Часть пути

И помолись за нас обоих, Ветер…
Мист Одноглазая

***
Вечное Небо, за что?! Беззвучный вопль в пустоту, и в ответ - даже не тишина, а множество звуков, привычных до такой степени, что их уже и не замечаешь: гудение компьютера, бормотание телевизора в соседней комнате, скрежет ключа в замке (соседи пришли), далекое громыхание трамвая, и так до бесконечности. Тишины! Тишины хочу! Молчание трав под солнцем, молчание озерной воды под луной, молчание леса в сумерках, молчание лугов на рассвете. Шелест листьев, пение птиц, шорох сена, когда забираешься в стог, перешептывание камней под ногами. Тихое позвякивание колокольчика. Звон бубна, зовущий странника домой. Что угодно, лишь бы не лживое безмолвие притаившегося за окнами Города. Шум шагов: мать прошла на кухню. Потом обратно. Снова и снова. Раздражение мутными волнами поднимается внутри. Так и хочется сорвать его на ком-нибудь, наорать, нагрубить, нарваться на ссору… Тихо, Ученик, тихо. Никто не виноват, что день сегодня повышенной паршивости. Никто не виноват, что прозвище кажется горькой насмешкой, и цикл стихов не желает дописываться, и, как обычно, каникулы кажутся самым отвратительным временем в жизни.

Дотянуться до полки, взять в руки книгу. Книгу в простом зеленом переплете, без надписей и тиснения. Повалить по дороге фотографию Единственного и Недоступного, тихо выматериться сквозь зубы, раскрыть наугад книгу и зло ткнуть пальцем в строчку, не рассчитывая ни на что, кроме очередной гадости (несколькими часами ранее высыпанные на ладонь шарики гомеопатической серы образовали Эйваз, руну в целом не то чтобы неблагоприятную, но в общем контексте настроения не улучшавшую).

…чувство юмора делает человека самым обычным
однако
эта обычность в действительности самое необычное…
Да, чувство юмора и впрямь в последнее время отказывает и так и норовит уволиться по собственному желанию, без выходного пособия и объяснения причин. Делать-то что прикажете?

Она раздраженно поморщилась, вернула книгу на место, машинально поправила фотографию и, упершись подбородком в руки, тупо уставилась в монитор. Монитор нагло ухмылялся в лицо и полезные советы давать не желал. Болела голова, тикали часы, злость не желала уходить. Нет, надо что-то делать… Уехать бы за Город, в деревню на оставшиеся свободные две недели, одной, по лесу походить, посидеть у печки, глядя на живое пламя - глядишь, и исправилось бы что-нибудь. Ненадолго, месяца на два, потому что проблема на самом-то деле решаема только радикальными мерами. Все потому, что она - это она, и они - это они, а два нестыкуемых мировоззрения на ограниченной площади двухкомнатной квартиры - это и вовсе из рук вон, а тут еще люди из близкого но безвозвратно ушедшего прошлого, никак не желающие понять, что оно, это самое прошлое, и впрямь безвозвратно ушло. Звонят, хотят чего-то, и как объяснить, что за две недели человек может поменяться полностью, и то, что вчера казалось важным, сегодня уже - пыль на ветру… Ах, если бы не возраст. Если бы не семнадцать, а лет на пять побольше, если бы не первый семестр, а все десять за плечами, и хоть какая-нибудь работа; возможно, все было бы проще, хотя, скорее всего, это только так кажется.

Нет, на самом деле, конечно, все было не так страшно и не так плохо, и она это прекрасно понимала, только вот навалилось все сегодня. Город невыносимо давит на плечи, Зов тянет душу куда-нибудь подальше от благ прогресса и цивилизации, мать, которая вообще-то хорошая, но умеет быть совершенно невыносимой, никак не может поверить, что у человека могут быть намного более серьезные проблемы, чем два месяца не стриженая челка, а единственный, кто поймет, не пошлет к ближайшей нечисти и хоть как-то поддержит, куда-то делся, да так, что выяснить хоть что-нибудь о его местонахождении в этом Городе, который на самом деле большая коммуналка, не представляется возможным. Надеясь хоть как-то заглушить шум Города, она поставила диск Кипелова. Помогало плохо, но все лучше, чем ничего.

