А если это любовь?

А если это ЛЮБОВЬ?

Я сижу в пустом кабинете. На столе – толстая стопка тетрадей. За окном – апрель и солнце. Ненормально теплая весна, уже плюс двадцать, хотя ещё только середина месяца.
За окном какая-то тётка орёт противным голосом
– Марина! Марина!
Хочется выглянуть с одной стороны – а с другой – вдруг не меня. Посмотрю в окно и буду выглядеть полной дурой.
– Маринка, Марина, – не унимается тетка.
Да что она разоралась. Нет, всё-таки выгляну.
За окном стоит Лариса и машет мне руками.
– Марина, ты чего там как крыса зарылась! И так слепая. Давай, выходи.
Дальнейший разговор проходит в режиме: «…! Быстро домой!» Она орёт мне со двора, я ей – из окна третьего этажа:
– Ой, Ларис, я тебя и не узнала. Я вообще-то сочинения хочу проверить.
– У тебя два дня впереди! Завтра проверишь!
– Ларис, я не хочу с собой тетради тащить!
– Хватит отмазываться! Пошли на улицу! За ней подруга зашла, а она даже выйти не может!
Я понимаю, что ели сейчас не выйду, то Лариса обидится. А я буду чувствовать себя виноватой. Ладно… Беру тетради, запихиваю в сумку и выхожу.

А на улице… Если бы я была сейчас маленькой девочкой, то прыгала бы от счастья. Маленьким девочкам для счастья вполне достаточно солнца, тепла и распускающейся зелени. На какую-то долю секунды мне снова становится пять лет, и я прыгаю вниз по школьным ступенькам.
– Ты чего там расскакалась? – это уже Лариса выносит неутешительную оценку моему инфантильному поведению.
А, ей всё равно меня не понять.
Я подхожу:
– Привет. Ты что тут делаешь?
– Шла мимо с работы, смотрю – в окне твоя голова торчит. Решила зайти.
– Мне нужно домой – занести тетради.
– Пойдём через сквер. Я курить хочу.

Мы шли через сквер, в котором росли высоченные клены и ели, стояли деревянные лавочки, кое-где поломанные, а рядом – полупустые мусорки с валяющимися рядом бутылками и пакетиками из-под чипсов, засыпанными шелухой от семечек. Это был один из тех скверов три в одном, которые есть в любых небольших городках. Ранним утром он служит местом для выгула собак, днём – детской площадкой, а вечером превращется в клуб для встреч, свиданий и знакомств.

Остановились возле одной из скамеек, Лариска достала пачку Vogue. Я почему-то вспомнила, как почти десять лет назад мы сидели тут же, на этой же самой скамейке. Только тогда была осень, и мы курили Bond. Лариса посмотрела на меня, кажется, она думала о том же:
– А помнишь…
– Помню, – я улыбнулась. – «Девушки, можно с Вами познакомиться»
– Да, ты тогда ещё заорала, как дикая: «Можно!» – Лариса вообще не стесняется в выражениях. – Они: «Пиво будете?», а ты: «Будем! Девятку!»
– Да ладно тебе, зато как получилось потом хорошо.

– Девушки, можно с вами познакомиться,– прозвучал голос откуда-то слева.
Мы с Лариской хором обернулись.
Перед нами стояли два парня лет двадцати восьми. Один – мужчина из снов, с голливудской улыбкой сверкающих зубов, глаза – Ален Делон, губы – Поль Бельмондо, нос тоже откуда-то оттуда и блондинистые волосы Пьера Ришара, только коротко подстриженные.
В глазах Ларисы на секунду вспыхнула похотливая искорка, и она прищурилась, чтобы не выпустить её наружу.
Второй… словно ветер принёс кого-то из позабытых воспоминаний.

– Можно! – это я, оказывается, только что сказала.
Лариса смотрит на меня удивленно.
– Пиво будете? – продолжил ришаристый блондин.
– Нет, – отрезала Лариса.
– Мартини, – уточнила я.
– Тогда, – сказал тот, который пришёл из воспоминаний, – разрешите пригласить вас в кафе.
Голос его был мягкий, как у кота Матросскина, только на два тона ниже, а сам он был похож на Маркиза. Он был тёмненький, и глаза – как у плюшевого медведя.
...
Мы сидели за столиком кафе, и пили «Бьянку». Говорили ни о чём. Кто где работает, чем увлекается. Блондинистого звали Никита, он был мелким директором небольшого завода. Второй, плюшевый, Марат, работал там же каким-то технологом. Я честно призналась, что работаю учителем в школе. Лариска почему-то представилась секретаршей, хотя на самом деле – она инженер в ГИПРОМЕЗе.

Никита, не переставая, восхищался Ларисой.
– А вы натуральная блондинка?
– Да, – Лариса гордо откидывает прядь крашеных волос.
На самом деле она действительно считает себя натуральной блондинкой. Я не знаю, можно ли с её темно-русыми волосами цвета мышиной шкурки считать себя натуральной блондинкой, но предпочитаю не поднимать этот вопрос. Во всём, что касается внешности, Лариса крайне щепетильна. И может обидеться на любую мелочь. Хочет считать себя блондинкой – пусть считает.
– А …он поворачивает голову в мою сторону.
Почему-то вопрос: «А вы натуральная шатенка?» как-то не звучит.
– У меня мелирование, – я показываю рыжую прядь.
Марат берёт её в руку:
– Я посмотрю, – говорит он, – можно? Это когда вот так пучками, да?
– Прядями, – уточняю я.
– У вас такие глаза голубые! – это опять Никита восторгается Ларисой.
Её губки-бантики растягиваются в улыбке.
– Да! – и она кокетливо хлопает наращенными ресницами.
Марат улыбается мне. Я ему. У нас с ним обычные карие глаза – чего о них говорить.
***
Мы шли по тёмному скверу, я и Марат. Он тащил мою сумку.
– У тебя там кирпичи?
– Нет, тетради…
Он молчит. Я молчу.
Вот двор, мой подъезд.
– Мы пришли.
– Да, так быстро?
– Ну, я пошла. Спасибо, что проводил.
Марат достает телефон. Говорю ему номер.
– Я позвоню, завтра.
Я киваю.

...
Маркиз сидел в коридоре, но когда я зашла, демонстративно удаляется на кухню.
Я догнала его, вытянула из-под холодильника.
– Маркизик, маленький. Ну, ты что обиделся. Не обижайся. Между прочим, сегодня пятница! Маркиз, как ты думаешь… А если это ЛЮБОВЬ?
Маркиз ничего не думает. Он мяукает что-то вроде: отстань от меня, старая алкашка, вырывается из моих рук и ныряет обратно под холодильник.
– Ну и сиди там!

В комнате меня ждёт диван, рука уже непроизвольно начинает искать пульт от телевизора. В это время звенит мобильный. Лариска, наверное. Я беру трубку.
– Ты ещё не спишь? – раздаётся в ней плюшевый голос.
– Почти сплю.
– Ну, тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи…