Жажда

И опять буду слышать перестук колес, опять будут тамбурные разговоры о жизни. Чай с дрожащими ложками, плач разгоряченных подстаканников.
Вечно – один путь, всегда срочный и безотлагательный. Никогда не задерживаясь в одном месте, не успев привыкнуть к грязным шторам и комарам, размазанным по освещенной стенке, как перед глазами встают еще более испачканные занавески.
И всегда в вагоне один, в купе один.
К соседям постучишься – не открывают.
И рельсы, реки, горячий асфальт с расплавленным битумом, к которому прилипают ноги.
Обязательно – бутылка воды, и в жару – лить себе на голову, а не пить. И в томном забытьи, с мокрой головой закатывать глаза, уходить глубоко в себя под мерное стрекотание кузнечика, укутавшись в дежурный плед. Кузнечики создают фон собственных мыслей. Чем сильней жжет солнце – тем громче они стрекочут. Где-то на грани сознания создается образ этого шума – большой, взаимно проникающий, личные переживания исчезают, уступая место зною.
Спина болит то от скрипучего дивана, то от раскладушки.
По ночам звезды ярче фонарей.
Кошка на балконе с поднятыми от недоумения бровями.
Минуя утро, начинается гудящий день, рокот машин, сон, прерываемый утренней сводкой новостей. Там не окончилась война – в области кухни. Страшно туда идти, хотя солнце палит во всю, и забытая ночью брошюрка «Об истории Древнего Мира» листает свои страницы на столе.
Пятна от чая на скатерти, и чей-то смех, прижатый куском черного хлеба. Звон детских голосов. Крики на рынке. Не хочется меда, но никто не продает черники.
А в монастыре пахнет ладаном, монахи ходят мимо, напевая, ты для них - прозрачный студенистый субъект…
Солнце в глаза...
Жажда...



23 августа 1996