Неизвестный читатель

 Девочка была… Я ее заметил еще тогда, в том книжном магазинчике, куда иногда забегал. Потом – в какой-то компании – она тоже там была. Не то, чтобы я на нее запал, скорее, она показалась мне чем-то интересной. Что-то в ней было, и я это почувствовал. Тогда бы я не смог ничем это объяснить, кроме как профессиональным любопытством. Она вполне могла бы стать героиней моей следующей книги. А впрочем, могла бы и не стать. Я просто занимался тем, что незаметно ее изучал.
 Со мной так бывает иногда. Я их встречаю. Не часто. В электричках, на улицах, в магазинах, в других случайных местах. Людей, которые мне нравятся, к которым я что-то вдруг чувствую. Чувствую их знакомыми, а они – меня, но это так и остается таким вот непонятым и непонятным.
 Я уверен, что эта девочка – из них. Просто я еще не знаю, кем она станет. И когда это произойдет. Может быть – завтра, может быть – через много лет.
 Сейчас я бы не смог ее описать. Не потому, что не смог бы, а потому, что еще слишком рано для этого.
 Я пригласил ее в кино. Сделал это тогда, в той компании. Она странно на меня посмотрела, согласилась. В тот момент я абсолютно был уверен, что она тоже это почувствовала. Связь писателя с его героями. Для меня она еще не была героиней – в полном смысле этого слова, но уже понемногу начинала ею быть.

 - Привет.
 - Здравствуй.
 Мы встретились возле кинотеатра. Мы пока больше ничего не сказали.
 - Какой фильм?
 Я не знал. Мне было все равно. Я не собирался смотреть кино. Я собирался смотреть на нее. У меня была встреча с одним из моих персонажей. Я ей так и не ответил.
 - Может, тогда не пойдем?
 Она на меня не смотрела. Я ее уже почти любил. Как автор.
 Мы куда-то пошли. Просто по дороге. Просто куда-то. Просто молча. Мне вдруг стало стыдно. Для меня эта история была как ненаписанная глава, для нее – жизнью. Я мог не говорить ничего, только наблюдать за ней – и я при этом себя комфортно чувствовал, потому что от меня особых действий-разговоров и не требовалось. Но я мог предположить, что творилось внутри нее. Она была зажатой. Словно она пыталась контролировать ситуацию. Я попытался понять, почему.
 - Ты меня боишься?
 - Не тебя.
 Мы с ней начали разговаривать о книгах. Чтобы было о чем разговаривать. Она мне кое-что поведала – интересное.
 - Иногда мне кажется, когда я в первый раз какую-нибудь книгу читаю, что я ее уже читала. Я чувствую что там написано. Это не мыслями происходит, а как-то по-другому…
 Я пришел ей на помощь:
 - Ты чувствуешь то, что читали другие люди. То, что они чувствовали, когда читали. То, что они создали до тебя.
 Она была даже больше похожа на то, какой я ее ожидал, какой я ее думал.
 - Знаешь, может, это покажется глупостью, но я скажу… Если мне иногда кажется, что то, что между мной и кем-то происходит – это где-то написано, и я даже помню, что где-то это читала…. не в простой книге, в книге, которая, может быть, еще не написана, во сне, в чем-то более глубоком, где все слова… то, может, это значит, что кто-то в этот момент пишет или в будущем напишет такую книгу? На самом деле ведь писатели – такие люди, которые пишут чужие судьбы. С особого на то разрешения, разумеется.
 Она меня все больше поражала. Я понял, что не ошибся. Она во многом разделяла и мои собственные представления об этом мире.
 - …и мне кажется, что писатели на самом деле не писали все то, что они написали. Они записывали. Может, в этом все дело?..
 Может, у нее и были проблемы с формулировками, но ведь это не ее, в общем-то, дело. По части слов специалист здесь я.

 Почему-то сразу после этого, на утро, она кинулась к телевизору, к новостям, чтобы узнать, что случилось в мире. В мире случилось землетрясение. Она смотрела на подробности, разрушенные здания, погибших людей. Знала, что все это – из-за нее.

