Наваждение

 Виталий Гудзикевич

 НАВАЖДЕНИЕ

Я нахожусь в комнате. Скорее всего, в мастерской. Наверное, в столярной мастерской. Передо мной, спиной ко мне сидит столяр. Сидим за огромным столом, на котором лежит на всю длину стола деревянный крест. Столяр, глядя на крест, застыл.
Стол. Крест. Я сзади стою. Подсматриваю. Как же мне не стыдно! Нельзя же, наверное, сзади смотреть?
– Можно! – улыбаясь и поворачиваясь ко мне лицом, сказал Иисус Христос.
Сколько я так стоял, сказать не могу. По ощущению и по ходу мыслей, я стоял долго. Долго стоял за спиной, подсматривал. Потом после улыбки Иисуса Христа я понял, что обнаружен. Но мне смотреть можно. Хотя по-прежнему ничего не изменилось: свет, комната, стол, на столе деревянный крест. Я весь находился в блаженной радости потому, что я четко осознавал – предо мной Иисус Христос! Или я стою перед Иисусом Христом…
Мысли проходят, но ответа нет. А хочется понять, при чем здесь крест. Причем здесь я. Хочу осознать и не могу. Может, в чем мое пребывание на земле? Или, как мы говорим, «в чем мой крест». Эта мысль пришла и ушла.
Меня переполняет святая радость: я вижу Иисуса Христа! Живого. Красивого. Мудрого. И веселого.
Потом Он погружается в себя. Становится серьезным. Смотрит по-прежнему перед собой. Перед ним крест.
О том, что я оказался в другом месте, мое сознание отметило: «В этой комнате меньше света». Даже какой-то коричневый свет.
Передо мной Божья Матерь. Грустная, грустная. В застывшем состоянии. Чуть склоняя голову. Убранство на ней, как на Владимирской иконе Божьей Матери, только без Иисуса младенца.
У меня мысль: «Горе случится». Еще мысль: «а где же младенец?» Потом думаю, так я же только что видел Иисуса взрослым, какой младенец?!
А так как взгляд Матери Божьей грустный, жалеющий, пронизывающий и устремленный на меня, я понял – будет Горе.

* * *

После этого видения, я долго хранил его в тайне.
Со временем я почувствовал, что виденное мной потихонечку стирается из памяти. Проходит день, два. Неделя проходит. А я боюсь кому-нибудь рассказать, что видел самого Бога – Иисуса Христа!
У меня жена, сын. Живу в Москве. Мы такие же христиане как все. В Бога верим, а до конца признавать боимся.
Если бы найти видящего монаха и спросить у него: что я видел? Сон, бесовское наваждение или, правда?! При этом самому молчать. Но монаха рядом нет.
Есть сын лет пяти. Который подходит ко мне, после той ночи и говорит: «Мама, а папы этой ночью сегодня не было!»
Я понял, это серьезно. И скрыть в себе виденное, как правильно пишут в книгах, нельзя. Тогда я рассказал жене. Она долго смотрела на меня, смотрела, но ничего не сказав, опять же молча перекрестилась, оставив меня в том же недоумении.
Идут дни…
Я нахожусь в каком-то блаженном, беспечном восторге. Я видел Иисуса Христа!
Пойти в церковь на исповедь даже не думал. Видеть Иисуса Христа, находиться с Ним рядом, разговаривать. Духовно почувствовать, что Он меня любит... Как это сохранить. Передать. Не расплескать, в конце концов. За что мне такая благодать?! Моя духовная жизнь на земле – жизнь грешника. Единственное, это то, что к этому времени я в Бога крепко верил! Людей любил, особенно христиан. Остальных тоже любил, но скрепя сердце. Простите меня, монахи Москвы и священники!