Злость, тоска и безнадежность, замкнутые в четырех стенах, росли и росли, грозя захлестнуть с головой и заставить совершать неконтролируемые поступки, которые потом не раз и не два отольются горючими слезами, заставив пожалеть о собственной импульсивности, тем более что "если действовать разумно, не горячиться, а проявлять хладнокровие, вы не только с честью разрешите ситуацию, но и получите заслуженную награду". К черту награду, нам бы ситуацию разрешить! Хоть как-нибудь. Символически плюнув на клавиатуру, она не стала тратить время на выключение компьютера, выскочила в коридор, натянула сапоги, дернула с вешалки пальто и вылетела за дверь, буркнув что-то вроде "пройдусь, проветрюсь" и чуть не забыв сигареты.

На улице было темно и холодно. Не лес, конечно, но тоже сойдет, благо народ в такое время в большинстве своем сидит по домам. Стоя у подъезда и щелкая зажигалкой, она вспомнила, что должен был зайти тот, кто Единственному и Недоступному в подметки не годился, но ввиду недоступности последнего был признан относительно достойным. Вспомнила и тут же забыла: ну зайдет, посидит с матерью на кухне, чаю выпьет. Переживет, словом. Зажигалка наконец согласилась вести себя достойно, она прикурила и пошла куда ноги вели.

***
Ноги вели прямо, потом не очень, потом и вовсе косо и остановились у пруда, предоставив хозяйке самой решать, куда двигаться дальше. Хозяйка постояла, посмотрела на снег, лавочки на том берегу, голые деревья, еле видные на темном небе. Закурила очередную (какую по счету?!) сигарету и решила пойти направо. Шла, курила. Разговаривала с деревьями, не особо вслушиваясь в тихие ответы. Деревья не обижались, шепча, что все рано или поздно пройдет, успокоится, перемелется, и вообще, что ни делается, все к лучшему. Она в общем-то и не сомневалась, только забывала иногда. Тишина в парке была почти правильной, не имеющей ничего общего с выжидающей тишиной Города, тишина наполняла душу, вымывала накопившуюся боль и усталость. Жизнь казалась вполне сносной, и если бы еще сигареты не кончились внезапно…

Покой и умиротворение были грубо нарушены здоровым смехом толпы парней, оккупировавших ближайшую лавочку, распивавших пиво, травивших анекдоты и вполне довольных жизнью. Она решила, что, действительно, все к лучшему, и компания эта тоже к лучшему.
- Мальчики, у вас сигаретки не… Костя! Вернулся!!
- Куда?
- Откуда! Где тебя носило?! Какие медитации?
- Какие медитации?
- Не знаю я, какие… Народ, дайте сигарету и налейте мне пива.

Сигарету дали (marlboro красный), пива налили (очаковское в пластиковых бутылках. Дрянь, зато много). Она уселась на спинку скамейки и погрузилась в блаженное молчание. Ей представили присутствующих (Дима, Паша, Вова, еще один Дима, Юра и еще кто-то, такой тихий, что она его не запомнила). Она вежливо кивнула, народ удовлетворился этим и продолжил отмечание профессионального праздника. Анекдоты, пошловатые шутки, истории из жизни и откровенная брехня. Второй Дима полез с поцелуями, был добродушно послан на все четыре стороны и даже не обиделся. Первый Дима расписывал, какой он несчастный, одинокий, как его никто не любит, не понимает и не жалеет, и косил хитрющим синим глазом. Паша предложил выпить за любовь, все выпили и переключились на истории о первой любви. Любовь эта у всех, естественно, оказалась трагической, даже Костя рассказал грустную-грустную историю, доведя всех до слез. Она внимательно слушала, сочувственно кивала и помалкивала, но рассказывать все-таки пришлось.