 Да, она казалась мне зажатой. Несмотря на то, что оживленно болтала со мной по телефону – я вполне могу предположить, что у нее тогда просто возникло желание с кем-то поговорить.
 Она снова молчала. Опять не смотрела мне в глаза. Она вела себя так, будто кто-то вынуждал ее общаться со мной, и она обязана была это делать, но хотела при этом, чтобы все кончилось – и тогда она бы осталась в покое, но с воспоминаниями, с мыслями о том, что было, осталась бы со своими фантазиями и книгами, наедине. Вела себя так, словно бы это не она звонила мне по телефону и просила с ней встретиться. При всем при этом, она не понимала, зачем она опять со мной встречается, во второй раз. Я, если честно, тоже не особенно понимал. Она молчала. Мне на нее было не все равно.
 Мы снова начали говорить о ней, и о том, чем она жила. О ее фантазиях. О ее неосуществленных фантазиях.
 - Иногда кажется, что я их всех возненавижу, потому что у них есть все эти возможности, разные жизни, разный набор обстоятельств, у меня – нет. И в то же время, все они – это я. – Это она говорила о героях прочитанных книг. О литературных персонажах.

 Она считала, что это ее долг – быть вот такой. Что она должна контролировать свои эмоции, потому что она думала, что случайные спонтанные всплески чувств могут вызывать всякие неприятности, катастрофы и тому подобное. Поэтому она «закрывалась», и у нее были проблемы с проявлениями своих чувств.
 - Ты смотрел сегодня телевизор?
 Я смотрел. Там была какая-то техногенная авария. Но то, что она ее к себе относила… Она, находясь здесь, со мной, каким-то непонятным образом могла влиять на то, что происходило на совсем другом континенте?!

 Где-то это называлось психокинезом. В одной научной статье я даже читал, что так можно вызывать землетрясения. Не специально. Спонтанно. Она не знала, почему это так. Она не знала, как это контролировать. Она не имела совершенно никакого отношения к этим странам, к этим людям. Она не видела никакой логики. Это были чертовски нелогичные «поступки».
 Что-то темное, неконтролируемое и огромное хранилось в глубинах ее подсознания и иногда выглядывало наружу.
 Я не считал, что она спятила. По мне – она была совершенно нормальная. То, что она относила персонально к себе все эти вещи, я не считал тщеславием, эгоизмом, или бредом. Для меня она не была шизофреничкой. Я видел перед собой испуганную девочку с большими проблемами и с сильно развитой фантазией.

 Вы еще не поняли? У нее был дар оживлять свои фантазии. Рядом с ней мне казалось, что я рядом потому только, что она этого когда-то захотела. Что это не я пытаюсь ее «угадать», сделать своей героиней, а она – выдумала меня. Таким образом, я сам автоматически оказывался на месте придуманных мной. Я становился персонажем в ее мире.

 - А я вот считаю, что книги всегда попадаются вовремя. Те самые, которые тебе в данный момент нужны. Которые могут ответить на твои конкретные вопросы, про твои настоящие, в данный момент, чувства.
 - Ну, я тоже так считаю…
 - Но странно ведь, согласись. Ты еще не читал, не знаешь, о чем она, видишь только обложку, берешь в библиотеке, покупаешь в магазине, кто-то советует, а начинаешь читать – и находишь ответы, утешение.

 Шел снег, и вообще, в мире творилось черт знает что. Шел снег там, где он в принципе идти не может. Там, где всю жизнь было холодно, была плюсовая температура. Смотря на небо, я поймал себя на мысли, что читал в какой-то научно-популярной литературе высказывания одного ученого, на полном серьезе доказывающего то, что ведьмы могут влиять на погоду. Вызывать дождь, град, ураганы. Но - во всем мире?! Говорят еще: «Кто-то что-то сделал не то» - этому человеку не свойственное, и от этого погода изменилась. Так ли уж неправы люди, когда так говорят?
 - Будь осторожен, - сказала она на прощание.
 - Вот уж я не люблю всякие эти штучки с беспокойством за меня…
 - Будь осторожен, - повторила она.

 Впервые я обратил внимание на эти странности после пожара. Обратил внимание, а не - поверил. В другой ситуации, с другим человеком – я не заметил бы вовсе, не счел бы нужным с чем-то таким связывать.
 Пожар начался рано утром, когда в здании еще никого не было. Все обошлось без человеческих жертв, были только материальные потери, а сам пожар был такой внушительный, что люди, увидев происходящее по телевизору, специально из других районов города приезжали, чтобы посмотреть своими глазами. Горело здание кинотеатра. Того самого, возле которого мы встречались, и в который не стали заходить.
 Самый большой пожар в городе за всю историю его существования.

