Сыскное агентство Альма-фатер

 =1=


Михалычу под семьдесят. Старик как старик. Длинные руки от сутулых плеч. Коленки вперёд. На коленках и на корме штаны отвисли. Не всегда чисто выбрит по причине благодушного пофигизма из-за принятых втихаря от бабки ста грамм. В глазах философия. То с хитрецой, то грустная.
Степановна приторно улыбчива и жеманна в разговоре, когда хочет понравиться. Сурова и язвенна, если не уважает. Ростом невысока, в полроста широка ниже места с названием "талия". Каждую неделю подновляет ядовито рыжие волосы дешёвой хной, имеет десяток губных помад на трюмо, и с возрастом стала жутко стервозной. Пилит Михалыча, что квартиру не ремонтирует. А зачем её ремонтировать, ежели обои не дырявые, а только выцвели манеха? Пилит, что дармоед, что не работает… Будто сама работает!
Работал Михалыч до последнего, сторожем в поликлинике. Да у заместителя главного врача по хозяйственной части, по-нашему – у завхоза, родственник объявился, который за спаньё в поликлинике возжелал деньги получать. А Михалыч не спал. Он на дежурство с Альмой ходил, с овчаркой. Она чуткая, всё слышит. Да и сам он прогуливался по этажам время от времени. Но попросили вот.
Живут Михалыч и Степановна вместе четыре десятка лет, и надоели друг другу хуже горькой редьки. Степановне надоел Михалыч - дармоед, бездельник и выпиваха. Михалычу надоела Степановна, скандальная баба. А скандалит баба каждый день сорок раз. Это до обеда. А пообедав – и того более.
Степановна и на Альму скандалит, что жрёт собака зазря, что шерсти от неё не наубираешься. Как будто от ейного кошана Тишки шерсти меньше! И не помнит старая, что жрёт Тишка-радость не как Альма-заразина, дешёвую кашу, а дорогой кошачий корм в ненаших упаковках!
Но больше всего недолюбливала Степановна Альму за то, что собака – не Михалыч, ругать себя не позволяет. Только старуха разойдётся со скандалом, как Альма глянет на неё сердито, да заворчит утробно. Старуха от греха подальше и поперхнётся, обложив чёртову собачатину матом.
- Стерва ты! – не удержался один раз Михалыч, когда пришёл домой под газом и нарвался на старухин скандал.
- А стервой нынче жить модно! – выпятила живот старуха и гордо подбоченилась. Словно за хула-хупное кольцо взялась. – Про то даже Собчачка в "Доме-два" говорит!
- Я в ваш проститутский дом не заглядываю, а что стерва – энергетический вампир и для здоровья окружающих вредна, даже моя Альма знает! – утвердил Михалыч.
От старухиной стервозности Михалыч и к водочке пристрастился. Но Степановна просекла, что Михалыч деньги с пенсии закраивает, стала караулить почтальоншу, которая пенсию носит. Конфискует всё до копейки, и спрячет в разные места секретные.
Михалыч хоть на таможне и не работал, но когда старуха уходила, устраивал тщательный досмотр жилого помещения и время от времени изымал недекларированные купюры. Только старая контрабандистка так наловчилась в искусстве сокрытия, что мероприятия любителя-сыскаря по изыманию финансов уравнялись в эффективности с потугами премьера по удвоению ВВП президента.
Степановна возвращалась из очередного обхода магазинов, кляня дороговизну и бесконечное повышение цен, подозрительно оглядывала Михалыча, инспектировала квартиру. Находила Михалыча трезвым, а постель и прочие места потревоженными, обливала старика презрением:
- Иди, ищи. Всё равно не найдёшь! А я вон что купила!
И хвасталась то медными побрякушками на уши, то стеклянными висюльками на шею, то двенадцатым тюбиком губной помады.
Тьфу! Ей пора молитвы учить перед встречей с главным судиёй, чтоб несчётные грехи и грешочки отпустил, а она всё побрякушкам не нарадуется!
Тоскливо Михалычу становилось - край!
Старуха уходила к соседке, а он заглядывал под матрац, выдвигал ящики, лез рукой под стопки белья… Денег не было! Вот научилась прятать, ведьма старая!
Альма ходила за Михалычем, внимательно наблюдала за хозяином, склонив голову, вопрошающе заглядывала ему в лицо.
- Лучше бы деньги искала! – сердился Михалыч на Альму. И приказывал: - Ищи! Ищи!
Но Альма не знала, что искать. На всякий случай приносила Михалычу то старухин тапок из коридора, то совок для мусора из-под мойки.
Когда почтальонша в очередной раз принесла пенсию, Михалыч предусмотрительно ушёл на кухню и послал Альму в зал, подглядеть, куда Степановна прячет деньги.
- Марш отседова, шпиёнка! – разгадала хитрость Михалыча и заскандалила Степановна хуже Кондолизы Райс, уличившей Альму в нарушении всех своих демократических прав и половины либеральных американских свобод во всей Африке. – А то схлопочешь у меня!
