Один день из её жизни

Тёмка… Тёмка… Теперь это имя я не могу произнести равнодушно. С тех пор как он умер, прошло уже довольно много времени, но забыть про это, или привыкнуть к этой мысли я не в силах. Серые дни сменяются один за другим и, хотя цифры на календаре то и дело меняются, в целом один день ничем не отличается от другого. Вот зазвонил будильник и сквозь сон я тянусь к нему. Когда мне все же удается до него дотянуться (я нарочно ставлю будильник подальше от кровати, чтобы не выключить его во сне и не проспать), я ставлю будильник еще на 15 минут и продолжаю спать до следующего звонка будильника. Голова мягко провалилась в подушку, будто раскаленный нож плавит большой брикет сливочного масла. Подушка нежно обняла мою голову и никак не хотела ее отпускать в то время, когда будильник зазвонил снова. Мне показалось, что глаза я закрыла всего на одну секунду, но будильник уже звенел, значит прошло 15 минут. Значит уже 15 минут седьмого. Иногда я завожу себе будильник на 5 минут и за это короткое время мне успевает присниться такой длинный сон, что кажется, я спала несколько часов и даже было ощущение, что я проспала, но, посмотрев на будильник, я убеждалась, что прошло всего пять минут. Но сегодня был не тот случай. Сегодня 15 минут промчались за долю секунды и уже надо было вставать. Веки никак не хотели подниматься. Такие тяжелые, будто кто-то гипнотизирует меня и говорит: «Ваши веки тяжелеют… Вам хочется спать…»

Когда я открыла глаза, было уже около одиннадцати. Я проспала и опоздала на работу, но особо не торопилась. Мне приснился сон, в котором все было как на яву, и я, глядя в потолок, еще долго размышляла над ним. Мне снилось будто бы он, Тёма, живой и как ни в чем не бывало, мы шли с ним по улице. В голове у меня были странные мысли: во сне я подумала, что его смерть, похороны и поминки – все это злые шутки, которые даже до сих пор в голове у меня не укладываются. Тем не менее, я была рада, что на самом деле он жив и здоров и что это всего лишь глупые шутки о его смерти. Мы шли по тротуару, вдоль дороги от метро, погода была солнечная, он улыбался и был совсем как живой… Глаза его излучали свет и жизненную энергию, рука его была такая теплая, что даже если бы у кого-то была высокая температура, он все равно не смог бы это определить, прикоснувшись рукой ко лбу. Ветер играл его волосами и если долго на них смотреть, то кажется, что волосы как будто машут и говорят «пока». Потом вдруг все изменилось. Мы перенеслись в небольшую комнату, в которой работал телевизор. Что там показывали я уже не помню, а может и стоило обратить внимание, иногда во сне мы можем увидеть знаки свыше, но мы почти всегда так не внимательны, что мало что запоминаем, проснувшись. Взять, к примеру, меня. К вечеру я уже могу совершенно забыть то, что мне снилось, хотя знаю совершенно точно, что-то интересное. Но как я не стараюсь вспомнить сон - мне это редко удается. Но этот сон не из обыкновенных. Здесь все было как в жизни, я могла пощупать этот воздух, могла почувствовать солнечную радиацию вперемешку с южным ветром и запахом наступающего сентября. Светлый воздух, окружавший нас, сменился полумраком, и лицо его я с трудом могла видеть. Но даже в этом темном, спертом от тоски воздухе, я могла различить на его лице печаль и душевную боль. Будто он прощался, будто пытался сказать, что уходит навсегда. Тогда-то я и подумала, что может быть мне не то чтобы наврали про его смерть, может быть, они просто предсказали… Голова его совсем поникла. Он уже лежал на небольшой кровати перед телевизором, ноги его были прикрыты небольшим одеяльцем. Вид у него был такой болезненный, что я даже удивилась, как он так быстро мог измениться во внешности, ведь пару минут назад он был здоровый как бык, но теперь это был человек уже худой и измученный жизнью, а ноги его совсем не двигались. Мне показалось, что они уже начали разлагаться. От такого зрелища мне стало не по себе, и я проснулась. Глядя в потолок, я долго еще размышляла над этим сном и над человеческим мозгом и над тем, что все-таки человек не способен привыкнуть и принять смерть близкого. Да и смерть постороннего человека принять бывает не легко.
 
