Сказка об иллюзиях, играх и человеческих судьбах

А в результате все просто оказалось иллюзией. Даже не обидно. Больше смешно. Смешно потому, что все оказалось не просто иллюзией, а обоюдной иллюзией. Иллюзией того, что никогда не могло бы стать реальностью. Слишком красиво, слишком страстно, слишком опасно, слишком «на грани», слишком уютно и неуютно. Слишком противоречиво и до боли абсурдно. Просто--«слишком». Элемент игры—слишком велик. Азарт--слишком велик. Азарт губит. Очень важно осознавать это. И одно дело, когда твой азарт губит тебя, а другое дело—когда твой азарт разрушает чужие судьбы и жизни.
Это был как раз тот уродливый азарт, который захватывает тебя, а губит других. Игра в русскую руллетку на чужую жизнь... Разбитая жизнь—как разбитое зеркало. Ее не склеить...Только в разбитое зеркало не нужно смотреть. Его можно выбросить и купить новое. А вот новую жизнь не купишь. А смотреть на осколки разбитой придется все время. У нормального человека (с минимальным уровнем моральных ценностей) осколки чужой разбитой жизни запечатлятся в голове безвкусной картиной, которую невозможно уничтожить.
Я этого не хочу. Я этого никогда не хотел. Я ненавижу причинять боль...

Тебе было все равно...

...Ты просто устала. Устала от всего. От повседневности. От безразличия. Я знаю, что я тебя оживил. Я знаю, что твоя жизнь превратилась для мне в детскую «раскрашку», которой я наслаждался, как ребенок.
И тебе было все равно. Тебе было наплевать на чужие судьбы, на чужие чувства, на чужие жизни. Тебе было хорошо. Первый раз за последние шесть лет...

Первый раз я испугался, когда я понял, что ты полюбила меня. Первый раз я понял, что ты полюбила меня, когда маленький человечек, которому ты подарила жизнь и свои большие, очаровательно-голубые глаза, улыбнулся мне и сказал: «Папа, здесь продают горячий шоколад. Может остановимся?..»



...Я был в шоке. Ты была в шоке. Только в более приятном.
Все что я смог тогда ответить: « Может и остановимся. Только при одном условии. Вы, молодой человек, заказываете свой горячий шоколад самостоятельно. И расплачиваетесь тоже самостоятельно». Я протянул ему четыре долларовые купюры. Пускай мальчишка потренируется в общении и математики. Он же... растерян и смущен. Обменялись взглядами... Пятилетний мальчишка сделал правильный вывод—альтернативы не существует.
Подошел к кассе, протянул четыре доллара, покраснел и выдавил из себя: «Горячий шоколад». Взглянул на меня...еще больше покраснел...и добавил: «пожалуйста».
Я улыбнулся. Ты улыбнулась. Он посмотрел на нас и тоже улыбнулся. Испанская кассирша с ужасным акцентом промямлила цену. Даже для меня было тяжело понять, что она сказала.
--Сашка, попроси чек. Легче будет.
Он просит чек. Смотрит на него и считает на пальцах. Полтора доллара из четырех. Мы получаем сдачу и пересчитываем. Опять на пальцах. Все правильно.
--Сашка, пробуй свой шоколад
... пробует..
--Вкусно?
--Угу.
Ну если вкусно, то нужно отблагодарить замечательную девушку, которая приготовила тебе не просто горячий шоколад, а ВКУСНЫЙ горячий шоколад.
Он улыбается и говорит «спасибо». Ты смеешься. Слишком мал еще, чтобы понять суть «чаевых». Да и лучше, пожалуй, чтобы «спасибо» для него, в этом возрасте, было более важным, чем пятьдесят центов. Отходим от кассы. Сашка доволен собой. Ты довольна Сашкой. Я доволен тем, что вы оба довольны.
И мы садимся за столик и пьем кофе и горячий шоколад. Улыбаемся. Тепло и уютно. И... неуютно. Пытаюсь понять почему. И понимаю... Всплывает одна фраза и разрезает мой мозг и мою улыбку напополам. «Папа, здесь продают горячий шоколад. Может остановимся?»
Только вот настоящий папа скорее всего вынимал иглу из вены и думал, где спрятать остаток, в тот момент, когда эта фраза была произнесена пятилетним мальчишкой.
И тебя эта фраза порадовала. Меня же жестоко испугала. Ты ведь сама еще была ребенком. Тебе казалось, что ты нашла волшебное решение проблемы. Только взрослые проблемы так не решаются. Невозможно исцелить человека от рака мозга, отрезав ему голову.