- Расскажу я вам, дети, сказочку. Страшную сказочку о девочке без души и без имени. Жила эта девочка в Москве, чем гордилась. Девочка любила свой город и все-то у нее было прекрасно: добрые родители, хорошие друзья, престижная школа. Но девочке чего-то не хватала, и решила она, что пора влюбиться. Естественно, она не подумала именно так, но тем не менее она влюбилась. Или решила, что влюбилась, какая, в сущности, разница? Объект воздыханий был старше на три года (девочке было четырнадцать, ему - семнадцать, девочка было в восьмом классе, он - в одиннадцатом), не слишком красив, но достаточно известен в узких кругах одной-единственной школы. Никто сейчас, даже сама девочка, не скажет, чем именно он ее заинтересовал. Может, проявилось девочкино чутье - за одним-одинственным исключением, она всегда безошибочно выбирала тех, кому нравилась. Этот парень уже потом признавался, что незадолго до девочкиного решения начал приглядываться к ней. Как бы там ни было, девочка воспользовалась случаем (День святого Валентина) и отправила своему возлюбленному письмо. Совершенно, кстати, не надеясь на взаимность. Но парень, тем не менее, нашел девочку (случайно, по почерку), сначала тоже написал ей, потом позвонил… Мальчик влюбился в девочку. А девочка, получив желаемое, уже не была так уверена в том, что ей это нужно. Была там еще и история о ревности и соперничестве, но и тут девочка выиграла. Даже не сражаясь и не подозревая о том, что мальчик нужен кому-то кроме нее. Девочка поставила мальчика под каблучок. Он делал все, что она хотела. А она принимала это как должное. Она вела себя так, будто мальчик вовсе не нужен ей, и совершенно не боялась, что он уйдет от нее. Девочка и впрямь крепко привязала его, кто знает, чем… Нет, девочка была вовсе не так уж плоха… Она не хотела врать, вот и не говорила мальчику, что любит его. Она ведь совсем не была в этом уверена… Мальчик страдал, потом девочка уехала к бабушке. Мальчик звонил, часто по несколько раз в день. Девочка, надо признать, вовсе не отличалась кротким характером и ангельским терпением. Она попросила мальчика не звонить ей три дня, объяснив, что устала и хочет отдохнуть от него. Правда, после этих трех дней девочка сказала, что любит мальчика, но в глубине души она вовсе не была в этом уверена. А потом девочка уехала. На две недели. За границу. И вернулась девочка совсем другим человеком… Кто знает, что произошло за эти две недели, но девочка ушла от мальчика. Она ушла не к кому-то. Она ушла просто так. Мальчик страдал, умолял вернулся, устраивал скандалы. Девочка кричала, что он ничего не понимает, что она тоже страдала, что он эгоист, и кидала трубку. Так они и не наладили отношений. Какое-то время не общались. Мальчик первым сделал шаги к примирению. Он действительно любил девочку. Но девочка не хотела или не могла нормально общаться… О, девочка прекрасно умела убивать словами, оскорблять, оставаясь безукоризненно вежливой. Но мальчик терпел. А девочка пользовалась этим, срывая на нем свое настроение. Мальчик кричал, что не может так больше, что он тоже человек и тоже хочет звучать гордо, девочка опять кидала трубку, и потом мальчик снова звонил. Он уже не мог без девочки. Так вот все длилось и длилось.