 Я звонил ей всю неделю – безуспешно – телефон не отвечал. А может, она была дома, но не хотела брать трубку. Вот только я не мог понять ее причин.
 Через неделю, когда я уже забросил свои попытки, она позвонила сама. Ей надо было с кем-то поговорить. Я обещал ей не смеяться и выслушать.
 На улице был 26-градусный мороз, но она, похоже, не ощущала. Да и я, в принципе, тоже. Был рад ее видеть. Даже сам удивился, насколько рад. Она смотрела в пустоту, не на меня, а я напрасно пытался поймать ее взгляд. Это было бы важнее всех ее слов.
 - Я не понимаю, как это контролировать. Я не знаю, смогу ли я вообще это делать!
 - Подожди, ты же хотела разобраться – ну, смотри сама, зачем тебе какая-то Юго-Восточная Азия нужна была? Зачем тебе какой-то кинотеатр?
 - Я не знаю. Я на тебя злилась. Когда ты мне не звонил. Помнишь, я тебя предупреждала?
 - Каюсь, я правда не звонил. Но это совершенно не значит, что я про тебя забыл и все такое. У меня была куча дел, которые надо было в спешном порядке решать. Извини. – Я даже почти не врал.
 - Я все это скрываю, не проявляю вовне…очень долгое время, а потом на какой-то маленький промежуток времени я ненадолго отвлекаюсь, и все взрывается. Все моментально портится.
 - Стоп. – Я взял ее за подбородок и решительно посмотрел в ее глаза. – А кто тебе сказал, что это ты? Кто тебя поставил отвечать за подобное? Сама себя?
 Ей было трудно говорить, ей было трудно смотреть на меня. Возможно, потому, что она еще не до конца мне доверяла. Возможно, из-за чего-то другого.
 - Однажды я это просто поняла, и все. Без слов. Почувствовала. Понимаешь, я такая не всегда. Я могу быть веселой, радоваться, не обращать ни на кого, ни на что, внимания, а потом…когда из-за чего-то переживаю… Ты же писатель, ты должен знать, что все написанное где-то остается, оно присутствует в невидимом мире.
 Я рассмеялся. Осторожно, чтобы ее не обидеть:
 - Типа – «что написано пером, того не вырубишь топором»?
 - Типа того.
 - Иногда я так считаю, иногда нет.
 - По аналогии – все прочувствованные и не прочувствованные, скрытые чувства, эмоции, тоже могут влиять на мир.
 Внезапно я заметил в ее словах лазейку. Надо было воспользоваться.
 - Погоди, так тогда я знаю, чем тебе помочь!
 Она не спросила, вопрос был в глазах.
 - Ты сама сказала – «не прочувствованные». По идее, они ведь должны сильнее влиять, чем испытанные? В них больше потенциальной энергии, которая должна куда-то деться, на что-то потратиться…
 - Ну?..
 - Так тогда надо их пережить, эти чувства! Надо их не прятать в себе, а почувствовать во всю силу, в которую можешь. Их надо использовать, пока они сами себя не использовали в других целях! Ты должна жить не внутрь, а наружу, если хочешь от этого отделаться. Хочешь попробовать?
 И все-таки, как бы это заманчиво не было, она медлила.
 - Есть еще кое-что…
 - Что? – Нетерпеливо выкрикнул я.
 - Если я приму это к сведению, и как руководство к действию, есть риск того, что я перестану быть собой.
 - И кем же ты станешь?
 - Другой. Это буду уже не я. И не знаю, хорошо это или плохо будет.
 - И не узнаешь, пока не попробуешь! – Я все также, в нетерпении, закурил. Мне хотелось уже попробовать, посмотреть, что из этого получится. Возможно ли интроверту стать экстравертом?

 Мне в этом плане повезло – в том, что я наблюдал. В том, что было, что наблюдать. Или у нее были несомненные актерские способности, или в ней жили одновременно две личности, заменяющие друг друга.