* * *

На Троицу, в 1998 году это выпало на 7 июня, я приехал в свое любимое село.
Говорят, монаху бремя старчества страшно и тяжело. И быть старцем каждую секунду непосильно человеку.
А каково мне? Люди добрые! Ни с того, ни с сего?!
Монах идет к этому потихонечку, на протяжении всей жизни. И то не каждый скажет даже в конце пути: «Ко мне Бог снизошел».
Я, жена моя и сын пошли в церковь в моем родном селе. А в селе как? По простому. Тут как в семье. Каждый друг друга знает как облупленного.
Батюшка в церкви призывает: «Да любите вы друг друга!»
Во время службы на всю церковь батюшка радостно добавит: «Москвичи приехали!»
Это о нас так. А народ и так видит, что мы приехали. Я же говорю, всё тут по-простому. И не важно, что в селе две тысячи дворов. Все всё знают. Обо всем ведают. Я тоже всех знаю и ведаю, кто есть кто. Вон та женщина старательная – старая поповна. Молодая румяная, но вся в скорби – молодая поповна. Возле нее девочки. Это попенята.
Но вот служба закончилась. И батюшка, и матушка, и дети, и старая поповна окружили нас. Обцеловали.
После вышли все из храма и направились в дом батюшки. В гости. «Все» – это моя семья и батюшкина семья. Сегодня праздник. Накрыли на стол. Я пил водку, батюшка вино. Перед тем как трапезничать, я обратился к батюшке:
– Батюшка я хочу вам рассказать о случившемся со мной. Изнемогаю под тяжестью оттого, что знаю.
Батюшка Василий (Загребин):
– Драгоценный мой писатель, кто-кто, а писатели – тоже мученики. То себя мучают, то народ. Тебя я люблю, хоть ты и писатель. И чтобы облегчить тебе страдания, я возьму твои грехи и сброшу с твоих плеч.
Но сегодня Святая Троица…
На следующий день батюшка и матушка, и их дети – у нас дома. Их девочки и мой сын выскочили играть на улицу.
Моя мама, наговорившись с нами и получив последнее наставление батюшки относительно просфор, сколько их печь и к какой службе, удалилась в свои комнаты.
Если я зацепился за маму, надо будет вкратце о ней сказать.
Мама как мама…
Меня сначала Бог надоумил заняться восстановлением разрушенной, поруганной церкви в моем селе. О ней я написал. Писатель же. Сначала робко написал, потом смелее.
В Москве пошел на Чистый переулок, в резиденцию Московской Патриархии. Приняли. Рассказал про церковь. Сначала робко, потом смелее.
Они тут же, при мне позвонили Владыке Василию. Это в его власти находится наша церковь разрушенная.
– Да нет, не ропщут христиане, не жалуются – возрождают храм. А теперь батюшку просят прислать…
Слышу уже конец разговора по телефону. Не дело писателя слушать разговоры высшего духовного сана.
Потом самый старший в этой резиденции повел меня в огромный кабинет. Там было большое количество Библий. Сложил он мне целую сумку и дал. Среди Библий оказалась Библия для служебного пользования. Он сначала отложил ее обратно, но потом вернул. Улыбнувшись, сказал:
– Читай!
Иду по чистому переулку с полной сумкой Библий. Иду и плачу, а в голове одна мысль:
– За что, Господи!
Иду в метро; весь в слезах, на душе блаженство.
…Храм Христа Спасителя еще не восстановлен. Деревенский храм в честь Воздвижения Креста еще не освящен…

