Воскресные дни под солнцем

Воскресные дни под солнцем.
Сюда запретный ход ведет, а холл увешан разноцветными плакатами со звездами. Сюда никто не пройдет, за дверь без плетей и дыр, без ручек и щелочек. Клацайте челюстями, прискорбные повелители, превратившие себя в рабов колеблющегося моря, перекатывающего песчинки в ладони умершего на берегу. Снег на песку возле моря. Умерший снег, печально развалившийся, отказывающийся показать средний палец и ложащийся обратно сразу, как только появляется свет светила. Оно бегает по кругу, а наша цель – податься вперед.
Чуток прикроем глаза и поймем, мы были вновь на краю, и сколько бы ни было разговоров, монологов о нормативном урегулировании параллельно текущих рек из плоти и железа, мы переступаем порок еще раз, клянясь не возвращаться. Тоня в болоте, в разъедающей кислоте кидаемся обещаниями околовоскресных воскрешений, превращающихся в воздушно-кислородных голубей, лопающихся от прикосновения иглы. И я был там. Сям.
Смерть кажется чуть ближе, чуть сильнее слышно шуршание из ниоткуда. Слегка тяжелее поднимать нашу нога, весьма яснее видна ночь, крашеная в цвета белых шкурок. Белая ночь. Ботинки не смотря идут вперед, по инерции. Пускай кто-то вновь сказал, что ситуация черновая, наброшенная кривой рукой, что пути к дверям не предложены, пускай. Два, три. Мы вновь рождаемся из этого пустого места, закрывающего за нами своё отверстие, наполняющееся все большей пустотой. Ее и сейчас слышно, пустоту. Если ты не живешь возле огромной улицы или трассы, если у тебя на ушах не наушники и если ты не читаешь этого.
Хлопнем в ладоши, позовем Снегурочку, руки не отрежут, даю гарантии. Нет, вы все-таки не верите в чудеса. А в их противоположности?
Все, я устал от одиночества, попыток влезть в душу без мыла, в стойкие стены молчания, граничащие пустые мысли индивидуумов. Я не глобальное письмо миру от бога, я не солнечный зайчик на вашем покрывале, я уставший человек, погрязший в комнате, забитой кучей вещей, превращающих меня в повелителя серых пластмассовых мышек, а не во властелина вселенной.
Это меня душит, как, по идее, должно душить и вас, как сила притяжения земли, что катит всех к подножию горы. Не будем мячиками, пусть нам ломает кости, пусть обтачивает снова и снова углы, превращая в шары, заставляя лететь все быстрей и быстрей вниз, на дно.
На дне не светит солнце, не улыбаются люди, не расправляют грудь. Здесь вдохи снова тише шептания мыши, а выдохи схожи с кривляньем души. Симпатичный какой, подойди-ка поближе, дай обнять тебя и пощупать, дай раздеть тебя, оглядеть тебя и закутать в бесконечные нити волшебнейших грез цвета дивнейших карт, шелестящих в руке самых честных, что втирают тебе разводные ключи и вешают на уши лапшу. Все это пахнет паршиво и не сдержит полмира сего темного царства мою душу, что так рвется вперед, что отдаю себе отчет, что за ней я не успеваю, но хотя бы чуть-чуть, я хотя бы чуть-чуть от земли, ото дна улетаю.
Снова солнце поет, снова стонет мне небо, словно дождь его вновь разрывает. Одиноким не быть, в воскресенье не пить, и пусть все это в миг убивает.
Словно замкнутый снег, словно из гадюк мозаика, растворяется сей текст в небытии. Извиняюсь за нескромность.