И кинула в Альму Тишкой, надеясь, что кот оцарапает её. Но Альма с Тишкой не воевала, поэтому Тишка обиделся только на хозяйку. Упав с Альмы, недовольно дёрнул хвостом и ушёл под кровать.
Альма тоже обиделась, заворчала на старуху и ушла к Михалычу.
Спрятав деньги, Степановна пришла на кухню. Альма сидела перед хозяином, положив голову ему на колени. Михалыч успокаивающе гладил Альму, Старуха зловредно обрадовалась:
- Жалуешься, дармоедка? Жалуйся, жалуйся…
И со щедростью царицы, ни разу в жизни не ходившей в магазины, а потому не знающей даже, почём соль, протянула Михалычу червонец:
- На тебе на пиво.
"На пятьдесят граммов пива", - горько поправил Михалыч старуху, но деньги взял. Он человек не гордый. К этому червонцу, глядишь, ещё один ненароком прибьется, а там и на бутылочку натечёт!
- А я платье пойду присмотрю, - сурово и деловито закончила Степановна. – Сто лет обновку не покупала. По телевизору вон каких показывают!
- По телевизору много чего показывают… - проворчал Михалыч и в мыслях поругал старуху: "Чёрт тебя подзуживает на обновки, ведьма модная, твою мать! Платьев праздничных полный шкаф… Обновку ей захотелось! Узелок припасать на скорбный час пора, а туда же…"
Старуха ушла.
Альма толкала кулак Михалыча влажным носом, шумно нюхала десятирублёвку. Деньги пахли чужими руками. Михалыч сунул купюру в карман.
Альма залезла носом в карман.
Михалыч вытащил купюру и, чтобы собака не надоедала, положил её подальше на стол.
Альма встала на задние лапы, достала купюру и протянула Михалычу.
- Молодец, Альма, - автоматически похвалил собаку Михалыч и погладил по голове. Альма довольно завиляла хвостом. Затем ткнула носом в кулак хозяина: прячь, мол, а я найду. Давай поиграем!
Они частенько так играли.
Михалыч с удивлением глядел то на Альму, то на червонец. У него зрела мысль!
Он сунул червонец себе под зад и скомандовал:
- Ищи, Альма! Ищи денюжку!
Альма ткнула носом Михалыча под зад и снисходительно посмотрела ему в глаза: "Я ж, мол, не дура. Я ж всё видела!"
- Сидеть! – приказал Михалыч. Затем встал и быстро сунул червонец за холодильник, что стоял у собаки за спиной.
- Ищи денюжку, Альма! – скомандовал он.
Альма неторопливо повернулась и, принюхавшись, вытащила из-за холодильника червонец.
- Молодец, Альма! Молодец! – обрадовался Михалыч.
Альма довольно шевельнула хвостом.
- Сидеть! – приказал Михалыч, и ушёл в зал. Убедившись, что собака не подсматривает, сунул червонец под программу, лежавшую на стуле.
- Альма, ищи денюжку!
Альма прибежала, цокая когтями по линолеуму, неторопливо прошла вдоль стен и безошибочно унюхала червонец. Положила голову на газетку и, повиливая хвостом, скосила глаза на хозяина.
- Альма, умница ты моя! – возликовал Михалыч. Он опустился на колени и прижался щекой к голове собаки. – Платье ей захотелось… А меня за пиво пальцем в глаза тычет! Иди на кухню, Альма!
Понимающе оглядываясь на хозяина, собака ушла на кухню.
Михалыч сидел на полу, рассматривая банкноту и серьёзно думая, куда спрятать денежку. Встал, подошёл к старухиной кровати и засунул червонец глубоко под одеяло. Приказал торжественно, устраивая любимице генеральную проверку:
- Альма, ищи денюжку!
Собака обошла комнату вдоль стен, чуть замедлив шаг и словно засомневавшись, подошла к кровати. Михалыч замер, ожидая, что Альма ткнёт носом в то место, где лежал червонец. И разочарованно вздохнул – собака прошла дальше, ткнулась носом в батарею, шумно засосала воздух.
- Чего зря пылесосишь… - проворчал Михалыч. – Ищи денюжку, ищи!
Альма глянула на Михалыча совсем не глупыми глазами и, извернув шею по змеиному, попыталась засунуть нос за батарею.
- Ну чего ты там нашла!
Собачья глупость рассердила Михалыча. Небось, учуяла чего-нибудь интересное по собачьим меркам… Крошку хлеба или… таракана сухого… Учи её, не учи – только поиграться бы!
Он нехотя подошёл к собаке и для проформы сунул руку за батарею.
- Чего учуяла?
Ладонь Михалыча нащупала кусочек металла, под ним бумажку. Железка сдвинулась по батарее и не упала. Магнит.
Михалыч отцепил магнит, вытащил пришпиленную бумажку.
- Мать моя родная!
Это была сторублёвка! Ай да старуха, ай да подпольщица! Да разве ж он догадался бы так спрятать заначку? Никогда в жизни! А уж найти таким образом спрятанное!..
Альма снисходительно глядела на хозяина.
- Альмушка, миленькая ты моя! – обнял помощницу старик и смачно поцеловал в холодный кирзовый нос. Альма довольно лизнула хозяина в ухо. – Ну, пойдём гулять. Я пивка попью, тебе вкусненького куплю…
Команду "гулять" Альма любила и радостно заплясала вокруг хозяина.
Не забыв вытащить из-под одеяла спрятанный для тренировки червонец, Михалыч зашаркал к двери.

