на Бабушкинской. На другую ветку. Правда, надо.

Он совсем сощурил глаза, только кажется, что смотрит в ее сторону – он ее не видит, это точно. Мне хочется быстро зажать его руки в свои – вдруг подумалось, он сейчас ее ударит. Флагеляция начнется без всякого бандажа.
Она быстро оглядывается, хочет хоть полкивка на дорогу, ей страшно. Вдруг становится легко приклеить к ней не клеившиеся до этого дурацкие слова: «статус- рабыня, хозяин – есть». А еще представляется, как она, совсем маленькая, бежит по дорожке, а за ней гонится собака, вот-вот тяпнет. А еще - вязкие пальцы стаскивают купальник, натягивают футболку на сырое, в песке тело, а за спиной пинком открывается дверь. Я знаю, как ей сейчас страшно, как страшно оправдываться перед одним, что идешь к другому, как выбираешь этого другого и почему именно такого. Выбираешь не ты, а твои ноги, которые все еще спасают тебя от собаки, и твои пальцы, которые все натягивают футболку на тело в мурашках. Я знаю, потому что я сама так выбираю, и тот, с кем я встречаюсь сейчас, так же выбран. Об этом не знает только мой брат, которому нужны нормальная девушка, нормальные родители и нормальная сестра. А пока мы все вместе едем в метро. Последнюю станцию. Сейчас она выходит, и мы остаемся вдвоем.