Художница

..Вопреки всем и вся, Она продолжала идти вперёд. К своим мечтам. За Её спиной шептались люди, показывали какие-то невнятные жесты, в глазах Их была злоба и отвращение. И никто. Совсем никто, не желал понять Её. Отныне домом Её стало небо и Луна, а дождь смывал с Неё все обиды и весь тот негатив, который шёл от посторонних (не всегда) людей.
Днём Она всегда была сильной. Для всех. Никто никогда не видел на лице Её слёзы... а если вдруг они и бежали маленьким ручейком по щекам, срываясь вниз, то внезапно начинавшийся дождь смывал их... И лишь ночью, когда никто не мог видеть Её, к Ней приходили боль, слёзы, печаль, грусть и одиночество. Они садились вокруг Неё и тихо, каждая о своем, шептали речи.... Луна- свидетельница всего этого таинства жалела девушку; пробираясь сквозь деревья и закрытые ставни окон, Луна прокладывала небольшую тропинку света, давая таким образом надежду на то, чтобы идти вперёд и не сдаваться.
«Ты не одна» - будто бы выкладывал свет небольшие буквы на тонком слое забытой пыли.
Девушка вытирала последнюю слезу, поднималась с деревянного, давно потёртого пола, выходила из круга, прогоняя, таким образом, собравшихся, открывала ставни, и Луна с нежностью и заботой, обнимала девушку. Лунное дитя. Таково было Её имя.
Ночами она писала свои картины. У Неё не было специальных материалов. Всё для своих картин Она находила и делала из сподручных средств: вместо холста она использовала фанеру, нашедшую на брошенной стройке на другом конце города, вместо красок была смешанная из слёз, пыли и остатками пищевых продуктов, некая масса... Кисточки? Их тоже не было. Но были прекрасные, длинные, иссиня-чёрные, слегка вьющиеся волосы, которые в детстве по утрам, мама заплетала в две прекрасные косички. Завязывая их прекрасными шёлковыми бантиками.… Сейчас, в минуты слабости, она прикасается к своим волосам и погружается в своё прошлое, когда вокруг были ещё деревья, и люди всегда улыбались и, когда была мама, которая приходила по вечерам в комнату и разговаривала со своей маленькой любимой дочкой... «Какой же глупой я была» - вспоминает девушка о том, что сердилась на маму и ревела из-за того, что полазав по деревьям, покувыркавшись в траве, она приходила домой со спутавшимися волосами, в которые были впутаны зелёные листики и маленькие иголочки от ели, и Её ждал процесс «восстановления» волос: расчёсывание, вынимание листочков, которые «ну так прекрасно смотрелись во вьющихся волосах ребёнка»...
Сейчас волосы для Неё стали лишь материалом: отрезая несколько прядей волос, она вывешивала их на окно, дабы Луна пропитала их силой и энергией. По мнению девушки, после этого рисовать становилось легче, и картины получались просто волшебными.
Картины... Их никто никогда не видел с тех пор, как однажды, в особенно холодную зиму, она решила продать одну из своих картин (замечу – самую любимую). Огромный, почти бесконечный луг, с растущими на зелёном покрывале травы, белоснежными, с солнечными головками – ромашками. У линии горизонта, прозрачно-голубое небо касалось земли... и это было волшебно... Девушка любила эту картину за то, что она напоминала Ей о прошлом...
Было довольно странно наблюдать, как хрупкая девушка, покрытая снежинками, в легком, самодельном пальтишке, вся озябшая, стояла у ограды с фанерой в руках и улыбалась. А люди спешили и даже не оборачивались на Неё... Так она простояла весь вечер, пока один из прохожих (знатный мужчина, в кашемировом пальто и шляпе-целиндре) не остановился подле Неё... Он просто молча смотрел... и потом ушёл, сказав еле-слышное «Mon Dieu » Он ушёл, но через несколько минут пришли люди в форме, забрали картину со словами "Tu dessines le mensonge. Toi la traitresse "
А прохожие всё так же шли, не останавливаясь и не оглядываясь. "Это Её проблемы. Только Её" - Билось у всех в голове, и люди уходили всё дальше и дальше, оставляя Девушку в прошлом. Как неугодные сны.
...С тех пор, Её картины стоят в заброшенном здании. Ими, иногда, заходят любоваться крысы, которые в поисках тёплого крова, «случайно» забредают в этот обветшалый домик. К картинам их ведёт стойкий запах, хоть и засохшей, но крови, которая остаётся на полотнах...