Помню, когда я еще была маленькая, умерла одна девочка из нашей школы. И, хотя, я ее совсем не знала, мне все равно было ее жалко. Я не пошла в школу в тот день, но видела из окна, как ее провожали, чуть ли не всей школой. Эта картина меня поразила. Все-таки очень сложно осознать, что человек жил-жил и вдруг исчез. Его нет. Завтра я не смогу спросить у него «как дела?» или «что нового?». Вот это никак не укладывается в голове. Я вдруг ощутила, как по щеке моей скользнула слеза. Это тоже довольно странная вещь. Действительно, почему же мы плачем? Наверно, нас, может быть, пугает неизвестность, а может наоборот известность того, что и мы так же когда-нибудь уйдем из этой жизни. Хотя с другой стороны причины могут быть совсем разные. Но, все-таки, почему плачу Я? Ведь я все понимаю: никто не властен над смертью, и те дураки, что тычут револьвер себе в рот или прыгают с высотки – они вовсе не хозяева положения. Они не властны над смертью, если их время еще не пришло, то и не умрут они как бы они не старались. Слыхала я про одного такого «героя».. Наполнив ванну прохладной водой он вскрыл себе вены, но кровь, которая по определению должна была, не сворачиваясь, постепенно выйти из тела, которое теряя силы вот-вот должно стать безжизненным, свернулась и порежь он их снова, свернулась бы и дважды и трижды, но даже попытка этого ужасного поступка – это ужасно и омерзительно для самой природы и всего нас окружающего, ведь жизнь нам дана чтобы жить, а не искать способов побыстрее ее истратить. Поэтому меня уже не посещает желание совершить такой не понятный поступок и кроме того взять огромный грех на душу. Нет, это не выход.

Пока я размышляла, прошло уже около часа, а может и больше. Часы остановились почему-то на без двадцать одной минуты двенадцать, но стрелка все равно приковывала мой взгляд. Когда я оторвала глаза свои от минутной стрелки, я вдруг удивленно поняла, что на работе меня никто не хватился. Уже должны были бы позвонить, мол, что такое, почему не явилась. Но телефон молчал, как молчит чудак, сказавший не к месту какую-нибудь глупость и теперь молча стоит и краснеет, и долго теперь еще будет молчать потому что общество съело его вместе с мыслями и с этими его не в кассу сказанными словами, и теперь он только молчит и краснеет. Да, совсем как мой телефон, он такой красный, что должно быть когда-то сказал такую большую глупость при всем честном народе, что уже ничего ему не остается делать, только краснеть все больше и больше, пока не будет цвет до того насыщенным, что все вокруг не станет красным. И двери, и стены и даже минутная стрелка на застывших часах.. Ей тоже не удастся избежать ни красного телефона, ни давления общественности. Я подошла к аппарату, сняв телефонную трубку и услышав там монотонный гудок, убедилась, что телефон исправен и работает не хуже чем десяток лет назад, когда совсем новеньким мне подарили его мои дядя и тетя на новоселье. Странно. Хотя это было почти смешно, я все же подошла к календарю, чтобы убедиться, что сегодня не суббота, и уж конечно не воскресенье. И действительно: на отрывном календаре красовалось черными буквами написанное слово на беловатом листке ЧЕТВЕРГ. Выходит не выходной сегодня… Раз уж на работе обо мне никто не вспомнил то и делать мне там сегодня нечего. Пусть даже уволят меня, если хотят, но сегодня я никого не хочу видеть. Лучше я отключу оба телефона в доме, выключу мобильник и останусь наедине сама с собой.

А тем временем на улице стало весьма пасмурно, и большая туча накрыла город своим эфемерным телом. Наверно будет дождь. Я достала из шкафчика джинсовую куртку из которой, звеня, ударяясь друг об дружку, выпало два пятака и, достигнув паркетного пола, тоскливо позвякивая укатились куда-то под диван. Мобильник, который я не выключала уже на протяжении нескольких месяцев, я с удовольствием вырубив, бросила на диван и, посмотрев на тучу, все же решила идти в джинсовке. Даже если промокну. Сегодня ведь ОСОБЕННЫЙ день. Чем он такой особенный то ли из-за дождя, то ли из-за пропуска на работе или из-за странного сна – я не знаю. Знаю только что день этот не похож на вчера или завтра, он, наверно, единственный в своем роде. Когда нет никого, только я и мои мысли. Повесив куртку на стул, я поплелась в душ. Сегодня я никуда не спешу и долго стоя перед шкафчиком в ванной, выбираю гель для душа. Такой капризной как сейчас я себя не помню с детства. Этот слишком резкий, а тот вообще ничем не пахнет. Выбрала, наконец, гель с запахом акации, который, к слову сказать, никогда мне не был приятен, но сегодня я почему-то выбрала именно его. Приняв душ, я подумала, что надо одеть побыстрее что-нибудь потеплее, чем синтетический халат, ибо кожа моя покрылась мурашками и стала походить на гусиную. Я надела темно-серые джинсы и белую футболку, накинула сверху джинсовку, а на голову нацепила кепку черного цвета с проходящей по краю козырька желтой полосой. Зонт у меня, конечно, есть, но таскать его с собой совсем не охота. Да и вряд ли дождь будет сильным. Наверно, кратковременный как обычно. Синоптики никогда не ошибаются. Просто они зачем-то говорят загадками. Это похоже на шараду. Если разгадаешь, то оденешься по погоде… С этой мыслью я и вышла из дома.