Когда Степановна вернулась с покупкой, Михалыч в благодушном настроении смотрел придурков из одинаковой на всех каналах юмористической передачи. Юмористов он мог смотреть, только когда был в подпитии. По трезвому нынешний юмор вызывал в душе старика неукротимое раздражение.
- Глянь на него, - удивилась Степановна, понаблюдав за мужем. – Сидит!
- Могу лечь, коль не нравится, - сговорчиво отбрехнулся Михалыч.
- Поддатенький! – добавила Степановна, определив его состояние.
- Сама ж дала червонец на пиво, - ухмыльнулся Михалыч и подмигнул Альме, лежавшей рядом.
Собака глянула на хозяйку, затем повела бровями на хозяина и понимающе улыбнулась. Впрочем, что собака улыбается, видел только Михалыч. Для Степановны Альма была тварью бессловесной и безмозглой. Как и ейный кот для Михалыча.
- Сопьёшься! – пригрозила Степановна. – Сдохнешь под забором!
- Я ж вроде не под забором, и не пьяный, - зевнул от скуки Михалыч.
- Не под забором… - продолжала ворчать Степановна, разворачивая пакет с покупкой. – А на червонец напился. Это ж уметь надо!
- Я-то сумел на червонец напиться. Ты, попробуй, на сотню платье купи – мы с Альмой сразу тебя на звание бизнес-бабки страны номинируем и к спецу по грязным стиркам Андрюхе Малахову отошлём!
- Тьфу на тебя, пень старый! – благородно возмутилась Степановна. – Где ты за сотню такое платье купишь?! Хорошему платью цена две тыщи с гаком! – с гордостью потрясла обновкой старуха.
- Ох, хорошее! На все три тянет! – поддержал восхищение старухи Михалыч, даже не обернувшись. – Щас носить будешь, иль на последний день прибережёшь? Нет, ты лучше щас носи – в гроб класть в таком срамота, не девка, чай… Хе-хе-хе…
- Ах ты… Ах ты… - захлебнулась возмущением старуха. – Я тебя ещё переживу! Да чтоб ты сдох! Алкаш несчастный!
- Переживёшь, это точно, - согласился Михалыч, ничуть не расстроившись. – Только не алкаш я. И не пил бы. Да тебя и тех вон придурков, что старух в телевизоре изображают, без бутылки не прожуёшь, не переваришь.
- Ах ты… Ах ты… - Размахивая вытащенным из пакета новым платьем, Степановна зевала, как от нехватки воздуха. – Хорёк вонючий!
Душилась на старости лет она очень старательно, и волна дешёвого парфюма долетела до носа Альмы. Густой сладковатый запах раздражал нос собаки хуже нашатырного. Альма чихнула.
- Сама ты вонючая, - беззлобно огрызнулся Михалыч. – Вон, даже Альма чихает….

