Реконструкция. Короткий рассказ о любви

Реконструкция. (Короткий рассказ о любви)
Написать рассказ несложно. Те, кто говорят иначе, либо не пробовали, либо набивают себе цену. Всем, в общем, понятно, как это делается. Берешь сюжет и записываешь его на листке бумаги в клеточку. Чем короче, тем лучше – в конце концов, у читателя могут найтись еще дела, кроме как читать рассказы, и он будет тебе благодарен, ведь ты сэкономил его время. И тебе напрягаться не надо – у тебя тоже дела. Это очень деловой город. Даже собаки такие задумчивые, что страшно становится. Ты просто еще не привык. Замяли для ясности, сеанс самокопания можно отложить на потом. Сейчас тебе нужно написать рассказ о любви. Почему о любви? Это проще всего. Быстрее. Берешь мальчика. Берешь девочку. Можно соригинальничать, и взять двух девочек, но это уже не модно, даже группа «Тату» потускнела, а какие были юркие, все эти клетчатые юбки, галстуки! Отставить. Берешь мальчика, девочку и встречаешь их. Говоришь, мол, «тогда-то между ними и пробежала искра». Потом они уходят, взявшись за руки, солнце им навстречу. Аплодисменты. Все любят любовь.
Ладно, с кого начнем? Энике, бенике, раба. С Марины.
С Марины? Ну, у тебя мало знакомых Марин, и маловероятно, что они вдруг появятся. Если рассказ окажется неудачным, ни одна не окажется оскорбленной. Да и вообще, какая, к черту, разница? Она же не существует. Это раскрашенный кусок картона. Кукла для единственного представления. Как в узбекском селе. Так что и описывать ее смысла нет. Кукла, как кукла. Начинаем.
Марина никогда не задумывалась, кем она хочет стать. Когда ее в начальных классах спрашивали: «Кем ты станешь, когда вырастешь?», спрашивали в основном разные учителя, она поднималась, оправляла кашемировую юбку школьной формы и звонко отвечала: «Космонавткой! Как Терешкова» она уже тогда понимала, что это – неправда. Ей была безразлична физкультура. Как потом будет безразлична физика. И астрономия. Когда она узнала, что солнце – сгусток раскаленных газов, который иногда плюется в холодное ничто протуберануами, а выражение «солнышко нам улыбается», не более, чем метафора, ей стало грустно. Ей тогда показалось, что у нее что-то украли, но была готова к этому. Она отвечала «космонавткой», потому что не могла ответить — «никем». В школе бы не поняли, если бы она сказала – «никем».
Просто она много болела, а во время болезни – много смотрела телевизора. Телевизор же быстро убедил ее, что смысл жизни – любовь. Она просто поверила в это, как верят дети, без оглядки, без вдумчивого анализа, без сожалений. Трудно не поверить телевизору. Она хотела влюбиться и стать хорошей женой, поэтому-то, наверное, единственным уроком, который она посещала без страха, были уроки труда. Там она впервые поняла, что хорошо гостовить – искусство. На остальных уроках она сидела прямо, как генерал Карбышев, а когда учитель на нее смотрел, рисовала на последней странице тетрадки. Другие девочки тоже рисовали, но как-то больше принцесс, на которых потом, как на вешалок, пририсовывали платья чудных фасонов с отложными воротниками, туго зашнурованные корсеты, розы в руках. А у нее это всегда были принцы, точнее принц, всегда один (еще один урок телевизора), просто с разными лицами, он стоял, грустно улыбаясь, даже без роз, весь такой неловкий и явно хотел что-то сказать, даже губы открывал, но не мог. Он ведь был не настоящий, а нарисованный.