Она замолчала. Покачала головой, закурила, налила себе еще пива. Продолжать рассказ она явно не собиралась. Народ притих, каждый думал о чем-то своем.
- А… Они что, до сих пор… Так? - Юра решил нарушить молчание.
- Да нет… - Она улыбнулась чему-то. - Но чтобы дойти до нормальных отношений, им понадобилось четыре года. Сейчас она зовет его братом, он ее - сестрой, она к нему абсолютно равнодушна, он к ней… кто знает? Легкая такая, ни к чему не обязывающая дружба, но оба уверены, что это уже на всю жизнь.
- Ага…

Народ допил пиво и начал потихоньку расползаться по домам. Сначала Юра, потом Паша, потом оба Димы. Последним исчез тот, чьего имени она так и не смогла запомнить, совершенно добровольно и сознательно оставив две пачки красного честера. Она сидела, дымила, смотрела на полную луну. Костя отрешенно разглядывал возвышавшуюся на другой стороне пруда старую танцплощадку.

***
Двое медленно шли вокруг пруда, курили, смотрели на небо и разговаривали. Сначала ни о чем, потом обо всем сразу, потом опять ни о чем, потом о жизни. Потом ему пришло в голову поинтересоваться, что именно она забыла в парке в час ночи.
- Забыла? Нет, ничего не забыла. Я скорее искала. И нашла. Правда, не совсем то, что искала, но тем не менее…
- И что же ты нашла?
- Не что, а кого. - Тихо рассмеялась она.
- Кого?
- Тебя, естественно. Ты видишь здесь кого-то еще?
- Да нет, пожалуй… И все-таки? Я не замечал за тобой любви к ночным одиноким прогулкам.
- Это потому, что по ночам я гуляла исключительно с тобой. А тут ты куда-то делся, вот и пришлось идти одной.
- А этот? Как его? Ну, очередной…
- Вадик-то? Вадик, конечно, очень милый мальчик… Ой!
- Что?
- Он же заходил. А я…
- А ты?
- Пиво с вами пила.
- Нехорошо.
- Чего уж хорошего. Дрянь я все-таки.
- Зачем он тебе нужен? Отпусти парня.
- Я не держу. Он сам… Ой, ну не надо так на меня смотреть! Ты прав, конечно. Не нужен он мне. Завтра… Как же хорошо, что я тебя встретила!
- Да, а то тебе так и пришлось бы гулять одной.
- Где ты все-таки был, а? Я тебя искала, искала… Никто ничего не знает! Как сквозь землю провалился!
- А зачем искала?
- Да так… Пожаловаться… Поплакаться в жилетку.
- Вот он я. Жалуйся.
- Уже не хочется… Ты от ответа не увиливай, я все равно не отстану.
- Ох… Это точно… На беду я с тобой познакомился…
- Поздно спохватился. Если в пути ведьму ты встретишь, прочь уходи, не ночуй у нее, если ночь наступила. Ты у меня ночевал? Ночевал.
- Я вас, ведьм, не боюсь… Знаю десятое - если замечу, что ведьмы взлетели, сделаю так, что не вернуть им душ своих старых, обличий оставленных.
- Эй! Это у кого тут душа старая?! Я требую отмщения!

Она слепила снежок, запустила в спутника. Промахнулась. Тот, не долго думая, повалил ее в сугроб. Она пыталась вырваться, но силы были слишком неравны.
- Отпусти!
- Ни за что!
- Ага, а от простуды меня кто лечить будет? Ты, что ли?!
- Да! Лично буду поить горячим чаем с малиновым вареньем.
- Ненавижу варенье.
Он все-таки отпустил ее, помог подняться. Она отряхнулась. Проверила, не намокли ли сигареты. Закурила.
- Колись давай, партизан Васечкин. Где был?
- Там, где нас нет…
- Конкретнее. Планета, континент, страна, область, координаты в декартовой и полярной системе…
- Свет и Тьма! Леший с тобой. Я тебе лучше покажу.
- Показывай…
Он обнял ее за плечи, закрыл глаза, открыл - и вокруг уже не было заснеженного парка.