На улице совсем не холодно. Кажется дома холоднее. Мурашки мои растворились в теплом слое воздуха между телом и джинсовкой и, подняв воротник, я направилась ровно на север. У нас напротив дома есть высокий шпиль, уж не знаю, зачем он там, но находится он точно на северной стороне, я сама проверяла по компасу. Дождик неуверенно закапал, пытаясь смыть с моего лица печаль, но даже если бы ему это и удалось, он не смог бы смыть тень от печали, ведь ее совсем не видно. Она засела где-то там, под корой головного мозга, между левым полушарием и правым, там, куда дождь не может пробраться, там, где находятся самые сокровенные мысли. Дождь. Я люблю дождь и почти никогда не беру с собой зонта. Помню и Тёмке было по барабану, его никакая непогода не могла остановить, разве что только непогода в душе. Помню, мы договорились с ним встретиться у метро, он опаздывал. Когда он пришел, тяжелые его ботинки были облеплены коричневой грязью. Это были последствия его спешки. Был дождь, и вместо тропинки на его пути оказалась куча размытой почвы. Но ему это не помешало идти напрямую и, не сворачивая и не огибая грязь, он прошлепал прямо по самой середине всей этой красоты. Позже, когда мы уже шли мимо этого места, я разглядела его смешные следы. Это действительно было смешно. Следы глубокие и иногда длинные, как будто он ехал на лыжах. Просто удивительно… Был человек и его нет. Иногда мы не можем понять простых вещей. Да и не под силу никому привыкнуть к мысли что люди, которых ты любил, уже не будут вот так вот идти с тобою под дождем, и никогда больше не увидишь как они в чем-то преуспевают, а в чем-то оступаются, словом не увидишь, как они живут.

А сколько было пережито вместе. Радость и печаль, взлеты и падения Мы рассказывал друг другу все. Делились любыми мелочами. Одно только мгновение – и этого всего не стало. А сколько на свете таких мгновений. Каждое мгновение забирает с собой кому-то дорогих людей. А если бы все эти люди объединились, то получился бы один глобальный депрессняк. Ух, не хотела бы я оказаться в центре такого депрессняка. А вдруг те, кто умирает, и по кому много плачут, чувствует себя как в центре глобальной сети депрессий. С ума сойти… Жуть. Нет, пожалуй, грустить по Тёмке – это очень не правильно. Кто-то мне сказал однажды, что когда мы здесь по ним плачем, то им там плохо. Нет, я не хочу, чтобы ему было плохо, я не буду спрашивать за что или почему умер Тёмка. А ведь ему теперь навсегда 28 лет. Двадцать восемь... Не увижу я поседевших его волос. Не увижу его детей и внуков. Зато он навсегда останется молодым… Сколько боли все равно осталось в моей душе и тоже навсегда. Душевную боль можно заглушить, можно забыть о ней на некоторый промежуток времени, но выбросить ее из головы не возможно. Все равно рано или поздно боль воспоминаний ударит в висок. Резко и безжалостно, остро и неожиданно. Такая боль застает человека врасплох, он не успевает вспомнить что жил с этой болью много лет, он снова чувствует боль также остро как и в первый день ее появления. Вот и мне иной раз боль стучит по вискам с такой силой, что появляется желание повернуть время вспять. Туда где этой боли и в помине не было, туда, где все эти вещи еще не случились. Все это какой-то бред.. Бред.. Тех дней не вернуть никогда, Тёмка мне не позвонит больше. Нет, он не будет уже заходить иногда ко мне на работу, а потом говорить «а я заходил к тебе на работу, но была не твоя смена». Не хочу больше думать об этом. Опять я гоню эти мысли прочь от себя, но это лишь на время. Все равно эти мысли будут возвращаться снова и снова. И от боли воспоминаний не убежишь. Это похоже на кошку, у которой отняли котят сразу после рождения и унесли, чтобы утопить их. Она ищет их, но не может найти, она в отчаянии, но она ничего не в силах сделать. О, если бы она могла хоть на денек повернуть время назад, она бы убежала и родила бы котят в безопасном месте… Но что она может сделать сейчас… Нам остается только боль, когда мы не в силах ничего изменить. И это навсегда.
Я вдруг снова поняла, что уже никогда не привыкну к этой ужасной мысли что его нет. Смотрю на людей вокруг. Живут… А когда-то и они уйдут… и я… И все мы.