«Папа, здесь продают горячий шоколад. Может остановимся?»
Фраза снова и снова режет мой мозг, мои чувства, опустошает меня, высасывает энергию, искажает мое лицо, пропитывает рубашку липким и зловонным потом. Ты испуганно смотришь на меня.
--Солнц, ты в порядке?
--Угу...просто устал.
Пробегаешь пальцами через мои волосы...к спине...и по-кошачьи нежно скребешь под лопаткой...Расслабляюсь немного. Эх... как хорошо ты меня знаешь...
И тут мальчишка, словно пытаясь добить, произносит:
--Пап, а куда мы теперь пойдем?

И ты снова улыбаешься. А я теряю контроль. Мне больно. Я молча кричу. И то, что я вынужден кричать молча, доставляет мне еще большую болю. Я делаю вид, что мне звонят, открываю телефон, выхожу на улицу...
...возвращаюсь...
--Повар заболел. Нужно покрыть смену. Катенок, ты как всегда красива. Сашка, будь умницей и радуй маму.

Ты наконец поняла, в чем дело. Только не можешь ничего изменить. Чувствуешь вину, но понимаешь, что тебя не в чем винить, а значит, тебе не в чем извиняться.
Ты улыбаешься, но я вижу слезы в уголках твоих красивых глаз. И я знаю, что эти слезы никогда не скатятся по твоим щекам. Они высохнут там, где родились. Ты никогда не сделаешь больно своему сынишке слезами. Ты—тигрица. Ты молода, красива и сильна. Перед выходом я оборачиваюсь и подмигиваю тебе. Ты улыбаешься...грустно улыбаешься...



Но это всего лишь начало...


Ты закончила работу раньше обычного...Звонишь:
--Привет, волчонок.
--Привет.
--Кофе пить будем?
--Ты же знаешь, я от кофе никогда не отказываюсь. Ты где?
--Перед твоим подъездом.
--Ну тогда будем пить вино.
--Вино не хочу....хочу кофе.. с сахаром.
--Ты ж знаешь, у меня сахару нет
--У твоих соседей есть. Я с ними в прошлый раз договорилась.
--Ух, шустрая... ладно, поднимайся. Будем кофе пить...с сахаром.

Кофе оказался безумно вкусным и страстрным. Настолько вкусным, что Сашку из садика ты забрала на пять минут позже обычного. Ну и домой привела его на пять минут позже обычного.
А назавтра пришла на работу с синяками, которые старательно от меня прятала. И тогда я снова испугался. Нет, дело не в синяках. Ты приходила с ними и до этого. Но я никогда не был причиной их появления. Пусть даже косвенной.

-- Солнц, а ну-ка иди сюда. Закатай рукавчики.
-- Да ладно тебе... Не бурчи, а то за шею укушу.
-- Катенок, кто тебя так поцарапал-то?
-- Никто. Умывалась, да коготки спрятать забыла. Ерунда. До свадьбы заживет. А после свадьбы маникюр сделаю. Ты ведь тоже когтистый. А двойного набора нам в доме не нужно. Да и твоим коготкам я больше доверяю.
--Слушай, я сегодня к вам в гости загляну. Пообщаюсь с твоим суженым. Давно хотел рассказать ему про непредсказуемость жизни и все, вытекающие из этого, болезненные последствия. Во сколько ты с Сашкой в парк идешь?
-- Юр...не нужно. Прошу.. Не глупи. Не торопись...
-- Я уже опоздал...

Страшно было не то, что я опоздал. Страшно было то, что я не хотел смириться с этим. Я хотел дергать за все возможные нити и нажимать все возможные кнопки. И нитей и кнопок было более, чем достаточно. Только вот каждая нить, которую я мог дернуть, была привязана к чьей-то шее. А каждая кнопка, которую я мог нажать, активирывала взрывной механизм в чьем-то сердце.

Я взвыл. Я просто ушел. Я убежал в лес. И время от времени можно услышать мой вой.
Только ты его не слышишь. Боль, которую я доставил тебе своим уходом, блокирует его.
А я слышу, как ты досих пор ищешь меня в этом лесу искаженных судеб:
--Волчо-о-о-но-о-к....Где ты?

Ты очень хорошо знаешь, где я. Но ты также знаешь, что если я спрятался, то не нужно меня находить.
 Счастья Тебе, Солнце!