… Истекающие слезами глаза, отказывались смотреть на небо. Избитая, ослабленная и окровавленная душа, хотела вырваться наружу, чтобы выжить. Тысяча первый шрам на сердце – был самым глубоким; из рваной раны, пульсирующими толчками бежали быстрые, цвета переспелой малины, соединенные общей обреченностью, ручейки из капель крови. Дыхание стало тихим и прерывистым. Доносившиеся, откуда-то издали, звуки были уже не такими чёткими. Небо опустилось на колени…
… Удаляясь прочь, со злосчастной площади, Она бежала всё быстрее и быстрее в неизбежность. Ветер высушивал Её слёзы, крик Её поглощал шум города.
… Отобранная картина горела, охваченная жутким, оранжево-синим пламенем, которое быстро истребляло миллиметр за миллиметром.… Вскоре, на полу, где ещё минут семь назад стояло полотно, возвышалась горстка пепла.
«Ouvre la fentre. Que le vent cervel porte loin ces ordures» - сказал мужчина в шляпе, и сию же минуты, в раскрывшиеся окна ворвался ветер и разнёс мельчайшие частички по Воздуху. Они летели и падали на землю, устилая её светло-серым, едва заметным покрывалом…
Больше не было сил бежать. Сердце бешено стучало…
Она опустилась на сырую землю. Вокруг было совсем пусто. Лишь мёртвые деревья тихонечко поскрипывали, когда сильный порыв ветра забредал в это забытое место. «Может быть это конец?» - пришло вдруг Ей в голову.
«Нет. Так нельзя. Нужно бороться, нужно вернуть правду, нужно продолжать рисовать что-то яркое, светлое и обнадеживающее, нужно жить, нужно…»
Маленькими шажками, она подошла к дереву. Оно было сильным снаружи, кора была по-прежнему тверда, но внутри всё давно уже было мёртвым. Обняв ствол дерева, девушка начала что-то шептать. Молитва или обычный ритуал? Спустя несколько минут она пошла прочь. Оглянувшись, она оставила им Свою улыбку.
Подойдя к Своему убежищу, она обнаружила у входа свёрток. Забрав его, она поднялась по обшарпанной лестнице на третий этаж, он же чердак, сняла с оконных ставней пряди своих уже высушенных волос; спустившись в подвал, взяла оттуда небольшой, размером в полторы лунные дорожки, фанерный лист. Только после этого вернулась на первый этаж, где она, собственно, и творила все свои шедевры. Поставив фанеру на специальную подставку (скрещенные брусья, с прикреплённым вверху, днищем от деревянного ящика), она стала приготавливать материалы-краски.
В специальных, самодельных картонных ящичках были собраны все нужные «ингредиенты» оставалось только взять каждого по маленькой горсточке и смешать друг с другом, предварительно разбавив полученную массу пятью капельками дождя. Итак, всё было готово…
Тишина тёмного подвала сейчас давила. Здесь она в основном и жила, потому что здесь были уцелевшие стены, которые защищали Её от суровых ветров, от снега и вьюги; здесь же была Её «кровать» - десять деревянных ящичков, связанные вместе (которые Ей дал торговец, пожалев бедняжку)
И только сейчас Она вспомнила про странный свёрток.… Открыть Его или положить туда, где Он лежал. "Вдруг кто-то обронил Его?… но здесь никто не ходит…" Она стояла со свёртком в руках, не решаясь открыть его. Подумав ещё немного, она решилась. Не спеша и не делая резких движений, дабы не порвать тоненькие нити (может пригодиться, как ингредиент) она-таки раскрыла свёрток.… Каково же было удивление, радость, страх и тревога, когда Она увидела содержимое. Там лежали: настоящая золотая пыль, которую нельзя было ни с чем спутать (она видела её ещё Тогда), девять разноцветных бусинок (перламутровые, жёлтые и красные), одиннадцать грифелей, небольшой пузырёк с чем-то бесцветным (это окажется лак) и огненно-рыжий листик. Мало того, что это был настоящий лист, с настоящего дерева, так на нём, с одной стороны ещё и был сделан набросок, а с другой нацарапано - «дорисуй, ибо это есмь свет спасительный
ибо ангел ты, спустившийся чтобы помочь нам, ибо не ведуют Они что творят»
Опустившись на колени, девушка прижала свёрток к груди. Спасение. Ибо есмь воля Божья.