Дождик понаделал луж и я шлепаю прямо по ним. Джинсовые мои штанины промокли, но это ничего. Я иду и мне все равно что я промокла… Мне все равно. Эта грусть внутри меня буквально выворачивает мою душу на изнанку. Скребет своими когтями мою сущность, но я же не могу убежать от самой себя. Я могу только терпеть эту боль, могу только научиться жить с ней и ничего больше. Когда-нибудь я усну, также как Тёма, на веки, может это поможет. Но сейчас ничего с этим не поделаешь, остается только жить, я бы даже сказала переживать. Или доживать, кому как нравится.

Иногда живу даже с удовольствием, есть какие-то планы на будущее, есть цели, которых хотелось бы достичь. В общем жизнь как жизнь, жизнь нормального человека. А бывает наоборот. Как будто и смысла нет, хоть и знаю я что смысл-то есть всегда.. Только не всегда в это веришь. Можно верить головой, а можно сердцем или душой. Если веришь только мозгом, то это никуда не годится, значит не веришь вообще. Если веришь сердцем и душой, то это, конечно, искренне, но мозги-то где? Да.. Вот у меня как раз никогда не получается верить одновременно сердцем, душой и головой. Может поэтому, я не могу справиться с этими наплывами негатива в моем разуме. Моя душа помята временем и переживаниями. Это тоже порождает негатив изнутри. Порой этот негатив меня просто убивает, но я ничего не могу поделать с собой.

Встречных прохожих становится все меньше на моем пути – все боятся дождя. А почему, интересно, люди так боятся дождя? Не уже ли они не понимают, как он красив когда плачет? Мне всегда нравился дождь. Нравился монотонный его ритм, отстукиваемый по карнизу по ночам. Нравились пузыри в лужах. Нравились умытые мостовые. Дождь похож на меня. Он совсем один, но в то же время у него много попутчиков. Его слушают все, но мало кто прислушивается. Дождь плачет вместе со мной сегодня. Он кого-то оплакивает, но не говорит мне кого именно. Он такой странный, такое ощущение, что до этого момента все дожди были совершенно другими. Этот дождь не похож на них. Он хотел рассказать мне свою тайну, но что-то его остановило.

Вот я и дошла до нашего парка. Сейчас в нем совсем никого нет. Только Я и ДОЖДЬ. А здесь еще красивее чем раньше. Листья деревьев блестят и переливаются на солнце, которое пробивается сквозь поредевшие тучи. Трава стала еще зеленее, и какие-то голубенькие цветочки радостно выглядывают из-под неё. Люди живут рядом с такими прекрасными местами и совсем не ценят той красоты, что дарит нам природа.

Я настолько погрузилась в мир собственных переживаний, что уже не вижу ничего вокруг, иду будто на автопилоте. Разбудило меня что-то большое, приближающееся справа. Я почувствовала как оно коснулось моей руки и безжалостно пригвоздило ее к моему туловищу, что-то хрустнуло внутри руки, может перелом? Придется идти завтра к хирургу. Не понимаю, почему меня совсем не держат ноги, я вдруг мягко опускаюсь прямо на черноватый асфальт. Как же у меня болит голова… Ничего не понимаю… Что за шум… Помню как в детстве я украла несколько монет из кармана чьей-то коричневой куртки, с воротником из искусственного меха, висевшей в раздевалке. А когда я вышла из школы так испугалась своего поступка, что бросила их на асфальт, уходя вперед, я услышала как жалобно звенели монеты, совсем как сегодняшние два пятака, пылящиеся теперь под диваном. Все кричат, кто-то из толпы выпалил «врача!» и непонятная слабость осела на моих плечах. Мне вдруг снова вспомнилось мое прошлое. И показалось даже, что вся жизнь пролетела перед глазами. Удивительное ощущение… А я думала что такого не бывает. Мне так хочется спать, я не могу больше держать свои веки открытыми… Я закрываю глаза медленно и с неохотой, хватая еще не погасшими зрачками последние лучи радостно желтого солнечного света…

***
Глаза она никогда больше не открывала. Безжизненное ее тело окружила толпа зевак в перемешку со специалистами. Личность ее определить так и не удалось. Документов при ней не было, опазновать никто не приходил. Тело поместили в ближайший морг, на большой палец правой ноги повесили красивый номерок. Ее знакомые звонили ей, но никто не отвечал – все городские телефоны выключены из сети. Мобильник, оставленный на диване, печально молчит, также находясь в отключке.
Прошло время, и родственники, навещавшие ее иногда, обнаружили что в квратире она давно не живет. Все вещи, которыми она дорожила, остались дома. Родные заявили в розыск. По сей день она числится как без вести пропавшая…