* * *

Я хотел сказать о своей маме.
Село. Церковь. Все идет своим чередом. И батюшку прислали, отца Юрия. И храм восстановили – Кресто-Воздвижения, и Богу службы проходят в храме.
Мало, помалу сбил в стадо отец Юрий своих овец. В церковь больше и больше народа ходит.
Во время службы верующие получают из рук батюшки просфору.
Просфора как знамение благодати Божьей. Почему же просфора – знамение благодати Божьей?
Прежде всего – что такое знамение и благодать.
Знамения – это такие предметы или изображения, которые передают духовное значение Божественных и небесных истин и явления, не изображая их непосредственно.
Под благодатью Божьей, благодатью Христовой разумеется все домостроительство нашего спасения совершенное пришествием Сына Божья на землю, Его земной жизнью, крестной смертью, Воскресением и Вознесением на небо: Благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился (Еф. 2, 8-9).
И благодатью называют дары Святого Духа, ниспосланные и ниспосылаемые Церкви Христовой для освящения ее членов, для их духовного роста и для достижения ими царства Небесного. Просфора, являясь символом обожженной твари, может приобретать разные значения в зависимости от хода богослужения, знаменуя собой и отдельного человека, и все человечество в целом.
Как печется просфора? Просфоры приготовляются из лучшей пшеничной муки, замешанной на чистой воде с добавлением соли, закваски из дрожжей и святой воды, и выпекаются с чтением Иисусовой молитвы просфорницами благочестивой жизни.
Вот и добрались потихонечку до одной из таких женщин – просфорниц. Ей оказалась моя мама.
Поначалу отец Юрий благословил несколько женщин на выпечку просфор. Но время шло. Некоторые уставали, некоторые старели. В конце концов, осталась раба Божья Людмила, моя мама, одна просфорницей. Хотя ей тоже уже за 70 лет.
А время идет. Отец Юрий получает повышение и уезжает. Взяв с собой матушку и сыновей. Церковь осталась стоять на месте.
Присылают молодого батюшку. Моя мама рада, новый батюшка – новые просфорницы будут.
Сначала мама помогала ему освоиться, прийти в себя, наладить службу. А потом стала просить:
– Найдите мне, батюшка, замену.
– Не могу, – отвечает батюшка Василий, его, как и Владыку, тоже Василием зовут. – Тебя благословил отец Юрий печь просфоры, пеки и дальше. Я не могу снять с тебя благословение отца Юрия.
Батюшка Василий молодой, но мудрый. А мы-то этого не знали.
Идут годы. Отец Василий службы правит. Раба Божья Людмила просфоры печет. Сил нету, а надо. С молитвой.

* * *

И вот мы дошли до того момента, когда сидим мы у меня дома. Я, моя жена, батюшка Василий, матушка Татьяна.
Их дети и мой ребенок гуляют на улице. Моя мама просфорница получив наставления от батюшки, ушла.
Сидим в ожидании дивного рассказа, который я обещал.
– Господи помилуй, – сказал я и обратился к батюшке: «Только, пожалуйста, батюшка, после всего, как я расскажу, не говорите мне, что я впал в прелесть».
Батюшка, ничему не удивляясь, смиренно кивнул головой.

* * *

И я рассказал во всех подробностях о видении Иисуса Христа. Рассказывал долго. Никто меня не перебивал. На улице уже начались сумерки, как и в тот день, когда я увидел Иисуса. Сумерки…
Сидим, молчим. Батюшка боится что-либо сказать.
Прошу матушку помочь мне разобраться в этом сложном вопросе:
– Матушка, ваш родной отец ведь старый, опытный священник. У него, наверное, был случай, похожий на то, что случилось со мной. Может, кто-то исповедовался? Как к этому относиться?!
Был бы монах прозорливый, пусть бы посмотрел на меня и сказал, видел ли я Иисуса Христа, Матерь Божью или нет?
– Да, – вспоминает матушка, – был случай у отца. Он и сейчас священник, отец мой. Помню, помню... А начни еще раз рассказывать о случившемся.
 – Стою я в столярной мастерской, – начал я, – предо мной Иисус Христос, сидит ко мне спиной. Стою долго, смотрю и ловлю себя на мысли…
– Верно, верно – перебивает меня матушка. – Все, кто прикасался к чуду, все кто созерцал Иисуса Христа, видели его со спины. Иначе его видеть нельзя.
– Я видел лицо Его, глаза Его, волосы, бороду, Его одежду – начинаю повторять однажды сказанное. – Он говорил со мной. Матушка подтвердила – это истинно. Батюшка долго пугал меня, что это добром не кончится и т.д.
А потом поднялся и в сердцах воскликнул:
– Надо же! Я священник! И днем, и ночью Богу молюсь. Соблюдаю посты, езжу по святым местам, посещаю монастыри, принимаю Святые Дары... А ты?! Ты понимаешь, что сподобится приобщения благодати Святого Духа, величайшего дара Божьего!? Живой дух снисшел!
«Боже, – думаю я, – спасайся, кто может! Хорошо, что я где-то читал, мол, монахи в монастырях постоянно творят по монашескому обычаю молитву Иисусову: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Знали монахи и силу, и пользу, и сладость призывания имени Божия.

