Попутчица

Не люблю поездов.
Терпеть не могу суету перронов, крики носильщиков, запыхавшихся, потных пассажиров, сонных проводниц и запахи. Запахи, сопровождающие весь путь. Все, что угодно: самолет, машина, автобус, да хоть пешком, только не на поезде.
Но в этот раз кажется, мне повезло: поезд фирменный, в вагоне чисто, проводница
приветливо улыбнулась, проверяя билет. Да и до отправления остались минуты, а в купе, кроме меня нет никого. Может и не будет?
По вагону ходят люди – уезжающие и провожающие, задевая за дверь купе пакетами и сумками. Громко переговариваются в поисках своих мест. Заглянул, проходя мимо, увешанный свертками, деревенского типа дядька, не забыв слащаво улыбнуться при этом.
 Во, козел… Глянул бы на себя… А все туда же… Встала, закрыла дверь купе. И сразу из зеркала глянула на меня моя лучшая подруга – Я сама! Придирчиво разглядываю свое отражение. А, что? Очень даже…. Никто и не скажет, что 27 ну, максимум, 23. И то если придираться… Да. И совсем не похоже, что крашеная. Цвет такой натуральный получился, светлый, с рыжинкой. Как раз под глаза. Вот ведь, имей деньги и хорошего косметолога… Сама себя не узнаю: из обычной посредственности, за какие-то пятьсот баксов, в такую очаровашку превратилась с зелеными глазами и длинными ресницами… Настроение постепенно поднималось. Ну, потерплю как-нибудь эти десять часов в поезде. А проголодаюсь - схожу в ресторан… Все. Тронулись. Неужели повезло, одна в купе? Не могу поверить своему везению. Сейчас завалюсь с книгой и буду лежать и читать, потом посплю пару часов, а там и ехать–то останется всего ничего…
Но радость оказалась недолгой. Дверь открылась и вместе с проводницей в купе ввалилась толстая, раскрасневшаяся тетка. Суетясь и шумно дыша, тетка принялась запихивать сумки под полку, не переставая при этом вытаскивать какие-то свертки и складывать на стол. Когда стол был завален, сумки благополучно скрылись в недрах полки, а тетка, облившись, выпила полбутылки минералки и наконец-то села. Проводница, назвавшись Наташей, присела на краешек моей полки и стала рассматривать билеты, рассказывая при этом, сколько стоит постельное белье, чай, кофе и прочие прелести дорожного сервиса. Причем говорила она это исключительно для меня… Тетка же, шурша пакетами, раскладывала на столе всякую продуктовую снедь…
Наташа ушла, пообещав принести кофе и печенье, как только будет кипяток. За окном мелькала промзона Москвы, дачные поселки соседствовали с трубами заводов, а на платформах пригородных электричек толпились люди – рабочий день никто не отменял.
Тетка, разложив на всем свободном пространстве стола, целую кучу вкусностей все доставала и доставала, откуда-то различные яства. К лежащим на пластиковой тарелке, явно, домашним котлетам, добавилась домашнего же приготовления курица, помидоры краснели рядом с малосольными огурцами и вареными яйцами, в двух квадратных, пластмассовых ёмкостях аппетитно светились какие-то салаты. Неизвестно когда появились золотистые ломтики рыбы, что-то еще, наверное, вкусное и похожее на мясной рулет, тоже было нарезано и положено на картонную тарелочку. Появились вилки, хлеб, и в довершение пластиковая бутылка с каким-то темным напитком…. Все это проделывалось молча и сосредоточенно, словно человек боялся что-то забыть или, наоборот, силился вспомнить...
 Наконец на краешек стола были выложена пачка салфеток и выставлены две пластиковые кружки. Тетка вздохнула с явным облегчением, осмотрела, готовый рухнуть от такого количества еды, стол и видимо удовлетворенная результатом, улыбнулась и, кивнув, сказала, что ее зовут Мария Павловна, но можно и - "просто Мария". Довольная своей шуткой, и продолжая улыбаться, радостно сообщила, что сейчас мы будем завтракать, а заодно и винца выпьем, домашнего, слабенького.
Я, выросшая в детском доме и привыкшая к любому обращению, была ошарашена теткиной непосредственностью, сидела молча и растерянно наблюдая как "просто Мария" наливает в голубые пластиковые чашки это самое легонькое, домашнее … Потом сообразив, что за все время не произнесла ни слова, в то время, как попутчица уже успела рассказать, что ей ехать всего 4 часа, и продуктов она набрала столько, потому, что обычно, именно столько и нужно для целого купе. И что она каждый год ездит, и только вот сегодня, первый раз вдвоем, я проблеяла, что-то вроде спасибо, и не надо… "Просто Мария" меня не услышала. Или не захотела услышать. Сунула мне в руку пластиковую чашку с темной жидкостью и протянула вилку. Я хотела, было в очередной раз отказаться, но не смогла. Желудок предательски сжался голодным спазмом. Еще бы, со вчерашнего дня не есть… Ни один голодный человек не в состоянии выдержать пытки запахом домашней еды….

Выпили. Вино оказалось, на редкость приятной, сливовой наливкой. "Просто Мария", заботливо пододвигала мне то одно, то другое, сокрушенно качая при этом головой и удивляясь моей худобе. Где она худобу увидела, это конечно, другой вопрос. 2-3 лишних килограмма присутствовали постоянно и ни за какие тренажеры не соглашались со мной расстаться… Спросив, для приличия, как меня зовут, куда я еду и сколько мне лет,просто Мария приготовилась слушать, примостив толстый локоть на краешек стола и подперев ладонью подбородок, внимательно глядя на меня какими-то странно грустными, для ее внешности, глазами.
Я конечно, по старой детдомовской привычке тут же быстренько выдала ей « отлетающую от зубов», от частого применения, сказку о состоятельных родителях, ждущем женихе, учебе в Щуке, 23-х летнем возрасте, почти не соврав при этом в имени, назвавшись Вероникой, тогда как по паспорту, Вера.
 Тетка, "просто Мария", покачивала головой, задавая, по ходу, какие-то вопросы, я отвечала и, почему-то, с каждой минутой все больше и больше жалея о сказанном и, все острее и острее желая рассказать ей правду о том, что родителей не помню, что в детдом попала после больницы. А в больницу - толи после пожара, толи после аварии и было года два мне или три…. И многочисленные операции, и разные детдомы, больницы и санатории, конечно, не способствовали восстановлению какой-либо истины и информации о родителях. Кто они? Где они? Живы, нет ли? И что случилось тогда, тем летним днем или ночью, когда в реанимацию районной больницы доставили обожженного, едва живого ребенка и несколько женщин, одна из которых умерла сразу, а у второй и детей-то никогда не было?
И ни поднятые архивы, ни желание найти хоть что-то из прошлой своей жизни, не добавили ровным счетом ничего к тому, что я знала: девочка, предположительно двух с половиной - трех лет , с ожогами спины, груди, ног, множественными ушибами и переломом ключицы… Вот собственно и все, что я про себя знаю. Да имя, надеюсь мое – я его произнесла, когда пришла в себя после долгого беспамятства….
Как хотелось рассказать это все, вот этой чужой и нелепой, толстой тетке, этой "просто Марии"… но нет.
 А поезд, между тем, шел уже часа два. Уже и Наташа принесла кофе, и кофе тот уже остыл давно и плещется в чашке, позвякивая ложечкой. Уже и мальчик из ресторана принес бутылку минералки.... уже давно покурить хочется, но что-то не пускает. Сижу, смотрю на мелькающие за окном деревья, солнце проблескивает сквозь них.
 И, буд-то слезы, или отблески лучей в глазах Марии?
А она продолжает что-то говорить, негромко, иногда покачивая головой. Словно для себя. Обрывки фраз доносятся до меня, а я и не вслушиваюсь, мало ли у людей проблем? И, что во все вникать, что ли?
 Что-то рассказывает про сестру, тезку мою Веру, чью-то дочку маленькую, автобус какой-то, где-то тут, недалеко перекинулся…. Да мало ли их автобусов перекидывается? А что детей больше нет, так и у меня, их нет, и не будет никогда из-за перенесенных операций. Что ж теперь? А у неё-то, что случилось с дочкой? Прослушала, а переспросить неудобно…
 Сижу, делаю вид, что слушаю, киваю, а сама думаю о том, что вот выйдет скоро, а я лягу наконец, с книгой, а потом посплю. И хорошо, что ничего ей не бросилась рассказывать, и что на меня нашло? Чуть было с откровениями не полезла…
А она опять вино наливает, давай, говорит, Вероник, помянем сестру мою Верочку, и дочку Настеньку. Было бы ей сейчас 27 лет… Ну, помянем, так и помянем. Сколько горя у людей вокруг… Что ж не помянуть… Помянули, есть уже и не хочется ничего. И говорить ни о чем не хочется…
И Мария молчит, думает о чем-то своем. …
Да вроде и не такая уж и толстая, отошла от утренней пробежки с сумками по метро, отдохнула, вроде и внешне как-то поменялась. Как будто моложе, что ли стала… Глаза все же у нее интересные ,грустные и какие-то притягивающие. А цветом как у меня, если без линз, серые…

Как-то неожиданно Мария засобиралась, оставила всю снедь на столе, куда говорит, мне это. А тебе, мол, ехать еще поешь, может, а потом остатки выкинешь. Вытащила из недр полки свои сумки, попрощалась. Грустно так посмотрела и заторопилась к выходу….
А поезд, между тем, как корабль к причалу, медленно подплыл к высокой платформе… Вот уже и остановился. Забегали по перрону бабки с семечками, бутылками с водой, горячими пирожками… Прошла мимо Мария, улыбнувшись и помахав рукой.
 
 И отчего-то так сжалось сердце, как будто случилось что-то непоправимое, горькое. И никогда, никогда уже не будет исправлено..

 В окно видно, как Наташа предлагает пройти, стоящим на платформе, пассажирам в вагон. Значит, сейчас тронемся. Сейчас я возьму книгу…
Но вместо книги хватаю свою дорожную сумку и выскакиваю из купе. Бегу по вагону отпихивая проходящих вглубь людей, и в последний момент, оттолкнув Наташу, спрыгиваю с уже медленно тронувшегося поезда на платформу…

Зачем?

Поезд проходит мимо, медленно набирая скорость, что-то кричит Наташа, выглядывая в открытую дверь вагона. А в душе зарождается какое-то безудержное, дикое веселье и хочется орать от счастья, петь и бежать куда-то…

Куда?