Командировка
Начинал он свой долгий трудовой путь фрезеровщика в славном городе Ижевске, где делали не только знаменитые автоматы, но и ещё много другого оружия и военной техники. Делали их на заводах двойного назначения, где наверху - цеха гражданского производства, а под ними, под землёй, военного. Как приходит оборонный заказ, так рабочие переходят в нижний цех и работают там.
Ну вот, работал Николай Алексеевич на одном ижевском заводе, а тут вдруг случились перевыборы парткома. Как водится, полный зал, присутствуют все коммунисты завода, почти все - рабочие, самая соль партии. Предлагается согласованно-достойная кандидатура, какие мнения, товарищи, о нашем кандидате, и пожелания от...
И тут вдруг молодой коммунист Николай Смышляев встаёт и с досадой кричит:
- А почему вы всегда только одного кандидата предлагаете?! Вы мне трёх дайте, я самого достойного выберу!
Председательствующий багровеет, давится, но выкрик задавливает, тем более, что народ у нас битый, не впервой голосует-утверждает: "воздержавшихся нет, единогласно!"
А на выходе с завода встречают Николая Алексеевича четверо добрых молодцев комплекции "шкаф" и спрашивают утвердительно?
- Смышляев?
- Я.
- Пройдёмте.
И так к нему вдруг доверительно с двух сторон прижались, мгновенно перенесли по воздуху к машине, дверь открыли, и секунду спустя неслись все впятером в "Волге" с тёмными стёклами. Куда ехали, того Николай Алексеевич со своего места не разглядел. Железные ворота, дверь, тоже железная, изъяли под расписку документы, деньги, часы, и по коридору проводили в камеру.
Камера, правда, чистая, в закутке унитаз есть, умывальник и душ, постель свежая. Снова открывают дверь - еду вносят: суп, котлету с пюре и кофе на третье. "Это что?" думает Николай Алексеевич, "обед или ужин? Судя по кофе - так и вообще завтрак, а по времени - ужин. Ах, время... Часов нет, отняли". Поел, надзиратель вернулся, забрал посуду. Прилёг Николай Алексеевич на нары, полежал, поразмышлял и заснул, наконец. Проснулся, походил, снова приносят еду.
- Друг, - спрашивает Николай Алексеевич, - это мне ужин, или завтрак?
Тот молчит и просто уходит. Снова ест Николай Алексеевич, а надзиратель возвращается за пустой посудой. Наконец, приглашают пройти. Ведут в кабинет к следователю, тот сразу как собака на медведя кидается, рычит, гавкает, дескать: попался, вражина, думал, потеряли нюх? Ну, вражья морда, рассказывай, да смотри: что не расскажешь - сами раскопаем, 15 лет Воркуты дадим!
- Да вы что?! - изумляется Николай Алексеевич этой безумной агрессии, - какой я враг?
Тут уж следователь пеной начинает исходить: да я в органах 20 лет, таких как ты десятками вылавливал, я тебя насквозь вижу, гад!! Ну подожди, ты меня ещё узнаешь!! Увести!!!
И уводят в родную камеру. Снова маринуют, маринуют, сколько дней - неведомо, как вдруг вызывают: к следователю.
А следователь уже другой, дескать, здравствуйте, Николай Алексеевич, как здоровье? а мы тут вашим делом занимаемся, грустным, надо сказать, делом, печально видеть, как советский человек попал в сети буржуазно...
- Да вы что? - изумляется Николай Алексеевич не меньше, чем в первый раз. - Какие сети?
Ну тут ему в ответ с укоризной, эх, Николай, ты же молодой рабочий, коммунист, надежда, казалось бы, родной страны, а вот поди ж ты, ну пусть, оступился, ничего органы на то и органы, чтобы советских людей защищать, органы же не враг тебе, ну что же ты так сам себя-то заживо хоронишь? Жаль мне тебя, Николай. Честно говорю, жаль. Иди. И подумай.
Кнопочку следователь нажал, зашёл конвой, повели Николая Алексеевича "домой". В смысле, в камеру. А что там, в общежитии, ждут ли его, неизвестно...
Через некоторое время снова к тому, к первому, ну, к придурку, и снова, как водится, крики, попался ты, попался! Всё пиши, все имена, инструкции, что сделали, что планировали, да не ври мне, я уже всё лучше тебя знаю, все твои подельники сознались!
Тут уж Николай Алексеевич взрывается:
- Да что же вы за чушь мелете?! Какие подельники? Что вы несёте?
Ну всё, хрипит тот, приговор ты себе подписал, захочешь ещё раскаяние заявить, а поздно будет. Увести!
Уводят. И снова еда как в санатории, постель меняют регулярно, только вдруг гудение какое-то начинается, или вой, или визг, противное что-то, не поймёшь, что и откуда. В общем, "музыкальную шкатулку" запустили Николаю Алексеевичу, спать невозможно, голова болит. Затем снова к следователю, ко второму, тот говорит, так и так, Николай Алексеич, живёте вы в общежитии, признайтесь, там вы этот лозунг услышали?
- Какой лозунг?
Ну как же: дайте мне троих кандидатов, я самого достойного выберу.
- Какой же это лозунг? Это моя просьба.
Просьба... Очень, очень интересно. Такая немножко необычная просьба, хотя резонная, спору нет. А где вы её слышали?
- Да нигде я её не слышал, это моя мысль!
Эх, Николай Алексеич, Николай Алексеич... Ну никак вы не хотите со следствием сотрудничать. Ну что ж. Идите. И снова прошу, подумайте, хорошенько подумайте.
Уводят. А потом вдруг вызывают и ведут не к следователю, а к дежурному, выдают по описи документы, деньги, часы, сажают в машину, везут, высаживают: глянь, родная проходная! На часах: 7-55! Пропуск из кармана достал, вахтёр кивнул, приятели обгоняют, по плечу хлопают, здороваются, мастер выныривает:
- Смышляев! Зайди ко мне, в командировочном удостоверении распишусь.
В каком удостоверении? Идёт, Николай Алексеевич, попутно смотрит в табель, там у него за все последние дни восьмёрки стоят, как полную смену отрабатывал, а мастер достаёт командировочный лист, пишет и между делом спрашивает тихо:
- Ну, как там, в командировке?
И пальцы, старый лис, два на два кладёт, решёткой, да ещё подмигивает!
...Отработал Николай Алексеевич в Ижевске ещё два года, собрался уезжать, а где он гостил, в этой "командировке"-то, так и не разузнал. Уж и мастера спрашивал, тот коренной житель, весь город знает, дескать, где же это я отдыхал? А мастер смеётся:
- А я почём знаю? Ты этих ребят самих спроси, ещё раз отдохнёшь!..
Такая вот была командировка...
9-10 марта 2006
Свидетельство о публикации №206031000241