Когда ей исполнилось пятнадцать, как у всех, у нее появились и настоящие (одному из них она даже говорила как-то на ухо ночью : «Будь нежным…будь нежным…», а тот неразборчиво хрюкал в ответ), но это были совсем не принцы. Вообще, она пошла на это не потому, что этот НЕ-ПРИНЦ ей нравился, а потому, что более опытные подруги сообщеили ей, что для того, чтобы быть хорошей женой, кухни маловато, нужно еще КОЕ-ЧТО уметь (при этом лица у них становились какими-то чужими). Она училась. Она взрослела. Она ждала любви. Она писала стихи (плохие). Она ждала, уверенная, что когда ЭТО произойдет, на ее душу снизойдет покой и счастье.
Владимир, то есть Володя, но Володей его никто не называл, только мама и только за глаза. У него в семье были свои порядки, по ним, если дети в десять тридцать смотрели телевизор, то они типа как провинились, и спасение – ремень, и как будто не замечать их потом неделю. Как-то так получилось, что с Володей разговаривали вообще мало: часто провинялся. Есть люди с очень странным представлением о любви. Так вот, Владимир тоже четко знал, кем будет, когда вырастет – богачом. Богачи, владельцы заводов, газет, пароходов, их все любят, у них, у остальных, просто выбора нет, с ними всегда говрят уважительно, богачей есть за что уважать и любить, а еще у них есть дом, он двухэтажный и, когда богач подъезжает к нему на своей машине, из дома выбегают дети, и он прижимает их к груди и подбрасывает, а они говорят ему, как день прошел, говорят наперебой, а еще собака ходит, тоже красивая, как и дом, и встает на задние лапы, пытаясь облизать ему лицо, а входная дверь открыта и на пороге, привалившись к двери там стоит Она, и ничего не говорит, только улыбается, просто от счастья, он сделал ее счастливой. (Телевизор! Столь четкий стереотип может дать только ТВ, когда американские фильмы показывают!) Он хотел стать богачом, и еще до окончания школы конкретизировал свой план: он будет работать на фондовом рынке. (Черт, я даже не помню, что такое фондовый рынок, но один мой знакомый там работал, а у него три квартиры, может одно из другого вытекает?) Пока его одногодки, которым он когда-то продавал велосипед по частям, чтобы дороже, травились мерзким молдавским вином, а то и хуже, чтобы пополнить собой ряды плебеев, он учился и ждал. Его цель требовала именно этого: учиться и ждать.
Что-то я запарился. И времени уже много. Надо заканчивать. Мне нужен отдых. Мне нужна сигарета. И цитрамон. Я просто полон желаниями. Мне осталось только реконструировать события, которые привели их к встрече. А уж влюбиться они сумеют и сами, не такие они и беспомощные. Дурное дело нехитрое.
Ладно, школу закончили. Им уже по семнадцать. Марина у нас, значит, страстная, как утюг. А у Володи мужественное лицо, он специально нижнюю челюсть выпячивает, чтобы казаться решительнее. Допустим, Марина прыгала с парашютом, все напортачила и приземлилась прямо на Володю. А уж как увидела его мужественное лицо…. «Тут-то между ними и пробежала искра…»
Бред. Марина? С парашютом? А тот что на поле делал?
Ладно. В крупном универмаге Марина вдруг почувствовала головокружение. Схватилась за ограждение (она была на втором этаже), ограждение было непрочным, такое бывает, и она полетела вниз…на Володю. Любовь, сбивающая с ног.
Бред. Где люди чаще всего знакомятся? Да где угодно. В метро например. Хотя в метро — редко.
Прдположим, они едут по эскалатору, но на разных дорожках вниз. Иногда так бывает: ты смотришь на чью-то спину и вроде бы ближе, но потом понимаешь, что ты с этим человеком все равно на дистанции, а дистанция та же, ничего не меняется, только рекламные щиты. А потом вдруг – раз….и собака. Собака забежала спрятаться от дождя, а может, кто потерял, она съехала вниз, а теперь хочет подняться, но на эскалаторе, который едет вниз, это непросто, она старается, шагает, как метроном, но остается там же, она даже не смотрит ни на кого, она не понимает, что происходит. И женщина, котрая сидит внизу в этой своей стеклянной будке, она говорит что-то по громкой связи, и теперь все смотрят на собаку и улыбаются. Потом она останавливает эскалатор, и Марина с Володей пересекаются взглядами и улыбаются уже друг другу. Черт, но она ведь останавливает только Маринин! Бардак. И Володя наш уезжает вниз, из этой суеты, от конца, от меня.