* * *

Как я шел к Богу?!
Крестили меня в 1957 году отец Василий (Грес). Киевская Русь – помог восстановлению храма, где меня крестили. Храм Кресто-Воздвижения. Село Иоанна Искры.

* * *

Обряд венчания совершено в храме Кресто-Воздвижения раба Божьего Виталия с рабой Божьей Ларисой. Таинство венчания совершил настоятель протоиерей Юрий (Ладан) 9 августа 1991 года. Село Иоанна Искры Отец Юрий благословил жену мою на рождение сына.

* * *

Сына Кирилла крестили в Москве, в храме Всех Святых на Соколе. Москва. Нахожу золотой нательный крестик, с цепочкой. В 1996 году первая церковь, куда захожу, не попав в Третьяковскую галерею – иконы Всех скорбящих Радость.

* * *

Москва. С 13 на 14 августа 1997 года видение Иисуса Христа и Матери Божья Марии. По старому стилю летоисчисления это происхождение честных древ животворящего Креста Господня.
 
 * * *

Москва. 15 ноября 1997 года. В церкви Всех Святых на Соколе хотел купить литографию преподобного Серафима Саровского (к помощи которого я часто прибегаю, молясь). Даже когда литографию мне завернули и повязали тесемочкой, я переспросил: «Точно ли там литография Серафима?» Меня уверили, что точно. Дома я развернул пакет – там была литография Богородицы.
Поблагодарив за это Серафима Саравского, я уже ничему не удивляюсь.

 * * *

Москва. Май месяц. 1998 года. Видение: Я попадаю в ад – я стою в каком-то затемненном месте. Меня мучает дьявол. Он высокого роста. Я по сравнению с ним ребенок. Он меня мучает, а вокруг стоят еще дьяволы. Где-то их четыре штуки. Как я понял, тот, кто меня мучает, среди дьяволов высокого ранга. Потому, что те тоже хотели меня мучить, а он им не давал. Сам…
И они его боялись. А как он меня мучил? Он мне сдавил, как прессом, своими ручищами голову и давил ее, давил. Но не в этом страх и боль, а в том, что это мука будет вечно. И это всё, что ты одновременно осознаешь.
Скажу, как на духу: смерть – это мгновение, боль это то, что все равно когда-нибудь кончится, болезнь имеет начало и конец, страх когда-нибудь гаснет, только муки вечные в аду – вечны.
Вот такой ад я пережил. Вечная боль, безысходность, мучит сатана. А ты уже ничего не можешь изменить.

 * * *

И об этом я поведал отцу Василию, батюшке из деревни, где я родился.
Почему я не исповедуюсь в Москве у монаха или священника? А кто меня так терпеливо и долго слушать будет?!
А отец Василий, хоть и молодой, терпит. И слушает.
– Так значит, в аду, – переспрашивает отец Василий, – ты не слышал вонь серы, смола не кипела, и черти были безрогие?
– Да, – отвечаю. – Так и было.
– Гм-м, – протянул он спокойно, – тогда ты не в аду был, а в чистилище. Морды говоришь, обезьяньи у мучителей?
– Да, – отвечаю.
– Это, нас учили в семинарии, не кто иные как эфиопы.
– Мне-то не легче, – аж скулю я, – адские муки. Вечные адские муки, за что?
– Гм-м, – спокойно протянул он.

 * * *

После того как я попал в ад – видения Иисуса Христа, Матери Божьей.
Бросаю всё, беру сына и жену, еду в деревню. Боязно в Москве помирать, да и дорого.
А в деревне хорошо! Батюшка Василий святой водой меня кропит, елеем меня мажет…
Хорошо и в родительском доме. Тихо и спокойно. Старый, правда, дом. Да и не дом, а хата, отец мой построил. Когда я еще не родился.
Всё равно здесь красиво: река, которую тоже построил мой отец.
Колокола звонят в церкви. Мама просфоры печет для службы. Я потихонечку прихожу в себя.
Но вот перед самым Новым годом, а точнее 25 декабря, по радио передали: «Европа уже празднует». Я думаю, это не наш праздник, и наелся чеснока.