***
Они стояли на тропинке, проходившей через сосновый бор. Закат окрашивал стволы в красный свет. Здесь был, наверно, август. Слегка пожухлая трава, шишки под ногами. Она подняла руку - протереть глаза - и увидела светлый полотняный рукав. Платье, перевязанное в талии кожаным поясом, на котором висели какие-то мешочки. Босая, волосы отросли и стали пепельного цвета.
- Вот ты, оказывается, как выглядишь. Никогда бы не подумал! - Костя весело щурился.
- Сам хорош! - Буркнула она, оглядывая своего спутника. Внешность его не слишком изменилась, разве что глаза стали фиолетовыми с золотыми искрами. - Где это мы?
- У меня дома. - Он повел рукой, имея в виду не то лес, не то весь мир. - Пойдем.
- А что будет дальше? - Она послушно пошла по тропинке.
- А ты не догадываешься? Дальше будет ручей. Потом - река. Потом - дом… Еще тут где-то есть море, но мы туда сегодня не пойдем. - Он слегка замялся. - Вообще-то… Ты тут можешь встретить саму себя, но, надеюсь, до этого не дойдет.
- Саму себя, значит… И как я тут выгляжу? Чтобы не обознаться…
- Да как обычно. - Он пожал плечами. - Только волосы длинные.
- Правда, что ли, отрастить…
- Отрасти!
- Только ради тебя.
- Знаешь, я тебя первый раз в платье вижу.
- Сама удивлена.
- Тебе идет.
- Спасибо.
Появился обещанный ручей. Мелкий, узкий, быстрый, прозрачный и холодный. Вода закручивалась вокруг небольших камней, тащила шишки, щепки и прочий лесной мусор. Тропа сворачивала налево.
- Куда дальше?
- Налево.
- Красиво у тебя тут…
- Рад, что тебе нравится.
Они шли молча. Она разглядывала лес, ручей, бледно-голубое небо. Минут через пятнадцать вышли к реке. За рекой начинались поля. Опять налево, вверх (лес закончился, начинался песчаный обрыв). Дом, стоящий посреди поля. Обычный такой одноэтажный деревянный дом, каких в любой деревне тринадцать на дюжину. Терраса крытая, три окна. Пять ступенек (иногда их четыре, заметил Костя). Над входной дверью колокольчик. Он тихо звякнул, приветствуя хозяина и гостью. Дверь открылась, пропуская их внутрь. Деревянный стол, лавки вдоль стен. Глиняная крынка на столе, в ней букет полевых цветов. На пол ложились разноцветные квадраты - стекла были цветными, в основном синими.
- Вот. Тут я живу. Часто.
- Да… Мечта всей жизни - дом где-нибудь, где нет городов и людей.
Коридор, напротив двери - окно с коричневыми занавесками. Еще две двери. Одна заперта.
- Я, честно говоря, не знаю, что там. - Отозвался он на ее вопросительный взгляд.
Мебели было мало. Стол да кресло-качалка у окна. Печка еще. Лестница на чердак. Она подошла к окну, села. Он встал рядом.
- На чердаке книги. И пыль еще, но в основном - книги. Некоторые на абсолютно мне не известных языках.
- Интересный у тебя какой дом…
- Это да.
- Хорошо тут - даже возвращаться не хочется. Но надо…
- Надо… Но ты можешь сюда приходить.
- Собственно, именно на это я и рассчитываю. - Она рассмеялась. - Просто не стала напрашиваться, решив, что ты сам пригласишь.

***
Двое шли по Городу. Парк остался за спиной. До ее дома было недалеко. Оба молчали. У подъезда она остановилась. Стояла, курила, о чем-то думала, хмуря брови. Он смотрел на нее, потом, решившись, обнял. Она прижалась к его груди.
- А как же Единственный и Недоступный? Я не хочу быть еще одной заменой…
- Я тоже не хочу. Хватит. А Единственный… Ну что Единственный? Оставлю стоять фотографию - я к ней привыкла. Ох, как домой не хочется…
- Ш-ш… Все будет хорошо.
- Рано или поздно, так или иначе…

27.01.05