Мои лекции за жизнь мне. Начало

 Мои лекции за жизнь мне.

 “Пьяная рифма – дитя боли, рожденная одиночеством”

  С одного моего сайта.

 “Если будем встречаться, условие лишь одно – после разрыва мы останемся отличными друзьями,
 какими всегда и были"

 Из моего условия как бы любви.

 Когда-нибудь, рано или поздно, так или иначе, эти сумбурные строки, эти во многом несвязанные друг с другом строки, эти строки порой непонятные мне самому, когда-нибудь они обретут форму, смысл и может быть даже привлекательность и даже изысканность. Сейчас они привлекательны лишь мне одному, как привлекателен и близок отцу его единственный сын, пусть он даже и даун по меркам других даунов. Сразу оговорюсь, мать у них тоже есть, у этих строк. Мать их отменная шутница и известная ****ь, которая принадлежит всем и в какой то степени никому. Имя ей – Жизнь. Не жизнь как биологическая хреновина, а жизнь, понимаемая как цепь неких событий, различных факторов и случайностей. Жизнь не та, которая дается тебе социальной ячейкой общества, а та самая дерзкая зараза, которой ты дорожишь, не смотря на все ее финты, которой дорожишь, потому что она порой выдает такие дивные моменты, что любая прекраснейшая сказка по сравнению с ней – лишь кусок тропинки по сравнению с бархатным ковром. Запах озона и мокрого асфальта после сильнейшей грозы, которой ты так жаждал, горная дорога, закрытая туманом, освещаемая лишь столбами света, падающими сквозь зеленую листву нависших тоннелем деревьев. И, кажется, вечность застыла в этих столбах, и понимаешь, что только протяни руку, и ты сможешь осязать этот свет, и он поглотит тебя, отдав этой вечности, но не как жертву, а как друга, которого она примет с почетом и трепетом. Булыжные мостовые древнего города, каждый из которых стремится поведать тебе историю о прекрасных скакунах, несущих на себе благороднейших рыцарей в серебряных доспехах. Мостовая поведает тебе это, ты только научись слушать. Химеры, на одном из полюбившихся мне мостов над Регеном, которые всегда дадут обнять себя с величавой благодарностью, отвечая тебе понимающим молчанием, которого ты так искал в людях, ты только обними ее эту химеру, и пускай скупая слеза коснется ее чугунной кожи, ты поймешь, что я прав. Сумасшедший месяц летней ночью, на который можно выть, наплевав на нормы общества и приличия. Месяц, на который можно выть, отдавая ему всю боль и переживания, все свои мысли и печали. Через пару недель он умрет вместе с ними, оставив тебе лишь пустоту и легкость, и сладкую, еле заметную улыбку, понятную лишь тебе и ему, и ты убаюканный спокойствием уснешь, и увидишь во сне мир, для которого ты был рожден, или мир, который был создан для тебя. А через 30 дней родится новый месяц, непорочный и готовый снова впитать твою боль и снова умереть, а тебе остается лишь научится искренне выть на него, как волк. Законченный эгоист, который, любуясь закатом, чувствует на щеке слезу, когда вспоминает, что в детстве верил, дескать, бабушка и дедушка которые ушли из твоей жизни превратились в эльфов, которые приносят на своих серебряных крыльях добрые сны о волшебном лесе ему, своему внуку. Взрослый эгоист, который оставляет эту слезу и дает ей упасть, вспоминая, как искренне мечтал в детстве подарить своей маме красную Ferrari. Взрослый законченный эгоист, который дает жизнь второй слезе, внезапно осознав, что его мама, не дождавшись красной Ferrari, теперь ждет твоих детей, что бы принести им на своих серебряных крыльях добрый сон о волшебном лесе, и это уже навсегда. Это все сказки, но сказки рожденные реальностью, эти сказки существуют в мире каждого. Это простое волшебство, но, пожалуй, самое волшебное и прекраснейшее, это волшебство Жизни. Это волшебство, которое существовало всегда, “Ты только улови”. Это волшебство матери этих строк, а я, повторюсь, я их отец. Вот только именно мать этих строк трахала меня, и именно я родил эти строки, а не наоборот. И не смотря на все это, я верю, что жизнь – единственная девушка, которой стоит посвящать свою любовь. А еще жизнь это сигарета. Вот ее кто-то зажег, и она на мгновение вспыхнула пламенем – рождение, самый яркий момент. Потом кто-то то держит ее в пальцах, казалось бы забыв о ней, то затягивается, и табак то притухает, то становится ярче и горячее – взлеты и будничность бытия, ее дым, который рассеивается не оставляя и следа о себе – твои мечты. Конец один – кто-то тушит ее и выбрасывает – твоя смерть, и запах – воспоминание о тебе, хорошая сигарета (хорошая жизнь) – хороший запах, дешевая сигарета (дешевая и грязная жизнь) – дешевый запах, а общее у этого запаха – запах никотина, в транспанации на жизнь – запах смерти. Вот только понять это могут лишь курильщики, а мне кайф непонимания этой аллегории кажется, пока не светит. По крайней мере я не нахожу в себе желания чтоб этот самый кайф хоть самую малость, да светил мне.
Еще, отдельное спасибо я хочу выразить себе и только себе. Хочу сказать спасибо себе за то, что одна компУтерная игрушка в очередной раз вызвала стимул писать все это. Хочу сказать спасибо себе за то, что одна книга в очередной раз вызвала стимул писать все это. Хочу сказать спасибо книге и игрушке и моей жизни за то, что они позволили мне написать все это, не терзаясь заботами о мнении читателя, но позволили надеяться, что этот читатель найдется.