Ангел Тошноты

И говорил он:
 «Хозяева мои – Дьявол с тремя хромыми ногами и безголовый Бог верхом на зебре.
И ничто теперь не радует меня.
Выйду спляшу на центральную площадь – смеются. Дома сижу – забывают.... Они же ни о чём толком не помнят. Ничего толком не знают. Никого толком не любят...
Даже себя... Господи (это присказка такая), небо, будто бы написанное маслом, высосало всю мою душу. Теперь я хочу только хлеба, зрелищ, ну и ещё всяких ништяков. И ещё на ёлку залезть и жопу не ободрать. Такие дела... В чём смысл жизни?.. Есть ли инопланетяне?.. И если Бог создал человека на шестой день, то когда были динозавры?.. »
И он несколько секунд мял лицо и закатывал глаза, пытаясь придумать что-нибудь ещё, но не выдумал ничего путного, потому как дурак на голову.


***
Пальцы были длинные, мягкие и тонкие. Живущие маленькой жизнью. В ушах бились тысячи маленьких сердец, и два больших ухали, слегка колебля фиолетово-синее покрывало. Ох, уж эти облака, вытягивающие деревья из земли; ох, уж это влажное кольцо губ... И мягкая неподвижность времени, нежный циферблат настенных часов ухмыляется...
Разве мир пуст? Отчего тогда сошли с ума винные бокалы? Они стали сладкими и два силуэта умерли, наполнив комнату человеком. Человеческим телом и ещё чем-то, что не хочется объяснять. Медузы Горгоны заплакали, потому что никто не может увидеть их душу. Бедные. Когда мы окаменеем, они будут тщетно пытаться прочесть её по нашим лицам. Несчастные. Их слёзы красные и сладкие, как Кагор, которого требуют наши алкоголичные бокалы. Пусть всё идёт. Пусть стрелки бешено закрутятся. Забудутся...
Какие-то громкие и тихие части чего-то большого, ну или, может, не очень, не могли найти себе места. Они крутились, пугались, сжимались, взрывались, сталкивались и говорили друг с другом. Они пели, плясами, ходили на головах и не сдавались. Они хохотали и плакали. Они молились. А молитва хлопала ресницами и ничего не понимала... Да просто понимать-то тут нечего. Нечего, нечего. Потому и объяснить не получается. Потому-то по площади бродит великая нация клоунов, смешащих друг друга. Ну и ничего. Просто что-то хрустнуло внутри предмета. Что-то заговорило глубоко запрятанной трещинкой. И громкие, и тихие части соединились. И больше не расставались. Они плакали и хохотали двумя голосами. Так что звук проникал повсюду. Они плодили уродов и красавиц. Они делали что хотели. Совершенно невменяемые. Такого наговорили... не обращай внимания: они просто смеются....


***
Я шёл по улице с кирпичом в руке. Светило солнце. Было жарко. Самое настоящее пекло. С левой стороны тянулись магазины. И тут я увидел большую витрину, на которой толстыми жёлтыми буквами было написано «мебель». Я размахнулся и изо всех сил кинул в витрину кирпич. Раздался жуткий грохот, прохожие в испуге шарахнулись, и из магазина начали вываливаться люди. Тут подошёл милиционер, осмотрел витрину и меня, а затем спросил что случилось, мои документы и зачем я это сделал. Я сказал, что не знаю. Что помню только как шёл с кирпичом по улице, а что было раньше – не помню. Тогда он схватил меня за руку и что-то пробормотал в рацию. А я никак не мог придумать что же должно случиться дальше, и поэтому всё вокруг начало проваливаться внутрь себя. И я тоже.


***
В комнату входит душитель и начинает душить. Под диваном клацают челюсти забитой собаки. Мухи падают на лакированный стол. Жужжат комары, убивая мух. Стены снимают поношенные обои и колотятся друг об дружку в лихом танце. Душитель не может довести начатое до конца. Он сминает себе горло. Он ужасен.
Дерево из воздуха. В нём растёт дерево из воздуха. Сломаешь ствол – останется пенёк – из пенька вырастет новое дерево – на дереве вырастет крона... Кто ты, Человек?
Душитель мучается и злится. В гневе он бросает свои руки в окно – по стеклу разбегаются трещины. Кто ты, Человек? – Успокойся. Где-то здесь скрывается тайна. В глубине.
Запах пота; язык, подвижный на вкус. Человека мутит. Если завтра придёт, кем ты будешь? В самых недрах стучит удивительный груз. Это значит – ты любишь.
Человека тошнит от себя.
Невозможно не бояться, когда в потаённых углах накапливается смерть. Она улыбается тебе тыльной стороной согнутой в локте руки. Она балансирует на кончике зубчика вилки. Вот она! Словно собственное дыхание незаметная. Слова здесь беспомощны. Невозможны.
И невозможно привыкнуть. Нельзя.
Но ничего не стоит бояться.


***
Воздух такой плотный, что на нём можно завязывать бантики. Холодно. Она выходит из парадной и ёжится. Идёт по заваленному снегом тротуару. В течение четырёх минут ничего больше не происходит. Людей на улице практически нет.
Через четыре минуты снег начинает таять. Талая вода свивается в ручейки, которые, в свою очередь, закипают и превращаются в пар. Воздух становится ещё более плотным и тяжёлым. Дыхание затрудняется.
Спустя некоторое время наверху прорезается молния. От грома начинают вопить автомобильные сигнализации. Завывания постоянно подкрепляются всё новыми и новыми раскатами грома. Воздух раскаляется. Кажется, что атмосфера сейчас лопнет, как перегревшийся градусник.
Но последняя молния убивает человека, вышедшего от любопытства на балкон. И безумие постепенно сходит на нет.
Девушка, опаздывая, бежит к маршрутке; шумно движутся автомобили; слышится чей-то разговор. Но слова невозможно разобрать. День проявляется всё отчётливее.
Идёт снег.