 =2=

Михалыч помощью Альмы не злоупотреблял. Раз в неделю дожидался, когда старуха уходила из квартиры, и командовал Альме:
- Ищи денюжку!
Альма старательно обследовала квартиру.
Михалыч поражался находчивости старухи.
- Тебе бы подпольщицей работать! – ворчал он. – Секретные документы прятать! Ни один фашист не найдёт!
Старуха, похоже, основную сумму денег носила с собой, а заначки сотенными прятала в разных местах. Приклеивала скотчем под крышку стола или под настенный календарь, засовывала под запылённое платьице старой куклы, сидевшей на серванте, прятала в подстилку Тишки…
- Работу, штоль, какую нашёл? – всё с большей подозрительностью разглядывала Степановна старика, благодушно внимающего телевизионному вранью политиков. Трезвый он бы исплевался, изматерился и ушёл на кухню через две минуты от начала любой новостной или политической передачи. А тут – сидит! И даже улыбается!
- Может и нашёл… - снисходительно хехекал Михалыч.
- Не похоже, - терзаемая сомнениями, убеждала себя Степановна. – Всё время дома сидишь.
- А я работаю, когда тебя нет, - подначивал Михалыч Степановну.
- Работничек… - презирала Михалыча старуха. – Ты, вон, кран даже починить не можешь! Полгода капает!
- Пусть капает, - флегматично разрешал Михалыч. – Не льётся же! А за воду мы платим с души, а не с кубометра.
- Вот, весь ты такой! – уличала его старуха, потрясая пальцем, как Иван Грозный перед сыном. – Лентяй и бездельник!
- Где меня уважают, да деньги платят, там я не лентяй, - хехекал Михалыч. – Там я усердный и изобретательный.
- Где ж тебе, усердному изобретателю, деньги платят? – скептически, даже язвительно, но с задумчивым сомнением, интересовалась старуха.
- В частном сыскном агентстве! – ну удержался и подколол старуху Михалыч.
- Что ж это за такое сыскное агентство? – вконец запрезилала старуха мужа-вруна. – Под названием "Сыскари с бодуна"? Которые в телевизоре на улице разбитых фонарей. Ты им фонари бить не помогал?
- Нет, не с бодуна. Маленькое такое частное сыскное агентство по удержанию бабок с упрямых сквалыг… "Альма фатер" называется! – выпалил Михалыч, рассердившись на ядовитость старухи.
Старуха, как это ни странно, задумалась, и скандалить перестала. А, подумав, скомандовала:
- Иди, ставь щи греть. Обедать пора.
Обедать, так обедать… Михалыч неторопливо пошёл на кухню. Следом отправилась Альма.
- Ишь, как привязанная! – с неприязнью заворчала старуха.
- Просто любит она меня, - не оборачиваясь, пожал плечами Михалыч.
- Любит… Любовь у них… собачья…

Реплика насчёт сыскного агентства заставила старуху задуматься. И название агентства у старухи склеилось вовсе не с "Альмой-матер", а с Альмой без фатера.
Старуха проверила под столом, под калёндарём, за пазухой у куклы, в других местах… Пять сотенных как не бывало!
 Сильнее грозы, разразившейся на кухне, был, похоже, только американский тайфун, уничтоживший Новый Орлеан. Старуха орала так, что Альма не выдержала крика и с лаем кинулась на хозяйку. Михалыч едва удержал собаку за ошейник….


