Малюсенький коммунистик

Одна моя сотрудница, Наташа, была очень маленького роста. Но не просто маленького, а болезненно маленького. Притом, что меня не назовешь гигантом (ну, разве что мысли и... ладно... нечего хихикать), я сидя был выше, чем она стоя.
Она имела обыкновение зайти ко мне в кабинет, и не сесть за стол, а зайти за стол, стать рядом со мной.
Я воспринимал это, как то, что она маленькая, а рядышком со мной, сидячим, ей комфортнее.
Но такая "близость" была мне не приятна. Я придумал: я рядом с собой ставил стул спинкой к посетителю. Для того чтобы никто не сел, я на сидение клал какую-нибудь книгу или папку.
Она в очередной раз пришла ко мне в кабинет... оп... подойти нельзя... Она села, как все, за приставочку.
Я взял у нее документы, и начал читать.
Вдруг, вижу (третьим глазом), а она ногтем мизинца шкрябает себя над ухом, потом рассматривает вычуханное, и, вставив ноготь большого пальца под ноготь мизинца, выстреливает это в космос!
Перехватило дыхание!
Я пригласил к себе ее начальницу, и попросил не пускать ко мне эту Наташу. С начальницей у меня были очень доверительные отношения, поэтому я ей рассказал, почему я не хочу, чтобы ко мне заходила Наташа...
Начальница, конечно, тут же рассказала мне, что у этой Наташи на голове какие-то лишаи, и она постоянно их чешет...
Наташа была членом партии. Самый малюсенький коммунистик в мире.
Судьба ее была немедленно решена.
В библиотеке работала девочка, которая вечно мне перепутывала книги. Утром у меня на столе вместо заказанного "Отчета ЦСУ за 1982 год", могла лежать стопка журналов... "Бухгалтерский учет" за 1978 год.
В штатное расписание Библиотеки была введена должность Заведующей, с парторгом выпита бутылка Кальвадоса, и Наташа заняла почетное место Заведующей.
Но тут я просчитался. Муки мои продолжились с еще большей силой!
Наташа была добросовестной! Каждый мой заказ на литературу она сопровождала приходом ко мне ... лично! Уточняла!
Мало того, она еще приходила на еженедельные оперативки к Генеральному! Она ж теперь была Руководителем подразделения! Наверно, не трудно догадаться, где она садилась во время оперативки... Да, да, да! Она пристраивалась обязательно около меня.
Вообще, я заметил, что большинство людей почему-то хотят вызвать у меня тошноту умышленно! Вот идет человек, который в жизни не сморкался... Поравнявшись со мной... Да! Он громко дует в ноздрю! И его поганые сопли пулей летят мимо меня, заставляя присесть...
Стоит мне пройти еще несколько шагов в толпе, как кто-то впервые в жизни отхаркивает... или икает, Наконец, отрыгивает. Переел, гад!
Ну, сделай это через минутку! Нет! Он хочет рядом со мной! Как бы угощает!
От Наташи я избавился только, когда уехал в Израиль.
А потом, однажды бродя по городу (это мое любимое занятие – ничего неделание), я увидел ее в парке, перед Университетом. Она полулежала на скамейке. И спала. Такая маленькая-маленькая, такая жалкая-жалкая. Бледное сморщенное личико, махонькие ножки, не выступавшие за край бульварной скамейки поперек, рваные малюсенькие туфельки и старая хозяйственная сумка, из которой торчали, собранные где-то бутылки…
Ни работы, ни еды, ни одежды, ни… её любимой партии не было.
Я дождался, когда она проснется. Разбудить побоялся. Она проснулась через полчаса. Увидев меня, она обрадовалась, кинулась на меня с поцелуями и слезами.
В парке Шевченко только построили дорогущее кафе. Я привел ее туда, накормил, но пожалел о том, что пригласил ее в такое дорогое кафе: нельзя бедному человеку давать отбивную, стоимостью в три его пенсии... Это приносит ему только страдание.
Потом я предложил ей работать у меня. Подбирать литературу. Просто так она бы денег, наверно, не взяла. Моя Настенька давала ей задания, и каждый месяц платила ей «зарплату» - 50 долларов. Настенька хотела приспособить ее к звездно-астрологическим делам, но малюсенькое сердце большой малюсенькой коммунистки не принимало опиума…
Несколько лет она таким образом работала у меня «библиотекарем», а потом, вдруг, исчезла… А у меня ни адреса, ни телефона, ни… желания ее искать.