Слова

К 8-му марта, наверное, хотя это не планировалось.
***

Год назад я сделал великое открытие.
Я научился произносить три волшебных слова. Тогда, год назад, в обычный-обычный день, мой самый близкий и родной человек - жена – так засияла и засветилась, услышав эти слова… это было волшебство! Я ее люблю. Очень. А ей хотелось не только об этом знать, но и слышать.
Изобрел велосипед? Да.
И у меня появилась цель - делать женщин счастливыми. Знаю-знаю – наивно и глупо, но… Я не пытаюсь подарить им весь мир, нет; просто проходя мимо, будто невзначай даю им кусочек счастья - маленький, но прямо в ладошку.
Это просто. Я проверил.

Галина. Главбух. Стервозная истеричная старая дева. Она приходит на работу первой и уходит последней. Никогда не улыбается. Имеет право орать даже на шефа. У нее феноменальная память, потрясающая работоспособность и железная логика. Умная. Вкалывая с утра и до вечера, пытается заполнить пустоту вокруг себя. Очерствела. Никому не верит. Никогда не жалуется.
- Галина Николаевна, я вас люблю.
- Идите к черту!
Я ухожу, но краем глаза вижу неожиданный румянец и нервную руку, поправляющую волосы.

Таня. Несколько лет назад выгнала непутевого мужа и теперь в одиночку сражается за моральный облик сына. Сын явно пошел в папу. Я слышу, как она кричит на него по телефону, а потом уходит в курилку, где дым щиплет глаза. До слез. Она кормит и одевает своего оболтуса, покупает ему мобильник и плеер и копит на взятку для поступления в институт. Худая. Измученная. Давно махнувшая на себя рукой.
- Танечка, я тебя люблю.
- Угу, уже любил один такой.
Но дым почему-то перестает щипать глаза, а уголки губ ползут вверх.

Две Наташи. Удивительное родство душ. Кто оригинал, а кто копия – неизвестно. Ощущение, что где-то есть завод, штампующий таких женщин. Обеим чуть за сорок, располневшие, замужние, по двое детей – мальчик и девочка. Все время жалуются – в основном друг другу – на мужей, на детей, на погоду, на объем бедер, на возраст, на здоровье, на усталость. На жизнь. Соревнование – у кого хуже. В обеденный перерыв трескают пирожные, а потом обсуждают новые диеты.
- Наташи, я вас люблю. Пална – тебя больше. А тебя, Михална – сильнее.
- Ой, ну ты скажешь! Кому мы нужны – старые калоши!
Я удаляюсь, а «калоши», заблестев глазами, вдруг перестают жаловаться на жизнь и звонко хохочут.

Ниночка. Маленькая и неприметная. Серое личико, блеклые волосики, тусклый голосок. Никому не интересна. Всегда сутулится, стараясь стать еще более незаметной – хотя куда уж больше! Когда вечером она произносит дежурное «до свидания», ловишь себя на желании поздороваться - целый день не виделись.
- Ниночка, я тебя люблю.
- Зачем вы меня обманываете?
Голосок срывается на шепот, глаза округляются, но меня не обманешь – я вижу, как расправляются тонкие плечи, как женственно поворачивается головка, как изгибается бровь.

Я еду домой. Стою в бесконечной московской пробке. Навстречу по тротуару идут люди. Не идут – бегут. Мне их жаль. Особенно женщин. И не потому, что я сижу в машине, а они топают на своих двоих, тут им можно позавидовать – они будут дома гораздо раньше, чем я. Просто я вижу их хмурые лица. Я узнаю их: вот главбух, вот серая мышка, вот пара вечно недовольных теток… И мне хочется – ах, как хочется! – выскочить из машины, подбежать к каждой и сказать:
- Я тебя люблю!