 =3=

Чтобы не слушать бесконечных попрёков и нытья старухи, Михалыч уходил на улицу. Чаще с Альмой, иногда без неё. Гулял по берегу канала, слушал негромко прорывающиеся сквозь тишину и лопающиеся в ней пузырьками городские звуки, отмякал душой и успокаивался телом. Дурацкий мир с идиотами-хохмачами, врущими политиками и старухой им подстать оставался где-то там. Михалыч хмуро радовался, что хотя бы это тихое заброшенное место за растрёпанными кустами и лохматыми деревьями, пахнущее рекой и преющими листьями, оставалось не испоганенным. "Испоганят! – терзал он себя. – Дай время! Понаставят на растрескавшейся бетонке ларьки-киоски, загадят траву бутылками да пластиковыми стаканами… Не добрались пока до природы торгаши, не вынюхали за кустами тихое место!"
По набережной ходили старики и старухи. Их было немного, постоянно одни и те же. Смотрели друг на друга открыто и добро, любовались рекой. Здоровались с улыбкой. Ненавязчиво, искренне.
Однажды на лавку к Михалычу подсела старушка.
- Можно? – спросила, не обязывая Михалыча ответом. Так говорят "Разрешите…", выходя, из автобуса.
- Не приватизировано, - сердито буркнул Михалыч.
- Вы часто приходите сюда выпимши. Зачем вы пьёте? – неожиданно спросила старушка.
- Разве тот мир, - Михалыч зло махнул в сторону города, - по-трезвому переживёшь?
- Там зло, здесь добро. Вы посередине, - указала на город, на природу и провела между ними черту старушка. – Когда пьёте и злитесь, приближаетесь к ним. Будучи добрым среди добрых, делаете окружающее добрее. Мир не виноват, что в нём поселились волки-оборотни… Они здесь постояльцы. Мы - "постоянцы".
- Но постояльцы ведут себя, как хозяева.
- Они ведут себя КАК хозяева. Они НЕ хозяева.
Со временем Михалыч понял, что в одичавшем вдруг мире есть нормальные люди, почувствовал себя среди них своим. Стал спокойнее и увереннее.
Старуху его спокойствие и трезвая жизнь, раздражала.
Однажды, вернувшись после многочасовой прогулки, Альмы в квартире Михалыч не нашёл.
- Где Альма? – обеспокоенно спросил он Степановну. – Ты что, отпустила собаку гулять одну?
- Продала! - старуха с вызовом смотрела на Михалыча. – За пятьсот рублей, какие ты у меня украл со своим воровским агентом.
Михалыч вгляделся в злобно торжествующие глаза старухи. Врёт, понял он, прислушиваясь к занывшему больным зубом сердцу, беспорядочно и опасно затрепыхавшемуся… Оторвавшемуся вдруг и покатившемуся куда-то с тонким пугающим звоном… Врёт, не продала. Хуже!..
Вслед сердцу с ёлки из детства сорвался большой тонкостенный шар. Медленно и неумолимо, как поднимающаяся в космос ракета, шар нёсся вниз… Удар о пол! Звон множества осколков…


Рецензии
Вот из-за таких мерзких старух,как эта Степановна,
начинают пить добрые,хорошие люди,такие Михалычи!...
Очень грустный конец,неужели Степановна усыпила Альму?
Я поняла,что у Михалыча из-за смерти верного и единственного
друга на свете случился сердечный приступ...
Страшная трагедия,долго не смогу успокоиться...
Спасибо Вам огромное,уважаемый Анатолий Дмитриевич,
за Ваш талант писать такие потрясающие рассказы!...

Светлана Иванова 18   30.11.2018 11:02     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.