 Я спрашивал ее, как она может так жить – не общаясь с людьми, не разговаривая с ними, вдали от них, совсем без них. Она смотрела на меня удивленно:
 - Почему не общаясь? Общаться можно не только разговаривая.
 Она-то знала и другие способы – передача мыслей, например, и еще верила то, что все на все влияет. Все на всем отражается. Она говорила, что пересекается с людьми в своих чувствах в том, как она относится к событиям. Они могли говорить с ней с помощью разных предметов, записок, газетных вырезок, всяких других бумажек, которые она находила в книгах. Это были ее знаки. Книга - сама по себе средоточие мысленных переживаний сотен людей, взявших ее в руки, прочитавших и поверивших во все написанное. Когда она брала книги в библиотеке, она знала, что они попадают к ней именно сегодня именно зачем-то. Она могла бы написать книгу о найденном в книгах. Это действительно были знаки – судя по тому, как и что она мне о них рассказывала. Конфетные фантики указывали на человека, которого она должна была скоро встретить, сомнения по поводу необходимости поездки разрешались после того, как она обнаруживала среди страниц билет на поезд с той же датой, когда и она собиралась, но только годом раньше. Ну, и так далее. Ее богатое воображение. Можно в такое с ним втянуться…

 Она меня изумляла. Это словно бы уже была не она. Кто-то другой. Эта другая не стеснялась, не молчала. Она была поразительной. Словно бы не та девушка, которая пыталась все контролировать, а потом решила сыграть по своим правилам, словно бы она ушла, вышла из своего тела как, скажем, могла бы выйти из комнаты, а ее место кто-то другой занял. С этой я тоже не прочь был познакомиться.
 По правде сказать, эта вторая меня интересовала не как персонаж моей новой книги. Она меня интересовала как женщина, это был совсем мой тип – раскованная, уверенная в себе, всегда знающая, что сказать по тому или иному поводу, ни на грамм ни в чем не сомневающаяся, наглая, но в то же время чертовски женственная, милая, теплая, сознающая свою притягательность и умеющая этой силой пользоваться. На ее прежнюю я смотрел как на ребенка, мне ее хотелось защищать, обнять, укрыть от всех жизненных проблем, спрятать от плохих людей. Она вызывала во мне чувства отеческие, братские. Эту – мне хотелось целовать. Долго и страстно. Хотелось ее тело. Хотелось ее душу. Хотелось ее глубину. Она обладала такой дьявольской притягательностью, что я еле в руках себя мог удержать. Но мне предстояло разобраться. Со всем этим. А я уже почти начал об этом забывать!

 Теперь мы с ней ходили по всяким людным местам – по барам, на концерты, на закрытые вечеринки, к моим знакомым, в ночные клубы. Собственно, такая жизнь не по мне, я предпочитаю тишину собственного дома и двух-трех давних проверенных друзей, но ради нее я посылал все это куда подальше. Я бывал с ней везде, где она хотела, чтобы я с ней был. На нее все смотрели с восторгом, в нее влюблялись, а я все ждал. Ждал, когда ей надоест, ждал, когда она от этого устанет. Она должна была. Насколько я ее себе предполагал, насколько я мог ее себе допридумывать. Она ведь не всегда была такой.
 Мы зашли в какую-то кофейню, заняли место у стойки, и обогревая руки над чашкой кофе (мне при этом хотелось взять ее руки в свои и отогревать их своими губами, а не этим дурацким кофе), продолжили свой разговор, начатый еще на улице. Мы весь день ходили-бродили по улицам, она, казалось, уже начала уставать – она молчала. Я смотрел на нее, она это чувствовала, но на меня, как всегда, не смотрела. На нее смотрели прохожие, но она и на них не смотрела.
 - Ничего не случилось, - ее лицо озарила радостная улыбка. Такая, блин, улыбка!.. – Никаких тебе происшествий, стихийных бедствий, захватов заложников и всего подобного. Подумать только!
 - Рада?
 - Ага. Кажется даже, что все это так всегда и было, никогда ничего другого не происходило.
 - Может, и не происходило…
 - Я боюсь. – Вдруг, вот так вот, просто.
 Она сидела на месте, со мной рядом, но я понял, что она встала, собралась уходить. Должна была вернуться та, первая.
 - Послушай, тебе же понравилось. Понравилось так жить – не задумываясь. Не говорить, а делать.
 - Да. Но я так долго не могу. Видишь, не смогла.
 - Знаешь, есть и другие способы.
 - Какие?
 - Почему бы тебе не выйти замуж, не родить детей?..
 Она фыркнула. Она все еще была тут, стояла, не уходила.
 - Дети – это удел других. Что-то типа произведений. Наглядный пример творчества этого мира. Для тех, кто не умеет творить по-другому.
 Она говорила о своем способе. Ей для этого не надо было прибегать к чему-то материальному. Ей достаточно было подумать об этом. И все.
 - Ты не хочешь терять свою уникальность? Становиться как все?
 - Да я вовсе и не в восторге от всего этого! Мне бы хотелось выйти замуж, хотелось бы детей, только я не собираюсь делать это с обычным человеком. Мне нужен кто-то особенный, кого бы я чувствовала, ну, кто-то…как ты. А еще до этого я хочу научиться использовать свои возможности. Я не хочу, чтобы кому-то из моих близких было плохо только потому, что они меня чем-то разозлили, а я не умею… Ты ведь и так все знаешь.
 Странно – такие грустные, почти безнадежные слова, так они у нее прозвучали, а уходить она передумала, снова села на место. Все это, разумеется, в моем воображении.