… Она приблизилась к фанерному листу, провела по шероховатой поверхности рукой, пропитывая его таким образом, Собою. Теперь мы одной целое. Коснувшись кистью (из прядей волос) уже смешанных ингредиентов, Она нанесла первую линию на «холст»…
Так прошла ночь, а девушка всё еще рисовала… Последний штрих… Готово. Нет,… что-то не так…
Она открыла пузырёк, и резкий запах заполнил помещение. «Что-то странное» - подумала Она, собираясь закрыть тюбик, но, слегка наклонив его, одна капелька сорвалась с горлышка пузырька и упала на пол. Девушка хотела смахнуть каплю, но она словно приклеилась к полу, оставив на пальцах невидимый след…. Липко…
… Она покрыла лаком Свою картину, и осыпала поверхность золотой пылью…
А за окном властвовал Дождь. Крупные капли размывали грязь на дороге, смывали, с оставшихся на улице прохожих, дьявольские оковы.… Разбивая мир на две части, дождь заставлял, пусть на недолгое время, оживать один, и усыплял другой. Дьявольские подданные мчались на смертных колесницах наружу, к своим рабам, в Свой город, чтобы остановить этот нелепый и смешной Дождь, который возомнил себя сильнее самого Дьявола - Правителя и Царя.
Книга Чёрных Заповедей. Les chiens fidles du Diable присягали о преданности перед Ней; страшные письмена из Неё читались на посвящениях и перед оргиями. Она была концом Жизни и началом Смерти
… Рассказав Дождю о свёртке, подсказав Ему дорогу к жаждущим деревьям и смыв с себя усталость, Девушка вернулась к картине…
… Золотая пыль играла с пробивающимся сквозь ставни, дневным светом, отчего картина казалось бы ожила.
«Нужно будет показать картинку Дождю и Луне» - подумала Она, и обернула «холст» своим пальтишком. «Чтобы никто не смогу увидеть раньше моих друзей»
… А крысы уже бежали по канавам и ямам к дому. По запаху.
Вчера некий чудак забрёл к Ним в канаву. За ним шлейфом вился мерзкий запах чистоты и оставлял гнусный привкус на острых зубках – вкус Посторонней Веры. Сам Le Diable пришёл тогда к Ним и обрёк Чужака на муки…
“Dtruire tout que trouverez en suivant cette odeur odieuse”
… Она проснулась от едва ощутимых прикосновений… «Луна – во сне и наяву» Вскочив с «кровати» она побежала на второй этаж, раскрыла ставни, улыбнулась и пригласила Луну войти… Преломляясь на изогнутых и неровных поверхностях, лунный свет скользнул в помещение.
Она быстрым движением смахнула пальтишко с «полотна» и Лунному взору предстала картина, живописнее и живее которой не было на всем белом Свете. Луна обещала обойти всю Землю и показать своим светом красоту и силу «картины»
… Пройдет много Лунных лет, прежде чем Человек научится всматриваться в небо в поисках «картин» созданных звёздами, эскизы которых они берут у Лунного Дитя
… В этот День сама Вселенная пробудилась от векового сна, чтобы создать Новые звезды, новые миры и пространства…
…Снова зазвучал пересчет капель. Там наверху, их заставляют пересчитываться каждый раз перед ливнем, чтобы никто не пропал безвести.
…Крысы приближались к дому. Но было уже поздно.
Первые капли Дождя упали на картину. Луч Солнца увидел спасительные огни (золотые пылинки) и метнулся сквозь защитную оболочку, поставленную Дьяволом для Тьмы вечной…
«Ибо Это есмь свет Божий»
Слёзы катились по щекам Девушки. Первое Солнце за тысячу лет.
…Взревел Дьявол. И крик Его был страшен и силён. Взмыв вверх, он направился туда, откуда доносился вязкий привкус Надежды на Свободу
«Je suis plus haut que le Dieu, plus haut que croyance. Я есть обреченный на вечные муки Ангел Изгнанный. Я страдаю за грехи Свои, таи и Вы же страдайте за Ваши»
С этими словами Дьявол вознёсся над Девушкой и …
…Город пробудился от заповедей Демона. Священный Дождь омыл их собою и смыл последние следы пятен чёрных. Никто не Веровал, а Она заставила их снова найти Себя; Они жили без Надежды, но Она была рядом, среди Них. Они же не желали понимать Её. В глазах Их была злоба и отвращение
…В этот день Дождь так и не прекратился..
«Семь миллионов восемьсот пятьдесят девять тысяч шестьсот девяносто восьмой, Семь миллионов восемьсот пятьдесят девять тысяч шестьсот девяносто девятый…» - продолжали Свой счет капли последнего Дождя.