 * * *

Нахожусь в раю. Стою в ожидании кого-то. Смотрю по сторонам. Рядом стоит скамейка из красного мрамора. Не зря стоит. Она из мрамора, а на ней большие рыбные скелеты с головами. Прямо так и чувствуется, что всё это не даром. Как символы. А символы чего, не знаю.
Дальше огромные луга, и лес и кусты, и цветы, и трава. Я стою на месте, а вижу все это одновременно.
О том, что это рай, мне сразу дается в понимании. Всё такой красоты, что хочется повториться: это передать невозможно. На земле даже самые красивые места не могут идти в сравнение.
Вдруг, вижу, издали ко мне кто-то идет. Приближается. Ближе и ближе. Именно приближается. Там в раю не ходят. А плавно двигаются по земле, не касаясь ее. И вот они рядом со мной.
Первая – Дева Мария! Сама Царица Небесная!
Следом еврей с бородой. Но кто точно, мне информации не дается.
Приблизились. Я стою, держа яблоко в руке около рта.
Богородица приблизилась ко мне. Вижу: Она красивая-красивая. Я и говорю:
– Ты красивая! Я тебя люблю!
Я это сказал, наверное, под впечатлением увиденного. А подсознательно выдал ту информацию, что у меня была. Читал же о встрече святых с Богородицею на земле. Они Ей говорили добрые слова.
Смотрю, Богородица поворачивается к еврею с бородой. Он ей что-то объяснил. Она рассмеялась. Так лучезарно.
Потом я посмотрел на мраморную скамейку, где лежал скелет рыбы. Мне стало неловко. В оправдание говорю:
– Это не я! Это не я!
Он (еврей) Богородице снова объясняет, почему я так взволнован. Теперь оба рассмеялись…
А у меня на душе было мирно и хорошо.

 * * *

Теперь у меня уже есть опыт рая. В душе ощущение святости и силы и благодати. Я видел Богородицу. Видел Ее одежды бирюзового цвета. Видел ее красоту. Красоту Пресвятой Богородицы!

 * * *

Я опять к батюшке: – Батюшка! Я был в раю!
Он спокойно накладывает на себя крест и говорит: – Слава Господу нашему Иисусу Христу и Царице Небесной за все…
И долго потом батюшка мне что-то внушал. Но вижу, самому ой как интересно про рай услышать.
Всё отцу Василию было интересно. Даже вместе со мной предположил, кто был с Богородицей.
– Николай Угодник, – спокойно предположил батюшка.
– У Николая Угодника, – объясняю я, – светлая борода и светлые волосы на голове. А у этого волосы, и самое главное на макушке лысина, как у евреев бывает.
– И все равно, это был Николай Угодник. Есть иконы, где он выглядит так, как ты описываешь, – настоял батюшка.
На том и порешили.
 
 * * *

Священное Писание на всем пространстве своем свидетельствует, что Бог посылает различные скорби, в том числе и телесные недуги, тем человекам, которых он возлюбил.
…Страдать нам нужно, чтобы лучше стали, – за грехи свои.
Больше двух лет я, моя жена и сын находимся в деревне.
За это время я немного пришел в себя. Стал строить дом кирпичный, вместо старого. Новые сажать деревья в саду.
Мама моя так и осталась просфорницей.
На Пасху, когда врата рая были открыты, она умерла.
Перед смертью батюшка ее особоровал и причастил.
У меня мама трижды попросила прощения. Я трижды ответил ей: «Пусть Бог простит!»
Когда ее хоронили, я увидел, что принесли из столярной мастерской тот самый деревянный крест, который лежал на столе у Иисуса Христа.

 1999 год.

 Украина, село Искровка, Храм Крестовоздвижения.
Священномучиник Николай Искровский – каннонезирован в 17 июля 2001 года.
 
 Монах Нестор (странствующий) 11 июня 2004 года в присутствии большого количества верующих
 в храме Крестовоздвижения подтвердил моё видение Иисуса Христа и Матери Божьей.
 Пребывание моё в раю, и в аду. Христос Воскрес! – Воистину Воскрес!
 

 2006 год.