Допустим такой вариант, что они просто не хотят встречаться? Как это не хотят? Просто я не создал им такой ситуации правдоподобной, где это было бы неизбежно. А почему не создал? Чем плох парашют? Это нечестно. Рассказ может быть глупым, если он о любви, то это даже похвально, но честным – это обязательно. Может, нечестно вообще тебе писать о любви? Что ты в конце концов об этом знаешь. Как говорила одна моя знакомая: «В оконцовке он уезжает, а ты остаешься здесь. Топтать говно. С разбитым сердцем.» Мне нужна сигарета. И еще я не верю в искру. Люди должны понимать друг друга, чтобы полюбить. Сигарета.
Давай-ка завяжем с психоанализом. Широко развести руки. Глубокий вдох. Что ты за писатель такой? Зачем ты вообще нужен, если не можешь сочинить рассказ о любви. Еще один вдох. Надо же его хоть как-нибудь закончить.
Марина после школы не стала и пробовать получать высшее. Она устроилась на очень дорогие курсы поваров, а деньги на них частично были спонсированы родителями, а частично – заработаны официанткой, а потом – кухонной работницей. Все шло неплохо, только иногда сердце у нее тревожно сжималось, как птица, бьющаяся в стекло – неужели она ждет напрасно? Но она брала себя в руки, улыбалась и продолжала надеяться, ведь, как я уже говорил, все шло неплохо, а надеяться надо, иначе – труба. Через 10 лет она уже работала в солидном морском ресторанчике, и никто лучше нее не умел готовить миног с лимоном (хотя, что особого в миногах с лимоном – мне не понять). Вот. Она собирала книги о Гарри Поттере, и с нетерпением ждала пятую. Она хотела чудес. Она хотела снова верить в чудеса.
Володя осуществил свою мечту, во всяком случае – часть. Дом, собаку и Ее, стоящую у двери, он пока отложил. Оказалось, это не так и сложно. Главное – иметь дар убеждения. И деньги. Однажды, летним вечером у него была деловая встреча с клиентами. Деловой ужин, встречаются и такие. Вообще, многие дела, едва ли не все, решаются не в офисах, а в ресторанах. Те, кто покруче, имеют свой собственный ресторан, но Володя наш тоже был не лыком шит, и поэтому все чеки из всяких злачных мест, где он поил клиентов, он тащил в бухгалтерию, и их там безропотно делали представительскими расходами. Поэтому и рестораны он выбирал приличные (везет же людям).
В тот день его выбор пал как раз на тот самый ресторан и те самые миноги с лимоном. Так вот, ужин не задался. Люди разные бывают, эти, например, даже миног не доели – разъехались, чуть зубами не скрипя. Им, наверное, казалось, что их кидают на бабло. Может быть, так оно и было, но Володя все равно почувствовал себя немного несчастным. Он задумался о чем-то своем, наболевшем, и думал долго, так, что в висках заломило. В сущности, он был так же далек от дома, и собаки, и НЕЕ, стоящей в проему дверей и счастливой, как и в детстве, вот, что ему казалось. Подплыла официантка и сообщила, что подошел час закрытия, и, хотя ей очень жаль, все такое. Он еще подумал, что за идиотизм, все рестораны ночью основную выручку делают, во всяком случае ему так казалось. Он попросил разрешения поблагодарить кухню (он был поклонником Карнеги, и благодарности разбрасывал, как сеятель зерна), и она не отказала. В сущности, ей было наплевать. На кухне тоже было тихо, осталось всего трое, в белых фартуках, в колпаках этих клоунских.
В какой-то момент времени мои герои смотрели друг на друга. Хватит ли им этого? Да не знаю я.
Так иногда случается. Или не случается.