 Я все думал и думал. Могу ли я на ней жениться. Кто я ей вообще? И что у нас за отношения такие? Интересно, можно было обо всем этом подумать без ее присутствия в моей жизни? Я телефон отключил. Мне как-то не по себе от этого всего становилось. В смысле – от нее. Я, кажется, разучился здраво рассуждать. Вот так вот, ее не видя, освобожденный от ее влияния, я понял, что это было за влияние. Как она мне могла так голову задурить? Нет, как я сам себе голову так задурил? Воображение воображением, но у нее совершенно точно психическое расстройство! Ее надо в больницу! Ей нужна помощь специалиста! Я – не специалист. Мне вдруг сильно-сильно захотелось никогда с ней не встречаться, никогда ее не знать, о ней не слышать. Неосуществимое, увы, желание.
 Телефон пришлось включить спустя какое-то время. Я поймался на ее sms-ки. Мог бы и не отвечать, конечно, но глупо было мне от нее скрываться. Глупо было от самого себя прятаться. Все-таки, это показывало степень моей вовлеченности в ее жизнь.
 
 Она говорила быстро и сбивчиво. Только рассказывала все это стене перед собой, а не мне. Она на меня злилась. Я это видел, хотя она и не показывала. Так и было. Она думала, я ее бросил. Что я над ней смеюсь. Что дурой ее считаю. Что получил то, что хотел, и исчез. То, что хотел – материал для книги, интересный образчик. Она была не права. Я не собирался никем ее делать, никем в своей книге. Я вообще не собирался о ней писать. Я посмотрел на то, что осталось от ее компьютера. Наглядное пособие для тех, кто только осваивает азы телекинеза. Она сказала, что хотела заставить телефон звонить. Телефон, а не компьютер. Вероятно, там не было различий, там все это просто называлось – техника. Мне стало не по себе. Да нет, страшно мне стало. Когда я представил себе, что это могло произойти в от момент, когда на другом конце провода был я… Впрочем, особо волноваться мне не стоило. Если бы она хотела – я бы уже давно тут не сидел. Причем «хотела» не – осознанно, разумно, а подсознательно, сама этого не понимая. Если бы она не пыталась всем этим хоть немного начать управлять. Она сказала, что не хотела, чтобы что-то произошло со мной. Вот так – хотела, чтобы я позвонил – неосознанно, и хотела, чтобы ничего не произошло со мной – сознательно. Причем, судя по компьютеру, сознательное и бессознательное пока у нее плохо совмещалось.
 Как бы так объяснить ей, про наши отношения-то, чтобы она не питала иллюзий? Сделать это без последствий для себя. Я увидел себя со стороны – взрослого мужика, способного бросить на произвол судьбы несчастную девчонку, запутавшуюся в своих эмоциях, заблудившуюся в собственной голове. Я готов был спихнуть ее на кого угодно. Хотел, чтобы все опять стало, как было. До нее. До того, как я ее встретил. Словом, теперь я обвинял ее во всем, делал то, чего не сделал с самого начала. Сначала сам нафантазировал себе, что могу ей воспользоваться, что могу поиграть, и ничего мне за это не будет, а теперь вот… И кто, короче, был тут ребенком?

 - Слушай, ты должен куда-нибудь деться, ты это понимаешь? – Спросила она.
 - Я ничего уже не понимаю. Туман в голове. – Я пожаловался.
 Кто-то все равно должен был решать эти проблемы. Только не сейчас. Не сегодня. Потом. Обо всем этом было так приятно не думать.

 Кто-то должен был быть рядом с этой девочкой. Понимать ее, любить ее. Та, вторая, могла с этим справиться, могла без этого обойтись. А первая – нет. Но если об этом все же подумать – может, она уже нашла такого человека? Может, она меня на эту роль выбрала? Как-то вот так, вдруг, я по своим, непонятно каким, параметрам, ей подошел. Она меня где-то откопала в информационном поле. Я был первым встречным. Значит, тогда, когда я ее впервые встретил, все и произошло? Думаю, если и не тогда, мы встретились бы в другое время, в другом месте. От такого не уйдешь. А еще – все бывает вовремя.
 Осталось только понять, мог ли я ей помочь, или делать это должен был кто-то еще. Судя по всему, она думала, что я с этим справлюсь. Вот только я понятия не имел – как. Да и она, по-моему, совершенно этого не представляла. Все-таки, с этим предстояло разбираться мне. Как бы я это сделал, будь она все же героиней моей книги? Сложно сказать, я ведь не пишу в жанре «хоррор», я мало в этом понимаю, не смотрю фильмы ужасов. А это была такая история… Такая невероятная история.

 Эта девушка – гений, не признанный никем, кроме психиатора. Но она такая не всегда, не каждый миг, по-моему. Она бывает нормальной, обычной. По правде сказать, такой она меня совершенно не интересует. Как сказать… Мне нравятся проблемы, которые она создает. Только…я предпочел бы наблюдать это со стороны, а не самому в этом участвовать. Писать это, а не это переживать. Но я уже не мог отказаться, отойти в сторону, я был слишком в это втянут. Я был что-то вроде пускового механизма, действующего одновременно в обе стороны. Я мог спровоцировать, я мог предотвратить.

 - Да ты, блин, хоть как-то адаптируйся! – Это я вопил. – Защиту какую-нибудь ставь, что ли, не знаю!
 - Успокойся.
 - А? – Я не обращал внимания. – Можно же уже было понять, как с этим жить! Можно было хоть какую-нибудь мало-мальскую закономерность проследить. Ну, например, у тебя все это случается во время месячных, да? До или после? – Я принялся говорить, не давая ей и рта раскрыть. – Ты оборотень, изменяющийся на полную луну. Убьешь меня как-нибудь ненароком, и не заметишь. Я умирать не хочу. У меня еще столько планов на эту жизнь, столько идей, не воплотившихся… Отстань от меня! Оставь в покое! – Я понял, что смеюсь, только когда она дала мне несколько отрывистых пощечин. У меня была истерика. Впервые в жизни.
 - Все. Да, все, - говорил я, все еще продолжая всхлипывать между словами, давясь от раздирающего меня неуместного смеха.
 - Можешь уходить. Я тебя не держу.
 - Не держишь? Как же! Ты способна найти меня на расстоянии и заставить делать то, что нужно тебе.
 - Возможно, я когда-нибудь так и смогу. Не уверена лишь в том, что тогда мне именно с тобой захочется это сделать.
 Я ушел, не прощаясь.

 Когда я пишу свои новые произведения, я вспоминаю. Она где-то есть, и она их читает. Я это знаю. Чувствую. Возможно, что помимо четырех общеизвестных, есть еще и пятая стихия. Информация. Может быть, в космосе она хранится, может быть, в океане. Там, где все про всех известно. Где в любое время можно найти ответ на любой из вопросов.
 Недавно прочитал интересную точку зрения – о том, что магия повсюду разлита в этом мире, а такие люди – они в ней обделены, по сравнению с обычными. Наличие способностей – это не привилегия, а неспособность нормально существовать в этом мире. Не дар, а проклятие.
 Такие, как она, одиноки. Они трогательно-непонятые обществом, людьми, которые подсознательно чувствуют что-то странное, чувствуют что-то такое, исходящее от них, чего не могут объяснить. Странности эти, что ли. Таких, как она, надо любить. Не размышляя, за что. Просто. Иногда и так, как я – не говоря им об этом, но чтобы они это чувствовали, чтобы знали.
 Чтобы поговорить с ней, мне не нужно с ней разговаривать…

 - Как до тебя дозваниваться?
 - Ты можешь все время набирать 000000…до бесконечности, не обращая внимания на гудки, а потом прорвешься ко мне. Или, когда случайно наберешь неправильный номер – на связи буду тоже я.
 Этот телефон установлен в моей голове.

 Я вспоминаю. Часто. Наверное, одновременно с ней, сам этого не зная. Может, она тоже не знает. Фактически – мы в жизни друг друга не присутствуем. Внешне – на жизнь друг друга не влияем, не вмешиваемся. Я не дам ей имени. Она – мой неизвестный читатель. Тот, для которого я все это пишу.